Отношения трех типов насилия

Теперь мы можем достаточно широко определить насилие, представленное типами, данными в первой таблице, используя прямое и структурное насилие как универсальные категории и "супертипы". "Культурное насилие" может быть добавлено как третий супертип. Оно может быть представлено в виде третьего угла треугольника насилия. Когда треугольник опирается на "прямое" и "структурное" насилие, то "культурное насилие" легитимизирует их обоих.

Несмотря на симметрию трех концептов насилия, существует базовое различие во временном отношении. Прямое насилие имеет характер события; структурное насилие - процесса с подъемами и спадами; культурное насилие - инварианта, "перманентности", оставаясь по существу неизменным на долгие периоды с медленной трансформацией базовой культуры. Три формы насилия выступают различно во временных аспектах, в чем-то подобно различию между тремя формами землетрясений, как события, как движения тектонических пластов, т.е. как процесса, и как линии разлома, то есть как наиболее перманентного следствия.

Такой подход ведет к представлению об уровнях насилия, удобному в качестве парадигмы, порождающей широкое разнообразие гипотез. В основании лежит устойчивый во времени поток культурного насилия, субстрат, от которого получают питание два других типа. Ритмы структурного насилия локализуются на следующем уровне. Формы эксплуатации создаются, отживают, либо разрушаются при предохраняющем сопровождении внедрения в сознание, ограничения информации, препятствующих формированию сознания, разобщения и маргинализации, препятствующих организации, направленной против эксплуатации и репрессий. А наверху, видимый невооруженным глазом и доступный эмпирическим наблюдениям, располагается уровень прямого насилия со всеми видами жестокости, проявляемой людьми друг к другу, к другим формам жизни и природе в целом.

В общем можно установить каузальную связь от культурного через структурное к прямому насилию. Культура проповедует, учит, заставляет нас рассматривать эксплуатацию и репрессии в качестве нормальных и естественных явлений или не замечать их вовсе. Затем следуют взрывы, попытки использовать прямое насилие для освобождения из железной, говоря словами Вебера, структурной клетки, и контрнасилие для сохранения этой клетки. Обычно преступная деятельность является попыткой со стороны нижестоящих вырваться, перераспределить богатство, уравнять положение, отомстить, либо со стороны людей, желающих остаться или стать вышестоящими, урвав от структуры, что возможно. И прямое, и структурное насилие создают дефицит потребностей. Когда подобное происходит внезапно, мы можем говорить о травме; если это случается с группой, с коллективом - о коллективной травме, которая затем может оседать в коллективном подсознании и становиться исходным материалом для важных исторических процессов и событий. Лежащее в основе предположение просто - насилие порождает насилие. Насилие лишает удовлетворения потребности; такое лишение - серьезная вещь; возможная реакция на это - прямое насилие. Но это не единственная реакция. При этом могут возникать также чувство безнадежности, синдромы лишенности и фрустрации, которые проявляются в индивиде как направленная вовнутрь агрессия, а во вне - как апатия и отстранение.

Если имеется выбор между двумя состояниями общества, являющимися реакцией на массовое лишение возможности удовлетворения потребностей, - бурлящим, насильственным и застывшим, апатичным, - вышестоящие предпочитают иметь дело со вторым. Они предпочитают управляемость волнениям и анархии, они любят стабильность. В самом деле, основная форма культурного насилия, практикуемая правящими элитами, заключается в обвинении в агрессии жертв структурного насилия, пытающихся вырваться из железной клетки.

Порочный круг насилия может начаться и со структурного насилия. Социальная дифференциация постепенно приобретает вертикальные характеристики с возрастающим неравным обменом. Эти социальные факты вызывают необходимость социальных действий для своего поддержания и культурного насилия для своего оправдания. Порочный круг может начаться при сочетании прямого и структурного насилия, например, когда одна группа настолько жестоко обращается с другой, что у нее возникает потребность в оправдании и стремление отыскать любое культурное обоснование своих действий.

Возможно ли найти еще более глубокий уровень агрессии - в человеческой природе с генетически передаваемыми склонностями или, по крайней мере, предрасположениями к агрессии (прямое насилие) или господству (структурное насилие)? Конечно существует человеческий потенциал прямого и структурного насилия, как и потенциал прямого и структурного мира. С моей точки зрения, однако, наиболее важным аргументом против биологического детерминизма, постулирующего наличие стремления к агрессии и господству в человеческой природе, сравнимого с потребностью в пище и сексе, является значительный уровень изменчивости степени агрессивности и стремления к господству. Стремление к пище и сексу мы встречаем практически при всех условиях и обстоятельствах, агрессия и стремление к господству, однако, проявляют очень большую вариативность, зависимость от контекста, в том числе от структурных и культурных условий. Конечно, стремление к насилию отнюдь не исключается, только оно недостаточно сильно, чтобы проявляться при всех обстоятельствах. Основная проблема исследователей мира состоит здесь в выяснении этих обстоятельств и исследовании того, как возможно их устранить или модифицировать. Моя гипотеза заключается в том, что оба термина "структура" и "культура" могут успешно способствовать таким исследованиям.

Теперь мы можем получить немалые результаты нашего таксономического подхода, используя его для разъяснения концепции милитаризации как процесса и милитаризма как идеологии, сопровождающей этот процесс. Очевидно, что одним из аспектов здесь будет всеобщая склонность к прямому насилию, проявляющаяся в форме реальных или грозящих милитаристских действий, спровоцированных или нет, направленных на разрешение конфликта или инициирующих его. Эта склонность влечет за собой производство и развертывание соответствующих видов продукции. Однако слишком поверхностным было бы рассматривать милитаризацию только с точки зрения прошлой военной деятельности и современного производства и подготовки. Это неизбежно приводит к легковесным заключениям, не выходящим за рамки проблем персонала, бюджета и контроля за вооружениями. Добротная очистка поля от сорняков предполагает их полное искоренение, в данном случае - искоренение структурного и культурного насилия, как это предлагается трехуровневой парадигмой. Конкретно это подразумевает идентификацию структурных и культурных аспектов, которые направлены на воспроизводство готовности к милитаристским действиям, производству вооружений и их развертыванию. Это включает сборища подростков в школах, безработицу и эксплуатацию вообще. Далее, использование военного производства и его развертывания для стимулирования экономического роста и распределения; крайне националистические и расистские идеологии и т.д.

Особого внимания заслуживает совершенствование военного обучения и тренировок в школьных и университетских программах и структурах, а также распространение культуры милитаризма. Однако, исследование контроля над вооружениями не включает обычно культурных и структурных аспектов. Эти табу должны быть сняты.

Дата добавления: 2015-08-13