Глава V домик в Борках

Павел Потапович свернул на улицу, где жили Настя и близнецы. Члены Тай­ного братства, выдерживая дистанцию, шествовали следом. Вдруг академик свернул в во­рота Серебряковых.

— К нам! — издал радостное восклицание Дим­ка. — Так, Машка, бежим. До завтра, — обернул­ся он к Насте и Командору.

— Если что важное выясните, тут же мне по­звоните, — велел Петька.

— Сами знаем, — уже на бегу ответил ему Димка.

Павла Потаповича близнецы нагнали возле крыльца.

— Добрый вечер! Вы к бабушке? — спросила Маша.

— Ну, газумеется, к догогой моей Анне Кон­стантиновне! — воскликнул действительный и почетный член множества академий мира. — Хочу кое-что выяснить про «Гусавочку».

— Какие новости? — поинтересовался Димка.

— Особенно никаких, — покачал головой Павел Потапович. — Но, думаю, ского будут, — заговорщицки подмигнул он Диме и Маше.

Тут дверь на его звонок открылась. Близнецы увидали Какумиралу.

— Па-авел Пота-апович! Ка-аки-ими судьба-ами? — томно протянула она.

— Ах, догогая Визетта! — явно обрадовался Павел Потапович. — Сковько вет, сковько зим!

— Гла-авное, мы еще жи-ивы! — закатила гла­за Елизавета Вивиановна. — Вот слы-ышали, наш общий дру-уг Робинзон Исаакович переше-ел на про-ошлой неделе в ми-ир иной?

— Ужасно! Ужасно! — воскликнул акаде­мик. — Но ничего! Мы-то с вами еще повоюем!

—Ах, Па-авел, ты всегда был та-аким опти­мистом! — неожиданно начала называть почтен­ного академика по имени Елизавета Вивиановна.

— Лизочка! — вышла из гостиной Анна Кон­стантиновна. — Ты почему человека держишь на пороге? Павел Потапович, вы ко мне?

— Я ко всем, — игриво ответил академик. — Но в данном свучае, моя мивая, в пегвую очегедь к вам!

— Проходите же! Проходите! — пригласила Анна Константиновна.

Все, включая близнецов, прошествовали в про­сторную гостиную.

— Хотите чаю, Павел Потапович? — предло­жила хозяйка.

— Нет, спасибо, — ответил Павел Потапо­вич. — Я недавно жутко нажгався за ужином. — И он для убедительности похлопал себя по круг­лому животу. — И вообще, я удгав от Женечки, — принялся снова подмигивать присутствующим академик. — Она посве моего того пгиступа все никак не успокоится. Дегжит меня на гежиме. Будто бы можно такого огва, как я, удегжать. Вы мне, мивая, вучше скажите, с каких пор у нас в бибвиотеке висит кагтина с гусавочкой?

Ребята насторожились. Анна Константиновна медленно произнесла:

— Какая нелепая кража. Кому могла понадо­биться эта картина?

— А я вично жувика понимаю, — откликнулся Павел Потапович. — Такой, знаете, мивенъкий сюжетик.

— По-омню, по-омню, — протянула Елизавета Вивиановна. — Там руса-алка зама-анивает пас-тушка-а. И по его бле-едному лицу легко понять: он уже не жиле-ец.

— А мне бовыне гусавочка нгавится, — отве­тил Павел Потапович. — Кстати, Тяпочка мой го-вогит: «Есви кагтина не найдется, закажу новую гусавку хогошему художнику». Но я все же хочу узнать, догогая Анна Константиновна, с какого времени «Гусавочка» появилась в нашей бибвио­теке?

— Да с тех пор, как ее открыли, — ответила пожилая ученая дама.

— Вот и вы туда же! — всплеснул пухленьки­ми руками Павел Потапович. — И Женечка моя утвегждает, будто кагтина висева еще в согоко-вых годах. Какая же все-таки у женщин коготкая память.

— Павел Потапович, это дискриминация! — возмущенно откликнулась Анна Константинов­на. — Я лично не усматриваю никакой разницы между мужской и женской памятью.

— Разницы не усматгиваете! — победоносно воскликнул Павел Потапович. — А так же, как моя Женечка, ничего пго кагтину не помните!

— Положим, у меня, кроме этой картины, было много забот в то время, — оскорбленно про­говорила Анна Константиновна.

— У меня тоже быви заботы, — не сдавался Павел Потапович. — Однако я точно помню. До сегедины пятидесятых годов на месте гусавочки висев пвакат Осоавиахима, в котогом всех пгизы-вави пватить взносы в эту огганизацию.

— Знаете, Павел Потапович, я человек спра­ведливый, — отозвалась с некоторым смущением Анна Константиновна. — Вы правы. Я помню этот плакат.

Услыхав это, почтенный академик вскочил с кресла и галантно поцеловал Анне Константинов­не руку.

— А вот Женечка моя упегвась, и ни в ка­кую! — не преминул сообщить он.

— Ну, Евгения Францевна никогда не любила признавать свои ошибки, — иронично сощури­лась Анна Константиновна, обнаруживая рази­тельное сходство с собственной внучкой.

— Ах, и плакат я помню, и эту картину, — вступила в разговор Елизавета Вивиановна. — И многих людей из поселка помню, которых, увы, уже нет.

Тут Маша, нагнувшись к самому уху брата, шепнула:

— Ка-ак они умира-али.

Димка не удержался и фыркнул.

— Не вижу ничего смешного, — одарила его скорбным взором Какумирала. — Между прочим, все там будем.

— Но я, вично, не тогопвгось! — немедленно заверил присутствующих Павел Потапович. — У меня еще тут много интегесных дев.

— Ах, Па-авел, — явно пришелся не по душе Елизавете Вивиановне оптимистический тон ака­демика.

— И так, Анна Константиновна, мивая, зна­чит, вы со мной согвасны, что кагтина появивась не ганыне сегедины пятидесятых годов, — обра­тился Павел Потапович к бабушке Димы и Маши.

— Пожалуй, вы правы, — кивнула та. — А почему это вас так волнует?

— Хотев себе доказать, что у меня еще говова габотает хоть куда! — горделиво проговорил Павел Потапович. — А вот Женечка ничего не помнит.

— Может, все-таки выпьете чаю? — еще раз предложила Анна Константиновна.

— Давайте, — неожиданно согласился Павел Потапович, которому еще не хотелось идти домой. — В таком очаговатевьном обществе можно и чайку.

— Попьем уж, пo-ока мы жи-ивы, — не преми­нула заметить Елизавета Вивиановна.

— Не общество, а просто прелесть, — покосив­шись на Какумиралу, шепнул сестре Димка.

— Заткнись, — велела девочка. — Иначе нас сейчас отсюда выставят.

Димка умолк.

— Пойдемте в столовую, — пригласила Анна Константиновна.

Все пошли в соседнюю комнату. Маша и ба­бушка достали из буфета чашки. Димка включил электрический чайник. Вскоре он закипел, и Как­умирала принялась заваривать чай. Движения ее были плавны и скорбны. Будто бы и над чайни­ком она творила какой-то торжественно-похорон­ный обряд.

Едва все уселись за стол, Павел Потапович во­зобновил разговор о пропавшей картине.

—Шмевьков и Ниночка удиввяются, кому по-надобивось из-за гусавочки взвамывать двегь, —-прокартавил он. — А Степаныч не удиввяется. Он пгосто ныгяет.

— Зачем ныряет? — не поняла Анна Констан­тиновна.

— Хочет пгемию повучить от нашего Тяпоч-ки, — расплылся в горделивой улыбке Павел По­тапович. — Тяпочка обещав деньги тому, кто най­дет «Ковагную гусавочку». Вот Степаныч и ищет ее на дне Богского пгуда.

— Но почему на дне? — еще сильней изумилась Анна Константиновна.

— Он считает, газ гаму бгосиви на бегегу, то саму кагтину утопиви в воде. Он вгоде о чем-то подобном видев какой-то детектив по тевевизогу.

— Совсем дошел, — покрутила пальцем возле виска Анна Константиновна.

— Ныря-ять в таку-ую жару! — подхватила Елизавета Вивиановна. — Челове-ек пожило-ой. Хватит в воде удар, и пото-онет.

— Этот? Да никогда! — возразил бодрым тоном Павел Потапович. — Ему деньги повучить хочет­ся. Я ему говогю: «Степаныч, на вавяйте дугака! Никакой кагтины на дне пгуда нет».

— А он что? — поинтересовался Димка.

— А он сказав: «Мне лучше знать». И снова ныгять отпгавився, — объяснил почтенный ака­демик.

Близнецы переглянулись. Похоже, их выклад­ки по поводу бывшего заслуженного работника органов правопорядка были совершенно верны. Он и впрямь теперь не успокоится, пока не проче­шет все дно Борского пруда. А на это ему нужен как минимум день, а может, и больше. Значит, в ближайшее время можно не опасаться, что сто­рож будет мешать их собственным поискам.

— Обязательно потонет, — с убежденностью повторила Елизавета Вивиановна. — В такое зной­ное лето всегда хоть несколько человек погибают во время купания.

— Ах, перестань, Визетта, что ты все о ггустном! — досадливо отмахнулся Павел Потапович.

— Все мы в этом мире гостя, — томно произ­несла Какумирала.

— Вы, Анна Константиновна, мивая, обяза­тельно подтвегдите Женечке, что гусавочка появивась в бибвиотеке товько в пятидесятые годы, — вновь перевел разговор на интересующую его тему Павел Потапович.

— Если это для вас так уж важно, то подтвер­жу, — со снисходительной улыбкой пообещала бабушка близнецов.

— Конечно, важно! — стукнул в азарте кула­ком по столу почтенный академик. — Не вюбвю, знаете, выгвядеть дугаком. А Женечка ведь моя как упгется, ее не пегеубедишь.

— Да полноте, успокойтесь, Павел Потапо­вич, — усмехнулась Анна Константиновна.

— He-нервные кле-етки, Па-авел, не восстана-авливаются, — вмешалась Какумирала.

— Это, может, у тебя, Визетта, не восстанавви-ваются, — кокетливо подмигнул ей академик. — А у меня пока с этим повный погядок.

— Вот, Машка, — не удержался от тихого комментария брат, — Павел Потапович и Какуми­рала — воплощенная борьба противоположнос­тей.

Сестра прыснула.

— Свышишь, Визетта, и моводежь над тобой смеется! — тут же отреагировал Павел Потапович.

Елизавета Вивиановна смерила близнецов со­всем не добрым взглядом, но этим дело и ограни­чилось.

— А между пгочим, — продолжал Павел По­тапович, — по свовам нашего покойного возчика, «Ковагная гусавка» ганыпе висева в имении кня­зей Богских.

— И во-озчик по-омер, — протянула Какуми­рала. •— Кстати, — хищно блеснули у нее глаза. — А отчего он по-омер?

— Много пив, вот и помег, — был краток Павел Потапович.

—Значит, наверное, цирроз печени, — с чув­ством внутреннего удовлетворения отметила Как-умирала.

— Вы, Лизочка, наверное, не знаете, — вме­шалась Анна Константиновна. — Этот возчик был колоритной личностью. Говорят, что в моло­дости он служил кучером у князей Борских.

— И однажды мне гассказав, — перехватил инициативу Павел Потапович, — что эту гусавоч-ку вгоде бы заказав какому-то художнику дед по-сведнего князя. А под видом гусавки изобгажавась какая-то возвюбвенная этого деда.

— Постойте, постойте, — внимательно по­смотрела на гостя Анна Константиновна, — но ведь в усадьбе Борского, говорят, почти все сго­рело.

— Что сгогево, а что газтащиви, — уточнил Павел Потапович. — А потом наша покойная биб-виотекагша где-то гусавочку гаскопава. И повеси-ва в охотничьем домике. «Тут, — говогит, — ей и место».

— Ах, Екатерина Филипповна, Екатерина Фи­липповна, — начала причитать Елизавета Вивиа-новна, — ее светлый образ будет всегда в моем сердце.

— Этой бы мымре только некрологи писать, — прошептал Димка на ухо Маше, за что немедлен­но получил от сестры кулаком в бок.

— Бедная Екатерина Филипповна! — уже впала в ритуальный транс Какумирала. — Какая жи-изнь! И кака-ая сме-ерть! А сгуби-ило ее роко-во-ое преда-ательство.

— Какое еще роковое предательство? — вы­рвалось у Димки.

— Предательство еди-инственного родствен­ника, — с удовольствием продолжала Елизавета Вивиановна. — Он-то и свел в могилу несчастную Екатерину Филипповну,.

— Она как обо всем узнава, так ее сгазу инсувьт и хватив! — бодренько выкрикнул Павел Потапо­вич.

— Одна-а, всеми забы-ытая и беспо-омощная, лежа-ала она у себя-я в доми-ишке, — продолжа­ла свою траурную речь Елизавета Вивиановна. — А пото-ом ти-ихо угасла, как а-ангел.

— Упаси меня Бог так тихо угаснуть! — в ужасе подскочил на стуле Павел Потанович.

— А что с ней такое случилось? — спросил Димка. — Разве она не просто ушла на пенсию, а потом умерла?

— Ах, молодо-зелено! — с негодованием изрек­ла Елизавета Вивиаповна. — Как у них все про­сто!

— Что это вы так заинтересовались? — с подо­зрением посмотрела на близнецов бабушка.

— Мы вообще всем в Красных Горах интересу­емся, — тут же нашлась Маша. — Как-никак мы здесь выросли.

— А ведь верно, — растрогалась Анна Констан­тиновна. — Для Машки и Димки наш поселок — малая родина.

— И кладбище тут такое ую-ютное, — не пре­минула отметить Какумирала.

— Так что же случилось с Екатериной Филип­повной? — повторил вопрос Димка.

— А-ах! — изготовилась для произнесения новой похоронной речи Елизавета Вивиановна.

—Визетта! Позвовь-ка я вучше по-быгстгому гасскажу гебяткам! — к счастью для близнецов, вмешался Павел Потапович. — У Екатерины Фивипповны быв внучатый пвемянник. Она его стгашно вюбива. А он оказався совсем никудыш­ным чевовеком.

— Он оказался настоя-ящим мерза-авцем и угро-обил свои-им чудо-овищным посту-упком двоюродную ба-абку, — сумела вклиниться Как-умирала.

— Визетта! Тебе, кажется, быво сказано мов-чать! — прикрикнул на нее Павел Потапович.

— Вот именно! — горячо поддержал академи­ка Димка.

— Дмитрий, не хами, — нахмурилась бабушка.

— Вот когда я умру-у, он вспо-омнит и ему-у ста-анет го-орько! — с пафосом изрекла Какуми-рала.

«Фигли мне станет горько», — отметил про себя Димка. А вслух произнес:

— Павел Потапович, а что сделал этот пле­мянник?

— Совегшив.пгеступвение и сев в тюгьму, — объяснил Павел Потапович,

— Какое преступление? — выкрикнул Димка.

— Он вместе с дгугими тгемя моводчиками ог-габив какого-то кгупного ковекционега, — про­должал академик. — А может быть, даже не одного, а несковьких. Точно не помню. Но девьце ггомкое повучивось. Гвавное, они ценностей-то не много взяви. Хозяин вегнувся и помешав. А они его по кумлову тюкнуви. Он и помег. Говубчиков быстго взяви. Но укгаденного так и не нашви.

— О Боже! — воскликнула Анна Константи­новна. — Ну что за жизнь? По-моему, моих вну­ков интересуют только одни преступления. По­мнится, мы в ваши годы читали книги, ходили в театры, спорили об искусстве. А этим, — погля­дела она на близнецов, — только и подавай кри­минальные истории.

— Кгиминавьные истогии — тоже вещь интегесная, — не согласился с Анной Константинов­ной действительный и почетный член множества академий мира. — Ну так вот, — вернулся он к драме старой библиотекарши. — Генку этого упе-кви на бовыпой сгок. А Екатегина Фивипповна тут же свегва и бовьше уже не вставава.

— Ах, как она тяжело умира-ала! — вновь за­велась Елизавета Вивиановна. — Инсу-ульт! Па-рали-ич! — начала сладострастно перечислять она. — Потом новый инсу-ульт. И наконец умер-ла-а. У нее отказа-али все о-органы.

— А племянник Гена? — посмотрела Маша на Павла Потаповича. — Он потом вернулся?

— Нет, — покачал головой академик. — Сги­нув. А домик Екатегины Фивипповны до сих пор стоит забгошенный на кгаю деревни Богки.

— Ничего, скоро сгниет и ру-ухнет, — уныло предрекла Елизавета Вивиановна.

— Свушай, Визетта! Перестань пгичитать! — снова прикрикнул на нее Павел Потапович.

Анна Константиновна почему-то резко нагну­ла голову. Внукам показалось, что она смеется.

— Павел Потапович, — изо всех сил старался не выказать слишком большого интереса Дим­ка, — а когда же это случилось?

— Вот десять иви одиннадцать назад, — тут же последовал ответ академика. — А в детстве Генка каждое вето пговодив у двоюгодной бабки. Потом даже в институт поступив. Там и сковотив банду из однокугсников.

Не успел он это произнести, как зазвонил те­лефон. Анна Константиновна подошла. Выясни­лось, что Евгения Францевна разыскивает мужа. Узнав, что он у Серебряковых, жена потребовала его немедленного возвращения домой, ибо он дол­жен соблюдать режим.

— Ну пгямо никакой жизни с этим гежи-мом, — пожаловался академик и с удивительной для его почтенного возраста прытью выбежал на улицу.

— Сейчас ему Женька устроит, — не без зло­радства проговорила Елизавета Вивиановна.

— Это их личное дело, — отрезала Анна Кон­стантиновна. — Не люблю копаться в чужих се­мейных делах.

— А Тяпа? — не унималась Какумирала. — Такой был чудесный мальчик, а теперь вылитый мафиози. А это так опасно. Их каждый день уби­вают.

Близнецы усмехнулись.

— Дорогие мои, — немедленно отреагировала бабушка. — По-моему, вам пора спать. Иначе вас к завтраку не поднимешь.

— Идем, бабушка! — послушно вскочили на ноги внучка и внук. — Спокойной ночи!

Выбежав в переднюю, они быстро поднялись на второй этаж.

— Ну ни фига себе! — едва войдя в свою ком­нату, воскликнул Димка.

— Давай позвоним Петьке, — не терпелось по­делиться новыми сведениями Маше.

Второй телефон стоял на лестничной площад­ке. Подбежав к нему, Димка быстро набрал номер. Но у Мироновых оказалось занято.

— И что за манера трепаться до полуночи, — поморщился Терминатор.

— Петькины предки вернулись из города, вот и треплются, — ответила Маша.

Выжидая короткие промежутки времени, близнецы предприняли еще несколько попыток связаться с Командором. Затем в трубке послы­шались щелчки и раздался голос Анны Констан­тиновны:

— Вот, значит, как вы спать ложитесь. Осво­бодите немедленно телефон. Мне нужно позво­нить.

Димка с тяжелым вздохом повесил трубку.

— Придется ждать до завтра.

— Зато сможем все рассказать в подробнос­тях, — ответила Маша.

— А кто-то еще недавно смеялся над моей вер­сией, — с победоносным видом напомнил брат.

— Зря смеялась, — вынуждена была признать сестра.

— Главное, как все сошлось, — с волнением продолжал Димка. — Прямо тютелька в тютельку.

— Сама удивляюсь, — озадаченно произнесла сестра.

— Вот тебе и Божий одуванчик старая библио­текарша, — тоном прокурора изрек Термина­тор. — Обо всем в нашей библиотеке радела, про­водила инвентаризации...

— Она-то при чем? — возмутилась Маша, — Учти, Димка, двоюродная бабка за внучатого пле­мянника не отвечает.

— Да я ничего против Екатерины Филипповны не имею, — внес ясность брат. — Просто типич­ный жизненный парадокс. Кристально честная библиотекарша и внучатый племянник — бандит.

— А ты помнишь, что сказал Павел Потапович, — перебила Маша. — Хозяина квартиры чем-то тюкнули, и он умер, а украсть грабители вроде бы почти ничего не украли. И даже того, что украли, никто не нашел.

— Ну и что? — пожал плечами брат.

— Неужели не доходит? — внимательно по­смотрела на него Маша. — Я думаю, украли они что-нибудь маленькое, но ценное..

— А Геннадий это спрятал в картине! — под­хватил Димка.

— Вот именно, — кивнула Маша. — В библи­отеке любимой двоюродной бабушки.

— Слушай, Машка! — воскликнул брат. — Но ведь Геннадий и впрямь ничего хитрей не мог придумать.

— Естественно, — согласилась сестра. — Если бы этот Геннадий десятерых антикваров ухлопал, его честная бабушка все равно осталась бы вне по­дозрений.

— То есть он верно просчитал ситуацию, — откликнулся Димка. — Мол, вернусь и спокойно себе все возьму.

— Только бабушка в это время умерла, — ска­зала Маша. — Поэтому он и решил залезть в биб­лиотеку ночью.

— Нет, Машка, — возразил Димка. — Это был не Геннадий, Не стал бы он картину переть.

— А ты не допускаешь, Димочка, например, такого, — откликнулась Маша. — Геннадий ведь мог сбежать из тюрьмы. Тогда его наверняка ищут. Если бы он просто слазил в библиотеку и, кроме тайника, ничего не тронул, то навел бы милицию на свой след.

— Каким образом? — пожал плечами Димка.

— Да примерно таким же, как мы с тобой до­гадались, — объяснила Маша.

—По-твоему, Шмельков будет думать да га­дать, — усмехнулся Дима. — Да у него и так не­раскрытых дел выше крыши. Убедись он, что в библиотеке ничего не тронули, и дела заводить бы не стал.

— Ну а Геннадий решил на всякий случай подстраховаться, — отстаивала свою точку зре­ния Маша. — Вдруг бы кто-нибудь о нем вспом­нил. А потом, Димочка, ты не допускаешь, что он мог прихватить картину в память о двоюродной бабушке.

— Если бы в память, то раму не стал бы вы­брасывать, — привел контрдовод Димка. — Нет, все-таки в библиотеке орудовал не Геннадий.

— Тогда это вполне мог быть «утопленник», — осенило вдруг Машу. — Но, в таком случае, гра­бителей было по крайней мере двое. Кто-то ведь его потом утопил.

— Геннадий и утопил, — откликнулся Димка.

— Ты ведь сам сказал, что Геннадию незачем было раму разламывать, — напомнила сестра.

— Незачем, — кивнул Димка. — Значит, Ген­надий вышел или убежал из тюрьмы, а потом, чтобы никому не мозолить глаза в нашем посел­ке, нанял исполнителей кражи. Вероятней всего, он надеялся получить от них картину в раме, а те что-то заподозрили и сломали раму. Вот один из них, то есть Ростислав, чуть и не поплатился жизнью.

— А второй? — спросила Маша.

— Черт его знает, — пожал плечами брат и вдруг начал зевать. — Слушай, я с этими граби­телями совсем запутался. И спать хочу.

— Завтра с утра надо нам всем сходить к Ни­ночке, — сообразила Маша. — Во-первых, узна­ем, не появился ли в библиотеке или где-нибудь в окрестностях внучатый племянник Екатерины Филипповны. А если нет, то не заходил ли в биб­лиотеку кто-нибудь незнакомый. Димка, ты меня слышишь?

Ответа не последовало. Улегшись поперек кро­вати, Димка крепко спал. Маша, пожав плечами, отправилась в свою комнату...

Наутро, едва справившись с завтраком, близ­нецы забежали за Настей и отправились к Петь­ке. Тот уже их поджидал в шалаше или, по-иному, летнем штабе Тайного братства кленового листа.

— Ну сейчас, Петька, ты прибалдеешь, — опускаясь на одну из старых диванных подушек, пообещал Димка.

Затем они с Машей наперебой изложили все, что вчера удалось выяснить от Павла Потаповича и Какумиралы. Петька только глазами моргал.

— Если вы думаете, что наша задача упрости­лась, — выслушав до конца, сказал он, — то глу­боко ошибаетесь.

— Во всяком случае, мы теперь знаем, с какой стороны копать, — возразил Димка.

— А как ты, интересно, найдешь этого внуча­того племянника? — спросила Настя.

— Вот именно, — кивнул Петька. — Нам даже его фамилия неизвестна.

— Ну, это как раз не проблема, — отмахнулся Димка. — Сходим в Борки. Поболтаем с бывши­ми соседями Екатерины Филипповны.

— А я думаю, Ниночка должна о нем что-то знать, — сказала Настя. — Она ведь с Екатери­ной Филипповной когда-то общалась.

— Вполне вероятно, — согласился Командор с друзьями. — Ну, узнаем мы отчество и фамилию Геннадия. А дальше что?

— Дальше придется идти к Шмелькову, — вздохнул Димка. — И плакала наша премия.

— Да премия-то во всех случаях плакала, — продолжал Командор.

— В конце концов, Шмелькову она нужнее, — вновь начала отстаивать свою позицию Настя.

— Но если он честный человек, то с нами обя­зательно поделится, — назидательно проговорил Димка.

— Он-то, положим, честный, — кивнул Ко­мандор. — А если этого внучатого племянника нет в живых? Или выяснится, что еще до сих пор срок отбывает?

— Значит, кому-нибудь рассказывал про тай­ник, — отвечал Димка. — Чего ты все усложня­ешь. Мы ведь такой вариант уже проигрывали.

— Ну и как ты собираешься вычислить его со­общника? — покачал головой Петька.

— Я знаю как! — воскликнула Настя. — Жулик, кем бы он ни был, перед тем, как ограбить библиотеку, наверняка там хоть раз появлялся.

— Точно! — азартно блеснули за стеклами очков глаза у Петьки. — Сам ли внучатый племян­ник или его сообщник должны были обязательно сперва проверить, на месте ли картина? Иначе зачем понапрасну дверь взламывать?

— Но ведь Шмельков при нас Ниночку спра­шивал, не появлялся ли в библиотеке кто-нибудь подозрительный, — напомнила Настя. — И Ни­ночка ответила, что подозрительных не было.

— Вот именно, подозрительных, — сделал ударение на последнем слове Командор. — А вдруг жулик выглядел совсем не подозрительно?

— Или Ниночка его давно знает, — подхвати­ла Маша.

— Если давно, то это запросто может быть тот самый внучатый племянник, — ответил Петь­ка. — Явился в библиотеку и сказал, что хочет почитать какую-нибудь книгу. Ниночка и внима­ния не обратила. Тем более если она его давно знает.

— Вот тут ты не прав, — возразила Настя. — Если Геннадий столько лет просидел в тюрьме, а потом вернулся, то Ниночка вряд ли восприняла его появление в библиотеке как что-то обыденное.

— Слушайте, а чего мы гадаем! — вмешалась Маша. — Не проще ли расспросить Ниночку. Пошли в библиотеку.

И она первой выбралась из шалаша. Осталь­ные последовали ее примеру.

— Ну, ребята, ничего нового не узнали про картину? — едва увидав четверых друзей, спро­сила Ниночка. — Я, честно сказать, на вас боль­ше, чем на Алешу, надеюсь. Он ведь так занят. И дел на нем столько висит. А вы на каникулах.

— Вот мы к тебе по поводу картины и при­шли, — мигом взялся за дело Петька. — Вспом­ни, пожалуйста, не появлялся ли тут у тебя за последние дни кто-нибудь незнакомый?

Ниночка помолчала. Затем ответила:

— Не было никого.

— Совсем никого? — переспросил Димка.

— Только обычные посетители, — уточнила Ниночка. — В основном из нашего поселка. И еще несколько читателей из архитекторов.

— Из архитекторов? — уставился Димка на Ниночку.

— А что тебя так удивляет? — не поняла та. — У нас уже несколько лет назад на правле­нии постановили разрешить архитекторам поль­зоваться библиотекой. Только я с них денежный залог беру, чтобы уж точно книги потом возвра­щали.

— Может, и Ростислав Кузьмич к тебе прихо­дил? — спросил Нетька.

— Да, — подтвердила библиотекарша. — Мне Шмельков привез его фотографию. Несколько раз бывал. Очень культурный, вежливый человек. И книги всегда возвращает в срок.

Члены Тайного братства переглянулись. Каж­дый из четверых сейчас подумал об одном и том же. Этот Ростислав Кузьмич, как нарочно лишь этим летом появившийся в поселке архитекторов, вполне мог оказаться сообщником Геннадия. Запи­сался в библиотеку, брал книги, попутно выяснил, что картина на месте, и, выждав подходящий мо­мент, украл ее.

— Жаль мне Ростислава Кузьмича, — с боль­шим сочувствием проговорила Ниночка. — Так к нему, бедному, память пока и не вернулась. И из больницы его не выпускают. Говорят, сердце шалит.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Петька.

— Алеша сказал, когда с фотографией утром явился, — объяснила Ниночка. — Такая беда с человеком случилась!

— Что он за человек, мы еще не... — начал было Димка, но тут Маша наступила ему на ногу.

— Ты о чем? — посмотрела Ниночка на Тер­минатора.

— О другой ужасной истории, — быстро про­говорила Маша. — Павел Потапович вчера при­ходил к нашей бабушке, и они вспомнили.

— Что вспомнили? — спросила Ниночка.

— Про Геннадия, — с таким видом откликну­лась Настя, будто вчера тоже была свидетельни­цей разговора в доме Серебряковых. — Родствен­ника Екатерины Филипповны.

— И не напоминай! — с негодованием вос­кликнула Ниночка. — Свел бабку в могилу!

Петька хотел задать Ниночке новый вопрос, но тут на крыльце раздался громкий, хорошо по­ставленный голос. В следующий момент дверь в читальный зал широко распахнулась и в библио­теку, опираясь на руку мужчины средних лет, ве­личественно вплыла Наталья Владимировна Коврова-Водкина.

Бабушка Димы и Маши, знавшая Наталью Владимировну смолоду, говорила, что та всегда отличалась большой эксцентричностью. Совсем юной девушкой Наталья Владимировна вышла замуж за почти девяностолетнего философа-мистика Аполлинария Коврова, который издавал свои труды под звучным псевдонимом Аполлон Пар­насский. Если ей верить, она никогда никого больше так не любила. Счастье молодоженов дли­лось совсем недолго. Через год после свадьбы Аполлинарий скончался. Правда, Наталья Вла­димировна говорит, что призрак его до сих пор является ей не реже чем раз в неделю и они с Аполлинарием ведут «восхитительные философ­ские беседы о смысле жизни». Во время одного из таких визитов Аполлинарий велел ей сочетаться вторым браком с известным хирургом Вадимом Леонардовичем Водкиным. Близнецы и Петька хорошо помнили этого огромного, толстого и ве­селого человека. Скончавшись несколько лет назад, Вадим Леонардович оставил в наследство жене не только вторую фамилию, но и дочь Свет­лану, дачу в Красных Горах, а также богатую коллекцию картин и антиквариата, благодаря ко­торой Наталья Владимировна могла жить вполне независимо и ни в чем не нуждаясь.

Анна Константиновна и Наталья Владимиров­на были почти ровесницами. Однако бабушка Димы и Маши называла подругу «несчастной ста­рухой», а также любила не без оснований повто­рять, что «с разумом у бедной Наташи дела обстоят все хуже и хуже». Дело в том, что к природной эксцентричности Натальи Владимировны в послед­ние годы добавилась глухота. После этого Коврова-Водкина стала воспринимать окружающий мир очень уж своеобразно. Впрочем, у членов Тайного братства были с ней превосходные отношения.

Едва войдя в читальный зал, Наталья Владимировна по-актерски поставленным голосом вос­кликнула:

— О, молодежь! Рада вас видеть, мои юные друзья!

— Здравствуйте, Наталья Владимировна! — хором откликнулись члены Тайного братства.

Выглядела она, несмотря на преклонные годы, очень импозантно. Высокая, стройная. Седые воло­сы, как всегда, слегка подсинены. Орлиный про­филь выдает благородство кровей. Наталья Вла­димировна и впрямь происходила из какого-то княжеского и даже чуть ли не царского рода. Кар­тину дополняли шуршащее шелковое платье до пят и очки, висящие на массивной золотой це­почке.

— Великолепный денек! — продолжала Коврова-Водкина. — А для меня вообще эпохальный. Ибо с сегодняшнего дня я приступаю к изданию своих мемуаров. Не одной же Анечке.

- Конкурирующая фирма, — тихо произне­сла Маша.

— Никакой конкуренции! — к немалому Машиному удивлению, расслышала ее слова Ната­лья Владимировна. — Я буду создавать произве­дение совершенно другого характера. Анечка опирается в своих мемуарах на сугубо реалисти­ческие факты. А я опишу встречи с призраками моих дорогих покойных друзей. Ну, а главная моя цель — донести до читателей творческое и науч­ное наследие Аполлинария.

— Понятно, — сдавленным голосом откликну­лась Маша.

— Не просто занятно, — на сей раз не расслы­шала Наталья Владимировна. — Это будет новое

слово в мемуарной литературе. Ибо в моих скром­ных записках наш материальный мир соединяет­ся с потусторонней жизнью.

— Наша бабка помрет от зависти, — вырва­лось у Димки.

—Правильно, Дмитрий! — наградила его одобрительным взглядом Наталья Владимиров­на. — Именно полет. Мистический полет. Пожа­луй, я так свою будущую книгу и назову. Как вы считаете, Евгений Казимирович? — обратилась она к своему спутнику.

— По-моему, очень подходит, — с важным видом кивнул Евгений Казимирович.

— А кто это такой? — косясь на спутника Ковровой-Водкиной, шепнула Настя. — Ее родст­венник, что ли?

— Сосед слева, — тихо откликнулась Маша. — Коврова-Водкина очень любит с ним гулять и вести умные разговоры. А он с ней всегда во всем согла­шается.

— Где больше двух, говорят вслух, — не укры­лось их перешептывание от Натальи Владими­ровны.

— Да они о своем, о женском, — ляпнул Димка.

— О князе Оболенском? — воскликнула Ната­лья Владимировна. — Если вы о потомке француз­ской ветви, то я его знаю. Он был недавно в Рос­сии и меня навещал. Настоящий красавец! И какая порода!

— Скотчтерьер, наверное, — прошептал Димка. Четверо друзей затряслись от беззвучного смеха.

Тут в читальный зал с громким топотом и пыхтением влетел почтенный Павел Потапович.

— Натавья Ввадимиговна! Гад вас видеть! Вы, конечно, уже все знаете пго кагтину.

— Павел Потапович! — внимательно посмот­рела на вновь прибывшего Коврова-Водкина. — Я не ослышалась? Вы кого-то назвали скотиной?

— Ах, нет! — замахал пухленькими руками почтенный академик. — Вы не так меня поняли, догогая. Я говогю: пгопава кагтина «Гусавка»!

— Что еще за скотина гнусавая? — заинтере­совалась Коврова-Водкина. — Пожалуйста, объ­ясните подробней.

Библиотеку сотряс взрыв хохота. Не удержал­ся даже вежливый Евгений Казимирович. Ниноч­ка, склонившись над столом и закрыв лицо ладо­нями, просто рыдала от смеха. Павел Потапович издавал какие-то булькающие звуки. Из глаз у него ручьями лились слезы.

— Ну, Наталья Владимировна, повесевиви! — то и дело восклицал он. — И гвавное, вы, по сути, совегшенно пгавы! Товько гнусавая скотина и могва спегеть догогую нашу «Гусавочку»!

Наталья Владимировна, хранившая полную невозмутимость, величественно осведомилась:

— Павел Потапович, вы мне так и не объясни­ли, кого именуете столь сильным и грубым эпите­том?

— Есви бы знав, кого, — подмигнув присутст­вующим, ответил действительный и почетный член множества академий мира, — то уже давно бы сказав Шмевькову.

— Шмелькова? — возмутилась Наталья Влади­мировна. — Никак не могу с вами согласиться. Во-первых, он совсем не гнусавый. А, во-вторых, очень хороший и положительный молодой чело­век.

— Шмевькова я и сам вюбвю! — поспешил внести ясность Павел Потапович.

— Убью? — в ужасе переспросила Наталья Владимировна. — Павел Потапович, мне кажется, вы не в себе. За что, интересно, вы собираетесь убить Шмелькова?

— По-моему, она совсем чокнувась, — отвер­нувшись от Натальи Владимировны, сообщил при­сутствующим Павел Потапович.

Его заявление повергло всех в новый приступ истерического хохота. Евгений Казимирович, пер­вым взяв себя в руки, склонился к уху Натальи Владимировны и начал торопливо ей объяснять:

— Вы не совсем верно поняли Павла Потаповича. Он говорит, что из библиотеки вчера пропа­ла картина.

— Только-то и всего, — разочарованно пожала плечами Коврова-Водкина. — Это я и сама знаю. К нам вчера приходил Степаныч. И вообще, да­вайте-ка займемся работой, — продолжала она.

— Я готов, Наталья Владимировна, — отклик­нулся Евгений Казимирович.

—Евгений Казимирович любезно согласился помочь мне! — торжественно объявила Коврова-Водкина. — Для работы над мемуарами я должна кое-что уточнить в справочниках, которые, как утверждает Евгений Казимирович, есть в нашей библиотеке.

— Ниночка, — обратился спутник Ковровой-Водкиной к библиотекарше. — Мне сейчас нужно будет основательно порыться в каталоге.

— Пожалуйста, — указала та на каталожные ящики.

— А вы, Наталья Владимировна, пока посиди­те,— подвинул Ковровой-Водкиной мягкое крес­ло Евгений Казимирович.

Та немедленно опустилась в него. Павел Пота­пович тем временем подошел к Ниночке и осведо­мился:

— Вы ведь, конечно, знави Геннадия?

— И чего это вы все о нем сегодня вспомни­ли? — удивилась библиотекарша.

— А кто еще? — полюбопытствовал Павел По­тапович.

— Вот они, — указала на ребят Ниночка.

— Ничего удивитевьного, — прокартавил Павел Потапович. — Мы вчега у них дома все вместе вспоминави. Они — поглядел он на близ­нецов, — Анна Константиновна и Визетта. А се­годня утгом я подумав: а не Геннадий ви стыбгив «Гусавочку»?

Ребята насторожились. Если Павла Потаповича осенила догадка о тайнике и раме, то расследова­ние можно сразу прекращать. При своей активнос­ти, почтенный академик будет постоянно путать­ся у них под ногами, во все совать нос, а, главное, оповещать о ходе дела весь поселок. Разумеется, слухи мигом дойдут до преступника, и он поста­рается замести следы.

— Геннадий? — разыграла изумление Maшa. — А при чем тут он, Павел Потапович?

— Ну, может, отсидев сгок и свиснув кагтину в память о несчастной бабушке, — ответил по­чтенный академик. — Вот я и хочу узнать у тебя, Ниночка. Не появлявся Геннадий в этих местах?

— И не появится, — покачала головой Ниноч­ка. — Мне Шмельков говорил, что Геннадий не­сколько лет назад в тюрьме умер.

— Кто умер в тюрьме? — внезапно подала голос дотоле молчавшая Коврова-Водкина.

— Геннадий, — громче повторил Павел Потапович.

— Какой еще негодяй? — не вполне четко рас­слышала Наталья Владимировна.

— Вот ведь совсем гвухая тетегя, — заговор­щицким шепотом обратился Павел Потапович к ребятам и Ниночке. — А как точно хагактегизует.

— Пора отсюда линять, — прошептал друзьям Петька.

Все четверо тихонько выскользнули на улицу.

— По-моему, там сейчас начнется битва наро­дов, — с усмешкой взглянула на окна библиотеки Маша.

Оттуда, словно бы по заказу, послышался голос Ковровой-Водкиной:

— Павел Потапович, с вашей стороны это со­вершенное хамство!

— Может, послушаем? — остановился Димка.

— Некогда, — махнул рукой Командор. — Думаю, нам сейчас самое время взглянуть на за­брошенный домик Екатерины Филипповны.

— Чего на него глядеть, раз он заброшен, — не испытал особенного восторга от этой идеи Дима. — И Ниночка сказала, что Геннадий умер.

— Все равно взглянуть стоит, — повторил Петька.

Четверть часа спустя члены Тайного братства уже стояли на окраине деревни Борки перед по­косившимся одноэтажным домиком.

— И чего мы сюда притащились? — продол­жал ворчать Димка. — Смотрите, все заколочено. Дорога травой заросла. Сюда по крайней мере лет десять никто не совался.

Петька, точно не слыша старого друга, пере­махнул через шаткий штакетник и поднялся на крыльцо. Затем дернул на себя ручку двери. Дверь отворилась.

Глава VI ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА, ФИНН И «УТОПЛЕННИК»

Петька махнул друзьям. Димка помог девочкам одолеть забор. Затем полез сам и, конечно же, зацепился джин­сами за длинный гвоздь. Ткань громко затрещала. Димка плашмя свалился на участок старой биб­лиотекарши. А накладной карман джинсов остал­ся висеть на заборе.

— Понатыкали тут гвоздей, — проворчал Тер­минатор.

— Карман сними, — велела сестра. — Я тебе его вечером так и быть пришью.

Димка послушался. Затем следом за девочка­ми взбежал на крыльцо. Какое-то время все чет­веро топтались возле порога. Входить было как-то боязно. Димка потянул носом воздух.

— Затхлостью пахнет.

— Ничего удивительного, — пожала плечами Маша. — Дом-то, считайте, заброшенный.

— А почему дверь открыта? — с недоумением произнесла Настя.

- Вот это и непонятно, — тихо откликнулся Командор.

Почерневшие от времени и дождя доски, кото­рыми была, по-видимому, много лет заколочена дверь, валялись возле крыльца. Однако замок явно никто не взламывал.

— Та-ак, — принялся внимательно осматри­вать дверь Петька. — Похоже, доски оторвали, но замок открыли ключом, а потом поставили язы­чок на предохранитель, чтобы он не захлопнулся.

— А вдруг там кто-нибудь есть? — с опаскою указала внутрь Настя.

— Кто его знает, — на всякий случай перешел на шепот Командор.

— Если закрыто на предохранитель, значит, тот, кто там был, находится где-то недалеко, — откликнулся Димка.

— Может, какие-нибудь дальние родственники Екатерины Филипповны решили привести дом в порядок? — предположила Настя.

— Не похоже, — покачал головой Командор. — По-моему, тут особенного порядка не наблюдается.

— Надо все-таки войти, — сказал Димка, однако сам почему-то в дом не торопился.

Ребята на всякий случай огляделись по сторо­нам. Небольшой участок зарос бузиной, крапивой и бурьяном. Ближайший дом находился на значи­тельном расстоянии. Следовательно, соседи вряд ли могли увидеть четверых друзей.

— И как она жила на таком отшибе, — недо­уменно проговорила Настя. — Одинокая женщи­на. По-моему, страшно. Особенно зимой.

— Люди и не к тому привыкают, — философ­ски изрек Димка. — Может, Екатерине Филипповне, наоборот, нравилось, что ее никто не тре­вожит.

— И еще, видать, кое-кому понравилось, — многозначительно произнес Петька. — Ладно. Пойдемте посмотрим.

И, набравшись смелости, он первым шагнул внутрь. Миновав сени, он вновь прислушался. Тихо. Петька потянул на себя еще одну дверь. Она отворилась с таким громким скрипом, что де­вочки вздрогнули. Но ничего страшного не про­изошло.

— Тут явно никого нет, — уверенно прошеп­тал Петька.

За дверью оказалась маленькая кухонька. На деревянных полках стояло несколько опутанных паутиной старых кастрюль и сковородок. Ниже, на крючках, висели половник, дуршлаг и еще кое-какая поварская утварь.

— Вот так и получается, — покачал головой Димка. — Жил человек, готовил, книги всем вы­давал, и нету человека.

— По-моему, наш Димочка заразился от Как-умиралы, — сказала Mania, однако и на нее забро­шенная кухня произвела гнетущее впечатление.

— Так. Пошли дальше, — скомандовал Петька.

Из кухни они попали в довольно простую ком­нату. В ней царил полумрак. Свет пробивался лишь сквозь щели в деревянных щитах, которыми были забиты окна. Когда глаза ребят привыкли к темноте, они разглядели обеденный стол, нахо­дившийся посреди комнаты.

— А на нем кто-то кастрюлю забыл, — подо­шел ближе к столу Петька.

Но это оказалась не просто кастрюля. Она стояла на примусе. Петька пощупал ладонью. Ка­стрюля была теплой. Командор поднял крышку. Внутри оказался суп.

— По-моему, из пакетика, — потянул носом Петька. — «Галлина Бланка». Ребята, — повер­нулся он к друзьям, — нам отсюда надо сматы­ваться.

— А смотрите, сколько тут следов, — указала на пол Настя.

Остальные взглянули. На припорошенном пылью полу виднелись следы больших ботинок. Кто-то совсем недавно расхаживал по всей комна­те. Теперь ребята заметили и другое: следы тяну­лись на кухню. Правда, там члены Тайного брат­ства успели и сами изрядно натоптать.

Перед тем как покинуть заброшенный дом, Петька подошел к узкой кровати, придвинутой вплотную к стене. Она была застелена каким-то тряпьем.

— Братцы, — прошептал мальчик. — Этот тип тут не только ел, но и спал.

— Бежим, — испугался Димка.

Тут на крыльце раздались шаги. Ребята, шмыг­нув в темный угол, с ужасом ждали, что последует дальше. Вот скрипнула дверь из сеней в кухню. Вошедший, немного потоптавшись, двинулся в комнату. Еще миг — и он показался в дверном проеме.

— Господи! Это вы? — с облегчением восклик­нул Петька.

Перед ребятами стоял капитан Шмельков.

— Это-то я, — нахмурился он. — А вы что тут делаете?

— Дверь была открыта, вот мы и вошли, — немедленно нашлась Маша. Впрочем, она сказала чистую правду: дверь и впрямь была почти от­крыта.

— Вот, раскудри тебя береза, — прибег к свое­му излюбленному выражению капитан. — А я как раз еду домой обедать, а тут дверь открыта. Ну и решил проверить.

— И совершенно правильно сделали, — под­хватил Петька. — Тут кто-то живет. Смотрите, кастрюля с супом горячая.

— И впрямь, — с изумлением прикоснулся к кастрюле Алексей Борисович. — Кого же это в халупу Филипповны занесло? Сюда с самых ее поминок никто даже и не заходил.

— Ну, может, какие-нибудь родственники? — спросил Петька.

— Были у нее родственники, да сплыли, — развел руками Шмельков. — Все до единого по­мерли.

— А внучатый племянник? — прикинулись, будто им ничего не известно, ребята.

— Натворил делов этот племянник, — с боль­шим осуждением проговорил Алексей Борисо­вич. — Через его криминальный поступок бабка и померла. Но и ему отлилось. Прибили соседи по камере во время одной из разборок.

— Прямо в камере и убили? — ужаснулась Настя.

— Не совсем, — уточнил Шмельков. — В ка­мере ранили, а в больнице помер. Вот теперь дом Филипповны и стоит никому не нужный, — ме­ланхолично добавил Шмельков. — Скоро совсем сгниет, рухнет и ничего не останется.

«По-моему, и Шмельков заразился от Какумиралы, — про себя отметила Маша. — Прямо какая-то эпидемия».

— Ладно, ребята. Нечего вам тут делать, — подтолкнул их к выходу капитан. — А за инфор­мацию спасибо. Я разберусь.

Члены Тайного братства кленового листа по­топтались в кухне. Уходить, естественно, не хоте­лось. Но Шмельков на сей раз оставался неумо­лим:

— Давайте, давайте не улицу, — поторопил он. — А то следы окончательно затопчете.

— Только вы нам потом расскажите, если чего обнаружится, — потребовал Димка.

— Расскажу, — кивнул капитан. — У нас же с вами взаимовыручка.

— В общем-то, да, — вяло откликнулись члены Тайного братства.

Всем четверым стало немного стыдно, что они так и не поделились своей версией с Алексеем Бо­рисовичем. Но в следующее мгновение каждый из ребят успокоил себя: сперва следует найти хоть какие-нибудь доказательства, а затем уж ставить в известность Шмелькова. Или не ставить, если преступника удастся найти самим.

Алексей Борисович распахнул дверь на крыль­цо. Из зарослей рядом с домом раздался громкий треск. В следующее мгновение оттуда выскочил человек. Метнувшись к забору, он одним прыжком одолел штакетник и кинулся куда-то в сторону.

— Стой! — рванул следом Шмельков.

Однако к тому моменту, когда он и ребята пере­лезли через забор, человека уже нигде не было видно.

— К станции побежал, — скороговоркой изрек капитан.

Члены Тайного братства и Алексей Борисович продолжали преследование. Однако когда, запы­хавшись, достигли Задоров, там никого похожего не оказалось. Правда, на Москву только что ушла электричка.

— Упустили, — махнул рукой капитан.

— Алексей Борисович, — обратились к нему ребята. — Вы хоть его разглядели?

— Где уж там было разглядывать, — пожал плечами Шмельков. — Сколько вы видели, столь­ко и я.

— Среднего роста и довольно щуплый, — с важным видом произнес Димка.

— Не уверен — покачал головой капитан. — Так, что-то мелькнуло, а уж какой рост или там телосложение, я не заметил.

— А вы не помните, — внимательно погляде­ла на него Настя, — каким был Геннадий?

— Да никаким. Обыкновенным, — коротко отвечал капитан. — Ни высокий, ни худой, ни толстый.

— Понятно, — с разочарованным видом сказа­ла Настя.

— Ладно, ребята, не знаю, как вы, а я обратно в Борки, — сообщил капитан. — Мне надо по-бы­строму перекусить, а потом снова в отделение. «Эх, — добавил он про себя, — а обед-то, наверное, совсем остыл».

— Тогда до свидания, Алексей Борисович, — отвечал ему Петька, — мы, пожалуй, тут немного

погуляем.

Шмельков удалился.

— Ну и что ты собираешься тут делать? — по­смотрели на Петьку друзья.

— Думаю, самое время нанести визит нашему «утопленнику», — объяснил тот. — Вдруг у него уже память прорезалась?

— Я бы на твоем месте так уж сильно не торо­пился, — заспорил Димка. — Надо сперва выяс­нить, унялась ли в «утопленнике» агрессия.

— Вот ты, Димочка, подойдешь к нему, и мы выясним, даст Ростислав тебе в глаз или нет, — тут же отреагировала на слова брата Маша.

Димка поежился.

— Не беспокойся, — успокоил его Петька. — Естественно, в глаз получить никому не хочется. Поэтому мы сперва выясним, как он себя чувст­вует, а уж потом нанесем визит.

— Именно это я и хотел посоветовать, — успо­коился Димка.

— Только с пустыми руками больного наве­щать неудобно, — сообразила Настя. — Давайте хоть цветов каких-нибудь купим на станции.

И она указала на базарчик, тянущийся вдоль платформы.

— Совсем, что ли? — покрутил пальцем возле виска Димка. — Чего на цветы-то тратиться? Со­берем букет в роще, и все дела.

— Точно, а еще купим Ростиславу шоколадку и еще что-нибудь вкусное, — была согласна с бра­том Маша.

— Логично, — одобрил такой план Петька. — Вкусному он наверняка обрадуется гораздо боль­ше, чем цветам.

— Учитывая, чем кормят в таких больни­цах, — добавил Димка.

Ребята порылись в карманах.

— Негусто, — пересчитал наличность Коман­дор. — Знавали мы с вами и лучшие времена.

— Потому я и говорю, что нам Тяпина премия совсем не помешает, — запел свое Димка.

— Может, и не помешает, но она нам скорее всего не светит, — трезво смотрела на вещи Ма­ша. — В лучшем случае, мы поможем Шмелькову найти картину.

— Там будет видно, что у нас получится, — сказал Петька и, еще раз пересчитав деньги, до­бавил: — На одну большую шоколадку хватит.

Зайдя в магазин, друзья приобрели длинную треугольную шоколадку «Тоблерон». Затем де­вочки нарвали в роще цветов.

— Очень поэтично, — поглядела на букет Маша. — Так сказать, пострадавшему архитекто­ру от сочувствующих жителей Красных Гор.

— Вот так мы и скажем ему, — кивнул Ко­мандор.

— Кстати, если бы не наш Тяпа, то Ростислава уже сейчас хоронили бы, — с таким видом отме­тил Димка, будто сам делал пострадавшему искус­ственное дыхание.

— Воображаю, как в таком случае радовалась бы наша Павиановна, — фыркнула Маша. И за­унывно-протяжным голосом произнесла: — Уто-опленники всегда та-ак тяжело-о умирают,

— Прекрати! — мигом одолел смех остальных.

—Действительно, — остановился у входа в больницу Дима. — Мы идем навещать человека с тяжелой психической травмой.

Друзья, напустив на себя очень торжественный вид, вошли в приемный покой.

— Вам кого? — тут же осведомилась сидев­шая сразу за дверью женщина в белом халате.

— Нам этого самого... — вдруг начисто забыл имя пострадавшего Димка. — Ну, который утоп.

Женщина с большим недоверием оглядела всю компанию.

— Уточните, когда и где утоп?

— Естественно, в нашем пруду, — раздражен­но проворчал Димка. — И вообще, у вас что, сто утопленников тут лечится.

— Утопленники не лечатся, — уточнила жен­щина. — Они в морге лежат.

— А наш, между прочим, именно лечится, — продолжал спорить Димка.

— Да ты что, издеваешься надо мной? — за­кричала дежурная.

— Нет, — отпихнув Димку в сторону, вмеша­лась Маша. — Мы действительно пришли наве­щать больного.

В качестве доказательства она продемонстри­ровала дежурной букет полевых цветов и шоко­ладку.

— Тогда назовите фамилию, — немного смяг­чилась женщина.

— Адаскин Ростислав Кузьмич, — сказал Петька.

— А вы сами-то кто ему будете? — по-прежне­му не торопилась пускать внутрь посетителей де­журная.

— Он рядом с нами тонул, — объяснила Настя.

— И вообще, как это понимать? — понесло вдруг Димку. — Мы человека на берегу нашли. А теперь нам даже его навестить нельзя. Где же справедливость?

— Не вы его нашли, — окинула ребят еще более подозрительным взглядом дежурная. — По­страдавшего первым обнаружил такой крупный мужчина из Красных Гор.

— Это мы знаем, — вновь была вынуждена от­пихнуть брата подальше от дежурной Маша. — Мы помогали Потапу Павловичу привести постра­давшего в чувство.

— Так бы сразу и говорили, — услыхав знако­мое имя, успокоилась дежурная. — Можете пройти в пятую палату. Только сперва я фамилии ваши запишу.

Члены Тайного братства назвали себя. Вернее, изобрели на ходу вымышленные имена и фами­лии. Близнецы сказали, что они Лиза и Вивиан Зейтунян-Белоус.

— И каких только имен родители не придума­ют, — тщательно занося в тетрадь «данные» Димы и Маши, пробормотала дежурная.

Впрочем, Петька подготовил ей еще больший сюрприз.

— Урхо Калево Какумирала, — невозмутимо представился он.

Дежурная оторопело уставилась на Петьку, а потом осведомилась:

— Это какой же ты, парень, национальности?

— Я-а фи-инн, — гордо изрек Командор.

— Финн? — удивленно переспросила дежур­ная. — Чего-то не очень похож.

— У него папа финн, а мама грузинка, — ми­гом нашлась Маша.

— Ну, чудят люди, — пожала плечами дежур­ная. Затем, строго взглянув на Петьку, распоря­дилась: — А ну, диктуй свои имена и фамилии по буквам.

Петька продиктовал. После этого настала оче­редь Насти. Та назвалась Таней Ковровой-Водкиной. Дежурная восприняла это с ледяным спокой­ствием. И даже обрадовалась.

— Хоть по-человечески родители назвали, — отметила она. — Не то что этого Калява-Малява, — покосилась она на Петьку. — Идите, — разрешила она. — Прямо по коридору. Потом налево. Пятая палата.

Оказавшись на безопасном расстоянии от де­журной, друзья наконец дали волю смеху.

— Ты в следующий раз хоть предупреждай, — с большим осуждением воззрился Димка на Петь­ку. — Я чуть не помер, когда услыхал, что ты у нас, оказывается, Какумирала.

— Уж не тебе говорить Вивиан-Павиан, — ткнул его пальцем в грудь Петька.

— А между прочим, — вдруг резко посерьезнел Димка, — мы забыли узнать у дежурной о состоя­нии здоровья больного.

— Вернись, Вивиан, и спроси, — посмотрела на него Маша.

— Сама иди, Лиза, — ответил брат.

Тут Урхо Калево Какумирала заметил молодо­го человека в не слишком чистом белом халате. Молодой человек, весело насвистывая, катил те­лежку с грязным бельем.

— Извините, пожалуйста, — обратился к нему мнимый финн. — Вы случайно не знаете, как себя чувствует Ростислав Кузьмич Адаскин из пятой палаты?

— А у нас все хорошо себя чувствуют, кто еще в морг не попал, — жизнеутверждающим тоном отозвался молодой человек и повез тележку дальше.

— Ну и лечебное заведение, — проворчал Дим­ка. — Не приведи Господь оказаться тут пациен­том.

— Перестань нагнетать, Вивиан, — строго взглянула на него сестра.

— Вот сейчас Ростислав тебе врежет, тогда по­смотрим, кто из нас нагнетает, — откликнулся Димка.

Тут они подошли к пятой палате.

— Давай-ка ты первая, — галантно пропустил сестру вперед Димка. — Все-таки у тебя цветы.

— О, Вивиан, какой ты трус, — нараспев про­декламировала Маша и первой вошла в палату.

Она оказалась отдельной. Больной, лежа под капельницей, дремал.

— Здравствуйте, — вкрадчивым голосом про­изнесла Маша.

— Мы к вам из Красных Гор, — хором подхва­тили остальные.

Пострадавший приоткрыл один глаз, потом другой. На лице у него забрезжила полуулыбка.

— А вы боялись, — победоносно изрекла Маша.

— Я не боялся, — глухо произнес больной.

— Да это я им, — указала на ребят Маша.

— Чего же они боялись? — задал новый во­прос больной.

— Ну, когда вас выловили из воды, — приня­лась сочинять на ходу Маша, — вы так плохо вы­глядели. Вот им и стало страшно вас навещать.

— Зато теперь, Ростислав Кузьмич, вы заме­чательно выглядите, — подхватила Настя.

— Молодцом он у нас, молодцом, — говоря на ходу, вбежала в палату медсестра. — И вы, ребята, молодцы. Не забываете нашего больного. А то все один да один. Вот сейчас мы тебе иголочку из веночки вытащим, и совсем хорошо станет.

С этими словами она вытащила из вены боль­ного иголку и, с грохотом отодвинув штатив, унес­ла с собой опустевшую капельницу.

— Это вам, — протянула Ростиславу Кузьми­чу букет полевых цветов Маша.

Больной, взяв цветы, какое-то время с расте­рянным видом вертел их в руках, затем небрежно бросил на тумбочку.

— Ну? — выжидающе уставился он на ребят.

— Да вот. Пришли навестить, — отозвался Петька.

— А-а, — безо всякого выражения протянул «утопленник» и надолго умолк.

— Вот скоро выпишитесь, — с наигранной бодростью проговорила Настя. — На улице так хорошо.

— Вода в пруду теплая, — ляпнул вдруг Димка.

Правда, почти тут же спохватившись, он умолк и протянул больному «Тоблерон».

— Это тоже вам от нас.

«Утопленник» словно бы машинально взял шоколадку. Тут глаза у него неожиданно нали­лись кровью. Ростислав Кузьмич приподнялся на кровати и с истошным воплем: «Убью!» — ткнул «Тоблероном» в живот Терминатора.

Димка от неожиданности и ужаса попятился и налетел на штатив от капельницы. Штатив с гро­хотом повалился на пол. Терминатор грохнулся на него, и они в мгновение ока превратились хоть и в причудливое, но единое и вполне неделимое целое.

— Убью! — вновь грозно прорычал Ростислав Кузьмич.

Направив острие шоколадки вниз, он устремил­ся к Терминатору. Тот в обнимку со штативом ка­тился по полу.

— Димка! Не трогайте Димку! — кинулась на­перерез «утопленнику» Маша.

Ростислав Кузьмич на мгновение замер, затем обратил исполненный ярости взор на Петьку.

— И тебя убью! — размахивая «Тоблероном», словно кинжалом, атаковал он нового врага.

Петька с ловкостью уворачивался. Многолет­ние занятия восточными единоборствами сейчас ему очень пригодились. Ростислав явно стал уста­вать. В это время Димка попробовал оторваться от штатива и подняться на ноги. В общем-то, можно сказать, что он даже вполне неплохо под­нялся. Но вместо него каким-то неведомым обра­зом тут же упала тумбочка.

Новые впечатления побудили «утопленника» немного отвлечься от Командора. Тем более что возле поверженной тумбочки он немедленно за­приметил совершенно ошеломленного Термина­тора. Видимо посчитав, что Димка и есть его враг номер один, Ростислав Кузьмич поудобней пере­хватил «Тоблерон» и изготовился нанести сокру­шительный удар противнику.

Но в этот момент дверь в палату распахнулась и внутрь вбежал Павел Потапович. В одной руке он держал огромный ананас, а в другой пластико­вую сумку, полную соков и прочих различных продуктов.

— А вот и я, мивый мой Гостисвав Кузьмич! Как мы сегодня себя чувствуем?

Ничего не замечая вокруг, действительный и почетный член множества академий мира понес­ся к кровати, возле которой стоял больной с зане­сенным в воздухе «Тоблероном».

— Вы вюбите ананасы, мивейший? — с этим вопросом Павел Потапович торжественно вручил экзотический фрукт Ростиславу Кузьмичу.

Тот, презрительно отбросив на кровать уже порядком подтаявший и обтрепанный в боях «Тоблерон», с хищным видом воззрился на ананас. Не успели присутствующие что-либо сообразить, как «утопленник» ухватился за пышное зеленое оперение ананаса и, исторгнув сакраментальное «Убью!», ударил экзотическим фруктом Павла Потаповича по голове.

Академик, совершенно ошеломленный таким развитием событий, отчаянно взвизгнул и, при­крываясь сумкой с продуктами, начал отступле­ние к двери. Димка, который в отличие от Павла Потаповича уже вполне освоился в суровой бое­вой обстановке, атаковал «утопленника» с тыла и повис у него на плечах. Петька подсек его спере­ди. «Утопленник» полетел на пол и отчасти на Командора. Димка приземлился сверху на Рости­слава Кузьмича. Тот в падении выпустил из рук ананас. Ананас, пролетев со свистом возле самого уха Павла Потаповича, ударился в пышный бюст медсестры, которая как раз поспешила на шум в палату.

Не успела еще медсестра осмыслить это проис­шествие» как ее сбил с ног продолжавший пани­ческое отступление Павел Потапович. Оба вскрик­нули и оказались на полу. Сумка тоже упала. Пачка с соком лопнула. По полу расползлась вишневая лужа.

— В чем дело? Что здесь происходит? — раздался громкий голос. На пороге застыл строгий мужчина в белом халате.

— Убью! — и вырвавшись из цепких объятий двух мальчиков, Ростислав Кузьмич устремился прямиком на вновь прибывшего.

— Ананас! Ананас ему не давайте! — истошно вопили девочки.

Неизвестно, сколькими еще жертвами оберну­лась бы эта новая атака, не попадись под ноги «утопленнику» баночка с йогуртом. Поскользнув­шись на ней, Ростислав Кузьмич упал. Тут подо­спели два санитара. Один из них уже был знаком ребятам.

— А говорили, что он хорошо себя чувствует, — с упреком обратился к нему Димка.

— А что, по-твоему, плохо? — облачая Рости­слава Кузьмича в смирительную рубашку, сказал санитар. — Вон какой бодренький.

— Быстро ему успокаивающий укол! — ско­мандовал врач медсестре.

— Вот, бвин, навестив бовьного! — потирая одной рукой ушибленную ананасом голову, а дру­гой тоже ушибленное при падении место пониже спины, воскликнул почтенный Павел Потапович. — А вы как, моя мивая? — игриво подмигнул он медсестре. — Не свишком я вас зашиб?

— Мы привычные, — неожиданным басом из­рекла медсестра. — А ну, не рыпаться мне! — прикрикнула она на «утопленника» и мигом вка­тила ему успокаивающий укол.

Ростислав Кузьмич почти тут же пробормотал:

— Спать хочу.

Затем он с таким невинным видом вытянулся на кровати, словно виновником недавнего перепо­лоха был кто-то другой.

— А вы чего к нему явились? — строго по­смотрел врач на посетителей. — Неужели неясно, что человек не в себе. Шоковое состояние еще не прошло.

— Пгавивьно Тяпочка вевев повожить Гостисвава Кузьмича в отдевьную павату, — прокартавил почтенный академик. — Иначе бы он вам тут всех бовьных пегебив.

— А чья кровь? — с беспокойством поглядел на красную лужу врач.

— Это не кровь, а сок, — откликнулся Павел Потапович. — Вишня. Между пгочим, очень по-везно.

— Я, конечно, вам и вашему сыну очень бла­годарен, — вежливо отвечал ему врач. — И сумму на благоустройство нашей больницы Потап Пав­лович пожертвовал. Но все-таки очень прошу: не навещайте пока Ростислава Кузьмича.

— Но ведь мне интегесно, когда у него пгогежется память, — с капризным видом заявил Павел Потапович.

— Вам интересно, — пробасила медсестра, — а он вас так долбануть может, что потом и не вста­нете.

— Меня уже долбанул, — пожаловался стро­гий врач.

Только тут присутствующие заметили, что у него под левым глазом тщательно припудрен си­няк.

— В общем, когда будет можно его посещать, я вам позвоню, — пообещал Павлу Потаповичу врач. — А кстати, этих кто пропустил? — повер­нулся он к членам Тайного братства.

Петька принялся лихорадочно соображать, что бы такое ответить, когда в палату вбежала дежур­ная с тетрадкой в руках.

— Лев Варфоломеевич! — обратилась она к врачу. — Что они тут натворили?

— Ты лучше скажи, Ермиловна, — смерил ее суровым взглядом тот, — зачем в пятую палату пропустила. Ведь и я не велел. И милиция не ре­комендовала.

— Так они ж говорят, делегация. С Красных Гор, — развела руками Ермиловна. — И, между прочим, я действовала по инструкции. Имена и фамилии записала. Вот поглядите сами.

Она протянула врачу раскрытую тетрадь. Тот посмотрел. Глаза у него медленно полезли на лоб.

— Урхо Калево Ка... ка... ку... ка... — совер­шенно запутался он в каракулях Ермиловны. — Что вы тут понаписали?

Четверо друзей притаились. Не подсказывать же свои вымышленные имена и фамилии при Павле Потаповиче.

— Какумирала, — тем временем разобрался в каракулях врач. — Что-о? — вновь округлились глаза у него. — Отец финн, мать грузинка? Это который из вас? — поглядел он на ребят.

— Вот этот. Широкий, — услужливо ткнула пальцем Ермиловна в сторону Петьки.

— Этот? — зашелся от булькающего смеха Павел Потапович. — Финн? В таком свучае, я ки­таец. Это Петька. Внук моего покойного дгуга, котогый тоже быв Петькой. А отца этого юноши зовут Вавегкой.

— Сумасшедший дом, — подвел итог врач. — Финн. Китаец. Два Петьки... Выходит, вы знаете этих ребят? — обратился он к Павлу Потаповичу.

— Как обвупвенных. Хогошие гебятишки. Я в их возгасте быв гогаздо хуже. Да и потом тоже давав, так сказать, стгане уговька, — не без гор­дости сообщил почтенный академик.

— Вы что, шахтер? — совсем обалдел врач.

— Нет, я физик, — внес ясность Павел Пота­пович. — Но всегда, знаете, бгавым быв пагнем, — вновь подмигнув медсестре, добавил он.

Тут больной, приоткрыв один глаз, с вожделе­нием прошептал:

— Убью!

— Вот что, забирайте этих ребят с собой, — велел врач. — Сами и разберетесь, какие они там у вас Урхо Калево. А мне лично одного Ростисла­ва Кузьмича вот так хватит! — и он провел реб­ром ладони по подбородку. — Ермиловна, прово­ди посетителей.

Ребята и Павел Потапович под бурное ворча­ние дежурной «Ходят тут всякие, а потом невесть что творится!» покинули гостеприимное лечебное заведение.

— Ни фига себе, навестиви бовьного, — поде­лился с ребятами Павел Потапович и снова потер ушибленную ананасом голову.

— Да уж, — мрачно откликнулся Димка.

— А вдруг он таким и раньше был, — предпо­ложила Маша. — Тогда я не удивлюсь, что его кто-то утопить пытался.

— Но Шмевьков наводив спгавки, — возразил Павел Потапович. — Все в поселке агхитектогов говогят, что Гостисвав Кузьмич очень интевви-гентный чевовек.

— Сейчас он скорее тянет на звание маньяка-убийцы, — покачал головой Димка.

Дата добавления: 2015-08-05