Как я стал основоположником туалетного движения

История сохранила комический эпизод из жизни восходяще­го солнца русской поэзии. Перед выпускным экзаменом из Ли­цея дрожащий от волнения юный Пушкин встречал в сенях Г. Р. Державина: небожителя, пиита, вельможу. Распахивается дверь, появляется раскрасневшийся с мороза Гавриил Романо­вич. Его взгляд падает на восторженного лицеиста. «А где у вас, братец, нужник?» — следует житейский вопрос, от которого Пушкин вспыхнул в смущении и едва не зарыдал, страшно ра­зочарованный и оскорбленный в своем высоком, неземном представлении об идеальном Державине.

Высокое и низкое, земля и небо — как далеки они друг от друга, но именно на их пересечении рождается линия горизонта. Эта метафора, на мой взгляд, в значительной мере отражает реальную картину воспитания человека. Культура не делится на высокую и низкую, бытовую и интеллектуально рафинирован­ную. Не верю я в невероятные взлеты духа на уроках в школах, где, простите за подробности, плохо пахнет из туалетов, к слову сказать, по состоянию которых я всегда безошибочно опреде­ляю уровень воспитательной работы школы.

Утвердиться в справедливости такого, прямо скажем, не вполне традиционного подхода к оценке воспитания мне дано было в начале девяностых в Историческом музее города Йорка, где я с изумлением увидел любопытную экспозицию, посвя­щенную истории унитазов Англии. Согласитесь, что в наших му­зеях мы чаще встречаем экспонаты, демонстрирующие разви­тие и совершенствование технологий уничтожения человека: мечи, доспехи, пулеметы и т. п. А тут такое. Чуть впереди меня оказалась английская пара, возраст которой определить было затруднительно. Не зря М. Жванецкий шутит, что эти иностран­цы в гробу выглядят лучше, чем мы на выпускных фотографиях. Так вот, указав на один из экспонатов — до боли знакомое нам деревянное «очко», она с удивлением обратилась к мужу: «Я не понимаю, как этим пользовались в двенадцатом веке». Чертых­нувшись про себя, я подумал: «Приезжай ко мне на дачу, я по­кажу, как мы этим пользуемся в конце двадцатого».

Так весомо, грубо, зримо почувствовав наше цивилизационное отставание, я принял непреклонное решение: во что бы то ни стало ликвидировать хотя бы в одной отдельно взятой школе этот разрыв. Первый евротуалет, благоухающий дезодоранта­ми, был оборудован, естественно, для девушек. В свободное от их присутствия время он стал объектом экскурсий юношей, предметом их зависти. Напомню, что туалетное движение в на­шей школе зародилось в начале девяностых, когда редкие семьи могли позволить себе подобную роскошь. Но стоит только начать. Через некоторое время, идя навстречу пожеланиям масс мужского пола, евроремонт был произведен и в комнатах с обозначением «М». Как ни покажется странным, постепенно эти места, среди прочего, стали визитной карточкой школы. И я без тени смущения начинал любые конференции и семинары для педагогов и управленцев из других регионов страны с экс­курсии по нашим «заповедным» местам. При этом не переста­вая повторять: «Если театр, как утверждал К. С. Станиславский, начинается с вешалки, то школа — с туалета».

Прошли годы, и теперь в какую бы школу я ни приехал, зная мое слабое место, коллеги первым делом ведут меня — понят­но куда. Некоторые из них, демонстрируя новые дизайнерские решения, не без гордости добавляют: «Покруче ваших будут». Что ж, может быть, в этом и есть мой скромный вклад в культуру?

Правило трёх «н»

За годы директорства я выработал правило трех «н», которому по мере сил стараюсь следовать в своей практической деятель­ности. Суть его в трех заповедях руководителя школы: не от­чаивайся, не впадай в панику, не опускай руки. Правило это — своего рода сжатая инструкция по технике психологической безопасности директора и педагога. Слишком часто возникают ситуации, когда ты бьешься в буквальном смысле слова как ры­ба об лед, решая насущные вопросы, улучшая жизнь окружаю­щих тебя людей, а в ответ вместо элементарной благодарности получаешь новые серьезные проблемы. Добро б еще, если бы речь шла только о судьбоносных решениях, ломающих привычные каноны воспитания и обучения, переворачивающих созна­ние родителей, детей и педагогов. Тут естественно ожидать не­понимания и сопротивления. Так ведь нет, даже в элементар­ных вопросах (где, казалось бы, все очевидно и ничто не требует предельного напряжения мысли и воли) порой наталкиваешься на стену. Доходит до смешного. Но обо всем по порядку...

Школу часто сравнивают с кораблем, бороздящим океан знаний. Метафору стоит обновить, не только по причине затер­того образа, штампа, но еще потому, что школа сегодня не слишком похожа на ослепительный океанский лайнер. Скорее на лодку, которая, слава богу, пока еще держится на плаву уси­лиями самоотверженной команды, обходящей бесконечные мели и рифы, по большей части искусственного происхожде­ния. Малое водоизмещение судна позволяет сосредоточиться на бытовых мелочах, на время оставив в стороне глобальные вопросы перспектив развития образования в целом. В самом деле, обвинять во всех случаях начальство или обстоятельства жизни есть «умственная и нравственная лень, рудимент рабской психологии». На сей раз стоит честно поговорить о нас самих.

В Москву, наконец, пришло лето. В скверах и на проспектах расцветают цветы. Дети с учителями не отстали, украсив клум­бы и вазоны близ школ. Излишне говорить, что посадочный ма­териал обходится недешево, но красота того стоит. Наблюдаю из окна своего кабинета идиллическую картину: в школьном дворе гуляют бабушка с внуком-дошкольником. Мальчик зача­рованно смотрит на юных наездниц, гарцующих на лошадях. Воспользовавшись занятостью внука, пожилая женщина с ве­дерком и совочком решительно направляется к клумбе и начи­нает выкапывать цветы. Пулей вылетаю из кабинета.

— Как же так? Это посадили ваши же дети!

— Подумаешь. У вас цветов много. Что случится, если я возьму пяток на дачу?

Поразительно, но убеленная сединами женщина действует со­вершенно открыто, не усматривая в том никакого криминала. Внук, отвернувшись от лошадей, с интересом наблюдает за нашей перепалкой. Бабушка для него, бесспорно, авторитетнее налетев­шего на нее постороннего дяди. Мальчику интересно происходя­щее. А происходит буквально следующее: с младых ногтей, почти на ментальном уровне, у ребенка закладывается неуважение к чу­жой собственности. Про бабушку все понятно. Она выросла в эпо­ху, когда при Брежневе только ленивый не тащил у государства, вне зависимости от статуса и социального положения: слесарь — гайки и инструменты с завода, интеллигент — бумагу и ручки из НИИ. Грехом это не считалось, поскольку внутренне оправдыва­лось нищенской несправедливой зарплатой. Ныне дети этих бабу­шек ездят на иномарках, с пеной у рта отстаивая священную соб­ственность (свою!). Но въевшиеся в плоть и кровь поколений привычки по-прежнему дают о себе знать.

Поворачиваю голову в сторону школьной конюшни. Рядом, дело житейское, сборник навоза. Между прочим, то, что там на­капливается, по нынешним временам, скромный коммерческий продукт, востребованный на дачных участках. Реализовав его, можно приобрести сено или овес для тех же лошадей. Такое вот получается безотходное производство. Жаль, таким элегант­ным способом нельзя подкормить учительство. Их отходы не подлежат утилизации. Комизм ситуации заключается в том, что, оставив попытки вразумить пожилую женщину, беспомощно наблюдаю,как в пятидесяти метрах, на другом конце школьно­го подворья, в иномарку тайком спешно загружают мешки с на­шим драгоценным органическим удобрением. Подержанная иномарка, нагруженная ворованным навозом, — дурно пахну­щий символ переживаемой эпохи. Разумеется, всеми этими мелкими ракушками, налипающими на днище школьного чел­на, можно было бы пренебречь, когда бы не одно важное обстоятельство. Элементарная бытовая непорядочность взрослых мгновенно обесценивает упорные попытки педагогов привить детям и «дум высокое стремленье», и навыки жизни в правовом благоустроенном государстве. Так школьная лодка любви разбивается о быт...

Быстро, разумеется без отпуска, проходит лето, безраздель­но отданное укреплению материальной базы школы и подготов­ке к новому учебному году. На этот раз будет чем поразить во­ображение учеников и педагогов, вернувшихся после каникул. Еще бы, сбылась «вековая» мечта, и на тридцатом году сущест­вования школы на школьном стадионе кладут дорогое искусст­венное покрытие футбольного поля. Пока я с нескрываемым на­слаждением наблюдаю процесс укладки, ко мне притирается не вполне трезвый абориген, житель близлежащего дома.

— Мужик, ты директор?

— Я, а что?

— Дай отрезать два метра газона. Тут, понимаешь, серьез­ное дело. У тещи на могиле трава не растет.

— Да уж, серьезнее некуда, придется ставить усиленную охрану.

Дата добавления: 2015-08-03