Глава последняя

– 1 –

Семен Абатуров сидел в пижаме на койке по‑турецки, ел йогурт и смотрел телевизор.

Дверь палаты открылась, в проеме появилась голова Мешалкина.

– Привет, дед!

Абатуров, не поворачиваясь, облизал ложку и сказал:

– Здорово, Юрка. Заходи, кино наше показывают, – он показал ложкой на телевизор.

На экране Куравлев стоял на коленях в круге, а вокруг него летала в гробу Наталья Варлей.

– Вий! – Юра подсел к Абатурову. Кровать скрипнула. – А я с Куравлевым в одном доме живу. Бухаем с ним в гараже. Нормальный мужик.

– Ведьма, как настоящая, – оценил Абатуров. – Очень натурально моргает…

– Ага…

Дед Семен взял пульт и переключил программу. На экране появился служитель культа, который что‑то объяснял. Дед Семен перекрестился и сказал:

– Хорошая программа. Посмотрим.

– …И вот, – говорил с экрана священник, – меня стараются выставить эдаким Григорием Распутиным нашего времени, эдаким попом‑расстригой, эдаким фарисеем, попирающим духовные нормы, алчным до денег и похоти лицом… – Он вздохнул и погладил большим пальцем крест. На лице священника появилась снисходительная улыбка. – Мне очень тяжело повторять одно и то же… И физически и психологически… как человеку… И в первую же, конечно, очередь, как духовной особе… Но было бы неумно не воспользоваться этим случаем и не рассказать это сразу огромной аудитории… Хотя я к телевидению отношусь неоднозначно, и уж тем более к вашему каналу, который, наряду с хорошими программами, показывает программы со сценами насилия, жестокости и секса, пропагандирует антихристианский образ жизни и частное мнение печально известных олигархов выдает за мнение народа. Такое мощное средство воздействия на людей не имеет права нажимать на такие запрещенные педали. Такое фарисейство…

– Отец Харитон, – оборвал священника известный телеведущий со строгим выражением лица, – извините, конечно, что я вас прерываю… но мы с вами договаривались по‑другому. Мы договаривались, что мы предоставим вам эфирное время, которое, кхе‑кхе, нашему каналу стоит определенных денег, для того, чтобы вы могли высказать свою версию случившегося с вами, а не для того, чтобы услышать ваше мнение о нашем канале. В дальнейшем, если такая потребность возникнет, мы пригласим вас на отдельную передачу, где вы всё это выскажете… А сейчас давайте вернемся к нашей теме… – Ведущий повернулся лицом к камере: – Нечасто, даже в нашей стране, духовному лицу приходится выступать персонажем двусмысленных сюжетов.

– К сожалению, – заговорил отец Харитон, – мне не дают в полной мере высказаться и, являясь гостем этого канала, я вынужден принимать их условия… Хорошо… Поговорим по теме… Да, у меня действительно в данный момент отобрали приход и лишили меня духовного сана. И я позицию Патриархии понять могу, потому что, когда средства массовой информации раздувают такую грязную… э‑э‑э… истерию… э‑э‑э… выгодную определенным кругам… то понятно желание Патриархии отгородиться от этого, потому что церковь не должна быть втянута в мирские скандалы… Но я рассматриваю такое положение вещей, как временную меру… до выяснения, как говорится, обстоятельств… С этой точки зрения, меня лишили прихода… временно… Но с точки зрения моей внутренней духовной позиции, меня нельзя лишить сана, – отец Харитон поднял вверх палец, – ни временно, ни как‑то по‑другому! Я не могу сказать, что я с такого‑то числа такого‑то года до такого‑то числа такого‑то года снимаю с себя ответственность за моих прихожан.

– Хорошо, – ведущий взял карандаш и что‑то у себя вычеркнул на листочке. – Вы знаете, вся эта история, насколько нам известно, началась с того, что один высокопоставленный чиновник перечислил церкви некую сумму бюджетных денег, предназначенных на определенные цели, предусмотренные бюджетом же… то есть, я поясняю – государство должно было потратить государственные деньги на государственные цели! А деньги почему‑то попали на счет вашей церкви! Насколько нам известно, лично вы, отец Харитон, оказались инициатором этого перевода. И как вы можете соотнести использование церковью бюджетных денег с тем, что церковь, по вашим же словам, в мирские дела не должна вмешиваться?

– Очень просто, – отец Харитон опять погладил крест. – Деньги, которые, как вы говорите, должны были пойти на какие‑то бюджетные цели, на самом деле, предназначались для одной зарубежной структуры, контролируемой одной антироссийской зарубежной сектой. И, как вы понимаете, эти самые государственные средства были бы израсходованы на то, чтобы эту самую российскую государственность подорвать! И когда я этому государственному чиновнику, про которого вы говорите, открыл на это глаза, он ужаснулся и поступил, как гражданин и… верующий! Он отдал деньги для российской православной церкви, потому что понимал, что церковь употребит эти деньги не во вред, а на пользу и процветание государства. И через свой подвиг этот государственный чиновник претерпел муки, достойные великомученика! – Отец Харитон перекрестился, закатил глаза и погладил бороду.

Ведущий выдержал подобающую моменту паузу.

– Да… – сказал он, – о мертвых, как известно, плохо говорить не принято. Лучше ничего не говорить. Но… к сожалению, мы… живем в стране, где мы пока что не можем позволить себе жить по пословицам и поговоркам… Нам пока что приходится жить по понятиям, как сейчас говорят! Хым‑хым‑хым!.. Поэтому… – он взял со стола лист бумаги и посмотрел в него. – Вот вы говорите, отец Харитон, что структура, которая должна была получить бюджетные деньги, контролируется зарубежной преступной группировкой. Так вы утверждаете?

Отец Харитон кивнул.

– Хорошо… Может быть, у вас имеются какие‑нибудь документы, подтверждающие это?

– Какие документы? – священник погладил крест.

– Ну… Учредительные, скажем, документы, платежки, материалы расследования ФБР, в конце концов?.. Что‑нибудь у вас есть?..

– Нет. Конечно же, ничего такого у меня нет! Я же не комитет безопасности!

– Это очень хорошо, что вы не комитет безопасности… Другими словами, вы, отец Харитон, в своих обвинениях оперируете только слухами, и с помощью этих слухов вам удалось убедить высокопоставленного государственного чиновника перевести государственные (заметьте, не свои, а государственные!) средства на сторону!..

– Не на сторону, – перебил священник. – Я возмущен вашей терминологией! Деньги поступили на счет православной церкви! А когда говорят – на сторону, русский человек понимает под этим, что деньги истрачены на разврат и… спиртное!

– Нас, извините, батюшка, не только русские слушают!

– Вот‑вот! Я на это и хочу обратить внимание русских, которые имеют несчастье вас слушать! Именно, что не русские заказывают музыку на нашем телевидении!

Ведущий широко улыбнулся в камеру. К подобным обвинениям он уже привык. Похоже было, что ему даже нравилось, когда так говорят.

– Да, – сказал он, – я вам сейчас, кхе‑кхе, открою тайну. Нас купила зулусская нефтяная компания, и мы все на нее работаем! Кхе‑кхе… Но, давайте вернемся к нашим баранам… Вернемся к поступку госчиновника, который на основании совета постороннего перечислил государственные деньги не туда, куда ему было велено. О каком правовом государстве может идти речь, если каждый, кто имезт доступ к государственным деньгам, может распоряжаться ими по своему усмотрению? Скажем, приходит такой дядя Вася к такому дяде Пете и говорит: «Слушай, друг, чего это ты деньги переводишь неизвестно кому? Переведи лучше их мне!..» Хорошо это, как вы считаете, или плохо? – обратился ведущий в камеру.

– Извините, – отец Харитон сдвинул брови. – Это чистой воды демагогия и очернительство. – Если вы советами постороннего считаете советы духовного отца, то я из этого могу заключить только то, что вы человек неверующий. А раз так, то вы, любезный, и не можете понимать, почему глубоко верующий человек совершил истинно христианский поступок! Это недоступно вашему пониманию. Он служил Христу, а вы – Мамоне! И поэтому вы, как неверующий, не имеете морального права выступать по телевизору, потому что вы, таким образом, развращаете миллионы неокрепших душ!

– Вы, отец Харитон, всё время стараетесь уйти от темы. Мы разговариваем об истории, в которую вы, волею судеб, попали, а вы всё время уходите, – ведущий сделал ладонью движение, имитирующее плывущего карася, – в сторону. Давайте ближе к теме. Я, с вашего разрешения, подытожу эту часть нашего разговора. Итак… Есть чиновник, от которого зависит, куда пойдут государственные деньги. Чиновник – человек, который работает по найму государства, и должен исполнять доверенную ему работу. Оттого, как ведут себя чиновники, зависит состояние дел государства – выплата пенсий, зарплат, поддержка отечественного производителя, укрепление вооруженных сил, национальной безопасности и тому подобное… В нашем случае мы имеем печальную историю о том, как высокопоставленный чиновник оказался недобросовестным исполнителем, который почему‑то посчитал государственные деньги своими и распорядился ими, как своими, по совету человека, к государству, как он сам говорит, не имеющего никакого отношения.

Отец Харитон хотел что‑то возразить, но ведущий ему не дал.

– А вот теперь, – продолжал ведущий, – мы переходим к самому интересному эпизоду этой истории. Сейчас мы продемонстрируем вам кадры видеосъемки… Просим вас, уважаемые телезрители, увести детей подальше от экранов, потому что сейчас, кхе‑кхе, мы покажем эротический фильм с гостем студии в главной роли… Мы, честно говоря, до последнего момента не были уверены в том, надо ли это демонстрировать, но… после того что отец Харитон нам тут напроповедовал, я думаю, миллионам неокрепших душ будет интересно посмотреть, какие истинно христианские поступки совершает глубоко верующий человек. Давайте посмотрим, как человек с деньгами превращает больницу в публичный дом.

В течение пяти минут на экране телевизора отец Харитон без штанов совокуплялся в разных позициях с сексуального вида медсестрой. Половые органы партнеров были прикрыты черными полосками. Затем на экране снова появился улыбающийся ведущий.

– М‑м‑м… Как прокомментирует эти кадры наш гость? Камера наехала на красного отца Харитона.

– Конечно… – начал священник, – я снимал штаны… в больнице… потому что мне, как и всем людям, иногда делают уколы… и другие процедуры… физиотерапии… И я считаю, что снимать людей в таком виде в высшей степени аморально и преступно!.. А всё остальное – грубый киномонтаж с помощью современной техники! И я буду подавать на вас и на ваш канал в суд за оскорбление и клевету!

– Ну что ж, – ведущий посмотрел в камеру, – пока суд не взялся за это дело, оставим его на суд телезрителей.

– Это не тот ли отец Харитон, которому Леня звонил всё время? – спросил Юра.

– Не‑е‑е… Вряд ли, – дед Семен покачал головой. – Ты что, Юрка, обалдел?!

– А что такое?

– Леня Скрепкин не такой был человек, чтобы с таким антиполицаем общаться!

– Почему антиполицаем? – Мешалкин посмотрел на деда.

– А хрен его знает! Уж больно противный. – Абатуров взял пульт и переключил обратно на «Вий». Поскреб ложкой в стаканчике. – Знаешь что, Юр… Я нам работу придумал… Деньги загребать будем, как Чубайс…

– Ну?.. – Юра наклонил к Абатурову голову, не отрывая глаз от экрана. – Как думаешь, на веревках гроб?

– На леске… Ты слушай лучше, чего толкую… Ты ж с Афоней, – он показал на Куравлева, – бухаешь…

– Ну…

– Ну вот… Пусть он нас устроит на «Мосфильм» консультантами… Будем консультировать насчет ужасов… Мы ж теперь специалисты с тобой… – Он помолчал. – Только мы и остались…

– Ты ж, дед, церковь собирался строить? – Юра покосился на икону, которая стояла у деда на тумбочке.

– Вот денег загребем в кинематографе на ужасах, – дед поднял ложку, – и построим тогда!.. На свои!

Мешалкин представил, как он знакомит Куравлева с дедом Семеном, и улыбнулся.

Дата добавления: 2015-08-05