Обряд перехода» и Роберт Хайнлайн

Алексей Паньшин

Часть I: «Кто наследники Патрика Генри?»

Осенью 1959 г., через год после того как я отправил Роберту Хайнлайну свою статью о Сэмюэле Реншоу[1], мы с ним еще раз обменялись письмами. Я тогда только что прочел его опубликованную годом раньше и сильно обеспокоившую меня статью под названием «Кто наследники Патрика Генри[2]?» напечатанную им в газете за свой счет на правах рекламы.

О существовании этой статьи я впервые узнал на тусовке фэнов и писателей которую посетил в Чикаго. Когда я сказал, что не видел ее, Эрл Кемп (один из партнеров издательства «Эдвент» опубликовавшего «В поисках чудесного» Дэймона Найта и другие первопроходческие критические исследования научной фантастики), на кушетке у которого я в тот день и переночую, пообещал показать ее мне, когда мы приедем к нему домой.

В той статье — перепечатанной в конечном итоге в сборнике рассказов Хайнлайна «Расширенная Вселенная» — потребителю в высшей степени усиленно втюхивали товар, под громыхание труб и размахивание флагами. А навязываемый этой рекламой товар состоял в призыве продолжать испытания ядерного оружия в качестве противостояния коммунистической России; дальнейшие испытания бомб приравнивались к свободе, а представляемая коммунизмом угроза — к смерти.

Это сильно обеспокоило меня. Я не был сторонником испытания ядерных бомб в атмосфере. И сомневался, что противостояние коммунизму может служить достаточным оправданием радиоактивных осадков в молоке американских и иностранных детей, мнения которых по этому поводу никто не спрашивал. Это казалось отрицанием свободы других во имя сохранения свободы лично для себя.

Я б обеспокоился еще больше доведись мне прочесть одно утверждение в новом романе Хайнлайна, «Звездный десант». Здесь, герой-рассказчик Хайнлайна заявлял, что, мол, радиация необходима для положительных мутаций и эволюционного процесса. Он рассказывал читателю о планете которая была близнецом Земли, но оставалась «отсталой» поскольку не обладала высоким уровнем природной радиации Земли и таким образом имела нездорово низкий уровень мутаций.

Это заявление было очень хитроумным, где-то между серьезным утверждением, озорной шуткой и ловушкой для неосторожных. В том плане, что в данный конкретный момент, этот в остальном совершенно ненужный абзац вроде как должен был читаться в том смысле, будто новые ядерные испытания могут пойти нам на пользу, подобное утверждение было весьма серьезным. А если радиация была не просто положительно выгодна, но и необходима для эволюции, то Хайнлайн бросал камешек в огород тех людей у которых хватало глупости противиться ядерным испытаниям, поскольку данными испытаниями те, кому лучше знать как надо, оказывали этим противодействующим услугу, которую у них не хватало ума оценить. И наконец это было ловушкой для неосторожного читателя, так как Хайнлайн на самом-то деле ничего не говорил об атомных испытаниях, а только о «природной радиации».

Однако, несмотря на эту встроенную в данный абзац возможность отрицания, мне приходилось считать, что в намерения автора входило еще в большей степени поддержать испытания новых бомб. И мне это пришлось не по душе.

В пятидесятые годы, мне довелось в детстве увидеть Джона Уэйна, моего любимого кинокумира, в роли следователя Комиссии Конгресса по Расследованию Антиамериканской Деятельности, Большого Джима Мак-Лейна, разоблачающего скрытых коммунистов выводя их на чистую воду. А через несколько лет я смог увидеть его вновь в роли Чингисхана. Но тот фильм, «Завоеватель», снимали с подветренной стороны от полигона Юкка-Флэтс (штат Невада), где провели одиннадцать ядерных испытаний и который со временем стал широко известен своим загрязнением окружающей местности. От рака умер не только Джон Уэйн, убежденный антикоммунист, но также и режиссер и более сорока членов съемочной группы. Не говоря уж о массе американских граждан в западной Юте.

Хотя этот долгосрочный результат тогда еще не проявился, те кто читал такие рассказы Хайнлайна как «Никудышное решение» и «Долгая вахта» могли предвидеть нечто подобное.

Вопрос который я попытался задать Хайнлайну по прочтении статьи «Кто наследники Патрика Генри?» состоял в том являются ли взывания к патриотизму достаточным оправданием реальной человеческой цены подрыва ядерных устройств?

Хайнлайн мне ответил. Он прислал мне список книг и объяснил, что если я не читал их, то значит не информирован. Я нашел эти книги в библиотеке Мичиганского университета, и таки прочел их. Все они были выпущены специализированными издательствами стоящими по своей антипатии к коммунизму и Советскому Союзу где-то правее Джозефа Маккарти.

Та книга которая застряла [отложилась] у меня в памяти наглядно показывала, что в то время как поставленные нами русским во время Второй Мировой оружие и военное снаряжение стали решающими для обращения вспять хода войны, русские так никогда и не признали степени своей задолженности нам и не расплатились.

Я нисколько не усомнился в точности этого отчета, но меня оттолкнул его обвинительный и самодовольный тон. На мой взгляд непризнание русскими своих долгов казалось не таким уж большим грехом нуждающимся в разоблачении не больше чем еще одна неувязка оставшаяся от Второй Мировой войны, и бывшим ничуть не более значительным чем неспособность расплатиться с нами любых других из тех кто по нашему мнению что-то задолжал нам.

Вот как раз в то время когда я проходился по присланному Хайнлайном списку книг мне и довелось прочесть «Звездный десант». И это заставило меня лишь еще больше осознать, что хотя порекомендованные Хайнлайном книги возможно и представляли доказательство существования враждебной, подрывной и непримиримой Красной Угрозы, но ни одна из них не освещала вопроса который я задавал, и который состоял не в том следует ли противостоять коммунизму, а в том являются ли радиоактивные осадки благом для людей или нет.

Я восхищался Хайнлайном как никем другим, и не испытывал ни малейшего желания спорить с ним о России. Поэтому когда я написал ему ответное письмо сообщая, что прочел теперь предложенные им книги, и должен повторить свой вопрос, то подбирал слова очень осторожно. Но даже при этом из моего письма явствовало, что нас с ним тревожили разные вещи.

На этот раз мне ответила миссис Хайнлайн. Она написала, что мистер Хайнлайн сейчас занят работой над новым романом — надо полагать над «Чужаком в чужой стране» — и не сможет продолжать нашу переписку.

* * *

В начале 1960г., я бросил колледж недоучившись и добровольно стал призывником. Мне предстояло прослужить в армии США чуть более двух лет, пребывая последние тринадцать месяцев в Корее. Хотя готовили из меня санитара медпрофилактики, за время службы в Корее я больше печатал на машинке для одного из ротных подразделений чем занимался какой-либо настоящей профилактической медициной.

Фактически, за исключением тех нескольких месяцев работы за пишущей машинкой, меня ни разу не просили сделать в армии что-то более конструктивное чем маршировать, стоять смирно, сидеть или ездить. Армия наградила меня за прилежание и усердие произведя в рядовые первого класса.

А на самом деле мне хотелось заниматься ни чем иным как писать рассказы. Я еще как раз перед призывом в армию получил гонорар за свой первый рассказ. Впоследствии он будет опубликован в ноябрьском выпуске журнала «Севентин» [«Семнадцать»].

Новая возможность писать представилась мне в 1961г, когда я смог пользоваться ротной пишущей машинкой во время службы на базе Кэмп-Рэд-Клауд под Ыйчжонбу. За август, сентябрь и начало октября я накатал короткий НФ роман в 20000 слов, которому в конечном итоге суждено будет стать последней частью «Обряда перехода».

За минувшее годы нашлось немало людей которые чувствовали, что этот роман имеет какое-то отношение к Роберту Хайнлайну. Старина Чарли Браун[3] даже называл его «лучшей хайнлайновской книгой для юношества, которую Хайнлайн так и не написал», как будто «Обряд перехода» был книгой которую Хайнлайн мог бы написать, должен был написать или может и написал бы, да все как-то не собрался.

И все же эта книга не похожа на произведение Хайнлайна — она не пытается имитировать его патентованный стиль повествования, не заимствует у него его видение мира, не подражает идеям Хайнлайна. В ней даже есть уйма материала — например сказки — который и вовсе не в духе Хайнлайна.

Так какие же могут быть основания утверждать будто это сочинение имеет какое-то отношение к Роберту Хайнлайну?

Ну, как я вам сейчас покажу, немалые.

Однако, наиболее существенная связь «Обряда перехода» с Хайнлайном, та на которой держатся все остальные, будет такая:

Моя неудавшаяся переписка с Хайнлайном осенью 1959г., вместе с предшествующим обменом письмами, поставила меня перед необходимостью разобраться в некоторых серьезных вопросах. И это произведение было моей наилучшей попыткой решить их для себя.

Можно сказать, что короткий роман который я написал в 1961г. в Кэмп-Рэд-Клауде был моей попыткой приглядеться к Хайнлайну, обнаружить свои расхождения с ним, и найти собственный путь.

Часть II: Моя личная подрывная литература

В детстве и отрочестве я равнялся на Роберта Хайнлайна, как до сего дня на него по-прежнему равняются столь многие заходящие на alt.fan.heinlein. Хайнлайн оказал на меня самое большое влияние, и с десяти лет служил мне ориентиром.

Не могу сказать, что я чему-то научился в школе. Учился я главным образом на том, что читал самостоятельно. И считал своим настоящим учителем именно Хайнлайна.

Сначала, Хайнлайн был запретным плодом который мне приходилось похищать. Написанное им я впервые обнаружил на страницах журнала «Бойз лайф» моего старшего брата Дэнни — к которому, как он болезненно ясно дал понять, мне не дозволялось прикасаться. Но я все равно коснулся, и нашел там печатавшийся из номера в номер роман о бойскауте в будущем, который эмигрирует вместе со своим отцом на Ганимед.

Что-то в этом романе зацепило меня и вызвало желание прочесть его. Раньше я никогда не проводил ни минуты воображаемого времени в будущем. И никогда не оказывался по пути к Ганимеду в продырявленном метеоритом корабле и не губил свою бойскаутскую форму затыкая ей пробоину в корпусе.

Мне приходилось постоянно сохранять бдительность, кося одним глазом через плечо, когда я четыре ежемесячных выпуска следил за судьбой «Фермера в небе» — или «Космического старателя», как он здесь назывался. Из-за этого я несомненно еще сильнее подсел на Хайнлайна и научную фантастику.

Научная фантастика стала моей личной подрывной литературой. Она рассказывала мне о вещах выходящих далеко за рамки окружающего меня обыденного мира. И я горел желанием прочесть каждую каплю ее какую только мог найти.

Я отыскал другие сочинения Хайнлайна для юношества в городской библиотеке Лэнсинга, и читал и перечитывал их вновь и вновь. Посещая библиотеку я всякий раз надеялся найти там новую его книгу. В этой серии книг Хайнлайн постепенно расширял мою систему координат. Не привлекая к этому внимания, а просто делая это, он шаг за шагом вел меня от луны к звездам, и заставлял чувствовать себя там в своей тарелке.

Потом, уже учась в седьмом классе я наткнулся на предлагаемый «Книжным клубом для школьников» сборник «Зеленые холмы Земли» в мягкой обложке. Я тут же схватил книжку и оказался посреди хайнлайновской «Истории Будущего». Прилагалась даже схема-роспись будущего полная тайн и загадок, которые я жаждал изучить.

Могла ли и в самом деле произойти революция в Маленькой Америке, или возникнуть религиозная диктатура в США? Кто такой Вурхис, и чем могли быть «финансовые предложения Вурхиса»? И потом было последнее добавление к схеме-росписи: «Гражданские беспорядки, за которыми последовал конец отрочества человечества, и начало первой зрелой культуры». Возможно ли, что современное взрослое общество находилось пока лишь в состоянии отрочества и ему требовалось еще подрасти? На что была бы похожа истинно зрелая человеческая культура?

Для меня было откровением думать о будущем как о чем-то обладающем сложной, взаимосвязанной природой и — с помощью служащего медиумом-посредником Хайнлайна — видеть как то будущее говорит со мной находящимся в прошлом и сообщает мне, что меня ждет впереди работа настоящего взрослого человека, к которой мне надо подготовиться.

Хайнлайн стал тем кто помог мне сориентироваться в пространстве и времени. Он постоянно знакомил меня с фактами, ссылками и перспективами, которые были для меня новыми. Он раздвинул мои горизонты, показал мне более широкий и сложный мир, а также обрисовал мне пределы моего взгляда на сущее.

Как-то на полке в городской библиотеке среди произведений написанных Хайнлайном для юношества, оказался, не представляю почему, заблудившийся экземпляр «Уолдо и “Магия Incorporated”». Столкнуться с такой книгой в 12-летнем возрасте было изрядным вызовом — особенно с повестью «Уолдо», в которой недвусмысленно отрицалось, что действительность обладала какой-то неизменной природой. Проглотить такое мне удалось не без труда.

Я пустился на поиски научной фантастики во взрослом отделе городской библиотеки. Но смог найти в каталоге под рубрикой «научная фантастика» лишь несколько сборников рассказов с названиями вроде «Приключения во времени и пространстве» и «Сокровище научной фантастики».

Я рискнул вернуться к полкам чувствуя себя словно залезший в чужой огород которого могли в любую минуту остановить и выставить, так как мне было всего двенадцать и не полагалось смотреть книги для взрослых. И в глубине лабиринта полок, я нашел гигантов ранних антологий НФ которые станут основой моего образования в области классической научной фантастики: Хили, Мак-Комаса и Гроффа Конклина.

Именно в первой антологии Конклина, «Лучшее в Научной Фантастике», я и наткнулся на «Вселенную»[4] Хайнлайна. Здесь Хайнлайн сделает заявление которое, совершенно неузнанное, являлось более широкой и реальной системой координат за ограниченными пределами обычной жизни. И он также сказал, что люди возможно будут активно противиться усвоению этого.

Только не я. Только не я. И все же, я мог понять чувства тех людей. То, чего желал мне сказать Хайнлайн могло быть максимумом и даже выше максимума того, что я сумел переварить, психологически и эмоционально.

Помню как в то лето когда мне исполнилось 13, я сильно обгорел на солнце и остался один в бойскаутском лагере когда все ушли в поход. Вожатый моего отряда прежде чем уйти на день дал мне почитать изданную в мягкой обложке книжку «Кукловоды»[5]. Только тогда я впервые и узнал, что он читал научную фантастику.

Даже обложка той книги нервировала, своей темнотой, своим динамизмом, и своим подразумеванием угрозы и конфликта. В выпущенной недавно Винсентом ди Фейтом книге по изобразительному искусству НФ «Бесконечные Миры» на странице 101 есть большая репродукция этой картины Стенли Мельцоффа. Ди Фейт описывает ее как «одну из всего лишь горстки коммерческих НФ иллюстраций, которую можно законно назвать шедевром». Посмотрите на нее и сразу увидите почему меня могла тревожить ее аура угрозы.

Я сидел там в лагере один средь бела дня, бросая время от времени еще один взгляд на эту расстраивающую картину на обложке. Она напугала меня, и максимум, что мне удалось сделать это заставить себя продолжать чтение романа Хайнлайна о людях попавших под власть умеющих управлять чужим разумом слизней прилетевших с Титана в летающих тарелках и превращающих людей в лишенных всякой собственной воли зомби.

Больше всего, однако, Хайнлайн бросал вызов моим представлениям о том, кто я такой на самом деле и что же мне следует с собой делать.

Роман «За этим горизонтом» я впервые прочел однажды ночью когда мне было 14 и я присматривал за детьми живших по другую сторону улицы от нас Андерсонов, и так и не одолел его. Закручен этот роман был так странно, а поднятые им вопросы о полезном использовании индивидуальной человеческой жизни, а также о том кто или что может нести конечную ответственность за случившееся в этой жизни, были настолько фундаментальными и головоломными, что я едва сумел выдержать напряжение даже еле-еле понятого. Чтобы овладеть собой мне пришлось трижды обойти вокруг дома.

И даже до сего дня «За этим горизонтом» остается для меня критерием того какого рода вопросы можно поставить в форме НФ произведения.

В отрочестве я из кожи вон лез стараясь прочесть каждую строчку написанного Хайнлайном какую только мог найти. Его полное собрание сочинений было тогда далеко не так доступно как станет в более поздние времена. Мне приходилось проявлять терпение и крутиться чтобы заполучить их в свои руки. Я внимательно изучал написанное Хайнлайном, пытаясь разобрать что именно он говорит, (поскольку кое-что из сказанного казалось противоречивым), понять это, и сообразить какое это имело отношение ко мне.

Если Хайнлайн был моим учителем, то научился я у него не спешить с окончательными выводами, выяснять факты, расширять свою систему координат, и брать на себя самую большую область знаний и ответственность какую только смогу, безотносительно к тому что кто-либо иной подумает о том, чем я по его мнению явно занимаюсь.

Именно для того чтобы сказать ему это я и написал летом 1957г. свое первое письмо Хайнлайну — то на которое ему, как я писал, необязательно отвечать, но на которое он все же ответил. Мне тогда только-только исполнилось семнадцать. Я трепетал перед этим человеком, и даже благоговел. И никогда раньше никому не писал такого рода писем. Поэтому я сумел сказать Хайнлайну лишь то, что его произведения — все равно что бифштекс рядом с гамбургером, которым являлась вся другая научная фантастика какую я к тому времени прочел. Я выразил это в псевдохайнлайновской фразировке — последний раз когда я пытался как-то походить на него.

Однако на самом деле я пытался донести до Хайнлайна то, что я нашел в его произведениях более стимулирующий критерий человеческой жизни, человеческого сознания и человеческой зрелости чем обнаруживал где-либо еще, и благодарил его за это.

Дата добавления: 2015-08-18