Часть IV: Громила размахивающий заряженным пистолетом

Так с какого же момента у нас пошло наперекосяк? Где пролегла черта?

Со стороны Хайнлайна, она должно быть пролегла по вопросу о коммунизме.

Я спросил у Хайнлайна, что может оправдать испытания атомных бомб. И он ответил: «Угроза коммунистической агрессии».

Для Хайнлайна того времени, это был достаточный ответ почти что на любой вопрос какой я мог задать.

Как он выразил его в напечатанной на правах рекламы статье «Кто наследники Патрика Генри?»:

«Более ста лет, со времени появления первоначального “Коммунистического Манифеста” неизменная цель коммунистической партии всегда состояла в захвате власти над всей нашей планетой. Их завоеваниям препятствует только тот факт, что трагически уменьшившийся свободный мир все еще обладает ядерным оружием. Они могут уничтожить нас… но знают, что и мы можем уничтожить их.

Поэтому они хотят чтобы мы выбросили этот уравнитель.

Если мы это сделаем, то можем ожидать той же “пощады” которую получил Будапешт. Они нам скажут: “Сдавайтесь или будете уничтожены”

“Бог дарует свободу только тем кто ее любит и всегда готов охранять и защищать ее”.

— Дэниэл Вебстер»

А вот я, с другой стороны, был убежден в реальности Красной Угрозы не больше чем все прочие люди моего поколения.

Наше отношение к ней будет выражено через несколько лет фильмами «Доктор Стрейнджлав» и «Русские идут, русские идут!» Мы полагали, что Бомба может рвануть из-за какого-то ужасного просчета в балансировании на грани войны, но ни в коем разе не ожидали увидеть как в наш городок вступает Красная армия.

Похоже, что Хайнлайн не только заполошно бил в набат из-за чего-то чему не бывать — и чего, фактически, так и не будет в том пространственно-временном континууме в котором мы с ним жили — но и мне также казалось, что сосредоточившись с такой уверенностью в своей правоте исключительно на противодействии коммунизму, Хайнлайн отбросил все свое предыдущее знание и наблюдательность и повернулся спиной к той более широкой системе координат с которой он меня познакомил, с целью вернуться к более простому состоянию ума в котором значение имело только одно — за кем верх.

Для меня лично, черта пролегшая между Хайнлайном и мной прошла не по вопросу о том следует ли нам любой ценой противостоять коммунизму, а по вопросу не искажает ли зацикленность на антикоммунизме наше поведение и не делает ли она нас ограниченными и самодовольными.

Примером этого эффекта искажения в действии может служить жаргонное употребление Хайнлайном слова «уравнитель» для описания в статье «Кто наследники Патрика Генри?» нашего ядерного оружия — как будто мы не более чем сторонние наблюдатели во враждебном мире старающиеся изо всех сил не отставать в возможностях причинить нам вред от скверных парней, бандитов и громил. Однако, как ни утешительно и удобно могло быть такое представление о себе, это не делало его верным, и Хайнлайн отлично знал, что оно неверное.

Если кто и вел себя словно размахивающий заряженным револьвером громила, так это мы. Именно мы изобрели ядерное оружие. И именно мы те кто когда-либо применял его.

В конце Второй Мировой войны, мы сбросили две атомные бомбы на Японию, по крайней мере частично с целью уведомить Россию, что у нас такие бомбы есть и мы не поколеблемся пустить их в ход. И именно у русских, а не у нас, возникло ощущение, что если они хотят выжить, то им надо состряпать какой-никакой уравнитель.

Наши термоядерные испытания не были с нашей стороны отчаянной попыткой не отстать от России. Они скорей предназначались для сохранения того преимущества которым мы уже обладали и имели целью оставаться впереди русских, пытающихся играть в догонялки.

Это была гонка вооружений. Как раз мы-то и начали ее, и именно мы настаивали на ее продолжении. И гнали еще сильнее коль скоро русские запустили в 1957г. на орбиту свой Спутник, и играть в догонялки пришлось для разнообразия уже нам.

Вопреки тому, что провозглашал Хайнлайн в своей статье на правах рекламы, прекращение испытаний ядерных бомб не означало призыва выбросить оружие, а потом остаться без всякого иного выбора кроме как сдаваться или быть уничтоженными. Скорей уж, всех находящихся в комнате просили перестать размахивать револьверами, убрать их обратно в кобуры и поостыть.

Но Хайнлайн не хотел поостыть.

Весной 1960г., Роберт и Вирджиния Хайнлайн отправились туристами в Россию самолично посмотреть в глаза коммунистическому зверю. Первого мая, в один из тех главных советских праздников когда перед стоящими на гробнице Ленина на Красной площади коммунистическими вождями бывало проезжали танки и ракеты, Хайнлайны были в Москве на параде.

В тот день, на 1500 милях в глубине российской территории, был сбит шпионский самолет США. Когда самолет пропал без вести и было еще не ясно что именно с ним произошло, правительство США выступило с обращенным ко всему миру заявлением. Мы прямо утверждали, что самолет занимающийся метеорологической разведкой сбился с курса.

Когда же русские официально объявили 5-го мая об этом инциденте, Хайнлайны уже находились в столице Казахстана Алма-Ате. Им предложили явиться в «Интурист», российское турагентство организовывавшее их путешествия. Там их заставили посидеть в кабинете местного директора «Интуриста» и вытерпеть длинную, строгую, отеческую лекцию о дурном поведении Соединенных Штатов, достигшем высшей точки в этом последнем безобразии.

Так вот, выйти из подобного неловкого положения можно было по разному.

Если вы, к примеру, отождествляли себя с Соединенными Штатами и чувствовали свою ответственность за то, что те делали в мире, то могли честно опустить голову, стыдясь за свою страну из-за того, что недавно произошло. А если вы не считали себя ответственным за действия своей страны, то могли вместо этого покачать головой и подивиться глупости тех идиотов, которые нынче стояли у власти в Вашингтоне. Вы могли бы провести это время, строя предположения как могла бы разыгрываться эквивалентная сцена с каким-нибудь русским, оказавшимся в Далласе как раз когда Четвертого июля[7] над Канзас-Сити сбили советский самолет-шпион. Или же могли бы молча просидеть дожидаясь когда лекция наконец завершится и жить себе дальше.

Хайнлайн не сделал ничего из вышеперечисленного. Вместо этого он взорвался.

Покуда лекция казалась всего лишь очередным стандартным нравоучением [шнягой], он еще мог ее терпеть. Но когда он услышал о только что сбитом шпионском самолете «У-2», Хайнлайн тут же почувствовал себя задетым за живое. Он знал о шпионском самолете «У-2» от своих друзей в военных кругах, и был в курсе, что разведывательные полеты над Советским Союзом производились вот уже четыре года. И теперь мы попались — хотя он и не поверил русским, когда те хвалились будто сбили тот самолет.

Но он ни за что не станет оправдываться из-за этого. Как он провозгласит через несколько недель: «Если кто и будет пресмыкаться, то только не я».

И вместо этого он бросился в контратаку. Он впал в истерику. Преднамеренно побагровел. На лбу у него вздулись жилы и он принялся кричать.

Как он потом скажет: «Намного лучше сделать вид будто ты вышел из себя еще до того как обстановка сделается настолько невыносимой, что ты действительно вспылишь; это уберегает тебя от язвы и позволяет более эффективно проводить свою тактику».

Хайнлайн перекричал директора «Интуриста», обрушив на него список американских претензий к Советскому Союзу. Миссис Хайнлайн поддержала его, показывая на висящей в кабинете карте местонахождение исправительно-трудовых лагерей.

А затем Хайнлайн пустил в ход главный козырь. Грозя пальцем перед носом директора, он выкрикнул «Некультурррний!», делая ударение на среднем слоге и раскатывая «р».

Это было самое сокрушительное оскорбление какое он знал на русском. Но впрочем, как скажет Хайнлайн рекомендуя схожее поведение другим путешествующим по России американцам: «В обществе хамов зачастую не сработает ничего кроме хамства».

И с этим они с миссис Хайнлайн вышли из кабинета негодующе печатая шаг. После чего кое-как добрались до отеля. И уже в номере дали себе волю и надрожались сполна.

Когда Хайнлайн снова окажется на Западе, у него будет такое ощущение словно он спасся бегством из Советского Союза. Еще находясь в Финляндии, а потом через несколько недель в Швеции, он напишет о пережитом им опыте статьи оправдывающие его поведение.

В первой, «“Pravda” значит “Правда”», он заявит, что у русских весьма гибкое и своекорыстное представление о том, что значит говорить правду. И, в качестве примера, он сослался на физическую невозможность для них действительно сбить «У-2». Если б они его сбили, писал он, то ни радиооборудование, ни пилот не уцелели бы. (Как покажут впоследствии анализы, самолет летел выше потолка прямой досягаемости русских ракет, но ударной волны от их взрыва все же хватило для того чтобы развалить «У-2» на части). На тему баек о самолетах метеорологической разведки Хайнлайн не скажет ничего.

Во второй статье, «“Интурист” изнутри», Хайнлайн обобщит свой опыт знакомства с Советским Союзом и посоветует другим поступать также как и он. «Если не подействуют ни вежливое упрямство, ни шумное хамство, пускайте в ход прямое оскорбление», порекомендует он. И, «Даже самый надменный советский гражданин страдает комплексом неполноценности, когда сталкивается со свободными гражданами западного мира, особенно с американцами».

Однако, когда я прочел эти статьи, мне показалось, что возможно, одно дело признавать, что людям еще расти и расти, а совсем другое — действительно вести себя мудро [разумно] и надлежащим образом. И что, хотя Хайнлайн одно время был способен вести речь о человеческой зрелости, это не было следованием данному пути.

Часть V: «Знаешь ты что-нибудь, чего я не знаю?»

Размышляя сейчас об этом, я поневоле прихожу к выводу, что превращение Хайнлайна из человека, у которого я мог чему-то научиться, в человека у которого я ничему научиться не мог, должно быть произошло осенью 1957г., как раз после того как я отправил ему свое первое письмо с выражением восхищения, и получил от него открытку с благодарностью за него.

Еще в августе 1957г., когда он писал «Будет скафандр — будут и путешествия», Хайнлайн говорил скорее о потенциале человечества к развитию, чем об отношении к природе Человека как к неизменной и окончательной. В этом произведении он показал как Кип Рассел и человечество минуют свой миг космического приговора на основании того, что человечество, при всех его изъянах и склонности к насилию, являлось не активно злым, а всего лишь еще незрелым.

В том же году, Хайнлайн подготовил первое книжное издание печатавшегося в 1941г. в журналах романа из цикла «История Будущего», «Дети Мафусаила».

В первоначальной версии романа, отправившиеся первыми к звездам люди открыли существование радикально превосходящих их инопланетян, Богов Джокайры, и пришли в трепет при виде огромного разрыва между нами и ими. Как заявляет один персонаж: «— Те существа которым поклонялись джокайра — кажется невозможным чтобы мы смогли подняться до их уровня, сколько бы ни прожили на свете».

Это могло быть отрезвляющим пониманием — особенно если вселенная представлялась тебе ареной соперничества, а тебя интересовал только Первый Приз. Так как же попасть оттуда, где мы находились теперь туда, где пребывали Боги Джокайры?

Теперь же, для книжного издания выпущенного «Гном-пресс», Хайнлайн снова пропустил произведение через пишущую машинку, увеличив его на 7000 слов.

По ходу дела, он выбросит весь разговор из которого я только что привел цитату. И, вместо того выражения трепета, Лазарус Лонг, крайне долгоживущий персонаж связующий воедино всю «Историю Будущего», принимает в конце романа такое решение:

«— Когда-нибудь, лет так через тысячу, я хотел бы войти прямо в храм Криила, посмотреть ему в глаза и сказать: "Здорово, старина! Ну как, знаешь ты что-нибудь, чего я не знаю?"»

Так вот, такое поведение было бы агрессивным, напрашивающимся на конфронтацию. Войти прямо в храм — поведение агрессивное. Развязность — поведение агрессивное. И интеллектуальное поигрывание мускулами играя в гляделки — агрессивное поведение.

Возможно более надлежащей реакцией могло бы быть решение сэкономить тысячу лет, войти в храм не потом, а сейчас, и сказать Криилу просто, но правдиво:

— Ты знаешь больше моего. Не научишь ли меня?

Однако, даже твердая решимость вернуться через тысячу лет с чем-то, что можно показать Криилу будет признанием, что нам есть чему поучиться, и что мы возможно сумеем научиться если приложим все силы.

Как провозглашает Лазарус Лонг в последних словах книги: «— Каким бы ни был окончательный ответ, всегда находится одна обезьяна, не удовлетворенная им, которая упорно лезет и лезет вверх, оглядывая все вокруг себя, лезет до тех пор, пока ветки дерева держат ее».

Но ветки дерева не выдержали. И в апреле 1958г., Хайнлайн напишет и опубликует на правах рекламы статью «Кто наследники Патрика Генри?» Это не было предложением лезть и лезть вверх, оглядывая все вокруг себя. Напротив, это было призывом ставить фургоны в круг [занять круговую оборону].

Что же произошло за это время?

Очевидный ответ — запуск 4 октября 1957г. советского спутника. Космос стал досягаем, и первыми его достигли русские.

В ноябре они достигли его вновь. Они запустили на орбиту второй, намного более тяжелый спутник, на этот раз с живой собакой на борту.

В начале декабря, Соединенные Штаты попытались запустить в ответ собственный спутник. Но ракета «Вэнгард» так и не смогла оторваться от стартового стола, опрокинулась и вспыхнула словно свечка. Три из четырех первых попыток американцев запустить на орбиту спутники закончились провалом.

Лишь в последний день января 1958г. США вывели в космос собственный спутник типа мы тоже не пальцем деланные. Он весил 31 фунт против 7000 фунтов второго советского спутника. Как признает Хайнлайн в одной необычно подавленной фразе в статье «Наследники Патрика Генри»: «Похоже они на несколько лет опередили нас в ракетостроении».

Это было тяжелым потрясением для большинства американцев. Но для Роберта Хайнлайна это должно быть было особенно горькой пилюлей.

Хайнлайн с самых юных лет отождествлял себя с перспективой космических полетов. Изрядная часть его репутации «молодого дуайена [патриарха] научной фантастики» — как его бывало называли на задней стороне книг в мягких обложках издательства «Сайнет» — основывалась на его месте первого маэстро воображаемых полетов в космос. И в своих романах для юношества, он начертал путь, которым должны идти исследования космоса.

Космические полеты были особенной мечтой Хайнлайна — специфически американской мечтой. Но теперь, в один миг, эта мечта отправилась в мусорную корзину.

Прийти вторым для Хайнлайна совершенно ничего не значило. Он всегда хотел быть номером первым.

После Спутника космические полеты никогда уже не будут для Хайнлайна прежними. Их присвоили новоприбывшие, и мечта утратила свой притягательный аромат. Хайнлайн мог еще включать космические полеты в некоторые из своих произведений, но после данного события они больше не будут занимать то центральное место которое занимали прежде.

Помимо этой утраты того, что было особенно дорого Хайнлайну, существовала также и опасность, представляемая советским преимуществом в ракетостроении. Если русские могли забросить на орбиту 7000 фунтов, то в Соединенных Штатах не оставалось такого места которому не угрожала бы ракетная атака.

Хайнлайн никогда не любил чтобы кто-то имел над ним преимущество. Но тут он абсолютно ничего не мог с этим поделать. И поэтому он бесился из-за этого и оставался взбешенным.

С моей точки зрения, именно этот гнев (и таящийся под ним страх) и будет первопричиной того, почему я не смог больше учиться у Роберта Хайнлайна, а также исходным вопросом, из-за которого между нами пролегла трещина, разросшаяся в пропасть.

Именно этот страх и гнев заставили Хайнлайна написать статью «Кто наследники Патрика Генри?» И именно из-за того же страха и гнева он неправильно поймет мой вопрос, когда я напишу ему осенью 1959г. и спрошу об опасности ядерных испытаний.

Хайнлайн так никогда и не одолеет этого порога и будет всегда спотыкаться о него. Фактически, он останется застрявшим точно на том же месте до конца своих дней.

В 1961г., в качестве почетного гостя на всемирном конвенте научной фантастики в Сиэтле, Хайнлайн провозгласит, что будущее с 90% уверенностью содержит только три возможности: Россия уничтожит нас в ходе войны; мы рухнем из-за внутренних причин и капитулируем перед русскими; или же мы и Россия уничтожим друг друга, а победителем будет Китай. При любом варианте, треть нас погибнет. Хайнлайн посоветовал слушателям строить личные противоатомные убежища, запасаться незарегистрированным оружием, и умереть с музыкой.

Хайнлайн и сам построил такое противоатомное убежище. Уж не знаю, могли ли у Хайнлайна выйти неприятности из-за незаконного «узи» у него под подушкой, если б кто-то настучал на него.

Через пятнадцать лет, в 1976г., Хайнлайн снова будет присутствовать в качестве почетного гостя на всемирном конвенте научной фантастики, проходившем в его прежнем родном городе Канзас-Сити. (Вы знаете это местечко — оно то самое, где в 60-м сбили русский самолет-шпион). И снова в речи почетного гостя Хайнлайн предупреждал о грядущем пекле. Он предрек, что ядерная война на Земле разразится еще при жизни его слушателей.

Однако на сей раз его предсказание вызвало отрицательную реакцию со стороны аудитории проявившуюся в виде освистывания устроенного группой молодых фэнов на балконе, балдеющих от «Лилового Самоанца» и разобиженных расхождением во взгляде на мир между ними и Хайнлайном. С другой стороны, один идолопоклонник Хайнлайна в толпе примет это предупреждение своего кумира настолько близко к сердцу, что проснувшись на следующее утро разбуженный грозой окажется «подскочившим на три фута и покрытым холодным потом».

И даже в 80-х годах, на симпозиуме по поводу Стратегической Оборонной Инициативы президента Рейгана, когда Артур Ч. Кларк выразит сомнение по поводу возможности (не говоря уж о разумности) попытки обезопасить Соединенные Штаты от ракетного нападения с помощью ядерного зонтика, Хайнлайн рассвирепеет и уведомит Кларка, что поскольку тот не гражданин США, то нечего ему соваться в американские дела. Тогда был последний случай, когда эти некогда дружившие фантасты виделись друг с другом.

Дата добавления: 2015-08-18