Экспедиция за электротоком

Ночью капитан сделал сводку всех донесений о ходе работ за истекший день. Работы шли прекрасно, точно по графику. Девятнадцатого августа, то есть через три дня, подлодка сможет выйти из своего нового убежища и понестись к далеким берегам Советского Приморья. Но этот день и был тем последним для начала похода сроком, после которого уже не было бы надежды своевременно, двадцать третьего августа, прибыть во Владивосток. От острова Рапа-Нуи подлодка должна была пройти по прямой, полетом птицы, около пятнадцати тысяч километров. Ровно сто часов непрерывного, на десяти десятых, хода понадобится "Пионеру", чтобы покрыть это огромное расстояние. И лишь при условии, что "Пионер" тронется в путь не позднее шести часов утра девятнадцатого августа, он сможет, догоняя солнце, появиться в Уссурийском

заливе, у Русского острова, перед Владивостоком в десять часов утра двадцать

третьего августа. Но какая-нибудь непредвиденная задержка всего лишь на

восемь-десять часов - и все срывается. Все труды, все сверхчеловеческие

усилия команды и все надежды полетят прахом.

Испарина покрыла лоб капитана, когда в ночной тишине, в своей каюте, на

объятой сном подлодке, он вдруг пришел к этим выводам. "Нельзя!.. Нельзя

идти в ремонте без резервов во времени,- думал он.- Надо еще скорее, еще

напряженнее работать. Сберечь хотя бы эти восемь-десять часов. Но что можно еще требовать от команды, не знающей ни сна, ни отдыха, столько дней

работающей на последней, кажется, черте своих уже истощенных сил"?

Капитан ничего не мог придумать. Драгоценные часы короткого отдыха уходили в этих тревожных размышлениях, и побудка застала капитана с воспаленными от бессонницы глазами. Он вышел из подлодки, охваченный жгучим беспокойством, и торопил людей, еще не размявших свои не отдохнувшие за короткую ночь тела, торопил скорее-скорее приниматься за работу. Он испытал истинное наслаждение, когда увидел результаты работы Скворешни за эту ночь.

Скворешня взял на себя ночное дежурство у электролебедки, медленно

подтягивающей дюзовое кольцо на его размягченной нижней петле. Но у лебедки

делать было, в сущности, нечего, и Скворешня весь сосредоточился на очистке

кормовой части от металлических наростов, бородавок, застывших луж, струек и

капель, которые остались на ней после того, как дюзовое кольцо было сорвано

взрывом со своего места. Работа была очень трудная, утомительная. Термит

применить здесь было невозможно. Инструменты тупились и ломались, электродрели, маленькие электропилы, электроструги быстро крошились.

В конце концов Скворешня переходил на ручные инструменты, с которыми он

пускал в ход свою необыкновенную физическую силу и нередко добивался больших

результатов.

Перед утренней побудкой дюзовое кольцо оказалось уже совсем близко от

кормы корабля, и место для него было очищено и готово для насадки. Но внутри

кольца находилось еще немало обломков газопроводных труб с острыми рваными

краями. Скворешня перешел на работу по их удалению, стремясь закончить ее к

тому моменту, когда электролебедка притянет дюзовое кольцо вплотную к корме.

Скворешня и сейчас развивал неистовую энергию, как будто у него не было

бессонной, изнурительной ночи. Его кипучая работа так заразительно подействовала на всю дюзовую бригаду, только что приступившую к работе, что

невозможно было удержаться и не присоединиться к ней.

И, когда Корнеев отыскал капитана, чтобы сообщить ему, что собирается,

согласно вчерашнему распоряжению, отправить Марата и Павлика с трос-батареей

на глубину, он нашел его среди бригады дюзовцев, за яростной работой у

дюзового кольца.

- А сколько осталось Марату, чтобы закончить ремонт щита и сети управления? - спросил капитан, не поднимая головы и не отрываясь от дела.

- По графику бригады, в порядке соревнования, примерно еще часов семь-восемь.

- С ним работает Павлик?

- Да.

- Передайте им обоим- и Марату и Павлику- мою личную просьбу закончить эту работу как можно скорее против бригадного графика. После этого пусть отправляются. И вас прошу, товарищ Корнеев! Скорее... Скорее... Напрягите все силы, все остатки своих сил! Мы не имеем резервов времени. Через полчаса приходите в мою каюту со старшим лейтенантом, профессором Лордкипанидзе, Чижовым, Семиным, Козыревым - я объясню вам положение.

Марат и Павлик были немного огорчены задержкой их экспедиции за электротоком, к которой они уже начали готовиться. Но личная просьба

капитана, переданная им Корнеевым в несколько торжественном, многозначительном тоне, подействовала на них необыкновенно возбуждающе, и

они горячо, с приливом новой энергии, принялись за работу.

В назначенное время к капитану пришли все, кого он просил.

- Товарищи,- обратился капитан к собравшимся,- по графикам бригад, мы сможем выйти в поход девятнадцатого августа. Для похода останется только

четверо суток. Это в обрез- как раз столько, сколько нужно, чтобы прибыть во Владивосток точно двадцать третьего. Но у нас не остается никаких резервов времени. Малейшая случайная задержка может сорвать все. Надо еще более ускорить ремонт. Надо иметь для запаса хотя бы часов десять. Просто сказать об этом команде- не годится. Боюсь перетянуть струну. Но вот Скворешня показал выход. Он дает пример своей работой, он заражает энергией свою бригаду, она тянется за ним, старается не отставать. Результаты налицо:

бригада работает как никогда. Прошу вас, товарищи: будьте таким же примером

для своих бригад, и мы наверняка скопим себе необходимый резерв. К вам, Лорд, еще одна просьба. Лейтенант Кравцов уже достаточно окреп и мало

нуждается в вашем уходе. Добавьте к какао что-нибудь из вашего медицинского,

диетического арсенала, чтобы повысить его питательность и укрепляющие

свойства, и затем прикажите наполнить этим какао термосы тех, кто работает

снаружи подлодки. Для работающих внутри организуйте разноску через каждые

час-два такого же питания в стаканах... Все, товарищи! За работу! И пусть

каждый из вас делает то, что он в силах сделать. Да, еще одно... Товарищ

Семин, вы сейчас, вероятно, будете читать сегодняшний номер газеты? Выделите

особо ночную работу Скворешни. Не оставляйте ее до завтрашнего. Сведения о

ней получите у Козырева сейчас же. По местам, товарищи!

Прозвучал дробный, торопливый стук в дверь.

- Войдите! - громко сказал капитан.

Показалось взволнованное лицо Плетнева. Он быстро вошел в каюту, закрыл

за собой дверь и торопливо направился вокруг стола к капитану. Его лицо было

красно; глаза блестели среди находившейся в непрерывном движении сети

морщин, в руке он держал телеграфный бланк.

- Весьма срочно. Правительственная,- проговорил Плетнев, задыхаясь, как после бега, и подавая радиограмму капитану.

Уже после первых прочитанных слов на истомленном лице капитана отразилось необычайное волнение. Наклонившись над радиограммой, он впился глазами в ее текст. Его волнение немедленно передалось всем участникам совещания. Застыв на местах, они не сводили нетерпеливых глаз со своего капитана, лишь изредка перебрасываясь короткими вопросительными взглядами. Капитан быстро пробегал строки радиограммы.

Наконец он оторвался от нее и обвел глазами присутствующих. Глаза излучали какую-то необыкновенную радость. Он порывисто встал и тихо, словно

не доверяя себе, своей выдержке, произнес:

- Товарищи...- Голос его пресекся. Он глубоко вздохнул и вновь произнес уже окрепшим голосом:- Товарищи! На нашу долю выпало необычайное счастье. Мы получили радиограмму от Центрального Комитета нашей партии. Я оглашу содержание радиограммы.

Все встали, словно подхваченные ветром, взволнованные, с сразу помолодевшими лицами, и застыли, подавшись вперед, к капитану. Он читал,

руки его чуть заметно дрожали, и белый листок радиограммы колыхался над

столом:

"Москва, молния, правительственная. Капитану подлодки "Пионер" Воронцову, комиссару Семину, начальнику научной части экспедиции профессору

Лордкипанидзе.

Шлем героическому экипажу подлодки "Пионер" горячий привет! С восхищением следим за вашей неутомимой, великолепной борьбой с враждебной стихией, с последствиями коварной измены. Мы твердо уверены в благополучном исходе вашей экспедиции. Мы уверены, что в историю борьбы за изучение и овладение таинственными глубинами океанов вы впишете новые славные страницы, что в грозный час испытаний подлодка окажется на своем посту у родных берегов для защиты свободы и дальнейшего процветания социалистической Родины..."

Имена подписавших радиограмму потонули в буре восторженных криков...

- Мы придем в срок!.. Мы оправдаем доверие! Мы победим! Победим!..

- К команде! К команде!- закричал комиссар.- Товарищ командир! Надо сообщить команде!

Его молодое лицо сияло под шапкой седых волос. Он подошел к капитану и,

едва сдерживая неповинующийся, срывающийся голос, насколько возможно

официально сказал:

- Товарищ командир, разрешите созвать немедленно команду для вашего

сообщения!

Капитан положил ему обе руки на плечи, сжал их:

- Ну конечно! Семин, товарищ дорогой! Конечно! И скорее, скорее! Марш,

марш!

Он повернул комиссара за плечо и, подтолкнув его к двери, бросил вдогонку:

- Всю команду и всех научных работников!

* * *

В одиннадцать часов, еще возбужденный после ликующего митинга по поводу

радиограммы, Марат побежал к Корнееву, чтобы сообщить ему, что ремонт щита и

сети управления полностью окончен им и Павликом на три часа раньше, чем

предусматривалось графиком.

Марату казалось, что никогда он не работал с таким упоением, с таким

восторгом, как сейчас. Ему казалось, что радиограмма была полна не слов, а

необыкновенной музыки, которая продолжает звучать до сих пор в его душе. Он

бежал по трапам и отсекам, напевая что-то веселое и радостное, не чувствуя

ног под собой. И всюду он слышал то тихое мурлыканье, то громкое пение, всюду он видел сверкающие глаза, непроизвольные улыбки.

- Мы победим, Маратушка!- звенел ему вслед крик Крамера.

- На три часа раньше!- кричал, смеясь, Марат и летел дальше.

Он нашел Корнеева в камере электролиза под ванной, куда тот залез для

работы, оставив в пределах видимости одни лишь ноги.

- Хорошо,- коротко и глухо ответил Корнеев, выслушав сообщение Марата об окончании работы и нетерпеливую просьбу о разрешении отправиться с трос-батареей.- К капитану не пойду... Некогда... Иди сам и доложи...

Капитана Марат нашел в газопроводной камере, где он вместе с бригадой

Козырева удалял обломки труб, торчавшие из внутренней переборки. Чтобы

добраться туда, надо было проявить немало ловкости и акробатического

искусства. Песня звучала и здесь, но Марат не удивился этому: она сливалась

с песней в его собственной душе.

- Спасибо за работу, Марат!- ответил капитан, выслушав его рапорт.- Передайте мою благодарность и Павлику. Пообедайте и устройте себе и ему

перерыв и отдых, которые полагаются вам. Потом отправляйтесь. Сколько вам

понадобится времени для этой операции?

- Думаю, часов шесть-семь, товарищ командир. Не знаю, насколько удобен и чист будет склон.

- Да-да... Конечно. Во всяком случае, торопитесь, ваша помощь нужна

здесь. Держите связь с подлодкой. Ну, идите! Желаю успеха. Привет Павлику.

Присматривайте за ним!

Марат прекрасно отдавал себе отчет, насколько трудна задача, возложенная на него, и не отказался от отдыха, который был ему предложен капитаном. Однако он успел во время перерыва объяснить Крутицкому, как подвязывать сосуды к трос-батарее. После обеденного перерыва, уже втроем с Крутицким, они принялись выносить сосуды из склада, подносить их к барабану трос-батареи, укупоривать их, подготовлять для них петли из проволок. Покончив с этой работой в шестнадцать часов, с полной зарядкой аккумуляторов в скафандрах, термосов, патронов с жидким кислородом, в походном вооружении, с набором необходимых инструментов и глубоководным термометром у пояса, Марат и Павлик стояли в выходной камере, почти совсем готовые к выходу из

подлодки. В последнюю минуту в камеру вбежал Шелавин и всучил Марату

глубоководный батометр:

- Пожалуйста, Марат... Это вас, я думаю, не очень затруднит. Небольшую

пробу воды с глубины... Очень прошу.

Сейчас же за ним торопливо подошел зоолог и, отведя Павлика в сторону,

тихо, чуть смущенно сказал:

- Смотри, Павлик, если попадется что-нибудь особенно интересное, не

упусти, пожалуйста. Я буду тебе очень благодарен. Конечно, если... м-м-м...

обстоятельства и, так сказать, время позволят... Пожалуйста, Павлик.

Через несколько минут Павлик и Марат шли уже по склону, неся на плечах

конец трос-батареи, ее приемник, похожий на закрытый, несколько вздутый в

середине бутон гигантского тюльпана. Спустившись шагов на пятьдесят, они

положили этот бутон на обломок скалы, чтобы проверить механизм пуска трос-батареи. На тросе, у основания бутона, находился большой, с широкими лапками выключатель. Марат повернул его, и бутон начал медленно раскрываться, словно распускающийся цветок. Через минуту приемник представлял собой огромную, выпуклую в середине головку подсолнечника, усеянную, словно семечками, черными точками термоэлементов.

Убедившись в исправности трос-батареи, Марат еще раз повернул выключатель, и бутон закрылся.

- Ну, Павлик, в путь! На плечо! Раз, два! Пошли!

* * *

Медленно, незаметно темпы работ на подлодке нарастали. Исключительно

напряженная работа начальников бригад и самого капитана приносила свои

плоды. Немало помог делу и зоолог. Он придумал новую комбинацию витаминов,

обычно добавляемых в какао, с недавно открытым витамином КЛ2, которая сразу

начала успешно бороться с усталостью команды, подняла настроение, увеличила

работоспособность людей. Кок Белоголовый, по указанию зоолога, каждые два

часа приносил им по чашке "живой воды", как прозвал это какао Ромейко, и

заставлял их тут же, при себе, выпивать.

На помощь пришел и лейтенант Кравцов. Ему было разрешено вставать с койки, ходить, читать и писать. Хотя его физическое состояние все улучшалось, но никто уже не мог узнать в нем прежнего веселого лейтенанта -

смешливого, любившего поболтать и побалагурить, любовно следившего за своей

наружностью. Бледный, осунувшийся, небритый и с запущенными бачками, он часами неподвижно лежал на койке, молчаливый, с устремленными в потолок

глазами, думая о чем-то своем, должно быть, тяжелом и мучительном. Иногда из

его груди вырывался вздох или стон, он начинал беспокойно ворочаться с боку

на бок, вставал, переходил в кресло и вновь возвращался на койку, словно не

находя себе места, словно стараясь уйти от каких-то тягостных воспоминаний.

Сегодня, узнав от зоолога, что напряженность общей работы еще больше возросла, он робко и нерешительно попросил его получить у капитана разрешение сменить в центральном посту старшего лейтенанта. Работы там почти

никакой сейчас нет, во всяком случае она совершенно неутомительна: поддерживать радиотелефонную связь со всеми отсеками подлодки, с людьми,

работающими снаружи, с капитаном, с Маратом, выпускать время от времени

инфракрасный разведчик, следить за его донесениями на экране и, наконец,

получать от бригад сведения о ходе работ и составлять общие сводки. Работа

пустяковая, а между тем старший лейтенант освободится и примет участие в

аврале. Старший лейтенант горячо поддержал предложение Кравцова, и зоолог

получил у капитана это разрешение. Краска радости залила лицо лейтенанта,

когда зоолог сообщил ему, что капитан удовлетворил его просьбу. Словно не

веря своему счастью, как будто опасаясь потерять его, он торопливо побрился,

сбросил с себя больничный халат, переоделся в форменную одежду, любовно

оправил ее, почистил и осмотрел, как что-то необычайно дорогое, чуть было не

потерянное и вновь счастливо найденное...

Он быстро перешел в центральный пост, и старший лейтенант, передав ему

дела, немедленно устремился к электрикам, чтобы заполнить брешь, образовавшуюся у них из-за ухода Марата и Павлика.

В двадцать часов лейтенант сообщил капитану первую сводку о ходе работ.

Сводка доставила капитану огромное удовольствие: в работах явно обнаружился

новый подъем.

- С Маратом связь поддерживаете, товарищ лейтенант?

- Каждый час, товарищ командир. Говорит, что все в порядке. Несколько

задержек в пути они довольно быстро ликвидировали. Сейчас оба находятся на

глубине тысячи ста метров, температура воды- четыре с половиной градуса выше нуля.

- Отлично! Вероятно, они скоро доберутся до двух с половиной градусов и смогут вернуться. Молодцы ребята! Как вы себя чувствуете, товарищ лейтенант?

- Спасибо, товарищ командир! Чувствую себя прекрасно. Хоть какая-нибудь работа, и та лучше всяких лекарств...

В двадцать три часа стало известно, что электрики закончили ремонт

электроприводов к цистернам: кингстоны, насосы и вентиляция начали работать.

Дюзовая бригада узнала об этом еще раньше по пробным маневрам подлодки,

начавшей вдруг подниматься и опускаться вместе с бригадой. На корме подлодки

эти эволюции были встречены глухим, торопливым "ура". Некогда было разгибать

спины, махать руками, тем более что у самих дюзовцев наступал решительный

момент: заканчивалась насадка дюзового кольца на место, и должна была

начаться сварка его с корпусом корабля.

За несколько минут до полуночи- конца работ- кольцо окончательно село на место, и из-под него убрали наконец тигель с горевшим термитом. Все уже собирались уходить, но Скворешня занялся последней перед сваркой прочисткой желобков в гофрированной обшивке корпуса, по которым должен был пойти под дюзовое кольцо расплавленный металл.

- Сейчас, сейчас иду!- ворчал он в ответ на призыв Козырева бросить

работу. - Вот только кончу этот желобок...

Но желобок оказался далеко не в порядке, старый металл не весь был,

очевидно, удален, и Скворешня долго водил электродрель вперед и назад под

кольцом, прежде чем убедился, что желобок совершенно чист. Однако и после

этого Скворешня не думал уходить. Какая-то неукротимая страсть к работе

овладела им, и он не в силах был перебороть ее. Еще и еще желобок... И вот

этот и следующий... Нельзя оторваться от них, их еще так много впереди!... С

одинаковой энергией, как будто с неисчерпаемыми силами, Скворешня продолжает

работу.

Часы ночного отдыха летят незаметно и быстро. Пустынно в пещере под

яркими лучами прожекторов. Мелькают вокруг подлодки юркие тени рыб,

останавливаются вокруг согнувшейся на корме странной фигуры и внезапно

разлетаются при каком-нибудь резком движении ее.

Скоро побудка, но скоро, совсем скоро... Вот уже близок последний, не

проверенный еще желобок... Бригада сможет прямо приступить к сварке.

По правилам службы Козырев сделал Скворешне выговор, но голос его

выражал не столько недовольство, сколько удивление и восхищение. И все же

Козырев доложил капитану об этом происшествии. Капитан выслушал его и

повернулся к Скворешне.

- Идите спать, Андрей Васильевич,- мягко сказал он.- Так нельзя. Вы

надорвете свои силы...

- Прошу прощения, товарищ командир,- вытянувшись металлической колонной, прогудел Скворешня. - Я свеж и бодр, как после хорошей бани. Разрешите остаться на работе. Я не устал...

- Это у него вторая бессонная ночь, товарищ командир,- вмешался Козырев.

- Пустяки!- вопреки всем требованиям устава возразил Скворешня.- Для меня это ничего не значит. Случалось и по три ночи не спать в походе, и ничего. Как с гуся вода... Комплекция такая...

* * *

Весело болтая и шутливо переругиваясь, Марат и Павлик с трос-батареей на плечах, первый- впереди, второй- в десяти метрах позади, спускались по пологому склону дна на глубине около тысячи метров от поверхности океана.

Идти сейчас было совсем легко. Самая трудная часть пути осталась позади. Нагромождения скал, которые нужно было обходить, широкие расселины, куда нужно было осторожно спускаться, а потом подниматься, застывшие лавовые

потоки, скользкие запутанные чащи морских лилий, гидроидных полипов- все

это пришлось преодолеть на первых восьмистах метрах довольно крутого спуска.

Сейчас перед друзьями расстилался ровный, чуть пологий склон с редкими

закругленными возвышениями, не мешавшими ходьбе. Позади, как тонкая гибкая

змея с белыми цветками на спине, легко скользила, чуть касаясь дна, черная

трос-батарея. Легкий дымок взмученного ила вился далеко над нею, обозначая

ее путь.

- Вот ты, Павлик, говоришь, что легко идти,- в серьезном тоне вернулся Марат к началу их разговора.- Легко-то легко, но ведь из-за такой малой пологости склона придется гораздо дальше тащить эту незаметную тяжесть. Мы уже сколько времени идем, а находимся всего лишь на тысячу метров ниже поверхности, и температура воды все еще выше пяти градусов.

- А далеко еще идти до двух с половиной градусов?

- Кто его знает! Может быть, здесь где-нибудь близко обрыв и сразу

окажется большая глубина... А может быть, мы на всю длину трос-батареи так

на одной этой глубине и будем идти и более низкой температуры не найдем.

- И придется возвращаться с трос-батареей на плечах?

- Ну, что ты, Павлик! Зачем же возвращаться? Трос-батарея будет вырабатывать ток и на этой глубине, но только температурный перепад между

концами будет меньше и зарядка аккумуляторов будет происходить медленнее. А

нам каждый лишний час стоянки у острова неприятен, а может быть, и опасен.

Так говорил капитан.

Они шли некоторое время молча. Жужжание зуммера напоминало Марату о

подводной лодке. Он сообщил лейтенанту Кравцову, что находится на глубине

тысячи двухсот метров, что температура воды около пяти градусов, что все в

порядке, и опять выключил подлодку.

Вскоре дно под ними пошло под уклон, и наконец оно стало так круто падать, что они уже с трудом могли удерживать шаг, чтобы не скатиться

кубарем. Этот утомительный спуск кончился на глубине тысячи девятисот метров, и сразу же друзья очутились среди совершенно другой обстановки. Опять со всех сторон их окружали разбросанные повсюду скалы- то одинокие, то нагроможденные друг на друга, то голые, то покрытые густыми зарослями

глубоководных лилий, губок, асцидий, горгоний, полипов. Среди скал и над

ними часто мелькали разноцветные огоньки рыб, ожерелья и гирлянды светящихся

точек.

- Ну что же, Павлик,- сказал Марат, взглянув на термометр,- вот мы и

добрались куда надо: температура ровно два с половиной градуса выше нуля.

Можно пустить в ход трос-батарею - и домой!

- Как раз вовремя,- ответил Павлик.- По правде сказать, я здорово устал.

- Подожди, Павлик. Класть приемник прямо на грунт, в толстый слой ила, не годится. Пойдем немного дальше и поищем среди скал подходящий обломок. На

него и положим приемник трос-батареи.

Удобный обломок- низкий и плоский- быстро нашелся у подножия огромной скалы, и на него осторожно спустили с плеч приемник трос-батареи.

- Фу!- вздохнул с облегчением Павлик.- Хоть и легко, а все-таки спина ноет и болит.

- Давай посидим немного, отдохнем и закусим,- предложил Марат,- у меня уже аппетит разыгрался.

Друзья опустились на обломок возле трос-батареи и, опираясь спиной на

скалу позади, обводя лучом фонаря окружающую их дикую картину, молча

посасывали горячее какао из термосов. Заросли гидрополипов, темные и

светящиеся тени, ползающие по дну и по мрачным скалам или мелькающие в

черной пустоте над ними,- все показывало, что дно жило гораздо более

интенсивной и кипучей жизнью, чем водные толщи непосредственно над ним.

- Ну, хватит, Павлик! Пора возвращаться,- сказал Марат, медленно поднимаясь и, видимо, совсем неохотно расставаясь с уютным местечком.

Не успел он, однако, разогнуться и выпрямить спину, как скала, под

которой они отдыхали и равновесие которой они, очевидно, нарушили, неожиданно обрушилась на них. Павлик и Марат едва успели отскочить в

стороны, но приемник трос-батареи оказался под скалой. Отчаяние Марата было

безмерно. Он не мог простить себе этой оплошности. Два часа он с помощью

Павлика пытался, запустив винт на десять десятых, сдвинуть огромную скалу,

но все было безуспешно. Больше нельзя было терять времени, и капитан направил им на помощь Скворешню. Лишь после его прибытия на место аварии

удалось сбросить скалу с приемника трос-батареи и пустить его в ход.

Глава XI

Дата добавления: 2015-08-05