Глава III уравнение со всеми неизвестными

- Как амнезия? Кто напугал? — накину­лись на почтенного академика с рас­спросами Ниночка и ребята.

— Вы мне сперва скажите, что такое амне­зия? — потребовал Димка.

— В школе, Димочка, нужно лучше учить­ся, — фыркнула Маша.

— Мы в школе этого не проходили, — огрыз­нулся брат.

— Амнезия, моводой чевовек, это потегя па­мяти, — прокартавил Павел Потапович. — И вооб­ще, мне стганно, что внук таких интеввигентных вюдей, как покойный Дмитрий Авександгович Сегебгяков и ныне здгавствующая Анна Констан­тиновна, не знает самых эвементагных свов!

— Мне тоже многое странно, — набычился Димка.

— Лучше заткнись и слушай, — наградила его тумаком в бок сестра.

— Павел Потапович, что там с нашим постра­давшим? — торопливо осведомился Петька.

— Пострадавший совсем ничего не помнит! — всплеснул пухлыми ручками почтенный акаде­мик. — Кгоме своего имени и фамивии, — внес ясность он. — А на фига нам его фамивия, — ко­кетливо подмигнул Павел Потапович хорошенькой Ниночке, — когда у него в шогтах нашви водитевь-ские пгава, а там, естественно, есть его фамивия, имя и отчество!

— Какие права? В каких шортах? — вбежал вдруг в библиотеку запыхавшийся Степаныч. — Пострадавший же был раздет.

— Не газдет, а одет, — заспорил действитель­ный член множества академий мира. — В шогты и майку!

— Ошибаетесь, Павел Потапович, — стоял на своем бывший заслуженный работник органов правопорядка.

— Нет, это вы, вюбезнейший, ошибаетесь! — капризно топнул ногой Павел Потапович. — Между прочим, именно мы с Тяпочкой нашви по­страдавшего, и мне виднее, газдет он быв иви одет! А память у меня, между прочим, зашибись!

— Папа, а почему у тебя голова мокрая? — спросила Ниночка у Степаныча. — Ты что, ку­пался?

— Можно и так сказать, — сурово проговорил бывший заслуженный работник органов правопо­рядка. — Но это сейчас неважно. Вы все-таки, Павел Потапович, ошибаетесь, — продолжал он спор с академиком. — Пострадавший был в одних мокрых трусах. А одежда его была мной лично на берегу обнаружена. И брюки, и рубашка, и ботин­ки, и майка, и даже носки.

— Непгавда! — охватило еще большее возму­щение почтенного академика. — На посгадавшем быви майка и шогты!

— Ошибаетесь, Павел Потапович, — не уступал бывший заслуженный работник органов правопо­рядка. — В лучшем случае, на пострадавшем в момент утопления могли находиться только трусы.

— Не вгите, Иван Степанович! — раскраснел­ся от обиды, как помидор, академик.

— Я никогда не вру! — обозлился в свою оче­редь и Степаныч.

— Значит, у вас начинается стагческий сквегоз! — воскликнул Павел Потапович.

— Это у вас, может быть, старческий, — за­хлебывался от негодования доблестный сторож поселка Красные Горы, — а у меня тренированная профессиональная память. Пострадавший был в одних мокрых трусах!

— Нет! — Уже срывался от крика голос у по­чтенного академика. — Он быв в шогтах и в майке! А есви не вегите, пойдемте ко мне на дачу и спгосим у Тяпочки.

— Спросим! — Не сомневался в собственной правоте Степаныч. — Потап Павлович врать не ста­нет.

Оба спорщика двинулись к выходу, когда сна­ружи послышался треск мотоцикла.

— Шмевьков пгиехав! — вырвалось восклица­ние у Павла Потаповича. — Вот он сейчас вам и подтвегдит!

Шмельков уже вбежал в библиотеку.

— Авексей Богисович! Догогой! — Кинулся ему наперерез почтенный седенький академик. — Ска­жите скогее! «Утопвенник» ведь быв в шогтах и в майке, пгавда!

— Естественно, — подтвердил капитан.

— Ничего не естественно, — вновь заспорил Степаныч. — Личная одежда пострадавшего об­наружена мною лично чуть дальше по берегу. Она лежала под деревом. Брюки, ботинки, носки, ру­башка...

— Слушай, Степаныч, ты в себе или нет? — С изумлением посмотрел на него Шмельков.

— Говогю же, Иван Степанович, память у вас свабеет, — победоносно воскликнул Павел Пота­пович.

— Где, ты сказал, одежда лежала? — Не сво­дил Шмельков глаз со Степаныча.

— Под деревом, — с уверенностью произнес сторож. — Только потом ее у меня отнял сообщ­ник пострадавшего.

— Ну ты, Степаныч, даешь, — покачал голо­вой Шмельков. — Выходит, это ты у Витальки сперва одежду отнял, потом чуть его не пристре­лил, а потом еще «Русалку» у него требовал.

— Не знаю я никакого Витальки, — немного смутился бывший заслуженный работник органов правопорядка.

— Зато Виталька тебя на всю жизнь запом­нил, — внес ясность Шмельков. — Человек к род­ственникам в Борки на денек приехал отдохнуть и позагорать. «Только, — говорит, — на берегу устроился, вдруг какой-то старый псих сперва одежду мою начал в сумку засовывать. А когда я вышел, двустволку на меня нацелил».

— Сам этот твой Виталька псих, — буркнул Степаныч, — а я находился при исполнении.

— Говогил же вам, что это быва не одежда по-стгадавшего! — победоносно прокартавил Павел Потапович.

Степаныч, пробормотав в ответ что-то нечлено­раздельное, перекинул через плечо двустволку и с громким топотом удалился. Члены Тайного братст­ва сотрясались от хохота.

— Ну, Нина, твой отец дает, — посмотрел Шмельков на библиотекаршу.

— И не говори, Алеша, — только махнула ру­кой та.

— У нашего Степаныча от жагы шагики за го-вики заехави, — мстительно ответил Павел Пота-пович. — А теперь, Авексей Богисович, мивенький, гасскажите, какие новости?

— Новостей особенных пока нет, — покачал головой капитан Шмельков. — Пострадавший по-прежнему ничего не помнит. Только при виде лю­бого мужчины начинает кричать: «Убью!» Даже меня чуть по уху не съездил.

— Как? И вас? — всплеснул руками Павел Потапович.

— А чем я лучше других, — усмехнулся щуп-ленький капитан. — Вон лечащему врачу он во­обще фингал под глазом поставил. Врач говорит, что у пострадавшего шок.

— А мы еще кусок рамы нашли, — сообщил Петька.

— Ну да? — удивился капитан.

— И Степаныч тоже нашел, — добавил Димка.

— Чего же мне-то не показал? — удивился ка­питан. — Ах да, — хлопнул он себя по лбу. — Степаныч расстроился. Пойду догоню его. Эй! По­годи, Степаныч! — вылетел на крыльцо Алексей Борисович. — Дело есть!

Минут пять спустя он возвратился с фрагмен­том рамы. Ребята приложили к нему свой кусок. Шмельков, сбегав к мотоциклу, принес еще один. Едва увидев его, Ниночка выкрикнула:

— Ну точно! От «Русалки»! Видите скол? — указала она пальцем на угол рамы. — У меня об него вечно тряпка цеплялась.

— Уверена, что именно об него? — решил уточнить капитан^,

— Да, Алеша, — кивнула Ниночка.

— Ух ты! Ух ты! — резво прыгал вокруг по­чтенный Павел Потапович. — Вот это да! Вот это да!

— Именно, что да, — не разделял его вооду­шевления капитан Шмельков. — И кому эта ваша «Русалка» понадобилась?

— Откуда мне знать? — пожала плечами Ни­ночка.

— Алексей Борисович, — вмешался Петька. — А этот пострадавший действительно из поселка архитекторов?

— Из него самого, — подтвердил капитан. — Адаскин Ростислав Кузьмич. С июня месяца снял дачу у архитектора Зиновьева. Я наводил справки. Соседи говорят, что жилец вроде тихий, вежли­вый, интеллигентный. По профессии вроде какой-то художник или связан с художниками. Точно пока установить не удалось.

— А живет он на даче один? — спросила Настя.

— Один, — отозвался Алексей Борисович.

— Подозгитевьно, — покачал головой Павел Потапович.

— Да вообще-то к нему часто гости наведыва­ются, — продолжал капитан. — Но ведут себя тихо.

— Еще подозгитевьней, — отметил Павел По­тапович. — Эх, помню, в моводые годы, когда мы собигавись с гостями на даче, весь посевок ходив ходуном, — с мечтательным видом добавил по­чтенный ученый.

— Ну, может, Ростислав Кузьмич слишком уж веселиться не любит, — предположила Ни­ночка.

— Тогда тем бовее стганно, чего это ему вдруг топиться вздумалось на тгезвую говову? — спро­сил Павел Потапович.

— Врачи говорят, без посторонней «помощи» здесь не обошлось, — объяснил Алексей Борисо­вич. — На теле найдены синяки и другие следы борьбы. Скорей всего пострадавшего кто-то толк­нул в воду.

— А почему же тогда он босиком оказался? — возникло резонное возражение у Петьки.

—Ну, если сперва завязалась какая-то пота­совка, обувь могла и на берегу остаться, — сказал Алексей Борисович.

— Да мы все там облазили, — отозвался Димка.

— И, кроме рамы, нашли только дохлую кры­су, — подхватила Маша.

— А вдруг он ботинки в машине оставил? — осенило Настю.

— В какой еще машине? — повернулся к ней капитан.

— Ну, если у него в шортах нашли права, — тряхнула густой копной ярко-рыжих волос девоч­ка, — значит, он, наверное, к пруду подъехал на машине. Вы, Алексей Борисович, не знаете, где его машина?

— Не знаю, — честно признался капитан. — Как же у меня из головы-то вылетело? Слушайте, ребята, вы мне не поможете? — спросил он. — Давайте-ка я по-быстрому еще раз смотаюсь на мотоцикле к архитекторам, а вы в окрестностях пруда посмотрите, не стоит ли где брошенная ма­шина. Потом возвращайтесь в библиотеку, И я сюда подъеду.

— Договорились, Алексей Борисович! — вско­чили со стульев члены Тайного братства.

Павел Потапович тоже вскочил.

— В таком свучае, Авексей Богисович, я про­качусь с вами к агхитектогам. Увеген, что пгинесу вам повьзу!

Алексей Борисович не совсем был уверен, что ему в поселке архитекторов так уж понадобится помощь действительного и почетного члена мно­жества академий, однако спорить не стал. «Пус­кай дед покатается, — подумал капитан Шмельков. — А то ему, наверное, скучно».

Павел Потапович резво запрыгнул в люльку. Как раз когда Шмельков тронулся с места, к биб­лиотеке с другой стороны подошла скорым шагом чопорная жена почтенного академика, Евгения Францевна.

— Павел Потапович! В твоем возрасте! На мото­цикле! Ты же только недавно выписался из боль­ницы!

— Ни фига, Женечка! Мы бывавые! — крик­нул в ответ убеленный сединами муж.

— Павел Потапович, что за жаргон! — возму­тилась Евгения Францевна.

Но было поздно. Шмельков и Павел Потапович скрылись в облаке пыли. Евгения Францевна до­садливо фыркнула и ушла.

Ребята, предупредив Ниночку, что скоро вер­нутся, поспешили к пруду. Проходя мимо шлаг­баума и сторожки Степаныча, они увидели доблест­ного сторожа. Майки с надписью «Я тебя люблю» на нем уже не было. Бывший заслуженный работ­ник органов правопорядка наконец, несмотря на жару, облачился в видавшую виды форму и, сидя на табуретке возле самого крыльца, напряженно обдумывал план дальнейшего самостоятельного расследования. Чуть поодаль маячила увенчанная перманентом голова верной супруги Степаяыча — Надежды Денисовны. До четырех друзей донесся ее голос:

— Если, Ваня, ты эту премию проворонишь, то пеняй на себя.

— Не провороню, Надюша, — испуганно ото­звался Степаныч. — Как-никак я гораздо опыт­ней Алексея. И вообще...

Тут он заметил ребят и осекся.

— Добрый день! — хором приветствовали слав­ную супружескую чету друзья.

— Идите куда шли, — хмуро ответил Степа­ныч.

— Как скажете! — быстро прошествовали даль­ше члены Тайного братства.

Уже отойдя на солидное расстояние от шлаг­баума, Димка сварливо изрек:

— Разбежался. Премию он получит.

— А вдруг и впрямь получит? — иронично со­щурилась Маша.

— Кишка тонка, — заявил брат.

— Может быть, и тонка, — откликнулся Петь­ка, — но Степаныч теперь у нас будет постоянно путаться под ногами.

— В целях здоровой конкуренции, — усмех­нулась Настя.

— Верней, нездоровой, — возразил Димка. — Меня лично от этого Степаныча уже тошнит.

— Эх! — послышалось сожаление в голосе Ко­мандора. — Жалко, Шмельков разуверил Степа­ныча, что там, на берегу, был сообщник вора. Иначе бы наш бывший заслуженный до потери пульса нырял в пруду.

— А мы бы тем временем спокойно провели расследование, — вздохнула Настя.

— Насчет спокойно не уверен, — покачал го­ловой Петька. — Пока у нас уравнение со всеми неизвестными.

— И одним несостоявшимся утопленником, который ничего не помнит, — добавил Димка.

— Интересно, он с этой кражей связан? — по­смотрела Настя на Петьку.

— Кто его знает, — пожал плечами тот, — но вообще история очень странная. У меня просто в голове не укладывается, что из-за какой-то дурац­кой «Русалки», которую уже лет тридцать в биб­лиотеке мухи обсиживали, кто-то взломал дверь.

— А потом зачем-то разломал и выбросил ра­му, — подхватила Маша.

— То-то и оно, — медленно произнес Дим­ка. — А рама, по-моему, была дороже картины.

— И, главное, что «утопленник» кусок этой рамы держал в руках, — добавила Настя.

За разговорами они незаметно подошли к пруду.

— Ладно, давайте машину искать, — поторо­пил Петька.

— А где, по-твоему, она может находиться? — спросил Димка.

— Ну, если он живет в поселке архитекторов и поехал на машине искупаться, то скорее всего вон на том берегу, — и Петька указал в сторону станции Задоры.

Друзья поспешили туда. Однако ни на берегу, ни возле дороги, ни среди густых зарослей ниче­го, даже отдаленно напоминающего машину, не нашлось. Правда, Терминатор было возликовал, споткнувшись о чьи-то ботинки. Сперва друзья решили, что они могут принадлежать «утоплен­нику». Однако, приглядевшись внимательней к Димкиной находке, Петька решительно заявил, что эта обувь пролежала тут по меньшей мере два года.

Друзья еще раз тщательно прочесали окрест­ности. Однако сколько-нибудь ощутимых резуль­татов их усилия не принесли. Если, конечно, не считать того, что все четверо совершенно зажари­лись под палящим солнцем, и Димка заявил:

— Если мы сейчас не сходим в Задоры и не съедим хоть по порции мороженого, то я, навер­ное, умру.

Остальные не возражали. В Задорах продава­лись великолепные шоколадные рожки. Уже доев свою порцию, Петька сказал:

— А я думаю, что скорее всего мы зря искали машину.

— Куда же она девалась? — спросила Настя.

— Да никуда, — принялся объяснять Коман­дор. — Я думаю, что этот Ростислав откуда-то приехал на дачу. Там загнал машину в гараж, а потом отправился искупаться. А права как у него лежали в шортах, так там и остались.

— Тогда, значит, Шмельков и Павел Потапович должны обнаружить машину у Ростислава на участке, — сказала Маша.

— Именно так я и думаю, — кивнул Петька.

— Тогда пошли в библиотеку, — встал со скамейки, на которой они сейчас все сидели, Димка. — Шмельков и Потапыч, наверное, уже вер­нулись.

На обратном пути друзья вновь увидели Степаныча. Он возился с любимым ружьем.

— Что, Иван Степанович, ружье в пруду на­мокло? — спросила Настя.

— Не твое дело! — орудуя шомполом, рявкнул сторож.

Когда ребята подошли к библиотеке, Шмелькова и Павла Потаповича еще не было. Возле двери возился поселковый плотник Семеныч. Он, то и дело сетуя и кряхтя, прилаживал новый замок.

— Видали? — призвал ребят в свидетели плот­ник. — При князе Борском стояла, — указал он на дверь. — И после сколько десятилетий стояла. А теперь вот те на. Рассверлили. А мне возись.

С этими словами он включил дрель.

— Ниночка-то на месте? — спросили ребята.

— Обедает, — объяснил Семеныч. — Велела, если кто подойдет, подождать на улице.

— Мы подождем, — отошли в сторону четверо друзей.

Не прошло и пяти минут, как подъехали Шмельков и Павел Потапович.

— Ну же, дгузья мои! — выпрыгнул из коляс­ки почтенный академик. — Увеген, вы нас обгадуете!

— А мы думали, вы нас обрадуете, — мрачно откликнулся Димка.

— Как, и у вас ничего? — с тоскою восклик­нул Шмельков.

— Навегное, пгосто пвохо смотгеви! — заявил Павел Потапович. — Надо мне быво с вами пойти.

— Смотрели-то хорошо, — внес ясность Петь­ка, — Но машины там нет.

— Нашли? — в это время подбежала к ним Ниночка.

Все дружно покачали головами.

— На участке машины нет, — объяснил Шмельков. — Ив гараже — тоже. А соседи гово­рят, что последний раз видели Ростислава Кузь­мича вчера вечером.

— Значит, ночью иви гано утгом уехав, и с концами, — вмешался Павел Потапович.

— Вечером машина на участке стояла, — до­бавил Алексей Борисович. — А в шесть утра ее уже не было. Там, на соседней даче, один стари­чок живет. Он поднимается ни свет ни заря.

— Может, он шум мотора слышал? — решил выяснить Петька.

— Да он гвухой как пень, — покровительст­венно изрек почтенный Павел Потапович. — Стагость, знаете ви, не гадость.

— Почему не гадость? — тут же переспросил Димка.

— Ты что. тоже гвухой? — возмутился Павел Потапович

— Заткнись, — прошипела в самое ухо Димке Маша. — Неужели не понимаешь. Это он так слово «радость» произносит.

— Без тебя понял, — уже сам разобрался брат,

— В общем, никто не видел и не слышал, — подвел неутешительный итог капитан Шмельков.

— А машина-то у него была хорошая? — по­любопытствовал Димка.

— Мне бы такую, — мечтательно произнес -Алексей Борисович. — «Опель» - джип у него. Выдай мне район подобный транспорт, я бы за год весь криминал тут искоренил. Ах, да чего гово­рить!

И капитан безнадежно махнул рукой. Осталь­ные молчали. Кажется, Петька был прав. Уравне­ние со всеми неизвестными, да и только. Украли какую-то ничего не стоящую картину. Потом за­чем-то избили и бросили в пруд Ростислава Кузь­мича. И, угнав машину, скрылись.

— Алексей Борисович, — первым нарушил молчание Петька. — Вы думаете, это те самые, которые лазили в библиотеку, «Опель» угнали?

— Может, и те самые, а возможно, и не те, — развел руками капитан. — И, главное, пострадав­ший ничего не помнит.

— Будем надеяться, что амнезия у него вге-менная, — вмешался Павел Потапович. — Очуха­ется и все нам гасскажет.

— Хорошо бы, — сказал Алексей Борисович.

— Если очухается, — уныло произнес Димка.

— А если нет, то...

Капитан, не договорив, умолк. Но члены Тай­ного братства прекрасно его поняли. Пострадав­ший пока был единственной ниточкой, которая могла привести к таинственным похитителям кар­тины.

— Дернуло же его потерять память, — сказал с таким видом Димка, будто «утопленник» специ­ально ставил им палки в колеса. — Другие тонут, в катастрофы разные попадают, и хоть бы хны. Помнят все до мельчайших деталей.

— Слушайте, Павел Потапович, — тем време­нем обратился Шмельков к почтенному академику. — Вот вы, можно сказать, человек широко об­разованный и глубоко культурный.

— Пгедповожим, что так, — не стал оспари­вать точку зрения капитана Павел Потапович.

— Вот я и говорю, — продолжал Алексей Бо­рисович. — А теперь скажите мне, как на духу, вы бы стали взламывать ночью библиотеку из-за такой вот «Русалки»?

— Я? Взвамывать? — даже подпрыгнул от не­годования пухленький Павел Потапович. — Ми-вейший! Да за кого вы меня пгинимаете? Я, види­те ви, вообще не вогую! Как-то всю жизнь своим собственным тгудом обходився!

— Да вы не так меня поняли, — зарделся от смущения щупленький капитан.

—Как же, мивейший, пгикажете вас пони­мать? — еще не остыл от праведного гнева дейст­вительный и почетный член множества академий мира. — Чтобы я! Ночью! В бибвиотеке замок вомав!

— Павел Потапович, ну, конечно же, вы замок никогда бы не стали высверливать, — уже не знал, как выйти из щекотливого положения, Алексей Борисович. — Во-первых, для этого определен­ные навыки требуются...

— Ах, значит, навыки! — пуще прежнего рас­палился престарелый академик. — Уж говогите пгямо! Вы, значит, убеждены, что сумей я высвегвить замок, то непгеменно пгоник бы ночью в бибвиотеку и свистнув там какую-нибудь ценность!

— Про ценность и речь, а не про вашу чест­ность, — наконец-то смог более или менее четко сформулировать свои мысли капитан. — Я просто хотел спросить, стоила ли эта картина, чтобы из-за нее дверь ломали?

— Так бы сгазу и говогиви, — остыл Павел Потапович. — Вообще-то я не искусствовед, но, по-моему, эта кагтина никакой ценности не пгед-ставвява. Пгосто гусавочка у художника очень мивенькая повучивась.

— И все? — задал новый вопрос капитан.

— По-моему, все, — энергично кивнул голо­вою Павел Потапович.

— Тогда чего ж, раскудри их береза, они сюда влезли?'— совсем расстроился капитан.

— Ну, а вдгуг я, напгимег, ошибаюсь, — само­критично заметил Павел Потапович. — Все-таки я не искусствовед, а пгедставитевь точных наук.

Не успел он это произнести, как из-за угла библиотеки вынырнула Евгения Францевна.

— Павел Потапович, — строго поджала губы она, — ты вообще-то сегодня домой собираешься возвращаться, или, Алексей Борисович, — пере­вела она строгий взгляд на участкового, — вы в помощники его взяли?

— Нет, — покраснел капитан. — Я с Павлом Потаповичем просто так. В порядке научной кон­сультации.

— Именно, Женечка! — тут же воскликнул академик. — В стгого научном погядке.

— А тебе, между прочим, Павел Потапович, после больницы предписан строжайший режим и регулярное питание, — сухо произнесла Евгения Францевна.

— Чихав я на их гежим, — топнул ногой дей­ствительный и почетный член множества академий мира. — И вообще, как ты не понимаешь, Женечка, — с хулиганским видом добавил он, — вучше синица в гуках, чем «утка» под кговатью.

— Павел Потапович! Какая пошлость! — скри­вилась Евгения Францевна.

— Чем богаты, тем и гады, — игриво подмиг­нул Ниночке академик.

Тут Евгения Францевна решительно поволок­ла мужа к дому.

— Ничего, дгузья! Я еще вегнусь! — воин­ственно потряс кулаком в воздухе Павел Потапо­вич и, влекомый неумолимой женой, скрылся за поворотом.

— Забавный дед, — усмехнулся Шмельков.

— Этот дед еще всех нас переживет, — ото­звался Дима.

— Он очень хороший и добрый! — сказала Ни­ночка. — Мне такие нравятся. А Тяпа, между прочим, мне каждый месяц на пополнение фон­дов библиотеки солидные суммы жертвует.

— Может, и премию хорошую выделит за на­ходку картины, — предположил Шмельков. — Я на нее бы тогда сам, лично, какую-нибудь по­держанную тачку себе купил.

— Ты, Алеша, сперва картину найди, — отве­тила Ниночка.

— То-то и оно, что скорей всего не най­дешь, — все больше склонялся капитан к выводу, что кража в библиотеке окажется очередным «висяком». — Видимо, — вздохнул он, — мне на роду написано до конца своих дней на этом дран­дулете ездить.

И капитан кинул исполненный тоски взгляд на разваливающийся мотоцикл.

— Ой, Алеша, а я чего вспомнила! — хлопну­ла себя вдруг по лбу Ниночка. — У меня ведь в архиве описи сохранились от прежней библиоте­карши. Вдруг там есть что-нибудь про «Коварную русалку».

— И то хлеб, — обрадовался, в свою очередь, капитан. — Пойдем. Покажешь эти описи.

— А нам можно? — спросили ребята.

— Валяйте, — ничего не имел против Алексей Борисович.

Они как раз поднялись на крыльцо, когда плот­ник Семеныч, перестав колдовать над замком, ска­зал:

— Заодно, Нин, работу прими. Библиотекарша взялась двумя пальцами за поставленный на место замок.

— Вроде держится.

— Все равно дверь уже теперь не та, — пока­чал головой Шмельков. — Поддал ломиком или монтировкой, и порядок.

— Нужно было замок побольше купить, — подал совет Димка, — а на месте высверленного куска двери железку поставить.

— Вот сам бы и делал, — обиженно прогудел Семеныч. — А я, между прочим, свое дело знаю. Четыре штифта стальных вбил. Теперь мертво.

— Ну-ка, попробуем, — потянулся к замку Терминатор.

— Не вздумай! — перехватила его руку в воз­духе сестра.

— Я только хочу испытать, — начал вырывать­ся Димка.

— Если ты испытаешь, — захохотала Настя, — замок точно вывалится!

— А может, и вся дверь целиком, — не сомне­валась в способностях брата Маша.

Семеныч, собрав инструменты в чемоданчик, удалился. Четверо ребят, Ниночка и Шмельков вошли в библиотеку.

— Показывай опись, — велел капитан. Ниночка пошла в подсобку и вскоре вернулась с пожелтевшими от времени амбарными книгами. На каждой из них было каллиграфическим по­черком выведено: «Инвентаризация». Затем сле­довал год, в который инвентаризация проводилась.

— Хорошо Екатерина Филипповна свое хозяй­ство вела, — с уважением посмотрел на амбарные книги Алексей Борисович. — Я бы даже сказал, образцово.

— Именно, — кивнула Ниночка. — Благодаря ей тут до сих пор сохранились личные вещи и книги князя Борского.

Дело в том, что незадолго до революции пос­ледний из князей Борских перенес часть своей библиотеки из усадьбы в охотничий домик. Вот так и получилось, что после пожара, уничтожив­шего все, что находилось в роскошных княжес­ких апартаментах, тут сохранились кое-какая об­становка и книги бывшего владельца.

Долгое время забытый всеми охотничий домик стоял запертым. Когда же в середине трид­цатых годов он оказался на территории поселка Красные Горы, его хотели оборудовать под дачу. Обнаружив, однако, неплохое собрание книг, наи­более просвещенная часть дачников добилась, чтобы в охотничьем домике открылась библиоте­ка. Многие из жителей Красных Гор стали жер­твовать туда книги. Другие, наоборот, пытались взятые из библиотеки книги не вернуть. Но ныне покойная Екатерина Филипповна бдительно стоя­ла на страже фондов. Регулярно проводя инвента­ризацию, она четко фиксировала все утраты и новые приобретения. И к тому же не ленилась хо­дить по дачам, настойчиво напоминая, что библи­отечные книги необходимо возвращать. Словом, благодаря ее титаническому труду, в охотничьем домике рядом с новыми поступлениями стояли фолианты, принадлежавшие давно почившим кня­зьям Борским.

— Так, — углубился в амбарные книги капи­тан Шмельков. — Самая старая — от тысяча де­вятьсот шестьдесят второго года. А другие куда же девались? — посмотрел он на Ниночку.

— Не знаю, — пожала плечами та. — Может, Екатерина Филипповна за ненадобностью уничто­жила. А может, пропали. Да и кому это нужно?

Капитан не ответил. Он уже углубился в чтение.

— Ну, книги нас в данном случае не касают­ся, — чуть погодя пробормотал он и перелистнул еще несколько страниц. — О-о! А тут меблирашка пошла, — несколько оживился Алексей Борисо­вич. — Слушай! — обернулся он к стоящему за его спиной Димке. — Не сопи ты мне так в заты­лок. Мешаешь сосредоточиться.

— Я не соплю, я смотрю, — заглядывал через плечо капитана в амбарную книгу мальчик.

В описи были тщательно перечислены «стол из личной обстановки князей Борских», стулья и кресло оттуда же, затем «личные стеллажи кня­зя Борского» и еще множество других, если ве­рить бывшей библиотекарше, «личных княжеских предметов».

— Это что ж получается? — на мгновение от­влекся от амбарной книги Алексей Борисович. — Выходит, я сейчас на личном княжеском кресле сижу? А ведь сюда, говорят, вроде даже царь при­езжал охотиться. Может, и он отдыхал в этом кресле?

— Может, и отдыхал, — кивнула Ниночка. — Но ты, Алеша, не царь. И тебе картину нужно ис­кать.

— То-то и оно, — вздохнул капитан. Он перелистнул еще несколько страниц.

— Слушай, Нина, что-то я у тебя тут пуфика в стиле... — Тут капитан, сделав короткую паузу, по слогам прочел: — Рус-с-ко-е ба-рок-ко... Где у тебя такой пуфик?

— Еще при Екатерине Филипповне испарил­ся, — усмехнулась Ниночка. — В неизвестном направлении. Ты в следующую книгу взгляни, за тысяча девятьсот шестьдесят пятый год. Там уже это русское барокко не фигурирует.

— Значит, ноги приделали к пуфику, — фило­софски изрек капитан.

— А теперь вот «Русалке» ноги приделали, — подхватил Димка.

— Интересно, ей ноги к хвосту, что ли, приде­лывали? — засмеялась Настя.

— К хвосту не к хвосту, а куда-то придела­ли, — продолжал Димка. — Ищи ее теперь свищи.

— Да она за пастушка, наверное, замуж вы­шла, — фыркнула Маша. — Чего ж ей теряться, если у нее теперь ноги есть.

Алексей Борисович, не выдержав, тоже совсем по-мальчишески рассмеялся.

— Ну вы, ребята, артисты!

— Это не мы артисты, — ответил Петька, — а русалка.

— И кому она только понадобилась? — враз посерьезнел Шмельков.

Перевернув еще страницу, он воскликнул:

— А вот и она, родимая!

— Где? — склонились над амбарной книгой ребята.

— Да вот, — вел указательным пальцем по строчке Шмельков. — «Живописное полотно не­известного художника», — принялся читать вслух Димка. — «Коварная русалка»... — Тут он оста­новился и спросил:

— А откуда Екатерина Филипповна знала на­звание картины?

— На холсте сзади было написано, — пояснила Ниночка.

— А художник, значит, неизвестен, — медлен­но произнес Петька.

— Вот именно, — подтвердила Ниночка. — Картина без подписи. Иначе Екатерина Филиппов­на докопалась бы. Она была такая дотошная.

Димка снова склонился над амбарной книгой.

— Значит, «Коварная русалка», — продолжал он читать вслух. — Холст. Масло. Предположи­тельно девятнадцатый век. Цена — 100 рублей.

— Это сколько же сегодняшними деньгами-то будет? — поинтересовалась Настя.

Шмельков, беззвучно пошевелил губами, ска­зал, что если перевести эту сумму тысяча девять­сот шестьдесят второго года на нынешние цены, а потом в условные единицы, то выйдет примерно сто долларов США.

— Дешево, — покачал головой Димка. — Сегодня за такие деньги если только какую-нибудь мазню купишь на улице возле метро. А «Русал­ка» все-таки была старинная.

— Ты лучше сюда посмотри! — ткнула в сле­дующую графу описи Настя. — Рама-то от «Русал­ки» стоит в три раза дороже, чем сама картина.

— И впрямь, — поглядел Петька. — Рама по­золоченная, — начал он читать запись в амбарной книге. — Французской работы. Восемнадца­тый век. Цена триста рублей.

Присутствующие изумленно переглянулись.

— Значит, картина сто долларов, рама трис­та, — сказал Шмельков. — Что ж, за четыреста долларов могли и залезть. Особенно если знать, что ночью возле библиотеки никого не бывает.

— Мы-то рано ложимся, — уточнила Ниноч­ка. — В половине двенадцатого уже все спим без задних ног.

— Вот именно, — кивнул Алексей Борисо­вич. — Кому-то понадобилась такая сумма. Вот он в библиотеку ночью и наведался.

— И потом выкинул самое дорогостоящее из того, что украл? — повернулся Петька к Шмелькову.

— Эх ты! — досадливо произнес тот. — Совсем ведь из головы вон, что раму-то раскурочили и на берегу выбросили.

В библиотеке повисло молчание.

— А давайте посмотрим более поздние опи­си, — предложила Настя. — Вдруг Екатерина Филипповна случайно в нулях ошиблась, и карти­на стоила не сто, а тысячу рублей. А это уже как-никак тысяча долларов.

— Даже если и так, зачем раму за триста долларов было выбрасывать? — не понимал Шмельков.

Он принялся изучать другие амбарные книги. В них везде фигурировали «Коварная русалка» и рама французской работы. Цены оставались неиз­менными — сто рублей и триста рублей.

— Дела-а, — закрыв последнюю амбарную книгу, протянул капитан.

— Кажется, я понял, — отчетливо произнес Петька.

— Я тоже все понял, — уныло отозвался капи­тан. — «Висяк», он и есть «висяк». Скорее всего мы с вами ни воров, ни картины никогда не най­дем. Хорошо еще, что цена у нее небольшая. А то, Ниночка, у тебя могли быть неприятности. А так спишут ее на правлении вашего поселка, и все

дела.

— Значит, ты ее искать не собираешься? — возмутилась Ниночка. — И воры пускай на свобо­де гуляют, да? Может, опять ко мне пожалуют.

— Да что ты, раскудри тебя береза, зря кипя­тишься, — отвечал Алексей Борисович. — Буду искать. Еще как буду! Думаешь, мне премия от Тяпы Верещинского лишней окажется?

— Правильно пишут про теперешнюю мили­цию! Только за взятки и работаете! — еще силь­ней распалилась Ниночка.

— Я для нее стараюсь, а она же еще и оскор­бляет! — обиделся в свою очередь Алексей Бори­сович.

— Ты должен не для меня, а по долгу службы стараться! — в сердцах ударила кулаком по быв­шему княжескому столу Ниночка.

— Ты меня долгу не учи, — оборонялся Шмельков. — Я про него все сам знаю. И искал бы без всяких денег. Только честно тебя предуп­реждаю: дело почти безнадежное. Единственная ниточка — этот с амнезией. Если не очухается или вообще с ними не связан, то пиши пропало. И с машиной его ума не приложу, что делать. По идее, я должен ее объявить в розыск, а заявления от пострадавшего нет. И вообще он мог ее на время какому-нибудь знакомому одолжить. Или на стоянку загнал. А я теперь ломай голову. А ты говоришь, только за взятки работаем, — с укором взглянул он на Ниночку.

— Да я пошутила, Алеша, — смутилась та.

— Алексей Борисович, вы меня не дослуша­ли, — снова заговорил Петька. - - По-моему, я понял, что нужно было преступникам. Они охо­тились именно за рамой.

— Ну ты у нас гений! — покрутил пальцем возле виска Димка. — Значит, они охотились за рамой, чтобы выкинуть ее и удрать?

— А ты не сообразил, что они не всю раму вы­кинули? — ничуть не смутился Петька. — Одно­го куска мы так и не нашли.

— Может, плохо искали? — посмотрел на ре­бят Шмельков.

— Нет, Алексей Борисович, — возразила Нас­тя, — мы там все кусты облазили. — Если только что-нибудь в воде осталось.

— Давайте завтра с утра надуем старую де­душкину резиновую лодку и по пруду поплаваем. Думаю, где-нибудь на воде еще кусок рамы оты­щется, — сказал Димка.

— А я сильно в этом сомневаюсь, — покачал головой Командор. — Ничего мы не найдем ни в воде, ни под водой.

— Это еще почему? — не поняли остальные.

— Потому что в пропавшем куске рамы скорее всего был тайник! — воскликнул Петька.

Дата добавления: 2015-08-05