Часть III: Поиск больше не был самым главным

Однако, человек с которым я переписывался в 1957, 1958 и 1959-х годах был не совсем тем же лицом, что учитель которому я внимал и у которого учился почти всю жизнь.

Первоначально я хватал те рассказы Хайнлайна какие мне удавалось найти, или когда их собирали и переиздавали в сборниках. И не имело ни малейшего значения, что они идут совсем не в том порядке в каком были первоначально написаны и опубликованы. Для меня все это было Хайнлайном.

И я не вычленил того обстоятельства, что тот Хайнлайн который говорил со мной внушительней всего был не Хайнлайном настоящего времени, а тем Хайнлайном, каким тот был в 1941 и 1942-м годах. Это был человек который выделился из среды других писателей-фантастов и потряс умы читателей НФ широтой и глубиной Истории Будущего, и своими рассказами заставляющими предполагать, что существует более высокая система координат чем наши обыкновенные повседневные заботы; что принимаемое нами на «реальность» на самом деле наше собственное творение за которое мы несем ответственность; и что наших рук ждет работа для взрослых людей.

Романы адресованные молодежи, которые Хайнлайн написал после войны, были не столь глубокими. И все же, хотя они и не потрясли в той же мере основ моего бытия, эти сочинения постепенно расширили мое представление о потенциальной области человеческой деятельности — не в последнюю очередь идеей Фонда Далеких Перспектив во «Времени для звезд».

Однако, хотя в Хайнлайне сидел метафизик озабоченный нашим отношением к природе бытия, а также наставник уэллссовского самурая устанавливающий долгосрочные цели и указывающий глубокие области ответственности, в нем скрывались также и другие люди. Например трое таких: сентиментальный патриот любивший носить мундир, выполняющий свой долг и заслуживающий право ужинать с капитаном; анархиствующий революционер размахивающий знаменем с лозунгом «Меня не тронь»; и солипсист сомневающийся в реальности всего кроме самого себя.

Хайнлайна в основном долго делало завораживающим как раз то, что все эти различные, иногда конфликтующие друг с другом тенденции, присутствовали в его произведениях с того времени как он начал писать. Однако в его довоенном творчестве преобладал Поиск — как Хайнлайн в кругу своих называл искания смысла личного и человеческого существования — с подчиненными ему другими элементами его натуры.

Поскольку весь личный диапазон Хайнлайна от благородного и дальновидного идеалиста до самодовольного хама присутствовал все время, иногда в одном и том же произведении, и поскольку я догонял каталог имеющихся в продаже книг Хайнлайна исключительно хаотически, то те перемены которые претерпело за годы его творчество не были для меня очевидными. И лишь когда я прочел все старые произведения Хайнлайна и начал приобретать все написанные им новые книги как только те выходили, передо мной постепенно стал вырисовываться тот Хайнлайн каким он был теперь в конце пятидесятых.

К тому времени когда я, образно говоря, постучался к нему в дверь желая выразить ему благодарность и признать в нем своего учителя, Поиск уже не был для Хайнлайна самым главным. И он вовсе не считал себя обязанным принимать всяких юнцов просто потому, что те считали себя его учениками, хотя был не прочь послушать похвалы.

В 1958 г. вышел «Будет скафандр — будут и путешествия». Он привел меня в восторг, показался мне жемчужиной его романов для юношества. Мне очень понравились его изменения масштаба, переходящие от захолустного городка к Луне, а затем к Плутону, а потом к планете звезды Вега, а после к другой галактике прежде чем снова вернуться домой. Однако в критический момент под конец романа, когда человечество находится на испытании и нам дают понять, что наш вид сочтен недотягивающим, и наша планета будет удалена из нормального пространства и времени, главный герой Хайнлайна, Кип Рассел, кричит: «— Черт с вами, забирайте нашу звезду — вы ведь на это способны. На здоровье! Мы сделаем себе новую звезду, сами! А потом в один прекрасный день вернемся в ваш мир и загоним вас в угол — всех до одного!»

Это показалось мне отдающим не смелостью и напористостью, а скорее злопамятностью и мстительностью. Я не был уверен, что не предпочел бы видеть выступающим в тот момент от имени всех нас кого-нибудь малость помудрее.

В конце романа, Кип снова дома в закусочной где работает и местный раздолбай насмехается над ним. А он в ответ выплескивает ему в лицо солодовый коктейль с шоколадом. И я невольно стал гадать можно ли это считать адекватной реакцией для того кто только что совершил путешествие в другую галактику и представлял там все человечество, не говоря уж о том можно ли считать это истинно победной нотой на которой надо заканчивать произведение.

В том же 1958г. Хайнлайн опубликовал статью «Кто наследники Патрика Генри?» И если я прореагировал на нее не так как хотелось автору, то сделал это как раз благодаря влиянию Хайнлайна рассказывавшего мне о более широких и значительных системах координат чем тот мир который я видел вокруг себя в настоящий момент, тогда как тот Хайнлайн который написал эту напечатанную на правах рекламы статью пытался побудить меня выбрать нужную сторону в игре коммунисты/антикоммунисты трубя призыв к бою, размахивая флагом и цитируя отцов-основателей.

Мне не понравилось как на меня оказывают такое вот психологическое давление. Как выразился Хайнлайн в переписанном первом произведении серии «История Будущего», «Если это будет продолжаться…»:

«— Свободного человека не надо обрабатывать. Свободные люди свободны потому, что они предпочитают приходить к собственным умозаключениям и предрассудкам своим собственным путем, без чужой помощи, и не желают, чтобы их кормили с чайной ложечки самозваные промыватели мозгов!»

Но затем в 1959 г. он пошел еще дальше в сбрасывании со счетов относительной значимости других людей. В рассказе «Все вы, зомби…», рассказчик, приходящийся самому себе отцом и матерью, сомневается в существовании всех и всего прочего за исключением других аватар самого/самой себя:

«Я знаю, откуда появился я, — но откуда явились все вы, зомби?..

Вас на самом деле здесь нет. Здесь нет никого, кроме меня — Джейн — и я один и одна в темноте!

Мне так одиноко без вас!…»

* * *

«Все вы, зомби…» были остроумным, даже блестящим рассказом. Но в каком же состоянии души мог пребывать Хайнлайн чтобы замыслить и написать его? И кого он по его мнению мог иметь в виду под «все вы, зомби»?

В том же 1959г. Хайнлайн опубликовал и «Звездный десант». И этот роман, номинально предназначавшийся для молодежи, поднял для меня много вопросов.

Роман представлял общество будущего в котором служба государству является предварительным условием получения гражданства. И он специфически прославляет военную службу, войну с инопланетным врагом с которым невозможно общаться и которому остается только противостоять.

Но через шесть месяцев я окажусь в армии Соединенных Штатов и смогу лично понаблюдать жизнь военных. И та военная служба с которой я лично познакомился вызвала у меня отнюдь не восхищение, так как по моему опыту она устраивала целый спектакль из деланья всего так, как надо и бравого вида, но была в действительности пустой, поверхностно коррумпированной, и просто машинально следовала заведенному порядку. И я говорил основываясь на личном опыте когда позже писал в «Измерениях Хайнлайна»: «Звездные десантники выглядят далеко не столь уж бравыми сидя на задницах и в десятый раз надраивая свое оружие за неимением какого-либо иного занятия».

И что еще важнее, роман заставлял меня предположить, что масло в огонь конфликта между людьми и инопланетянами подливала не просто непримиримая враждебность Жуков, но также и человеческие взгляды и поведение. Рико, герой-рассказчик Хайнлайна, сообщает нам:

«Человек есть то, что он есть, дикое животное с могучим инстинктом выживания и самосохранения. К тому же довольно хитрое, способное успешно конкурировать с другими разумными видами. Если принять этот факт, то все разговоры о морали, войнах, политике кажутся чепухой. Истинная мораль проистекает из четкого сознания того, что собой представляет человек. Что он есть на самом деле, а не в воображении сюсюкающих о добродетели профанов.

Вселенная даст нам знать имеем ли мы право на ее освоение или нет».

Я вас спрашиваю, будь вы на месте того кто считает себя диким животным с могучим инстинктом выживания и самосохранения, какими были бы у вас шансы избежать драки?

По контрасту, тот Хайнлайн который был моим учителем знакомил меня со вселенной которая не была такой враждебной, конкурентной или своевольной. Вместо этого он писал о пластичной реальности [действительности], которая была отражением нашего собственного душевного состояния, и о звездной вселенной, которая могла быть для нас в данный момент слишком скоростной полосой, но с которой мы со временем сможем справиться, когда дорастем.

Так какая же она? Действительно ли где-то Там во тьме таились Жуки, только и дожидающиеся удобного случая разнести Буэнос-Айрес? Или же агрессивные установки порождали и вызывали агрессию, подобно собаке тявкающей на свое отражение, и поэтому настоящей проблемой были не Жуки, а мы сами и наше собственное состояние восприятия?

Хайнлайн, написавший «Звездный десант», хотел чтобы я рассматривал Человека как дикую тварь с природой которая была такой какой была, и которая не могла быть иной. Но мой учитель Хайнлайн сказал, что люди были еще незрелыми, и как индивиды и коллективно, и им нужно еще порядком подрасти.

Который же из них был прав?

Я не хотел походить на глупых, оторванных от жизни, или даже аморальных и иных-чем-истинный-человек сюсюкающих о добродетели профанов, но тот человек будущего ради которого тот Хайнлайн, которому я внимал подготовил меня трудиться, не был Человеком распространяющимся по вселенной следом за звездными десантниками в энергетических скафандрах разносящих в пух и прах всякого, кто косо на нас посмотрит — пока вселенная наконец не решит, что с нее хватит этого зрелища и не лишит нас поддержки.

Это была даже не гамбургерная научная фантастика. Это была колбасная научная фантастика.

Что такое могло происходить с Хайнлайном? Я не знал, но хотел узнать.

* * *

Когда я снова написал Хайнлайну осенью 1959г., то просил у него какого-то объяснения. Свой вопрос я изложил в тех категориях в каких раньше писал об атомной опасности сам Хайнлайн. Я по существу спрашивал: «Вы мне в прошлом говорили, что радиация вредна. И поэтому, как же можно тогда оправдать новые ядерные испытания?»

Книги, которые Хайнлайн посоветовал мне прочесть, были его ответом. Они говорили: «Коммунисты идут».

Как выражаются суфии: «Вопрос о небе. Ответ о веревке»[6].

Поэтому, просто на случай если Хайнлайн неправильно понял то, о чем я его спрашивал в первый раз, я опять написал ему с целью вновь задать свой вопрос. А также спросить о том тревожащем абзаце насчет благ радиации, который я только что прочел в «Звездном десанте».

На этом этапе, Хайнлайн, отвечая через миссис Хайнлайн, вежливо отклонил предложение далее обсуждать со мной данный вопрос.

В 1973г., в письме которое было адресовано не мне, но предназначалось и для моих глаз («думаю мистеру Паньшину не понравятся некоторые из вещей в этом письме»), Хайнлайн описал нашу переписку. Он сказал, что я был «развязным и любящим поспорить подростком», который-де написал ему много длинных и скучных писем, на некоторые из которых ответил он, а на некоторые — миссис Хайнлайн, до тех пор пока они не сочли, что «сыты по горло его манерами и его нелогичностью, и не перестали отвечать … и через некоторое время он перестал писать, к нашему огромному облегчению».

Думаю, задавая ему те вопросы которые задавал, я наступил Хайнлайну на больную мозоль.

Но учитель который не потерпит вопросов — не учитель. И Хайнлайн проживающий ныне в Колорадо-Спрингс закрыл передо мной дверь. Если прежде я был его учеником, то больше не был им.

И с целью сохранить что-то из усвоенного мной от него, мне пришлось выяснить для себя какую часть Хайнлайна я могу и дальше рассматривать как остающуюся в силе. Теперь я вместо того чтобы учиться как прежде под руководством Хайнлайна, принялся изучать Хайнлайна.

Дата добавления: 2015-08-18