Качество. Количество. Мера. 3 страница

Переход к понятию, которое тем самым «оказалось истиной бытия и сущности», трактуется Гегелем одновременно как то, что бытие и сущность «возвратились» в понятие «как в свое основание». Из пояснений Гегеля следует, что изображенное в науке логики «самодвижение» понятий (категорий) к субстанциальному «понятию» это не онтологический процесс происхождения «понятия», а гносеологический процесс его познания. На вопрос, почему наука логики не начинала с «понятия», если оно есть истина бытия и сущности, Гегель отвечал: «Там, где дело идет о мыслящем познании, нельзя начать с истины, потому что истина в качестве начала основана на одном лишь заверении, а мыслимая истина как таковая должна доказать себя мышлению». Даже если бы в начале логики было поставлено понятие, определяемое как единство бытия и сущности, то пришлось бы разъяснять, что такое это бытие и сущность и как они совмещаются в единстве понятия, а это значило бы, что «мы начали с понятия только по названию...» (96. 1. 339). Рассматриваемые пояснения выявляли рациональный смысл гегелевской системы понятий как своеобразного процесса отображения человеческого познания в его развитии и углублении. Однако этот смысл затушевывался доминировавшей в науке логики идеалистической трактовкой движения понятий (категорий) как порождаемого активностью «понятия» - логической ипостаси «идеи».

УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ

Учение о понятии, составляющее третий раздел науки логики, открывается дефиницией, гласящей, что «понятие есть то, что свободно как сущая для себя субстанциальная мощь, и есть тотальность, в которой каждый из моментов есть целое, представляя собой понятие, и положен как нераздельное с ним единство; таким образом, понятие в своем тождестве с собой есть в-себе-и-для-себя-определенное». Гегель подчеркивал, что излагаемая им «точка зрения понятия есть вообще точка зрения абсолютного идеализма», поскольку руководствующаяся ею философия считает лишь идеальными моментами «всё то, что прочее сознание считает сущим и самостоятельным в своей непосредственности...». Снова очень четко формулируя объективно-идеалистическое решение основного вопроса философии, Гегель заявлял, что не материальные вещи, а понятие «есть истинно первое, и вещи суть то, что они суть, благодаря деятельности присущего и открывающегося в них понятия». Связанное с этим объективно-идеалистическое переосмысление термина «понятие», становящегося обозначением «идеи» на логической ступени ее развития, естественным образом сочеталось с отрицанием эмпирико-сенсуалистического базиса понятий и отражения в них объективной реальности: «Ошибочно думать, что сначала предметы образуют содержание наших представлений, а уже затем привносится наша субъективная деятельность, которая посредством... операции абстрагирования и соединения того, что обще предметам, образует их понятие». С точки зрения идеалистического панлогизма, которая в данном вопросе очень последовательно проводилась Гегелем, «не мы вовсе образуем понятия и... вообще понятие не должно рассматриваться как нечто возникшее». Согласно Гегелю, понятие «есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в находящемся вне ее материале», а «заключает в самой себе всю полноту всякого содержания и служит вместе с тем его источником». У Гегеля, таким образом, были все основания проводить аналогию между этим свои взглядом на «понятие» и религиозным учением, что «бог сотворил мир из ничего» (96. 1. 341, 347, 342).

Концепция развития. Точку зрения объективного идеализма выражает и утверждение Гегеля, что «поступательное движение понятия... есть развитие» (а не диалектический процесс перехода, характерный для сферы бытия, и не диалектический процесс рефлектирования в другом, характерный для сферы сущности). Под «развитием» Гегель понимал процесс, «посредством которого полагается лишь то, что уже имеется в себе», указывая, что поэтому «движение понятия мы должны рассматривать лишь как игру: полагаемое этим движением другое на деле не есть другое». Выраженное здесь отрицание подлинных новообразований означает, что категория «развитие» трактовалась Гегелем в значительной мере недиалектически, что было тесно связано с вкладыванием в нее идеалистического смысла. Стоит заметить, что все это во многом обусловливалось соответствующей трактовкой индивидуального развития живых существ, которым Гегель иллюстрировал свой взгляд на «развитие» понятия и которое фактически являлось эмпирическим основанием этого взгляда. Заявляя, что «в природе ступени понятия соответствует органическая жизнь», Гегель давал следующую «иллюстрацию» этого положения: «Так, например, растение развивается из своего зародыша. Последний содержит в самом себе уже все растение, но идеальным образом, и мы не должны понимать его развитие так, будто различные части растения - корень, стебель, листья и т.д. - уже существуют в зародыше реально, но только в очень малом виде». Отвергая теорию преформизма в ее материалистическом толковании, Гегель принимал эту метафизическую концепцию в следующем своем идеалистическом толковании ее: «Правильно... в этой гипотезе то, что понятие в своем процессе остается у самого себя и что через него поэтому не полагается ничего нового по содержанию, а происходит лишь изменение формы». Во времена Гегеля да и в течение многих последующих десятилетий отсутствовало вполне убедительное в естественнонаучном отношении понимание того, что вышеупомянутые биологические процессы всецело материальны, и это создавало благоприятную почву для идеалистических спекуляций относительно их природы.

Сказанное вовсе не означает, что у Гегеля не было диалектической концепции развития, - ее наличие неоднократно отмечалось при рассмотрении гегелевских учений о бытии и о сущности. Представлена она и в учении о понятии. Но терминологически она выражается большей частью не категорией «развитие» (она все же не всецело лишена диалектического смысла), а такими понятиями, как «переход» (в иное), «рефлексия» (в другое), «снятие», «опосредствование» и т.д.

Конкретность понятия. Принципиальную важность имеет настаивание Гегеля на том, что «понятие» нельзя рассматривать как абстрактно всеобщую форму логического. Согласно Гегелю, «понятие» представляет собой «истинно всеобщее», которое соединяет в себе общее, особенное и единичное (96, 1. 345, 346).

Данным утверждением ставилась и далее определенным образом разрабатывалась проблема диалектического единства общего, особенного и единичного в процессе познания и в том, что познается. В свойственном «понятию» единстве общего, особенного и единичного Гегель видел его «конкретность». Гегель называл «понятие» «всецело конкретным» также потому, что считал, что «оно содержит в самом себе в идеальном единстве бытие и сущность и, следовательно, все богатство этих двух сфер». Гегель считал неверным «под конкретным понимать лишь чувственно конкретное». Положение о конкретности «понятия» имело у Гегеля объективно-идеалистический смысл и не относилось им к понятиям в общепринятом значении этого слова, которые он именовал «субъективными», «формальными». «То, что называют понятиями и даже определенными понятиями (например, человек, дом, животное и т.д.), - пренебрежительно замечал Гегель, - суть простые определения и абстрактные представления, суть абстракции, заимствующие от понятия лишь момент всеобщности и опускающие особенность и единичность», тем самым абстрагируясь «как раз от понятия» (96. 1. 342, 348). Однако у Гегеля наблюдается тенденция придать вышеназванную «конкретность» и «субъективным» понятиям, во всяком случае постольку, поскольку их рассмотрение включается в науку логики и они занимают в ней определенное место. Сама проблема конкретности понятий приобрела большую значимость в последующей философской и научной мысли, особенно марксистской. Укоренилось гегелевское переосмысление термина «конкретное», который (сохраняя и свой традиционный смысл) стал также применяться - прежде всего в марксистской литературе - для обозначения соединенных в одном понятии различных мыслительных определений познаваемой реальности.

Гегелевское учение о понятии имеет следующую триадическую структуру: «1) учение о субъективном, или формальном, понятии; 2) учение о понятии как определенном к непосредственности, или учение об объективности; 3) учение об идее, о субъекте-объекте, единстве понятия и объективности, об абсолютной истине» (96. 1. 343-344).

Субъективное понятие. Своя триада имеется и в учении о субъективном понятии: понятие как таковое, суждение, умозаключение. Здесь предметом науки логики становятся те же формы мысли, которые рассматриваются в формальной логике. Поэтому учение о субъективном понятии имеет важнейшее значение для уяснения позиции Гегеля в отношении формальной логики.

Весьма критические замечания Гегеля относительно лишь «субъективного», «формального» рассмотрения понятий не сопровождаются указанием на какие-либо определенные альтернативы столь пренебрежительно охарактеризованным им понятиям «человек», «дом», «животное», зачисленным в «абстрактные представления». Понятия, которыми оперирует в своих размышлениях сам Гегель в учении о субъективном понятии - «золото», «металл», «роза», «растение» и т.д., - однотипны с перечисленными выше. Не очень понятно, почему рассматриваемое им субъективное понятие Гегель считает единством общего, особенного и единичного, так как ничего вразумительного не сказано о связи этого понятия с всеобщим «понятием», наделенным указанной «конкретностью». Но именно в этом единстве общего, особенного и единичного Гегель видит источник развития понятия в суждение.

Суждение. Обыгрывая тот этимологический факт, что в немецком языке слово Urteil обозначающее суждение, значит буквально «перводеление», «первичное деление», Гегель заявляет, что «первичное единство понятия... различаясь, производит первоначальное деление, чем и является суждение поистине». Дефиниция гласит, что «суждение есть понятие в его особенности, как различающее отношение своих моментов, которые положены как для себя сущие и вместе с тем тождественные с собой...» (96. 1. 350).

Гегель усматривает глубокий философский смысл в том, что абстрактно суждение может быть выражено предложением «единичное есть всеобщее» и предложением «субъект есть предикат». Принятую же в формальной логике характеристику субъекта как того, о чем нечто высказывается, а предиката как того, что высказывается о субъекте, Гегель называет тривиальной и считает, что она ничего не говорит о действительном существенном различии между ними. По Гегелю, «субъект есть по своему смыслу прежде всего единичное, а предикат - всеобщее». Гегель придает этому различию принципиальное значение потому, что при помощи него пытается объяснить факт существования различных видов суждения, понять их как необходимые ступени развития исходной (абстрактной) формы суждения и усмотреть их взаимосвязь. Согласно Гегелю, «в дальнейшем развитии суждения субъект не остается только непосредственно единичным, а предикат не остается только абстрактно всеобщим», а «субъект и предикат получают затем и другое значение: предикат получает значение особенного и единичного, субъект - значение особенного и всеобщего», так что «в двух сторонах суждения при сохранении ими одних и тех же названий субъекта и предиката имеет место перемена их значения» (96. 1. 353-354). Этими перемещениями осуществляется опосредствование, в результате чего форма суждения оказывается полностью развитой и переходящей в более высокую логическую форму.

В основу гегелевской систематики суждений положен и другой принцип, имеющий содержательный характер. Высоко ценя кантовский замысел показать «различные виды суждений... не только как эмпирическое многообразие, но и как некую определенную мышлением тотальность», но считая реализацию этого замысла Кантом неудовлетворительной, Гегель предложил свое решение как единственно верное: «различные виды суждения определяются... всеобщими формами самой логической идеи». Сообразно этому, указывал Гегель, получаются «сначала три главных вида суждений, которые соответствуют ступеням бытия, сущности и понятия. Второй из этих главных видов соответственно характеру сущности как ступени дифференциации сам в свою очередь двойствен». Так Гегель обосновывает выделение им следующих четырех видов суждения: 1) качественное суждение, или суждение наличного бытия, 2) рефлективное суждение, 3) суждение необходимости, 4) суждение понятия. Гегель подчеркивал, что эти «виды суждения должны рассматриваться не как стоящие рядом друг с другом, не как обладающие одинаковой ценностью, а, наоборот, как последовательный ряд ступеней, и различие между ними зависит от логического значения субъекта» (96. 1. 355-356). Имелись в виду ступени углубления познания, и предикату придавалось первостепенное значение в деле выражения все более глубокого содержания.

Суждение наличного бытия (например, «роза красна») имеет, по Гегелю, наименьшую познавательную ценность, поскольку в нем предикатом выступает поверхностный, несущественный признак, свойство. Большей познавательной ценностью обладает суждение рефлективное («Это растение целебно»), в котором предикатом выступает немаловажное свойство, через которое субъект существенно соотносится с иным (а именно с заболеванием, которое может быть излечено у организма данным растением). Еще выше познавательная ценность суждения необходимости. Так, в его категорической форме («Роза есть растение») предикатом выступает род, т.е. нечто действительно всеобщее по отношению к множеству организмов. Наибольшей познавательной ценностью обладает суждение понятия, где в качестве предиката выступает уже само понятие. Высшей формой суждения понятия предстает аподиктическое суждение, в котором дается не только чрезвычайно существенная характеристика логического субъекта, но она определенным образом и обосновывается («Поступок, носящий такой-то характер, добродетелен, хорош»).

Ф. Энгельс, указывая на сухость и кажущийся произвол гегелевской классификации суждений, находил ее все же внутренне истинной и необходимой, поскольку она обосновывается не только самими законами мышления, но и реальным процессом познания людьми законов природы. Давнюю истину о том, что «трение есть источник теплоты», Энгельс рассматривал как суждение наличного бытия. Открытие же в 1842 г. того, что «всякое механическое движение способно посредством трения превращаться в теплоту», характеризуется Энгельсом как универсальное рефлективное суждение. Наконец, сформулированный в 1845 г. естествоиспытателями принцип «любая форма движения способна и вынуждена при определенных условиях превращаться, прямо или косвенно, в любую другую форму движения» служит, по Энгельсу, примером аподиктического суждения необходимости. «Итак, - заключал Энгельс, - то, что у Гегеля является развитием мыслительной формы суждения как такового, выступает здесь перед нами как развитие наших, покоящихся на эмпирической основе, теоретических знаний о природе движения вообще. А ведь это показывает, что законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если только они надлежащим образом познаны» (1. 20. 539-540).

Надо заметить, что «рациональные зерна» гегелевской концепции суждения скрыты под покровом идеалистических утверждений о том, что суждение как логическая форма первично по отношению к предметному миру и в этом смысле «все вещи суть суждения». Указывая, что все вещи «суть единичные, имеющие в себе некую всеобщность или внутреннюю природу, или, иными словами, они суть индивидуализированное, оединиченное всеобщее», Гегель считал это объективное диалектическое единство общего особенного и единичного обусловленным тридической структурой суждения. Идеалистически мистифицируя в целом отражение в понятиях и суждениях процесса познания людьми объективной реальности, Гегель утверждал, что «ни понятие, ни суждение не находятся только в нашей голове и не образуются лишь нами» и «не наша субъективная деятельность приписывает предмету тот или иной предикат, когда мы переходим к обсуждению предмета, а мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности» (96. 1. 352).

Умозаключение. Умозаключение Гегель определяет как «единство понятия и суждения»: «Оно есть понятие как простое тождество, в которое возвратились различия форм суждения, и оно есть суждение, поскольку оно вместе с тем положено в реальности, а именно в различии своих определений». Согласно Гегелю, переход от суждения к умозаключению это не только результат субъективной мыслительной деятельности человека, но «само суждение полагает себя как умозаключение и в нем возвращается к единству понятия»; причем именно аподиктическое суждение, характеризуемое как высшая форма «суждения понятия», «образует переход к умозаключению». Суть умозаключения, отчетливо выраженная в его первой, исходной форме, состоит, по Гегелю, в том, что «особенное является здесь как опосредствованная середина между единичным и всеобщим» (Е-О-В) и с формальной точки зрения дальнейшее развитие умозаключения происходит таким образом, что «единичное и всеобщее также занимают место особенного...» (96. 1. 365, 366).

В гегелевской классификации умозаключений их виды - качественное умозаключение, умозаключение рефлексии, умозаключение необходимости - трактуются как ступени названного развития. При этом внутри каждой из этих трех ступеней Гегель усматривает свой процесс. Так, качественное умозаключение проходит в своем развитии через четыре фигуры силлогизма. Умозаключение рефлексии развертывается в виде умозаключений «всякости», «индуктивного» и «по аналогии». Умозаключение необходимости развивается в формах категорического, гипотетического и разделительного умозаключений. Таким образом, в новой аранжировке в науку логики оказались включенными практически все виды и формы умозаключений, которые были установлены формальной логикой и которыми она оперировала. Их гегелевская аранжировка имела своим принципом акцентирование внимания на различии содержания, выражаемого разными видами и формами умозаключений - от поверхностного, «конечного», качественно-предметного в начале до самого глубокого, «бесконечного», понятийно-разумного в конце. Процесс умозаключения в содержательном плане состоит, по Гегелю, в том, что «он существенно содержит в себе отрицание определенностей, через которые он шествует», и «есть, следовательно, опосредствование через снятие опосредствования и смыкание субъекта не с другим, а со снятым другим, с самим собой» (96. 1. 378). Завершение развития субъективного понятия, которое через все разделения, полагания и опосредствования, наполнившись всем возможным для него содержанием, смыкается с самим собой, - таков главный смысл изображенного Гегелем процесса умозаключения.

Умозаключение, как и предшествующие логические формы, идеалистически онтологизируется Гегелем. Порицая то, что обычно умозаключение «рассматривается лишь как форма нашего субъективного мышления», Гегель утверждал, что «всё есть умозаключение». Это было естественным дополнением и завершением предшествующих утверждений о том, что «всё есть понятие» и «всё есть суждение», поскольку умозаключение определялось как единство понятия и суждения. В серии этих утверждений гегелевский панлогизм проявился наиболее рельефно. В силу того что умозаключение выступало высшей логической формой, Гегель придавал ему первостепенное значение в характеристике разумного: «Умозаключение есть разумное и всё разумное». Гегель заявлял, что «объективный смысл фигур умозаключения состоит вообще в том, что всё разумное оказывается трояким умозаключением, а именно так, что каждый из его членов занимает место как крайностей, так и опосредствующей середины» (36. 1. 336, 365, 373). Саму триадичность своей философской системы и ее предметов Гегель рассматривал как выражение этой «троякости» умозаключения.

В.И. Ленин считал рациональным зерном гегелевского учения об умозаключении мысль о том, что как в самих умозаключениях, так и в отражаемой ими сути вещей единичное через особенное связано с всеобщим. Освобождая это рациональное зерно от идеалистической шелухи, Ленин характеризовал форму умозаключения как отражение глубинной и вместе с тем повсеместно проявляющейся диалектической структуры вещей объективного мира: «Самые обычные логические «фигуры»... суть школьно размазанные... самые обычные отношения вещей» (2. 29. 159).

Объект. Трактовка умозаключения завершается идеалистическим положением о том, что результатом полного развертывания субъективного понятия является переход к объективности. Согласно Гегелю, достигнутая в умозаключении «реализация понятия», «в которой всеобщее есть эта единая, ушедшая в себя назад тотальность, чьи различные члены суть также эта тотальность, и которая через снятие опосредствования определила себя как непосредственное единство», это «объект». Гегель упрекает «обычную логику» за «молчание» относительно того, «откуда получаются... объекты», к которым с целью достижения целостности «научного познания» применяются формы мышления. Считать мышление «лишь субъективной и формальной деятельностью», а «объективное в противоположность мышлению» рассматривать «как что-то прочное и для себя налично данное» значит, по Гегелю, проявлять «дуализм», несовместимый с истиной. Усматривая тем самым в панлогическом идеализме единственно возможную гносеологическую антитезу кантовскому агностицизму, неразрывно связанному с его дуализмом, Гегель обосновывал переход субъективности в объективность прежде всего соображением о том, что та и другая суть «определенные мысли», которые «имеют свое основание во всеобщем и само себя определяющем мышлении». Другой путь обоснования названного перехода - это ссылка на диалектичность движения всех рассматриваемых в «Науке логики» определений. Заявляя, что в свое время субъективное понятие было показано «как диалектический результат двух первых главных ступеней логической идеи, а именно бытия и сущности», Гегель утверждал, что теперь «сама субъективность, будучи диалектичной, прорывает свой предел и, пройдя через умозаключение, раскрывается в объективность» (96. 1. 379, 378). Это утверждение является ярким примером нередкого у Гегеля софистического использования диалектики, при котором содержательная аргументация подменяется пустыми декларациями, не имеющими под собой объективного основания в виде исследования вопроса по существу.

Следует заметить, что когда Гегель утверждает переход субъективного понятия в объект, он имеет в виду вещественный, «непосредственный» объект, отличая от него так называемый «конкретный» объект как «тотальность понятия», еще не разделившуюся на предметно-внешнюю объективность и субъективность. «Объект, - указывает Гегель, - далее, есть вообще единое (еще не определенное в себе) целое, объективный мир вообще, бог, абсолютный объект». Согласно Гегелю, определение «абсолютное есть объект» было «яснее всего выражено в лейбницевской монаде...». Взгляд на абсолют только как на объект Гегель считал не истинным, полагая важнейшей задачей философии преодоление «посредством мышления» противоположности между объективностью и субъективностью (96. 1. 379, 383, 384).

Рациональный смысл провозглашенного Гегелем перехода от субъективного понятия к объекту состоит в том, что подлинную содержательность формы человеческого мышления обретают в ходе его направленности на объективную реальность. Хотя этот переход представлен Гегелем неубедительно, тем не менее он правомерен как своеобразное отражение действительного хода человеческого познания. В науке логики это не первый вынужденный выход развивающегося «понятия» (логической «идеи») из «стихии чистого мышления» (сам Гегель отмечает, что «мы должны сопоставить переход к существованию и действительности... с переходом к объективности») (96. 1. 380).

«Механизм». Гегель различает в рассматриваемой им объективности три формы: механизм, химизм и целевое отношение. «Механически определенный объект, - указывает Гегель, - есть непосредственный, индифферентный объект», который, «правда, содержит в себе различия, но они равнодушны друг к другу и связаны только внешней связью». Гегель различает, во-первых, формальный механизм, при котором объект есть «единство различных», «некое составное», «некий агрегат», так что «действие, оказываемое на другое, остается внешним отношением...». Во-вторых, «небезразличный различенный механизм (падение, влечение, потребность в общении и т.д.)». В-третьих, «абсолютный механизм, характеризуемый тем, что «имманентная отрицательность как центральная единичность некоего объекта (абстрактный центр) приходит в отношение с несамостоятельными объектами как с другой крайностью посредством некоторой середины, которая соединяет в себе центричность и несамостоятельность объектов (относительный центр)». Смысл этой весьма абстрактной характеристики разъясняется указанием Гегеля, что примерами абсолютного механизма (называемого также «умозаключением») являются, с одной стороны, Солнечная система как природная объективность, а с другой стороны, государство как социальная объективность (оно понимается как «субстанциальная середина», через которую деятельные индивиды «смыкаются» друг с другом в обществе). Все это означает, что в сферу механической объективности Гегелем включены как природные, так и антропосоциальные реалии определенного рода. Первые из них, строго говоря, представляют собой предметы философии природы, а вторые - философии духа; причем преимущественное внимание уделяется первым (96. 1. 384, 385).

По Гегелю, механизм - это «первая форма объективности» и «также та категория, которая раньше всего представляется рефлексии при рассмотрении предметного мира...». Он указывает, что применение этой категории вполне правомерно по отношению к механическим объектам природы, а также к механическим аспектам других природных объектов более высокого порядка:»...нельзя возражать против того, чтобы и вне области механики в собственном смысле, например в физике и физиологии, обращалось внимание на механические действия (например, на действие силы тяжести, рычага и т.д.)». Вместе с тем Гегель указывал, что не следует «упускать из виду, что в этих областях законы механики уже не играют решающей роли, а занимают, так сказать, подчиненное положение». Эта весьма здравая и глубокая точка зрения на сферу механических реалий означала решительное несогласие с механицизмом как воззрением, согласно которому вся природа является существенно механической в своей основе и в ходе познания всех природных образований они должны быть сведены к этой основе. Гегель разъяснял, что «уже явления и процессы так называемой физической области в узком смысле этого слова (как, например, явления света, тепла, магнетизма, электричества и т.д.) не могут больше быть объяснены чисто механически (т.е. посредством давления, толчка, перемещения частей и т.д.), и еще более неудовлетворительным является перенесение и применение этой категории в области органической природы, поскольку дело идет о постижении специфики последней, как, например, о питании и росте растений, а тем паче если речь идет об ощущении у животных». Гегель считал «очень существенным и даже главным недостатком новейшего естествознания, что оно даже там, где дело идет о совершенно других и более высоких категориях, чем категории голого механизма, все же упорно держится последних в противоречии с тем, что само собой напрашивается непредубежденному созерцанию, и этим закрывает себе путь к адекватному познанию природы». В общем механицизм характеризуется Гегелем как «поверхностный и бедный мыслью способ рассмотрения, который оказывается недостаточным даже по отношению к природе и еще более недостаточным по отношению к духовному миру» (96. 7, 385-386). Эта вполне убедительная критика механицизма может быть отнесена к числу самых значительных достижений Гегеля в области философского осмысления природы и методов ее познания. Проявляющаяся в гегелевском понимании «механизма» подлинная рациональность обусловлена тем, что он трактует категорию «механическое» фактически как отражение «механической» объективности, т.е. по сути, материалистически. Подчиненность этого понимания общей идеалистической установке Гегеля сказывалась лишь в том, что он, констатируя механичность новоевропейского материализма на определенной стадии его развития, абсолютизировал ее и потому рассматривал выявление несостоятельности механицизма и как критическое преодоление в целом материализма. Гегель не замечал, что во французском материализме XVIII в., воспринимавшемся им ошибочно как всецело механистический, успешно развертывалось преодоление механицизма и понятие материи существенно обогащалось за счет усмотрения реальности в ней не сводимых к «механическому» физических, химических и биологических (органических) процессов.

«Химизм». В отличие от характеризующего механизм «безразличного» объекта, считал Гегель, «в химизме, напротив, объект показывает себя существенно различным, так что объекты суть то, что они суть, лишь через их отношения друг к другу, и дифференция составляет их качество». В такой форме осмысливался Гегелем тот факт, что в химических реакциях участвуют качественно разнородные вещества. Рассматривая химизм как результат полного развития механизма, приводящего к опосредствованию самостоятельности объектов их отношениями друг с другом, Гегель в то же время находил неправильным распространенное объединение механизма и химизма «под общим названием «механического отношения», противопоставляемого «отношению целесообразности». При всей обоснованности такого противопоставления механизм и химизм, по Гегелю, все же «очень определенно отличаются друг от друга» тем, что отношение механических объектов остается внешним и они не изменяются в нем, тогда как химические объекты соотносятся внутренне и изменяются в этом соотношении. Тем самым Гегель первым из философов и в виде философского обобщения отличал химическую форму движения от механической и определил ее как более высокую по сравнению с механической. Обе эта формы движения Гегель идеалистически трактовал как имеющие своим глубинным источником «понятие», причем они «суть лишь в себе существующее понятие...» (96. 1. 385, 390). Это была антитеза выдвинутому французскими материалистами пониманию механического и химического движений как проявлений внутренней активности материи.

Дата добавления: 2015-08-13