Глава 13. Я знаю, говорят, невозможно есть, когда сильно расстроен

Я знаю, говорят, невозможно есть, когда сильно расстроен. Относится ли это к обиде и лёгкой хандре? Надеюсь, что нет. Я хочу это опровергнуть. Вот почему покупаю ингредиенты для выпечки стольких кексов, что ими можно накормить небольшую школу.

Я уже через это прошла. Я уговаривала себя рискнуть, отклониться от своей обычной колеи, а затем он перевернул мой мир с ног на голову. Слишком много источников утверждают, что я должна простить и забыть. В любом случае, мы были всего лишь друзьями. Друзьями, которые целовались; друзьями, которые нелепыми голосами читали сказки на ночь. И это всё. Поэтому мне должно быть легко оставить всё позади. Поскольку у меня нет никаких причин чувствовать себя обиженной и ущемлённой. И всё же это так.

Он пытается. Очевидно, что он хочет вернуться к тому, что у нас было. Но я не знаю, возможно ли это, и могу ли я уговорить себя вернуться в то непонятное состояние. Потому что, чёрт побери, я хочу, чтобы это означало большее. Я хочу быть единственной, кого он целует, единственной, у кого на коленях засыпает его сын. И, следовательно, кексы.

Магазинная тележка скрипит, когда я толкаю её к кассе. Стараясь не ужасаться количеству пакетов, я выкладываю на конвейерную ленту гору муки и сахара. План в том, чтобы с помощью выпечки избавиться от своей горечи. Запихнуть её во что-то сладкое, чтобы я смогла забыть о неприятном чувстве, даже если не очень этого хочу.

В кармане трезвонит мой телефон, и я достаю его, не обращая внимания на раздражённый взгляд кассира.

«Я скучаю по твоему лицу... ты дома?»

Вот моя проблема. Он не может так просто об этом говорить. Такого рода разговоры не ведутся между друзьями. И я не могу делать вид, что то, что чувствую к нему, можно назвать лишь дружбой. Я вздыхаю и печатаю ответ – что я в магазине. Я кладу телефон снова в карман и достаю кредитную карту, надеясь, что кассир перестанет пялиться на меня.

И всё же, наверное, важно, что он, наконец, рассказал мне свою историю. После всех попыток уклониться, и всё же сдавшись настойчивости его языка, мне, наконец, удалось вытянуть из него немного больше. Ту часть, которую, возможно, он не показывает всем. Я почувствовала это. Почувствовала, как его слова и эмоции привязывают меня к нему, даже если совсем немного.

Пакеты очень тяжелы и когда мой телефон снова звонит, оповестив о новом сообщении, я беру их в одну руку и тянусь к карману.

«Ты будешь там весь вечер?» (Какой остроумный! – прим. беты).

Не сдержавшись, я тяжело вздыхаю и, опустив пакеты на траву, пишу ему, что собираюсь завоевать весь мир кексами и даю понять, что скоро буду дома. Сейчас мне даже жаль, что я не могу его как-то подразнить, чтобы он во время моего отсутствия слегка понервничал.

Мне нужно несколько минут, чтобы обрести равновесие с тяжёлыми пакетами, и я тащусь домой, игнорируя последний писк телефона. Кексы очень важны, и я хочу сделать их как можно скорей. Я, возможно, успешно испортила оладьи из тыквы, но я никогда не опозорюсь с кексами. Это единственное, что мне запомнилось навсегда из тех блюд, готовить которые учила меня моя мать.

Бедром открыв дверь, я теряюсь в кухне, мой разум блаженно отвлечён мерными чашками и мисками. Когда кто-то стучит в мою дверь, я роняю стакан с мукой на пол. Я смотрю вниз, на белое пятно и в течение секунды оплакиваю свою потерю. Моя эйфория от выпечки испаряется, когда стук повторяется. Я вытираю руки о фартук и поворачиваюсь в сторону двери.

Стоит мне лишь немного приоткрыть дверь, недостаточно для того, чтобы увидеть, кто находится по ту сторону, как в крошечном пространстве показывается маленькая голова с медными волосами. Я опускаю взгляд на Финна и, отступив на шаг, позволяю его отцу войти. Я не успеваю даже поднять на него взгляд, так как Финн начинает подпрыгивать.

– Изибелла, папа сказал, что ты печёшь кексы. И он сказал, так как ты делала без меня оладьи, то разрешишь мне перемешать и облизать ложку! Можно мне, Изибелла? – умоляет он, глядя на меня. Не сдержавшись, я улыбаюсь и киваю. Он визжит и мчится мимо меня в кухню.

– Не хорошо игнорировать сообщения, которые тебе шлют, Би, – заявляет Эдвард. Я, наконец, поднимаю на него взгляд, но сразу же об этом жалею. Он ухмыляется, но его лицо напряжено. Я подношу ко рту большой палец и начинаю кусать ноготь.

– Я думала, что ответила на все твои сообщения. Ты спросил, где я и когда буду дома. Я ответила, – не соглашаюсь я. Он наклоняется и медленно достаёт из заднего кармана моих джинсов телефон, после чего, нажав на несколько кнопок, показывает экран. Моя личная Бетти Крокер (п.п. – очень известный кулинар в США) одержала надо мной вверх, и я пропустила его сообщения.

– О-о, – выдыхаю я. Он кивает и бросает мой телефон на матрац. После чего, обхватив пальцами мой подбородок, медленно наклоняется. Я крепко сжимаю зубы, но грохот в кухне спасает меня.

– Думаю, что я сделал ой-ой-ой, – кричит Финн. Я отхожу от Эдварда и иду в кухню. В воздухе, словно туман висит мучное облако, а посреди него, с дрожащими губами стоит Финн. Я печально улыбаюсь и подхожу к нему.

– И вовсе не ой-ой-ой. Когда занимаешься выпечкой, то всегда получается беспорядок. Видишь вон там муку на полу? – Я указываю на белое пятно, и наполненные слезами глаза Финна следуют за моим взглядом. Он медленно кивает и вновь смотрит на меня.

– Это я сделала ой-ой-ой. И ничего страшного, – заверяю я его. Финн кивает и делает несколько неуверенных вдохов. Я хочу притянуть его к себе и обнять, но сдерживаюсь. Вместо этого тяну одинокий стул от своего стола и ставлю его рядом с кухонной стойкой. Мне не нужно говорить малышу, чтобы он взобрался на него.

– Самое интересное в выпечке кексов, – говорю я ему. Финн серьёзно кивает и с интересом наблюдает, как я добавляю в миску ингредиенты. Я наполняю мерную чашу мукой и передаю ему. Его маленькая ручка слегка дрожит от волнения, когда он насыпает муку, но после малыш с гордостью улыбается.

– Белла, – голос Эдварда врывается в наш маленький пузырь. Я качаю головой и смотрю в сторону комнаты. Но ничего не увидев, кроме носков его обуви, я понимаю, что он удобно устроился на моём матрасе.

– Да, – отвечаю я и возвращаю всё своё внимание к Финну, который собирается высыпать в миску всю имеющуюся у меня ваниль. Существует длинный список причин, почему можно наслаждаться обществом этого маленького человечка. Но в данный момент, самое главное, что он отвлекает меня от своего отца.

– Я нашёл тут у тебя папку под названием «вкусняшки», – отвечает Эдвард. Мой желудок опускается к ногам. Чёрт, нет. Я делаю пару глубоких вдохов и отказываюсь отвечать. Мне следовало догадаться, почему он так подозрительно тих. Надо было спрятать свой компьютер. Чувствуя, как напряглось моё тело, я помогаю Финну перемешивать тесто.

– Би, ты не говорила мне, что у тебя такая обширная коллекция, – добавляет Эдвард. Я стону про себя и закрываю глаза. Вот почему люди держат свои «заначки» под кроватью и в самых потайных местах. Чтобы такие любопытные как Эдвард Каллен не могли на них наткнуться. Я выпрямляю спину и принимаю решение. Я не собираюсь этого стыдиться. Немало людей смотрят... такого рода фильмы. На этом зарабатывают миллиарды долларов.

– В следующий раз, когда мы будем смотреть фильм, выбирать буду я, – смеётся Эдвард. Я закатываю глаза и вновь сосредотачиваюсь на кексах и Финне. Малыш, высунув кончик языка, сосредоточено перемешивает. Как этот удивительный крошечный человечек может быть продуктом более взрослого ребёнка в соседней комнате?

– Это не то, что я смотрю со всеми, – отвечаю я.

– Изибелла, какого цвета будут эти кексы? – шепчет Финн. Я улыбаюсь его тону. Затем смотрю на коричневое тесто и понимаю, что он совсем не это имел в виду. Повернувшись, я беру ложку и, окунув её в тесто, протягиваю ему. Глаза Финна расширяются.

– Такое более приятно смотреть в правильной компании, – продолжает Эдвард. Я уже и забыла о любопытном извращенце, сидящем в другой комнате. Пока я продолжаю помешивать, Финн счастливо посасывает ложку.

– Даже не знаю. Иди сюда и помоги нам готовить. Не смотри эту фигню, – умоляю я. И жду, желая услышать любой намёк о движении, но понимаю, что напрасно.

– Шоколад, – наконец, вытащив ложку изо рта, благоговейно объявляет Финн. Я улыбаюсь и киваю, после чего, желая добавки, Финн отдаёт мне ложку. Я окунаю её в тесто и передаю обратно, понимая, что таким образом покупаю его детскую любовь. Я снимаю Финна со стула и достаю из шкафчика посуду.

– Финн, сейчас мы испечём несколько, – говорю я, и он торжественно кивает.

– Я могу помочь положить их в обёртки? – спрашивает он. Я улыбаюсь и заверяю его, что может.

– Какая твоя любимая поза? – снова прерывает нас Эдвард. Услышав его слова, я роняю одну из смазанных маслом формочек. Финн смеётся.

– Ещё ой-ой-ой, – заявляет он.

– Гм, все они интересны. Серьёзно, Эдвард, просто иди сюда, – зову его я. Опять же, никакого намёка на движение. И я начинаю проклинать изобретение Интернета и возможность сохранять файлы на компьютере.

– Ты пробовала какую-то из них? – Это никогда не закончится. Он не позволит так просто замять эту тему. Чтобы избавиться от смущения, я пытаюсь занять свои мысли трёхлетним малышом, который наполняет формочки тестом.

– Ты имеешь в виду с другим человеком? Нет, не считая... ладно, давай просто скажем «нет», – подавленно отвечаю я, уже не уверенная в том, что кексы смогут спасти этот день. Желая избавиться от дискомфорта и помогая Финну, я впитываю в себя каждую каплю любви, которая исходит от его улыбок.

– Не считая чего? – Я сжимаю зубы и оставляю каплю теста на кончике носа Финна. Пытаясь увидеть, он косит глазами. Я тихонько смеюсь. Его язык пытается дотянуться до шоколада, и я вновь опускаю ложку в тесто.

– Ну, все эти... позиции... требуют... ну, полного проникновения? Так что, нет, – покорно отвечаю я. Обсуждать порно в присутствии ребёнка трудно и у меня начинает болеть голова. Я слышу, как в комнате что-то тяжёлое падает на пол, после чего раздаются громкие проклятия. К счастью малыш находится в небольшой шоколадной дымке.

– Подожди. Хочешь сказать, что ты девственница? – хриплым голосом спрашивает Эдвард.

– Что такое девственница? – Малыш решает немного отвлечься от сладкого. Я вздыхаю и кусаю губу.

– Это масло, которое мы добавляем в кексы, – серьёзно говорю я. Он кивает, успокоившись, и засовывает почти чистую ложку обратно в рот. К чёрту Эдварда и его отсутствие речевого фильтра. Я очень осторожно подбираю следующие слова.

– Ну, когда мне было 11, я упала с велосипеда, так что технически, знаешь, это не совсем так. Но если ты имеешь в виду мальчик плюс девочка... да, – отвечаю я. Моя гордость разбита. Я занимаюсь выпечкой с трехлетним, признаваясь его отцу в отсутствии сексуального опыта.

Я ставлю кексы в духовку и отдаю Финну почти пустую миску. Он смотрит на неё расширившимися глазами и кладет себе на колени. Я, наконец, слышу шелест на кровати, которого так ждала, но теперь я хочу, чтобы он оставался в комнате. Эдвард появляется в дверном проёме и прислоняется к нему.

– Ну, я сомневаюсь, что велосипед подарил тебе оргазм. Девочка, ты никогда не испытывала оргазма? – выдыхает он. Моё лицо горит, и я отворачиваюсь. Это не тот разговор, который я хочу вести с парнем, да и вообще – ни с кем. Особенно в присутствии ребёнка. Чувствуя теперь гнев, а не смущение, я поворачиваюсь и смотрю на него.

– Я этого не говорила. Ты сказал «девственница». Я вполне способна позаботиться о себе сама, – шиплю я, благодарная за то, что Финн не спросил, что такое оргазм. Не знаю, смогу ли я сказать, что это ещё один ингредиент для выпечки. Эдвард с трудом сглатывает, и я смотрю на Финна, который теперь пытается построить небоскрёб из моих кастрюль.

– Игрушки или пальцы? – выдыхает Эдвард, и мне кажется, что краснеет всё моё тело. Я опускаю взгляд на Финна и вижу, что он оживляется при упоминании игрушек.

– У тебя есть игрушки? – взволнованно спрашивает он. Обведя взглядом кухню, я вручаю ему статуэтку собаки, которую моя мать послала мне в качестве подарка на новоселье. После этого опускаю взгляд на кухонную стойку.

– Либо то, либо то. Или одновременно. По-разному. Давай не будем об этом говорить, – шепчу я. Хотелось бы мне иметь сильный характер и обернуть вопросы Эдварда против него самого, но я не хочу чувствовать себя ущемлённой его опытом. Атмосфера в комнате напряжённая и горячая и я хочу вырваться из неё.

– Сколько пальцев? – не унимается он. Сделав несколько шагов, он садится на пол рядом с Финном, словно мы ведём беседу о спортивных командах или музыке. Малыш улыбается своему отцу, его лицо испачкано шоколадом. Эдвард берётся за край своей футболки и, не заботясь о пятне, очищает сыну лицо. Эти две его части я не могу объединить.

– Мм, один, думаю для меня этого достаточно... – я надеюсь, что моей искренности хватит, чтобы поскорей закончить этот разговор. Но, немного изучив Эдварда к этому времени, я в то же время понимаю, что ничто не поможет мне избежать его вопросов, а мои ответы лишь сделают его более настойчивым. Я поворачиваюсь к нему лицом, полная решимости показать ему всё своё смущение.

Его лицо ничего не выражает, и, приоткрыв рот, он поднимает указательный палец в воздух и показывает мне. Его брови вопросительно хмурятся, и я вздыхаю и киваю в ответ.

– Не у всех одинаковый аппетит, – слабо защищаюсь я. Он отводит от меня взгляд и медленно качает головой. По крайней мере, он не смеётся. Прямо сейчас моё хрупкое эго не выдержало бы его насмешки. Наконец, он снова смотрит на меня – его глаза потемнели и слегка прикрыты.

– Девочка, ты понятия не имеешь, как много теряешь, – говорит он, и клянусь, что могу чувствовать исходящий от него жар. Я с трудом сглатываю и, развернувшись, начинаю стирать муку со столешницы. Небоскрёб Финна падает на пол, заставив меня сильно вздрогнуть, а малыша рассмеяться. Напряжённость немного ослабевает, но воздух всё ещё кажется тяжёлым.

– В этом и заключается смысл девственности. В незнании, – заявляю я. Постепенно, мой гнев, питаемый гордостью, растёт. Я опускаюсь на пол рядом с Финном и начинаю помогать им строить ещё одну башню. Наши пальцы встречаются и в совместных усилиях касаются друг друга. Финн сидит между нами на коленях, не обращая внимания ни на что, кроме шоколада и башни.

– Ну, если ты хочешь некоторую помощь по этой части, то я готов и более чем желаю, – ухмыляется он. Вот она, та усмешка, которую я ждала. Я представлю его и всех безликих женщин, которым он помогал таким образом. Я быстро встаю, радуясь звонку таймера на духовке.

– Я не хочу, чтобы кто-то помогал мне с этим. У меня было немало возможностей получить быстрый перепих. Поверь, проблем с этим не было, – бормочу я, скорее самой себе. Это правда. Я ходила в колледж, посещала вечеринки. Были парни готовые оказать «помощь».

Я открываю духовку и чувствую, что он стоит позади меня. Я поворачиваюсь и обхожу вокруг него, не желая думать о других его девушках, о тех, которые проводят с ним время, как и я.

Он следует за мной и остаётся позади.

– Со мной это было бы больше, чем быстрый перепих, Белла. Мы оба это знаем, – выдыхает он в мои волосы. Я не могу сдержать дрожь, которая проходит по моей спине. А знаю ли я? Уверена, что нет. Я уверена, что понятия не имею, чем он занимается, когда меня нет рядом. Кем он занимается, когда меня нет рядом.

– Я хочу от этого большего, чем просто удовольствие. Удовольствие я могу получить с помощью моих «игрушек и пальцев». Это будет что-то значить для меня, – утверждаю я, желая, чтобы он сказал, что не может дать мне это. Чтобы помог мне избавиться от тяги к нему.

Я не понимаю, насколько напряжена, пока Эдвард не прижимает меня к себе. Он тянет меня к своему теплу до тех пор, пока моё тело не расслабляется в его объятиях. Я чувствую, как слёзы жгут мои глаза, потому что понимаю, что проиграла этот бой. Я просто не в состоянии отказывать ему, даже если это должно быть актом самосохранения.

– Безусловно, это может быть морем удовольствия, но также нести в себе намного больше. Что тебя так расстроило? – спрашивает он. Я чувствую на макушке его горячее дыхание и сдерживаю слёзы, не позволяя им пролиться. Я не могу ответить на этот вопрос. Мне слишком стыдно.

– Всё дело в беспорядке в моей голове. Я должна справиться с этим сама, – говорю я, пытаясь вырваться из его объятий. Но он крепко держит меня, не желая отпускать. Я снова льну к нему и, наклонив голову, прислоняюсь к его груди. Я борюсь сама с собой. Моя голова, сердце и тело противоречат друг другу, и это утомительно.

Эдвард разворачивает меня к себе лицом. Отпустив меня, он поднимает руки и кончиками пальцев проводит под моими глазами, чтобы вытереть там влагу. Я отворачиваюсь, не желая, чтобы он видел меня в этот момент.

– Я не хочу заставлять тебя плакать, но продолжаю это делать. Это не так уж и важно, ты знаешь. Я просто был удивлён, – уверяет он меня, вновь распаляя мой гнев. Он наклоняется и, вобрав мочку моего уха себе в рот, слегка её посасывает. Я наклоняю голову, предоставляя ему лучший доступ.

– Просто я не каждый день слышу о девственнице, которая любит смотреть порно. На самом деле – это даже сексуально, – шепчет он. Жар окутывает всё моё тело, и я вздрагиваю, когда последнее творение Финна падает на пол. Эдвард поворачивается на звук, и я отстраняюсь, желая привести в порядок свои мысли и чувства.

– У тебя всё в порядке, Гек? – спрашивает он, присев рядом со своим сыном. Финн охотно заползает в его объятия, где совсем недавно была я, и мой гнев ослабевает. Эдвард с лёгкостью поднимает Финна с пола. Они встают передо мной, и моё сердце пропускает удар.

Я тянусь вперёд и очень медленно и осторожно поправляю волосы малыша. Они настолько мягкие и маленький мальчик мне улыбается.

– Спасибо за помощь, Финн. Без тебя, возможно, я бы не справилась, – говорю я ему и это – правда. Он помог мне обрести душевное равновесие, когда его отец его у меня отнимал. Крошечные пальчики Финна сжимают белую футболку Эдварда и оттягивают её вниз, открывая красные линии на его груди. Пытаясь лучше рассмотреть, я неосознанно наклоняюсь вперёд.

Я видела рисунок на его спине, но его грудь до сих пор остаётся для меня небольшой тайной, скрытой затемнёнными комнатами и футболками. Эдвард приподнимает свободную руку и оттягивает футболку ещё ниже, показывая мне неровное сердце, вытатуированное поверх настоящего.

– О, – выдыхаю я. Довольно странный выбор, но судя по выражению глаз Эдварда, я понимаю, что рисунок не без значения. Взглядом я прошу рассказать его эту историю.

– Малыш завладел моим сердцем, – говорит он. Я перевожу взгляд с него на Финна, который сейчас маленькими пальчиками обводит татуировку. Эмоции зашкаливают, и мои глаза вновь наполняются слезами. Я тянусь вперёд и повторяю действия Финна, и мы стоим там, я и его сын, и обводим пальцами его сердце.

– Это так здорово, – вздыхаю я. Под своими пальцами я могу чувствовать биение его сердца, и неожиданно прошедший день кажется мне тяжёлым, но наполненным смысла.

– Эта татуировка мне дорога, – соглашается Эдвард. Я отхожу и, положив в коробку несколько кексов, передаю её Эдварду. Вновь поднеся ноготь большего пальца ко рту, я пытаюсь понять, какую часть своей истории я бы хотела передать на своей коже. Чем бы мне хотелось с ним поделиться?

– Я позволила ему съесть слишком много теста, но я хочу, чтобы вы взяли эти кексы с собой. Съешь их позже, ладно, Финн? – инструктирую я. Малыш кивает, после чего прячет лицо в изгибе шеи своего отца. Я кладу руку на его тёплую спину и пытаюсь бороться с теми чувствами, которые испытываю к нему. Как предполагается, наши отношения должны быть лёгкими, без каких либо обязательств. И всё же, стоя здесь, я чувствую себя грёбанной марионеткой.

– Хочешь пойти с нами? – спрашивает Эдвард. Дело не в моём желании. Конечно я хочу. Я хочу быть рядом с ним, с ними, купаться в том тепле, которое они излучают.

– Я не знаю, – вздыхаю я. Потому что это – правда. Моих убеждений недостаточно, чтобы найти жизнеспособное оправдание. Эдвард засовывает коробку с кексами себе под мышку и, подняв руку, запускает пальцы в мои волосы. Он тянет меня ближе к ним, и я охотно уступаю.

– Это очень просто. Да или нет, – настаивает он. Я делаю глубокий вдох и на мгновение позволяю себе утонуть в его взгляде. Он просит об одном, но я знаю, что его слова подразумевают под собой намного больше. Борьба желаний вот-вот подойдёт к концу.

– Ты хочешь, чтобы я пошла? – спрашиваю я, потому что мне необходимо услышать от него хоть какое-нибудь доказательство заинтересованности. Это склонило бы чашу весов, дало бы мне оправдание, в котором я так нуждаюсь.

– Если б не хотел, не стал бы тебя просить, – просто отвечает он, и я вздыхаю. Я медленно отхожу от него, и он выжидающе смотрит на меня. Я тянусь, чтобы развязать на себе фартук.

– Да, я пойду с тобой, – выдыхаю я. И просто так я уступаю той части себя, которая не придерживается логики и которой плевать на предупреждения. Я готова к безжалостному «Я же тебе говорила», если всё разрушится вокруг меня. Я не бегу к своему ноутбуку, желая узнать, что лица на стене думают о моём решении. На этот раз я буду писать собственную историю, ни к кому не прислушиваясь.

– Хорошо, очень хорошо. И не думай, что я не понял, что ты не поцеловала меня. Мы исправим это, как только вернёмся домой, – заявляет Эдвард. Что-то раздувается во мне от слова «домой», и это приподнимает меня на пальцах ног и прижимает мои губы к его. Если это то, что я собираюсь сделать, то я пройду этот путь до конца.

Дата добавления: 2015-08-18