Санкт‑Петербург. Май 1992 г.

Фантом, увиденный мной в квартире Учителя, вышиб меня из седла. Мне снились кошмары, я почти перестал есть и, что самое странное, — начал бояться темноты. Это было ужасно. Я чувствовал себя трусом, но, ложась спать, всегда оставлял включенный ночник. Потому что стоило мне оказаться в темноте, как она начинала шевелиться. Непонятные формы плыли в воздухе. То ли нити, то ли щупальца, они дрейфовали независимо от движений воздушных потоков, сгущаясь, сплетаясь в узлы. Иногда эти тени принимали четкие и пугающие очертания. И тогда моя реакция становилась парадоксальной. Я испытывал ни с чем не сравнимую, безумную ярость, буквально сжигающую меня изнутри. Это чувство не походило ни на что испытанное мной прежде. Казалось, что привычная картина мира покрылась трещинами и из нее начали пропадать целые куски. А я — просто сумасшедший. Еще один псих в этом безумном мире. Временами, охваченный непонятной тоской, я чувствовал, как что‑то, какая‑то часть меня, невозвратимо уходит в прошлое. И почему‑то у меня не было желания этим с кем‑то делиться. Даже с Колькой. Но сам Коляныч думал по‑другому.

Прошла почти неделя после встречи с фантомом, когда Колька возник в дверях моей квартиры. И с ходу взял меня за жабры.

— Все чахнешь? — насмешливо спросил он, стискивая мне ладонь. — И думаешь, наверное, что я слепой? А ну колись, что случилось!

Ухватив за рукав, он поволок меня на кухню, быстро сообразил кофе и сунул мне в пальцы сигарету.

Сбитый с толку его натиском, я запротестовал:

— Какого черта?! Ничего не случилось… И ты же знаешь — я не курю!

— Сегодня ты куришь! — произнес он с нажимом. — И еще, сегодня ты пьешь водку, раз не можешь по‑другому расслабиться. Пусть тебе будет хреново! Ты же знаешь: чтобы сделать человека счастливым, сделай его очень несчастным, а потом верни “как всегда”. Ну, водку пьем?

Он был так деловит и напорист, что я даже не смог рассердиться.

— Ладно тебе! Вовсе ни к чему такие радикальные меры…

— К чему! — отрезал Коляныч и прикурил мне сигарету. — На, вдохни эту гадость и расскажи, отчего это у тебя в последнее время такой вид, будто все окрестные призраки кагалом вломились к тебе на постой. Давай, давай! Я от тебя не отстану!

Может, он прав? Я посмотрел за окно на зеленый туман нежной листвы, на пробуждающийся от зимней спячки город и затянулся сигаретой… Почему‑то не было ни кашля, ни головокружения. Полная анестезия. И действительно, какого черта?

После того как я выговорился, Колька с минуту молчал, смешно шевеля бровями.

— Да‑а, — наконец протянул он, — все складывается один к одному…

— Что складывается? — Я с отвращением втиснул сигарету в блюдце.

— Балда! Ты даже не попробовал проанализировать ситуацию!

— А что тут анализировать! Кутузов — чернушник! А мы — ослы…

— И это все? — Колька ехидно прищурился. — Все, что ты можешь сказать? Или у тебя есть идеи?

— Валить нам надо из этой секты…

— Ого! Здравая мысль! Валить… Это не так‑то просто. Не перебивай! Я знаю, что говорю, — есть опыт… Вот что, у тебя есть карта города?

— Была где‑то, а что?

— Тащи сюда. Кажется, я знаю, где собака порылась…

Я полез разгребать свои завалы в поисках карты, а Колька на кухне звенел посудой, что‑то напевая себе под нос. Когда я вернулся, кухня сияла.

— Что‑то ты, братец, говнецом подзарос! — Коляныч самодовольно оглядел результаты своих трудов. — Давненько я не мыл столько грязной посуды… Ну, давай сюда!

Он выхватил из моих рук карту и расстелил на столе.

— Смотри! — Он ткнул пальцем в Васильевский остров. — Здесь квартира Учителя, так? Здесь, — палец скользнул ниже, к Гостиному двору, — Пашкин зал. Здесь, на Лиговском, еще один. Тут, на Исполкомской, ведет Валерка… Продолжишь?

— На “Елизаровской” Леха, на “Ломоносовской” Сашка… К чему ты клонишь? Залы на одной линии метро?

— Конечно! — Коляныч мрачно посмотрел на карту.

— И что?

— А занятия‑то везде в одно и то же время, вот что! Он использует метро как трубу, гонит энергию со всех залов, когда сотни придурков вроде нас колбасят там поклоны! И накачивает своего бобика! Фактически он нас ест! Это не просто секта, Игореха! Я даже не знаю, как это назвать!

— Ты хочешь сказать, он создал эгрегор? Как у Андреева?

— Еще не известно, кто кого создал. Ты же помнишь все эти мифы про поездки в Китай и Японию? Как знать, где Кутузов подцепил это дерьмо? Может, у него и выхода‑то другого нет! За год он аккумулирует нужный запас и сливает всех учеников! А через пару лет возникает, как чертик из табакерки, находит новых или собирает старых инструкторов, и все начинается сначала!

Некоторое время мы сидели, тупо уставясь на карту. Я чувствовал, как внутри что‑то с шорохом разворачивается, будто истрепанный древний свиток, только что извлеченный на свет…

И тут я засмеялся! Коляныч посмотрел на меня, как на больного.

— Ты чего ржешь? Тут плакать надо!

— Не‑ет, — сказал я, отсмеявшись, — плакать мы не будем. Кто‑кто, а мы — нет! — и поделился с Колькой своей идеей. Ведь все просто! Если нас доят, а мы не знаем, это, конечно, плохо. Но если мы знаем? Весь вопрос: чего мы хотим? Знаний? Кутузов нам их никогда не даст. Просто потому, что ему это не нужно. Ему нужна наша Сила, и он дает ровно столько, чтобы удержать нас на крючке. Но знания у него есть. Без них невозможны ни те проявления Мощи, которым мы были свидетелями, ни создание такой Системы. А что, если нам в свою очередь подоить ее? Если есть информация — ее можно взять, тем более находясь так близко к источнику. Весь вопрос — в технологии. Ниндзя мы или где?

— Знаешь, — сказал Колька после непродолжительного молчания, — в твоей идее есть некое благородное безумие. Но мне кажется, мы можем, фигурально выражаясь, наесться дерьма. Как отличить то, что нам нужно, от чернухи?

— Вопрос личной безупречности… — глубокомысленно начал я, но он не дал мне договорить.

— Ты индульгируешь! — вскричал Колька и треснул мне в лоб чайной ложкой. — Сначала ты индульгируешь в замешательстве, теперь — в ясности! Как говорил старина Дон Хуан, окстись окаянный!!!

Я схватил свою ложку и бросился в бой.

Мы раколошматили табурет. Мы разбили две чашки и блюдце. Сорвали штору и опрокинули горшок с кактусом на окне. Мы своротили стол и порвали карту, после чего сражение переместилось в коридор, где пострадали вешалка для одежды и дверь в ванную. Только после этого выяснилось, что у нас обоих “неплохое кун‑фу”, и в ход пошли ботинки, кроссовки и тапочки.

Наконец, притомившись, мы вернулись на кухню, устранили разгром, и Коляныч подвел черту под результатами нашего совета. Подражая интонации Учителя, он продекламировал:

ПАТРИАРХАМ И БУДДАМ — ГОЛОВЫ С ПЛЕЧ! ДЕРЖИ НАГОТОВЕ ОТТОЧЕННЫЙ МЕЧ! КОЛЕСО ЗАКОНА ВЕРТИТСЯ НЕСПРОСТА! ЧУ! — СКРЕЖЕЩЕТ ЗУБАМИ ВЕЛИКАЯ ПУСТОТА!

* * *

В тот же вечер мне снова приснилось продолжение сна с болотом и тварью, похожей на перекормленного тиранозавра. Многосерийный сон. Сериал. Не хватает Просто Марии. Или Изауры, которая рабыня. Смешно, наверное. И раньше я бы посмеялся. Но теперь мне казалось, что эти сны с продолжениями как‑то связаны с происходящим вокруг меня. Так оно и было на самом‑то деле. И теперь эта связь — вот она, на поверхности! Теперь. Но не тогда. В то время я просто чувствовал, как все туже стягивается клубок событий. Но надеялся, что вдвоем с Колькой мы сможем разрубить его.

Мы были балбесами тогда. Мне — двадцать два, Кольке — на три года больше. Мы не знали, что нельзя заигрывать с Силой. Нам казалось, что мы сможем обмануть Учителя вкупе с его жутким союзником. И, как ни странно, нам это почти удалось. Но только почти…

Дата добавления: 2015-08-05