Наши семьи были сугубо патриархальными - сейчас это модное слово, а тогда мы и не знали, как это называется. Мягкий голос матери был отражением воли отца. И моя мать в этом смысле была естественной, в полном соответствии с вековыми традициями. Шалить было нельзя: мать не укрывала от отцовского наказания – напротив, она выполняла роль всевидящего ока главы семьи. Когда отец был далеко, на работе, матери было поручено сообщать ему обо всех проступках. О том, что было сделано хорошего, конечно, она никогда ему не говорила.
Единодушие между отцом и матерью меня всегда убеждало в важности «равновесия» этих двух ролей в семье. Я инстинктивно старался воспроизвести это равновесие с Роминой, хотя времена уже изменились, ведь культура ее рода сильно отличается от нашей; и я, когда ее встретил, почувствовал необходимость возродить семейные традиции.
И я думаю, что нам удалось это сделать. В вопросах воспитания детей взаимопонимание между Роминой и мной равносильно тому, которое существовало между моими родителями. Это очень приятно. Это как если бы семья была хозяйством, а родители были бы его управляющими на равных правах. И я убежден, что хотя наши дети отличаются от нас, зародыш подобного отношения мы им внутри оставим.
Моя мать, в свою очередь, осмелилась нарушить священные правила ее семьи. Она не должна была ни выходить замуж, ни уезжать куда-либо до тех пор, пока не выйдут замуж ее старшие сестры и брат (так было положено в Апулии). Вместо этого она сбежала из дома и была проклята. Когда мой отец ушел на войну, она осталась одна со мной в нагрузку. Меня кормили молоком ослицы, потому что у нее молока не было, и она рассказывает, что я радовался каждый раз, когда видел свою кормилицу на четырех ногах. Может, именно поэтому я такой упрямый?
Американцы положили конец войне. Мне было три года, когда мой отец вернулся, весь избитый и истощенный. Я его никогда не видел до этого, поэтому для меня он был незваным гостем, и я сбегал прочь, плача, когда он ложился с нами спать. Ему приходилось ждать, пока я не засыпал, чтобы занять свое место рядом с женой.
Таким образом, после Албании, вшей, голода и холода, у него появился еще один враг - в собственном доме.
Он мне много рассказывал о проведенных на войне годах - рассказы эти насколько увлекательны, настолько и трагичны. Однажды, когда он был в плену в Германии, он стащил из кучи отходов рядом с полевой кухней кожуру от картофеля и разогрел ее в кастрюле. Немцы его обнаружили и сразу увели в подвал, где жестоко избили.
Когда я уже был известен в Германии, я пригласил моего отца вместе со мной поехать туда на гастроли. Он был поражен не столько нашим успехом, сколько количеством пищи, которая была каждый вечер в гримерке, от закусок до фруктов. Он меня спросил:
«А ты за это платишь?»
«Нет, это бесплатно. Тут так принято», - ответил я ему.
«Но это только для тебя или для всех?»
«Для всех нас, папа».
«Черт бы их побрал. Да чтоб они сдохли: я воевал, и мне нельзя было даже картофельных очистков, а ты всего лишь поешь, и тебе все это благолепие».
Он открывал сегодняшнюю Германию. И это был его реванш.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Только 2 ноября | | | Дочь любви |