Санкт‑Петербург. Сентябрь 1991 г.

А начиналось все вполне невинно. Я возвращался с работы. Уставший, но довольный. Свежий воздух, все такое. Что ни говори, а каменщик — профессия благородная. Ведешь кладку и чувствуешь, как под руками вырастает стена. Работенка как раз для кинестетика вроде меня. На стройку я устроился сразу после увольнения в запас. Платят неплохо, хотя в стране не хватает буквально всего. Мне еще повезло: не застал времени, когда окурки продавали в киосках…

Трамвай с грохотом несся по проспекту Энгельса. Пассажиров время от времени неласково швыряло друг на дружку, и они с энтузиазмом поносили дурака в кабине и раздолбайство дорожных служб, которые так запустили трамвайные пути. Я тихонько веселился, разглядывая перекошенные от праведного гнева физиономии. Зачем люди так портят себе нервы? Ну и пусть трясет, зато едем быстро. Но народ со мной был не согласен. Кто‑то особо активный начал даже колотить водителю в дверь. Назревал скандал. Поэтому я отвернулся и стал глазеть наружу сквозь мутное от пыли окно.

Мимо проносились серые, запущенные дома, унылый долгострой, производящий впечатление доисторических руин, кусочек парка, испятнанный желтизной, а над всем этим нависло бесконечное великолепие осеннего неба. Исполинские башни кучевых облаков громоздились одна на другую, будто стремясь подмять под себя усталый город, пролиться на него потоками воды, отмыть до зеркального блеска. Солнечные лучи били в их белоснежные стены, заставляя облачную крепость сиять ослепительным светом. А следом за этим сиянием, как главные силы за авангардом, сплошной полосой ползли темные, набрякшие дождем тучи.

Я еще подумал, что неплохо бы до того, как хлынет, успеть добраться домой. И тут на меня накатило. Внезапно, как всегда.

Непроглядная тьма. Клубящаяся, живая. Кажется, что она смотрит. Что она движется. Течет… Куда? Зачем? Где?.. Не видно ни зги. Но… Я чувствую, там, во тьме, что‑то есть. И это что‑то ждет меня… Терпеливо, упорно… Оно знает: мне не пройти мимо…

И я иду. Сгущения мглы, словно ветви деревьев. Прохожу сквозь, ощущая легкое сопротивление. Ожидание впереди становится настолько ощути‑мым, что притягивает меня как магнит. Я иду… Нет, бегу! Жгуты тьмы хлещут меня по лицу. Уво‑рачиваясь, я бегу все быстрее, хотя ни на миг не забываю, что это может быть ловушка…

Это уже не ожидание. Зов! Темный вихрь подталкивает меня в спину. Я — лист на ветру… Бешеное мелькание оттенков черного, тугой удар в грудь. Свет! Яркий, слепящий. Я зажмуриваюсь.

— Здравствуй, мой Ученик!

Голос — густой, вибрирующий бас. Настолько низкий, что в животе что‑то дрогнуло, откликаясь… Надо бы открыть глаза и посмотреть, кому принадлежит этот…

Он сидит в самом центре светового шара, за пределами которого беснуется море тьмы. Коротко стрижен, лицо спокойное и, кажется, немного усталое…

— Я очень долго тебя жду.

— Кто…

Он усмехается.

— Ты ведь хотел встретить того, кто научит тебя воинским искусствам? Твоя просьба была услышана. Найди меня…

— Но…

Он усмехается снова.

— Это твое первое задание, Ученик!

Я не успел больше ничего спросить. Он сплел пальцы, и меня вышвырнуло назад во тьму…

На Манчестерской я вышел из трамвая в состоянии легкого транса. Нет, подобные видения бывали у меня не раз. Но с такой силой… До этого случая я списывал все на богатую фантазию и даже не задавался вопросом: “А бывает ли такое с другими людьми?” Открывается такое “окно” — хватаю карандаш и зарисовываю. У меня этих эскизов, как у дяди кота Матроскина — гуталина…

В общем, вышел, на автомате пересек дорогу. В те времена на трамвайной остановке стоял ларек, в котором торговали книгами. Именно в нем я купил первую в своей жизни вещь в жанре фентэзи, “Хроники Корума” Майкла Муркока. Стою я, значит, тупо смотрю на небогатый ассортимент — ничего нового. А в голове все еще перекатывается бас: “Это твое первое задание, Ученик!” Что же это было?

Как всегда, мне захотелось поскорее зарисовать увиденное. Я повернулся, чтобы идти домой, и мой взгляд упал на прилепленное к стволу дерева объявление. В то время весь город был облеплен ими, как шелудивый — коростой. Но это конкретное объявление оказалось необычным. На нем не было ни адреса, ни привычной бахромы с телефонными номерами. Простой лист формата А‑4 с черно‑белым рисунком, изображающим сидящего в медитации ниндзя. Пальцы “воина ночи” сплетены в замысловатую фигуру. Меня как током ударило! Точно такую же я видел в сегодняшнем “окне”!

Кроме рисунка на листе была только надпись:

ЦЕНТР НИНДЗЮЦУ “ЧЕРНЫЕ ЯСТРЕБЫ” ОБЪЯВЛЯЕТ НАБОР ЖЕЛАЮЩИХ ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ БОЕВЫМ ИСКУССТВАМ ПО ШКОЛЕ “ШИ‑МОДЗАБУРА ШИМОГАХАРА — РКЬ

И ниже:

НЕ ИЩИТЕ НАС. СИЛА САМА ПРИВЕДЕТ ВАС В НУЖНОЕ МЕСТО.

Тени ниндзя

Вот это да! Кино и немцы! Я стоял и таращился на листок, а в голове крутились всякие мысли насчет странных совпадений и тому подобного. В ту пору я еще не умел читать Знаки Мира, однако понял, что совпадение‑то неслучайное. Мистика!

Что‑то холодное коснулось лица, потом капнуло за шиворот. Вот и дождался дождя! Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я помчался домой, чтобы не промокнуть окончательно.

Объявление не обмануло. Сила это была или еще что‑то, но она привела меня… в метро. Я спустился по эскалатору на “Площади Мужества”. И пошел по перрону, чтобы сесть в последний вагон. Они перехватили меня на полпути. Двое парней в черных футболках и джинсах.

— Извините, можно задать вам вопрос?

— Да, пожалуйста.

Парни переглянулись, и тот, что был повыше ростом и поплотнее, спросил:

— Вы интересуетесь боевыми искусствами?

— Можно сказать и так.

— Чем‑нибудь занимались?

— Да, дзюдо.

— Долго?

— Шесть лет, до службы… А в чем дело, ребята?

Высокий улыбнулся и протянул мне листочек с адресом.

— Вы слышали о ниндзюцу? Если вам интересно, то приходите в среду по этому адресу. Начало в двадцать один ноль‑ноль. Будет набор. Удачи.

Парни развернулись и пошли прочь. Посмотрев им вслед, я повертел листок в руках и спрятал в карман. Становилось все интереснее.

И конечно, в среду я был по указанному адресу.

Запущенный зал районного спорткомплекса производил довольно мрачное впечатление. Поначалу, пока толпа кандидатов клубилась у главного входа, все оживленно переговаривались, делились слухами и ожиданиями, знакомились. Но когда нас впустили внутрь и деловитые ребята в черном собрали приглашения, разговоры сами собой стихли. Редкие лампы дневного света горели тускло. Трибуны терялись в полумраке, словно ступени, ведущие неизвестно куда. Все ждали. Чего? Стояла гулкая, звенящая тишина. Только гудели лампы да слышался шорох одежды, когда кто‑нибудь шевелился. Инструкторы молча выстроили нас рядами, как на плацу, и отошли в сторонку. Они тоже ждали. Напряжение разливалось в воздухе удушливыми, почти физически ощутимыми волнами. Волны двигались в неком особом ритме. И ритм этот убыстрялся. Я стоял в третьем ряду, чувствуя, как сами собой сжимаются мышцы брюшного пресса. Ожидание давило на психику. Я ждал, начиная потихоньку нервничать. Рядом кто‑то прерывисто вздохнул. И тут… Идет! Нет, я не слышал шагов, и никто не появился в проходе между трибун. Но…

Нечто приближалось. Именно нечто. Не кто‑то конкретный, а … Словно некая бестелесная сущность проникла в зал и темной волной накатилась на ряды кандидатов. Накатилась, предвещая.

Мы ждали, но он появился внезапно. Просто возник в проходе, идущий размеренной мягкой походкой. В темном плаще, руки в карманах. И шаги его нарушили ритм моего сердца. Я никогда не встречал человека, который произвел бы на меня такое впечатление, пока я еще не успел заглянуть ему в глаза.

Все застыли, будто загипнотизированные. Он подошел ближе и остановился. Плащ взметнулся темными крыльями, рука взлетела вверх и в сторону — указательный и средний пальцы жестко выпрямлены.

— Ю!!! — это был не просто возглас. Низкий, басовитый рык, швырнувший нас всех на одно колено и заставивший согнуться в поклоне. Никто не объяснял нам, как надо кланяться. Однако все — почти четыре сотни человек — сделали одно и то же движение. Я стоял на колене, глядя в пол, а в голове металась мысль: “Он! Это Он!”

Его звали Чон Ли. Почти как ван‑даммовского супротивника. Хотя у него было и нормальное русское имя: Владимир Васильевич Кутузов. А в некоторых других кругах у него был прозвище — Китаец. Инструкторы же называли его просто: Учитель. И он, черт возьми, был Им.

— ЗАЧЕМ ВЫ ПРИШЛИ СЮДА?

Он стоял перед нами, спокойно глядя сквозь. Будто просвечивал кандидатов рентгеном. Он казался огромным. Хотя мы уже поднялись с колен, и многие из нас были выше его ростом.

— ЗАЧЕМ? КТО СКАЖЕТ? ТЫ!

Он ткнул пальцем в одного из парней в первой шеренге. Тот замялся и пробормотал что‑то невразумительное. Кутузов поморщился.

— ТЫ! — Он указал на другого. Тот понес что‑то про тайну и тому подобное. Этот ответ тоже показался Учителю невнятным. Он начал спрашивать всех по очереди, но никто не мог сказать ничего толкового. В моей голове воцарилась пустота. Я видел, что скоро настанет моя очередь. Вот Он уже совсем рядом… Учитель остановился прямо передо мной и посмотрел в глаза. Но вопроса не задал… Просто посмотрел, кивнул и прошел дальше.

Через одного от меня стоял коренастый крепкий парень. Кутузов остановился перед ним.

— ТЫ!

Парень снова упал на колено, коснувшись ладонью пола.

— ПУТЬ, УЧИТЕЛЬ! ПОКАЖИ МНЕ ПУТЬ!

Кутузов шагнул назад.

— ВСЕ СЛЫШАЛИ? УЧИТЕСЬ! — повернулся и пошел прочь из зала, по пути бросив инструкторам: ОПРОСИТЬ ВСЕХ. КТО НЕ ГОТОВ — ВЫХОД ТАМ! — Его рука снова взлетела, указав на темный проход в трибунах. Нам всем он показался туннелем на тот свет. Бр‑р! По спине промчалась волна озноба. А парень, давший правильный ответ, вдруг подмигнул мне, как бы говоря: “Мы‑то с тобой знаем!”

Однако мы не знали главного. Для тех, кто готов, выход не был предусмотрен совсем…

* * *

И завертелось. Тренировки, работа, тренировки… Покупка кимоно. Я в одних трусах на кухне помешиваю палочкой жуткое варево в эмалированном тазу. Черная от красителя вода кипит. Одежда нин‑дзя должна быть темной как ночь… Октябрь. Падает первый снег. Стройплощадка, освещенная прожекторами. Я таскаю кирпичи. Бегу в валенках по краю стены. Слева — обрыв высотой в девять этажей. Справа внизу, в полутора метрах — подмости. На них, матерясь, суетится стропальщик Валера. “Куда! Мать твою! Куда майнуешь[12]?!” — орет он крановщице. Тренькает звонок крана. Подмости скрипят под тяжестью банки[13]с раствором. “Вира!!!” Белые хлопья снега оседают на Валеркином подшлемнике. Звон строп и вой электромоторов. Пустые банки уносятся вверх. Работа… А вечером — в зал. Я несусь в валенках по краю девятиэтажной пропасти и понимаю, что счастлив…

Удельная. Ларьки, торгующие всякой всячиной. “Хочешь, познакомлю с классной девчонкой?” — спрашивает Олег. В его светлых глазах хитрый блеск. Я киваю: “Конечно!” Впрочем, в положительный результат что‑то не верится. Но Олег хватает меня за локоть и тащит к одному из ларьков. Они напористые, эти карелы. В ларьке — цветы и мандарины. Такой вот набор. Их продает симпатичная девушка в спортивном костюме. Темно‑каштановые волосы. Волевой подбородок. Что‑то неуловимо восточное в очертаниях лица. “Знакомьтесь, — говорит Олег, — это Света”. — “Игорь”, — я исполняю шутовской поклон. Девушка улыбается…

Дата добавления: 2015-08-05