Смерть Леонида Скрепкина

Мы Россия Богоносная страна

Мы несем культуру миру

Потому что у нас ее как говна

Рашен Бразерс

– 1 –

Леня полетел вниз и ударился плечом о крышку гроба, перелетел через него и упал на спину. Он увидел, как в дыру, через которую он провалился в подвал, втискивается передняя часть

Хомякова. Глаза Хомякова зажглись, красные лучи, вылетевшие из них, шарили по подвалу.

– Вот он! – Хомяков потянулся к Лене.

Скрепкин сжал зубами шкатулку. Отползать он уже не мог, сил у него не осталось. Если бы он мог проглотить шкатулку, он бы проглотил ее теперь. Но шкатулка была слишком велика и слишком тверда для этого. Такую шкатулку под силу было бы проглотить только крупному животному. А Леня был человеком со своими плюсами и минусами. Он не мог проглотить ее. Всё, что он теперь мог, это повернуть свою искалеченную руку и поднять кверху средний палец. И Леня сделал всё, что он мог. Бес Хомяков на мгновение замер, его возмутил поступок этого человеческого обрубка.

– Ты, в жопу траханный ублюдок! Пидараз! – взревел демон и оскалил свою ужасную кровавую пасть, но вцепиться клыками в шею Скрепкину ему не пришлось, вопль демона потонул в реве падающего самолета, как в композиции группы «Пинк Флойд» «Спик ту ми» с пластинки «Зе дарк сайд оф зе мун» 1972 года выпуска. Именно так показалось Лене Скрепкину в последний момент своей жизни на этой Земле, на ее темной половине… Или на ее светлой половине?.. Кто знает – какая это половина?..

– 2 –

Самолет Сухофрукта вильнул последний раз в сторону перед самой землей и воткнулся своим острым носом точно в подвальную дыру. Оглушительный взрыв потряс землю. Казалось, будто весь мир взорвался тут. Перед самым взрывом острие истребителя проткнуло беса Хомякова через задницу, вышло у него изо рта и разорвало демона.

Время изменило течение. Леня Скрепкин увидел, как острие истребителя выходит у Хомякова изо рта.

Сам ты в жопу траханный!.. – подумал он и улыбнулся с драгоценной шкатулкой в зубах…

– 3 –

Леня Скрепкин подъехал к храму, заглушил мотор и вылез из машины. Батюшка попросил ставить БМВ подальше от церкви, чтобы не было соблазна. Вот какой батюшка был мудрый. Самому Лене это едва ли пришло бы в голову. А ведь действительно получилось бы некрасиво. Ведь в церковь ходит много бабушек, ветеранов и инвалидов, и вид дорогой машины мешал бы им думать о Боге.

Была ранняя весна. Только что сошел снег, и идти до храма пришлось по грязи… Ну и что, что по грязи… Человек из грязи создан и в грязь будет закопан.

Леня подошел к высоким дубовым дверям, снял кепку и перекрестился. Рядом на ступеньках сидели бабушки и просили милостыню. Леня вытащил лопатник, положил каждой по грину.

Прошел в церковь. Служба закончилась. В церкви почти никого не было. Леня бросил в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» десять гринов и купил на четыре грина свечек. Почему‑то перед иконой Ильи Пророка не горела ни одна свеча. Леня повертел головой и увидел, что и у других икон свечки тоже не горят. Он огляделся – не смотрит ли кто, щелкнул ZIPPO и зажег свечку. Поставил ее перед иконой Илье и помолился.

Из‑за колонны вышел отец Харитон. Леня поцеловал батюшке руку.

– Здравствуй, Леонид, – батюшка положил руку Лене на плечо.

– Здравствуйте, батюшка, – Леня опустил глаза.

– Ну, пойдем, раб Божий, – отец Харитон похлопал Леню по спине. – Пойдем ко мне в кабинет, будет у нас с тобой беседа.

Отец Харитон позвонил вчера Лене и попросил подъехать для разговора. Леня понял, что разговор будет серьезный, что отец Харитон собирается проверить Леню, насколько он, Леня, привержен православной церкви.

Проходя мимо ящика «НА РЕМОНТ…», Леня вытащил лопатник и бросил в ящик еще сколько‑то гринов, не считая. Отец Харитон одобрительно кивнул:

– Не оскудеет рука дающего. И воздастся дающему еще больше, чем берущему…

Они прошли в батюшкину комнату. Это была небольшая, двенадцать квадратных метров, келья с чисто выбеленными стенами. В углу висела икона. У окна стоял черный стол. На столе – чугунная чернильница в виде храма Христа Спасителя.

Отец Харитон прошел за стол, сел на стул и жестом пригласил Леню присесть на стул перед столом. Леня выдвинул черный стул с обитым кожей сиденьем, сел, положил руки на колени.

– Чайку не желаешь? – предложил батюшка.

– Не откажусь, – Леня кивнул.

Отец Харитон поднял телефонную трубку, набрал три цифры:

– Танюша, чайку нам принеси пожалуйста, – он положил трубку на рычаг.

Телефонный аппарат у батюшки тоже был особенный, как и чернильница. Трудно сказать, что в нем такого особенного, но сразу видно – вещь необычная и качественная. Да и какая же еще могла быть вещь у батюшки? Уж кому‑кому, считал Леня, а таким людям, как святые отцы, положено иметь самое лучшее, чтобы в их деятельности не случалось досадных сбоев из‑за технической ерунды. Иногда недалекие люди упрекают отцов церкви за излишнюю роскошь, эти люди просто не могут понять, что в таком деле как спасение душ нельзя пользоваться некачественными средствами, – уж слишком много поставлено на кон.

Батюшка вытащил из стола листок бумаги с выдавленными по углам крестами, достал из прибора ручку МОЫВЬАЫ, снял колпачок, приготовился что‑то написать, но раздумал, надел колпачок и положил ручку на лист бумаги.

– Ну… Леонид… давай тогда сначала поговорим, а потом уж… не знаю, сможешь ли ты взяться за это дело…

– Да я ж… – Леня развел руками, – за ваше дело, да не взяться?.. Это ж… что?.. Я уже согласен… Всё… договорились…

Отец Харитон посмотрел на Леню внимательно.

– Ты же даже не знаешь, что я тебе буду предлагать, а уже соглашаешься…

– Да чего бы не предлагали, я того… Хотите, из окошка прыгну?!

– А вот этого я и опасаюсь, что не думаешь ты, когда увлекаешься… Больно опрометчив… А к такому делу нужно подойти с головой… И осторожно очень. Потому что можно и самому голову сложить, и делу повредить конкретно…

Леня подался вперед и положил локоть на стол, показывая, что он воспринял замечания и теперь внимательно слушает и сделает всё именно так, как отец Харитон велит.

Отец Харитон взял в руки четки.

Отворилась дверь, и в комнату прошла сестра Татьяна с подносом. На сестре была надета белая косынка и длинное темное платье с фартуком. Леня машинально отметил, что девушка молодая и симпатичная, но одевается не сексуально. И тут же устыдился своей мысли и порозовел. Лене показалось, что его греховная мысль не осталась незамеченной отцом Харитоном. Отец Харитон сдержанно улыбнулся и погладил большим пальцем четки.

Татьяна поставила на стол поднос. На подносе стояли большой пузатый керамический чайник, два стакана в подстаканниках, сахарница, блюдце с дольками лимона и сушки. Девушка налила чай в стаканы.

– Спасибо, Танюша, – отец Харитон кивнул головой.

Татьяна поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь. Отец Харитон положил в стакан дольку лимона и три куска сахара.

– Эх! От всего отказаться могу! А вот к чаю несладкому никак не привыкну!.. – Ложка застучала по стенкам стакана.

Леня тоже положил себе лимон и сахар. Он вообще‑то пил без сахара, но после таких слов пить без сахара было как‑то неправильно. Гордыня…

– Вот у меня к тебе, Леонид, какое дело, – отец Харитон отхлебнул из стакана. – Божественно! – он чмокнул, взял сушку, разломил ее в кулаке на четыре части, одну часть положил в рот и хрустнул. Леня тоже взял сушку. – Вот какое дело, – повторил еще раз отец Харитон. – М‑м‑м… – Леня понял, что разговор будет серьезный, потому что таких длинных предисловий отец Харитон никогда не делал. – М‑м‑м… – Батюшка наморщил лоб, положил себе в рот еще четверть сушки и пожевал. – Вот что… Как ты, Леонид, сам видишь… да и мы с тобой много об этом беседовали… на православие идет большое наступление… К сожалению, Россия стала местом, где укореняются сейчас самые отвратительные, самые злобные, самые антиправославные секты. Они копят силы и мечтают расправиться с верой…

Леня кивнул:

– Конечно, вижу. Больно на это смотреть, отец Харитон. Иногда, когда дела делаю… ну… приходится встречаться со всякими такими организациями… бизнес, – Леня развел руками, извиняясь перед отцом Харитоном. – Вижу, что они творят, понимаю это… Хочется иной раз по‑мужски с ними поговорить, но останавливаю себя – может, это не по‑христиански…

– Понимаю, – отец Харитон кивнул. – Человек ты серьезный. И к вере вовремя обратился, когда вера наша сильно нуждается… чтобы русские вернулись к ней… и она бы помогла русским выстоять, а русские люди отстояли бы веру… свою исконную веру. Человек без веры, как сосуд пустой, – отец Харитон постучал ложкой по стакану. – Вроде звучит, – он еще раз постучал, – а внутри пусто. А антихрист, он только и ждет, чтобы свободное место заполнить… А надо, – отец Харитон поднял ложку над стаканом и покрутил ее, – чтобы содержание было хорошее, Божественное, и чтобы для антихриста места там не оставалось.

Леня взял чайник и налил отцу Харитону полный стакан.

– Спасибо, Леонид, – отец Харитон опустил в чай свежую дольку лимона.

Леня налил чаю и себе тоже. Ему сильно понравилось, как сказал отец Харитон. Качество отца Харитона – говорить просто и доступно о сложном и видеть в разных обыденных вещах Божественное – восхищало Скрепкина. Отец Харитон обладал редким для священника талантом говорить проповеди как бы мимоходом, но ярко и убедительно. Недаром его приход пользовался в Москве такой популярностью.

– Вот что получилось, – продолжал отец Харитон, размешивая в стакане сахар. – Русский человек веру потерял при советской власти, а когда ему веру‑то возвращать стали, он по открытости русской и доверчивости, вместе с верой истинной и всякую ересь прихватил. Все равно как если бы мы в этом стакане чай со стиральным порошком мешали. А?

Леня представил, и его затошнило.

– И первое время, когда их здесь привечать‑то стали… они ж хитрые дьявольски!., говорят – Бог един, все веры одно и то же, добра‑зла нет, а есть энергия позвоночников, и вообще ничего нет, а всё нам только кажется!.. Вопрос! – отец Харитон поднял палец. – Если нам это кажется, почему же нам такая дрянь‑то кажется тогда? Почему бы нам не показаться чему‑нибудь божественному? А? А потому, что они, эти сектанты, они не у Бога учатся, как людей направлять, а у политиков! А политики у нас чьи слуги, Леонид?

– Ясно, чьи, – Леня развел руками. – Не народа же…

– То‑то и оно! – Отец Харитон хрустнул вторую сушку. – А ты посмотри, через кого они в нашу страну пролезли! Через политиков и пролезли! Потому что у них с политиками одни цели и одни средства и один хозяин, – отец Харитон хотел показать пальцем вверх, но понял, что в данном случае это неправильное направление, и показал пальцем вниз. – Вот кто у них хозяин. И понятно, почему им выгодно говорить, что этого хозяина нет. Всё же нам кажется только! Тебе кажется, что у тебя есть квартира, машина, дача, и чтобы тебя освободить от этих иллюзий, отдай их нам и станешь свободным от иллюзий, которые мешают тебе работать на нашего хозяина.

Леня кивнул и восхитился еще раз остроте ума и меткости слова отца Харитона.

– Вот, Леонид, смотри, что получается. Когда православную церковь возродить разрешили на государственном уровне, создали для этого Комитет по защите религии и свободы вероисповедания. Потому что понимали, что делать это надо, что без веры Россия не выживет. А Комитет‑то – орган политический! Его политики те же и делали! А к тому времени, помнишь, наверное, сложилось такое общее мнение, что надо всё разрешать, пусть люди сами выбирают – что им больше нравится… Спроси у ребенка, что ему больше нравится – кошку повесить или в церковь с бабушкой пойти?.. Не всё, что людям нравится, им нужно! На то и церковь у нас стоит, чтобы зерна от плевел отделять!.. Налей‑ка мне, Леонид, еще чайку… – Отец Харитон поднялся из‑за стола, подошел к длинному узкому окну, заложил руки за спину. – Коля подметает. А ты знаешь, Леонид, сколько Коля лет в тюрьме отсидел? Поболе твоего в четыре раза…

Леня присвистнул и прикрыл рот ладонью.

– Извините, батюшка.

– Да ничего, – сказал отец Харитон, не оборачиваясь. – Всю жизнь свою убивал и грабил. А знаешь, почему он это делал? Потому что ему это нравилось! И сейчас, может, все еще нравится… Да только он к церкви обратился и в церкви понял, что не всё, что нравится, надо делать… – Отец Харитон повернулся и сел за стол. – Даже таким людям, как Коля, это становится понятно… – он сделал паузу. – Но, только не политикам! Поэтому политики легче всех находят язык с сектантами. А они, сектанты, тоже знают, как с политиками себя вести – сначала про свободу совести и вероисповедания поговорят… Придумали же такую абсурдную формулировку – свобода вероисповедания! – Отец Харитон поднял руку к потолку. – Вера, Леонид, это не свобода, а дисциплина души!.. Потом денег им пообещают! А политики до денег падкие! Деньги у них решают все проблемы. Вот они и напустили в Россию разных… Это потом уже становится известно, что тех, кого здесь с распростертыми объятиями встретили, за границей судят как воров и убийц, что они уже себя разоблачили массовыми убийствами в метро!.. А у нас они короли! Им у нас зеленый свет, телевидение, радио и стадионы! А когда выясняется, кто они такие, люди‑то у политиков спрашивают: Кого ж вы, господа демократы, к нам напустили? А те им: Сво‑бо‑да‑сло‑ва‑и‑ве‑ро‑ис‑по‑ве‑да‑ни‑я! Сами выбирали!.. Мы воров и убийц не выбирали!.. А ни у кого на лбу не написано, что он вор и убийца!.. – Отец Харитон облокотился на стол и подался вперед. А потом отвел одну руку с широким рукавом к окну: – Сходи посмотри на Колю! Скажешь по его виду, что он вор и убийца?! Никогда не скажешь! Скажешь, что он старец из Оп‑тиной Пустыни, который прожил праведную жизнь!.. А теперь сектанты эти укрепились здесь основательно, и прогнать их, ох как тяжело! Но знают они, что не навсегда у нас обосновались! Чувствуют, что время их здесь скоро закончится, и поэтому стараются они нахапать побольше и разрушить посильнее! И на церковь православную наезжают со всех сторон! А церкви‑то православной защиты у кого искать? Политики куплены, милиция тоже! И выходит, что надо своими силами с антихристом бороться! Силами своих прихожан! – Отец Харитон снова вылез из‑за стола и походил по комнате, перебирая в руке четки. – Нужно всем миром православным навалиться на антихриста, и тогда мы его победим! – Он взял со стола сушку, повертел в руке и зажал между двух пальцев. – Вот, если захочешь так сломать эту сушку – у тебя едва ли чего‑то получится. А вот если в кулаке ее сожмешь, – отец Харитон сжал сушку, и она хрустнула, – вот! И всё! – Он положил кусок сушки в рот и разжевал. – Есть такая секта сатанинская, называется «Черные Слуги». Секта эта американская, и возглавляет ее американец один, негр. А у нас они филиал открыли. Самое печальное, что действуют они вполне официально. Зарегистрировали их, и начали они сразу пакостить. Потом‑то спохватились и запретили. Но они уже к тому времени корни глубоко пустили и действуют, как мафия – все знают, что они есть, и даже знают, кто всем заправляет, а сделать ничего не могут… или не хотят, потому что они всех купили, а кого не купили, того запугали… А я недавно выступил открыто против них… и теперь они готовят на меня покушение, а храм наш хотят показательно разрушить, чтобы другие против них выступать уже не осмеливались. – У Лени внутри всё закипело. – И вот, Леонид, я к тебе обращаюсь, потому что больше мне обратиться не к кому. Я точно знаю, не спрашивай откуда, что сегодня ночью они нападут на храм, чтобы меня убить, а церковь осквернить…

– Я всё понял, батюшка, – сказал Леня. – Я на пару часов отъеду, а потом вернусь. Мне надо собрать человек десять православных воинов.

Отец Харитон положил на стол четки, поднял руку и перекрестил его:

– Благословляю тебя, Леонид, на святое дело…

– 4 –

Через два с небольшим часа Леня остановил БМВ за церковью, так, чтобы машина не бросалась в глаза. С ним приехали четверо. Остальные должны были подъехать позже.

– Приехали, – Леня повернул голову. – Ваня, ты пока оставайся, погляди снаружи. Если что, на мобилу мне звони. А мы пойдем в церковь.

С Ваней Ботясовым Леонид познакомился в тюрьме. Они подружились. Не раз попадали в такие истории, что приходилось тяжело. Не раз могли погибнуть на заточке. Только крепкая мужская дружба помогла выжить там. И на воле они друг друга не потеряли. Общались не часто, но каждый знал – если что, всегда можно рассчитывать на друга.

Остальные были не такими давними друзьями, но тоже проверенными людьми. Вадик, Валера Лысый и башкир Мустафа. Все звали его, как в песне, Мустафа‑Ибрагим. Он не обижался.

Ваня остался в машине. Мустафа открыл багажник, вытащил из него тяжелую сумку, закинул на плечо.

– Ваня, – Мустафа нагнулся к окошку, – у тебя, брат, ствол бар?

Ваня кивнул.

– Всё якши, – он вытащил из‑под мышки Макарова. Мустафа похлопал рукой по крыше автомобиля.

– Тюбетейку сними, – сказал Леня Мустафе и перекрестился.

Вошли в церковь.

Леня вытащил лопатник и кинул в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» несколько баксов. Остальные тоже бросили в ящик деньги.

Навстречу вышел отец Харитон.

– Вот, – Леня кивнул, – мои друзья… надежные люди… не подведут.

Отец Харитон посмотрел на двухметрового стриженого Вадика с бычьей шеей, на Валеру Лысого, бывшего чемпиона Европы по вольной борьбе, и немного задержался на Мустафе с тюбетейкой в руках.

– Он не христианин, – пояснил Леня, – но… за русских…

Отец Харитон кивнул.

– Славно, – он улыбнулся. – Вот, братья, какая у нас ситуация…

Отец Харитон хотел рассказать, что произошло, но Валера Лысый перебил:

– Нам Леня объяснил. Нормально всё. На то мы и русские люди, чтобы русскую церковь защищать.

– Ну! – Вадик кивнул. – Это… я… в общем, мы же не баптисты какие‑то… Я… – он постучал себя кулаками в грудь, – типа… говорить не очень… но… вообще нормально… Всё будет… тыры‑пыры… как надо… Сделаем, короче, их… Мы это… справки уже навели… Там говно у них крыша… Извините… – Вадик покраснел, – говорить не люблю я…

– Он, – сказал отцу Харитону Леня, – говорит не очень, но парень что надо, не подведет.

– Говорит плохо, – пошутил Мустафа, – зато пишет хорошо. Я один раз видел, как он писал… – он кивнул. – Написал «СПАРТАК‑ЧЕМПИОН».

– А что… это, – Вадик вроде обиделся, – ты чего, против? – Я не против…

– Мустафа, – сказал Леня, – ну‑ка дай мне, что там у тебя. Мустафа вытащил из сумки пистолет и протянул Лене. Леня передал пистолет отцу Харитону.

– Вот, возьмите, на всякий пожарный случай.

– Нет, – отец Харитон покачал головой. – Мне оружия касаться нельзя. Вот мое оружие, – он потрогал крест на груди.

– 5 –

К ночи прибыло еще пять человек. Леня расставил их по местам. Отец Харитон оставался в своих покоях. Леня попросил его никуда не выходить. Сам же он занял место на улице, рядом с дверью.

На небе появились первые звезды. Небо весной какое‑то особенное, не как осенью или летом. Леня любил весну больше других времен года, даже больше лета. Лето, конечно, это здорово, но ждешь его, ждешь, а оно – р‑раз – и прошло уже, будто и не бывало, как пела София Ротару… Леня поежился и похлопал себя по плечам. На ребра нажал пистолет под мышкой… Непонятная певица эта Ротару. Всегда для Лени была непонятная. Вроде поет плохо, голос отвратительный, песни паршивые, а столько уже времени держится на эстраде, и ее слушают… Эдита Пьеха и то лучше… Хотя тоже, конечно… Этих певиц Скрепкин считал звездами не его космоса, но мнение имел. Да и как его не иметь, когда хочешь не хочешь, а отовсюду их слышишь… Что касается женского вокала, Леня предпочитал из наших – Жанну Агузарову, Наташку Ветлицкую и Раду (и «Терновник»). Особенно ему нравилось, как Рада картавит. Это как‑то свежо у нее выходило. До Рады никто не додумался картавить в серьезных песнях. У Лени было несколько друзей, которые любили по обкурке слушать Раду. А из иностранных певиц Леня уважал Донну Саммер, Аманду Лир, «Шокинг Блю», Сюзи Кватро и Кейт Буш. Особенно сильной певицей всех времен и народов он считал Кейт Буш. В офисе у Лени Кейт Буш висела на стенке. И на мониторе компьютера тоже была волпейпер с Кейт Буш на капоте «кадиллака». У Лени был старинный приятель, еще по школе, с которым они обменивались по электронной почте ссылками и картинками Кейт Буш. Кейт Буш нашел и раскрутил знаменитый гитарист из «Пинк Флойд» Дэвид Гилмор. «Пинк Флойд» Лене очень нравился. Начиная с ранних альбомов «Атоме Хер Мазер» и «Умагума». Многие меломаны не понимали этих пластинок, считали их слишком уж заумными. А Леня терпеливо давал им послушать отдельные куски. Особенно кусок с «Умагумы», где жужжат мухи. Какие там были стереоэффекты! Теперь, правда, этим никого не удивишь, и поэтому никто теперь, к сожалению, не может понять, чего такого зашибастого в этом было. Сейчас каждый дебил может купить себе аппаратуру, качественно записать муху, наложить на нее синтезатор и обработать…

Леня подошел к окну с витой решеткой и заглянул в него, проверить, как там отец Харитон. Батюшка сидел в кресле и смотрел телевизор. На экране телевизора что‑то рассказывал телеведущий Сергей Доренко. Его лицо было строгим и выражало сдержанный гнев. Леня новостей старался не смотреть, серьезные новости узнаешь и без телевизора, а в телевизоре – одни подставы. Но передачи Доренко и выступления Жириновского он иногда смотрел. Он считал их лучшими телевизионными артистами. Он не относился серьезно к тому, что они говорят, но их шоу ему нравилось.

На экране телевизора появился мэр Лужков в строительной каске. Он что‑то показывал рукой, стучал по каске кулаком. Доренко Лужкова не любил и наверняка говорил сейчас какие‑нибудь гадости…

– 6 –

В затылок уткнулось что‑то твердое.

– Стоять‑молчать! – услышал Леня хриплый голос. – Ноги расставил, руки за голову. Не дергайся.

Скрепкин медленно положил руки на затылок. Эх ты, черт! Прозевал! Говорил себе сколько раз, не надо смотреть телевизор!..

У него из‑под мышки вытащили пистолет.

– Зря вы, ребята, так, – сказал Леня, чтобы завязать разговор и понять, с кем имеет дело.

– Это ты зря тут с пушкой тусуешься… Ты мент?

– Сам ты мент!

– Ты поговори, мудило! – Леню сильно ударили в бок. – Язык‑то тебе быстро подрежем! – Что‑то знакомое уловил Леня в голосе и в интонации говорившего.

Боль в боку ускорила работу центра памяти.

– Дука, ты?

Крепкая рука схватила Леню за плечо и резко развернула.

– Скрепка! – перед ним стоял с пистолетом в руке его старый лагерный корешок Гена Дукин.

Они обнялись.

– Ты чего тут, Скрепка? Ты ж не мент!

– А ты чего?! Ты, что ль, мент?! Они засмеялись.

– Сколько лет! – Дука сунул пистолет в карман и обнял Скрепкина.

– Да‑а‑а, – Леня хлопнул по плечу Дукина. – Ты что, в Москву перебрался? – Дукин был из Нижнего Тагила. Сел за хулиганку. Он работал на металлургическом комбинате. Как‑то после зарплаты выпил с друзьями и на междугородном узле связи поотрывал все трубки. Его брат, радиоэлектронщик, мастерил из частей телефонных трубок наушники и звукосниматели для электрогитар. В то время с наушниками и звукоснимателями было туго, взять их было негде, кроме как у спекулянтов или у мастеров‑самоучек. А тем, в свою очередь, негде было брать детали, кроме как из телефонных трубок. Отсутствие в магазинах музыкальных товаров отзывалось отсутствием трубок у телефонов‑автоматов. Забирали Дуку из мастерской брата. Будучи натурой артистической, Дука разыграл целый спектакль с фейерверком. Он сунул участковому в лоб самодельный электрошок, разбил лампочку и хотел в темноте сбежать, но милиционеры на выходе поймали его за ногу. На суде Дука произнес речь в свою защиту, он сказал, что в Советской стране меломаны подвергаются преследованиям, и он теперь во весь Голос Америки хотел бы заявить, что он никакой не вор, а человек, который любит музыку больше, чем жизнь. Музыка для него типа наркотика, и если общество считает, что он сделал что‑то не то, то его нужно не в тюрьму сажать, а лечить и помогать, протягивать руку помощи. Речь произвела впечатление, Дуку с братом не стали сажать в тюрьму, а законопатили в психушку за Голос Америки и всё такое. В психушке было настолько хреново, что Дука понял, что перестарался и ему надо бы в тюрьму. А парень он был интересный. Ему удалось соблазнить психиаторшу, которая помогла Дуке пройти очередное обследование с тем, чтобы его признали нормальным и отправили в тюрьму. В тюрьме Дуку в основном уважали за веселость, но иногда били за длинный язык. Дука не всегда мог вовремя остановиться, ради острого словца, как говорится, не жалел и яйца… Скрепкин подружился с Дукиным и с Ваней Ботясовым. Держались они вместе, и на них особенно никто не прыгал.

– Да я тут недавно, – ответил Дукин. – На работу устроили ребята. А то у нас там, в Тагиле, кисло…

– Ну?! Значит, нормально всё?

– Да, нормально, – Дука махнул рукой. – А ты чего тут?..

– Я‑то?.. А ты чего? – Леня нахмурился.

– Да вот, – Дукин всё еще улыбался, – это… сказали, тут живет какой‑то вредный поп, который бизнесу мешает… Надо его отвезти куда следует…

– Понятно… Ты что, Дука, сектант?..

– Да ты чё?! На хрен мне нужно?! Просто дело делаем. Наняли нас, вот и делаем. Работа такая! Бизнес!

– Понятно… Ну тогда давай, убивай меня!

– Ты чё, Скрепка?!

– Давай убивай! У тебя сейчас такой бизнес, что ты должен меня убить!

– Ты‑то тут при чем? – опешил Дукин. – Ты, что ли, поп?.. Да нет, ты не поп. Я попа фотокарточку видел… нам показывали… Ты кто? Ты ж не поп?

– Я не поп, – Леня помотал головой. – Но я у тебя на пути! И это, как я понимаю, Божья воля, что именно я у тебя на пути встал! Потому что, если бы не я у тебя на пути стоял, то твоими бы руками, Дука, враги России вырвали бы у России сердце! А сердце у России вырывать, это не трубки у автоматов вырывать! – Леня схватил Гену за грудки и встряхнул. – Ты понимаешь это, Дука?!. Я здесь, и Ваня Ботяс здесь, чтобы сердце России защитить! А ты здесь, чтобы нас убить и сердце вырвать!

– И Ванька здесь?! – вскрикнул Дукин. – Ну… Тогда всё! Ты меня, Леня, знаешь! Для меня, Леня, дружба круче, чем бизнес! Тем более, ты говоришь, тут где‑то сердце России! Для меня это последнее время не пустые слова! Я… хрен знает… но раз ты говоришь… я тебе верю! Где Россия, там бизнес сосет! Держи ствол, – Дукин протянул Лене его пистолет. – Сейчас я отбой дам, – он вытащил из кармана рацию. – Всем отбой пока! Все к подъезду! Пушки убрать!

– Я в тебе не сомневался, – сказал Скрепкин. – Не зря мы с тобой столько лет вместе… Пусть те, кто думает, что за бабки можно всё, пусть они говном умоются! Я Ваню позову, – Леня вытащил мобильный.

Подошли дукинские братки. Дукин объяснил им что к чему. Пока он объяснял, подошли скрепкинцы. Дукин с Ваней обнялись. Леня стоял и улыбался, он был счастлив, что всё так обернулось. Он был счастлив, что отвел от отца Харитона опасность, что встретил старого дружка, который не продал дружбу за деньги и не предал русской веры. Леня был счастлив, он еще раз убедился, что русские – лучшие люди на Земле, которые не продаются и не покупаются. Откуда‑то появилась бутылка. Они пустили ее по кругу. За дружбу русского народа пили прямо из горлышка. Стало хорошо и радостно.

– 7 –

И тут Лене показалось, что что‑то мелькнуло в кустах. Или только показалось? Уже почти стемнело – видно было плохо. Периферийным зрением Леня уловил в кустах движение каких‑то морд с круглыми блестящими глазами и носами‑консервными банками. Откуда таким инопланетным харям взяться посреди Москвы? Бред! Леня переключился на разговор и стал слушать Дуку, который рассказывал, как он в Нижнем Тагиле щемил скупщиков акций.

– Понаехали гады в наш город, – рассказывал Дукин. – Нам самим в Нижнем Тагиле живется хреново! А тут еще приезжают разные за наш счет жировать! Народ бедствует! И так все нищие! А у них еще больше забирают! А потом накупят себе акций, посадят американского директора, он все бабки будет в Нью‑Йорк отправлять, металл в Японию, а работяг на хрен уволит и поставит на их место киберробота‑автомата на микросхемах! И всё! А потом еще все русские будут платить за использование их роботом! Во, блин! Понял?! Наеба населения! Чубайс‑аусвайс!.. А мы гостиницу, где они засели, блокируем со всех сторон и наступаем! Психическая атака, как белые в «Чапаеве». Они, гады, отступают с первого этажа на второй. Мы за ними. Они на третий. Мы за ними. Они на четвертый. Мы за ними. Они на чердак. И мы на чердак. Они на крышу. И мы!.. Говорим им: бабки нам – вниз спускаетесь по лестнице. А если не нам – прыжок в бездну…

Леня почувствовал, что у него закружилась голова. Затошнило. Перед глазами запрыгали разноцветные зайчики. Неужели он отравился водкой? И выпил‑то всего ничего. Лоб покрылся испариной. Ноги ослабли. Может, у него инфаркт? Он увидел, как Дука схватился за горло и стал красным, как томат. Ваня Ботясов широко раскрыл глаза и ловил ртом воздух. Лысый зашатался, взмахнул руками и повалился на спину. Его ноги било судорогой.

Леня понял, что это за хари в кустах. Он закрыл нос рукавом пиджака, выхватил пистолет, бросился к кустам, стреляя наугад.

Кто‑то в кустах упал. Кто‑то побежал сквозь кусты, треща ветками. Леня стрелял на звуки.

В кустах лежал человек в черной кожаной куртке и противогазе, рядом валялся баллон, из которого струился голубоватый дымок.

Леня сорвал с головы трупа противогаз, натянул себе на голову. Он перестал сдерживать дыхание и закашлялся. Кашель раздирал легкие, в которые успело попасть достаточно яда. Живот крутило от боли. Леня побежал назад. Нужно было спасать отца Харитона и остальных.

Но пробегая мимо остальных, Леня понял, что спасать их уже, кажется, поздно. Его друзья и друзья Дуки лежали на земле в неестественных позах и не шевелились, на их губах застыла кровавая пена.

Леня побежал быстрее. Он увидел в окне, что отец Харитон всё еще сидит в кресле и смотрит телевизор. По телевизору показывали рекламу про майонез.

Леня вбежал на крыльцо, распахнул дверь, влетел внутрь и захлопнул дверь за собой.

– Отец Харитон! – закричал он и услышал свой искаженный противогазом голос.

Батюшка вздрогнул и повернулся. Его брови удивленно поползли вверх – он видел Леню в противогазе. Леня сорвал с головы резиновую маску.

– Отец Харитон! Газовая атака!

Разбилось окно, на пол упал кирпич. Леня увидел в окне, что дом окружен людьми в черных куртках и противогазах.

Лене стало бесконечно горько оттого, что их обвели вокруг пальца, как пацанов. Пока русские братались друг с другом, эмиссары американской секты отравили их газом, как фашисты из Бухенвальда! До чего же это говенное поведение – вот так – не сражаться по‑человечески в честном бою, а отравлять людей газом из‑под кустов!..

Еще один кирпич пробил второе окно и упал на ногу отца Харитона. Отец Харитон запрыгал, подобрав рясу.

– Свят‑свят! – он перекрестился. А потом схватился за горло и закашлял.

– Не дышите, отец! – крикнул Леня и натянул отцу Хари‑тону на голову противогаз. Длинная борода священника мешала надеть противогаз как следует. Скрепкин еле стоял на ногах. Он сдерживал дыхание, но смертоносный яд проникал к нему внутрь и делал там свою грязную работу. Организм Скрепкина приходил в негодность. Леня одной рукой закрывал рот и нос, а другой ему, наконец, удалось надеть на отца Харитона противогаз. Борода под противогазом задралась кверху и закрыла святому отцу левый глаз.

– Леня! – услышал Скрепкин приглушенный резиной голос отца Харитона. – Бежим в подпол!

Третий кирпич влетел через окно в телевизор, который показывал концерт.

Леня распахнул подпол, пропустил отца Харитона, буквально свалился за ним и захлопнул крышку. Дышать стало легче. А вот видно ничего не стало.

– Тут подземный ход в церковь, – сказал батюшка. Леня вытащил ZIPPO. Вспыхнуло пламя.

– Тут лампа у меня керосиновая, – отец Харитон взял с полки лампу, снял колпак, и Леня поджег фитиль.

В полутьме подземелья, в рясе, с противогазом на голове и лампой в руке, отец Харитон выглядел не как святой отец, а как рейвер на кислотном рейвпати, или как инопланетянин в канализации.

Они побежали вперед по узкому и низкому проходу. Приходилось сильно нагибаться, чтобы не удариться головой о балки перекрытий.

Лампа отца Харитона высветила лесенку. Он подобрал рясу и полез.

Позади хлопнул люк, послышался топот приближающихся ног – сектанты преследовали их.

Леня достал пистолет и выстрелил несколько раз в темноту.

– А‑а‑а‑а! – услышал он крики и стоны.

– Леня, быстрее! – крикнул с лесенки отец Харитон. Скрепкин выстрелил еще пару раз и полез за святым отцом. Они вылезли в церкви под винтовой лестницей, ведущей на колокольню. Леня схватил попавшийся ему под руку ломик и просунул его в петли люка, забаррикадировав выход.

Отец Харитон уже поднимался на колокольню. Леня побежал за ним.

Снизу раздался звон бьющихся окон – сектанты выбивали стекла и лезли в церковь.

Леня выстрелил. Сектант повис на окне руками вниз.

Леня побежал вверх.

Они выскочили на колокольню и захлопнули за собой люк. Дул холодный ветер. У Лени с головы сорвало кепку, и она полетела вниз. Отец Харитон поставил лампу на пол, снял противогаз и кинул его вслед за кепкой.

– Звоните, отец! – крикнул Леня и потряс в воздухе пистолетом. – Пусть народ услышит набат! Пусть народ знает, что его церковь в опасности!

Отец Харитон кивнул, засучил длинные рукава рясы, поплевал на ладони и взялся за толстый канат большого колокола.

– И‑эх! И‑эх! И‑эх! – Тяжелый язык колокола медленно раскачивался из стороны в сторону. – И‑эх!

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Леня услышал хлопок и почувствовал боль в плече. Он увидел, как в люк вползает человек в черной шапке с вырезанными глазами и ртом. Засмотревшись на колокол, Леня прозевал его. Леня вскинул пистолет и нажал на курок. Щелк! Щелк! Щелк! – Патроны кончились. Леня швырнул пистолет в голову сектанта, но тот увернулся, и пистолет пролетел мимо.

Сектант поднялся на ноги и навел пистолет на отца Харитона, чтобы заставить колокол веры замолчать. Ударом ноги Леня вышиб пистолет из руки сектанта, а здоровой рукой двинул ему по голове. Сектант отлетел назад и стукнулся спиной об перила. Но тут же вскочил, выхватил из‑за спины японский меч и бросился на Леню.

– – Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Леня успел упасть на бок и откатиться. Меч сектанта разрубил доску пола и застрял в ней. Леня ударил сектанта ногой по почкам. Тот отлетел, а меч так и остался торчать в полу, раскачиваясь из стороны в сторону. Леня прыгнул на сектанта сверху, здоровой рукой зажал ему голову под мышкой. Он хотел сломать сектанту шею, но тот стукнул его по раненному плечу. В глазах у Лени потемнело от боли, он ослабил хватку, сектант вырвался.

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Сектант вытащил из‑за пояса нунчаки и, крутя их перед собой восьмеркой, двинулся на отца Харитона.

Леня прыгнул на сектанта сбоку, но получил нунчаками по лбу и отлетел.

– Ах ты! – он стер кровь с рассеченного лба, прыгнул и вцепился сектанту в ноги.

Сектант, уже замахнувшийся, чтобы стукнуть отца Харитона по затылку, рухнул вперед, и отец Харитон случайно наступил ему на руку с нунчаками. Хрустнули раздавленные пальцы.

– Ай! – завыл бандит. – Руку сломал!

Лене показалось, что он где‑то слышал этот голос. Этот скрипучий голос он определенно где‑то слышал. С ним у Лени было связано что‑то важное и ужасное, что‑то, что преследовало его всю жизнь. Как будто голос из повторяющегося ночного кошмара.

Леня подтащил сектанта за ноги, врезал ему кулаком по позвоночнику, перевернул на спину, сорвал с лица маску и застыл… Перед ним на полу колокольни лежал его бывший учитель, человек, который сломал ему всю жизнь, человек, которому он страстно хотел отомстить! Перед ним на полу лежал Бронислав Иванович Магалаев!..

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Леня врезал ему кулаком по носу и сразу сломал его.

– Аааа! – заорал Магалаев.

Леня врезал ему по зубам и вышиб несколько передних.

– Оаоаоа! – у Магалаева по подбородку потекла струйка крови. – Ты фука, я тебя фечас!..

Леня ударил в глаз. Глаз учителя закрылся и опух.

– Не узнал меня?! – Он врезал по челюсти и свернул ее. Здоровый глаз Магалаева широко раскрылся и наполнился ужасом. Кажется, до него наконец‑то дошло, что его убивают.

– Я фебя не фнаю! Пуфти!

– Знаешь! – Леня схватил Магалаева за уши, приподнял и стукнул затылком об пол. – Знаешь, гад! Я тебя всю жизнь искал!

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– Пу‑фти! Пу‑фти!

– На! – Леня еще раз ударил Магалаева затылком об пол.

– На! – Потом приподнялся и резко сел учителю на грудь.

– На! – Хрустнули ребра.

У Магалаева из глаза потекли слезы. Лене вдруг стало жаль этого старого глупого дурака, он подумал, что не станет убивать его, пусть его судят, а на зоне этого козла один фиг поставят на место, подходящее место таким находят быстро.

Леня отпустил морщинистые уши и встал.

– Ладно… Живи, гнида! – Леня повернулся, чтобы посмотреть, что делается внизу. Он увидел, как во всех окрестных домах зажигается свет и по улице к храму бегут люди. Леня улыбнулся, он понял, что сердца русских людей отзываются на звук церковного колокола. Леня понял, что они выиграли битву Добра и Зла. Зло проиграло! И это закономерно. Зло всегда проигрывало Добру, потому что за Злом стоят политика и грязные деньги, а за Добром – истинная вера и человеческая душа, изобретенная Богом.

Леня почувствовал острую боль в ноге.

Он не увидел, как у Магалаева из носка ботинка выскочило отравленное лезвие, как Магалаев подполз к Лене, как отвел назад ногу и воткнул лезвие ему в бедро.

Леня зашатался и упал на пол.

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Леня не знал, сколько времени он пролежал на полу, но, видимо, недолго, потому что, когда открыл глаза, увидел, как Магалаев подползает сзади к отцу Харитону и заносит ногу, чтобы ударить и того отравленным лезвием.

Леня рванулся вперед, но у него ничего не вышло. Тело парализовало ядом. Только правая рука еще немного шевелилась. Леня понял, что жить осталось недолго. Сейчас Магалаев убьет отца Харитона. Леня схватил с пола керосиновую лампу и швырнул ее в учителя. Лампа разбилась об затылок бандита, керосин потек у него по спине. Леня выхватил из кармашка зажигалку ZIPPO, чиркнул и швырнул.

Бронислав Иванович Магалаев вспыхнул, как хлопушка, как группа «Дип Пёпл» на обложке пластинки «Файрбол», как меч джидаев из кинофильма «Звездные Войны», как шоу Дэвида Копперфильда, когда Копперфильд взрывается в ящике, как американский Челленджер над мысом Канаверал, как комета Галлея, как Тунгусский метеорит, прилетевший неизвестно откуда в дореволюционную Сибирь.

Магалаев завыл, как бешеная собака, вскочил на ноги и побежал прямо на Леню. Леня перевернулся на бок. Пылающий Магалаев врезался в перила, перевалился через них и полетел вниз.

– Ва‑а‑а‑а‑а!..

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Отец Харитон продолжал бить в набат. Он бил и бил в колокол, как будто ничего кроме этого колокола на свете не было, как будто не было никаких «Черных Слуг», как будто не убили скрепкинских друзей, как будто не было газа зарин, как будто внизу стоит целый телевизор и показывает концерт, как будто вокруг храма не лежат трупы в кожаных куртках, как будто Леня и батюшка не бежали пять минут назад по сырому и темному подземному ходу от бандитов с пистолетами, как будто в церкви не выбиты все стекла и не сломана дверь, как будто на колокольне не было никакого Магалаева, как будто Магалаев вообще не существовал НИКОГДА, и битвы на колокольне как будто тоже не было! А БЫЛ только БОГ, который через отца Харитона играл на неземном инструменте неземную музыку.

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Леня улыбнулся и закрыл глаза.

– Бумммм!.. Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

– И‑эх!..

– Бумммм!..

Скрепкин почувствовал, как звук колокола зовет его куда‑то, и он поверил ему сразу, и как небесный всадник, оседлал звук, и звук понес его к ослепительному сиянию…

Дата добавления: 2015-08-05