Как я прослыл махровым антисемитом

(комедия положений)

Людям старшего поколения нет необходимости объяснять, сколь много внашей прошлой жизни значил пресловутый пятый пункт. Молодежи стоит напомнить, что за пятой графой в анке­те скрывалась национальность. В единой дружной семье совет­ских народов все нации и народности были, разумеется, равны, но, как справедливо заметил еще Оруэлл, некоторые были рав­нее других. Пятый пункт мог открыть или, в зависимости от на­циональной принадлежности, закрыть путь в науку, искусство, влиял на допуск к информации, гарантировал или сдерживал карьерный рост. О да, он тогда значил для успеха в жизни чело­века несравненно больше, нежели членство в партии. Если даже Б. Пастернак, по свидетельству современников, доходя в отве­тах на вопросы анкеты до пятого пункта, немедленно запинался и отвечал смущенно: «Национальность?.. Словом, неправиль­ная».

Поэтому пожилые люди, испытавшие на себе все прелести такого пролетарского интернационализма, склонны фиксиро­вать внимание на унизительных ограничениях, явная причина которых никогда не произносилась вслух. Она постоянно не­гласно подразумевалась, как теми, кто озвучивал отказ, напри­мер в приеме на интересную работу, ссылаясь на отсутствие ва­кансий, так и теми, кто его смиренно принимал, заведомо зная, что вакансия, конечно, есть, но не про нашу честь. На мой взгляд, жертвы той советской дискриминации не вполне правы в своих оценках. И дело не только в том, что открытая межна­циональная вражда, пролившая потоки крови, оказалась на­много страшнее по своим чудовищным проявлениям, нежели фальшивое и лицемерное единство. Рискую заметить, что в об­ществе, в котором процветает ложь и фарисейство, где главным условием успеха и благополучия является полная покорность властям и обязательное публичное участие в аморальных акци­ях, карьерные и прочие ограничения благотворно влияют на личность. Лишают избыточных иллюзий, гасят чрезмерное тщеславие, уберегают от того состояния души руководителя, которое М. Е. Салтыков-Щедрин именовал административным ражем. Другими словами, как пелось в известном фильме «Айболит-66»: «Это очень хорошо, что пока нам плохо». В спра­ведливости этой утешительной мысли мне довелось убедиться в самом начале директорской карьеры.

Образование всегда было пятым колесом в телеге Советско­го государства. (Четвертым — сельское хозяйство.) Не космос, не оборонка, не госбезопасность, сферы, где должны были работать люди, облеченные особым доверием, а всего-навсего обучение детей. Поэтому в образовательной отрасли допускались опреде­ленные кадровые послабления: должности руководителей школ тогда часто занимали способные люди «неправильной» нацио­нальности. Осознавая всю шаткость своего положения, они, вне зависимости от личных убеждений, в идеологических вопросах обязаны были быть святее папы римского. (Неукоснительно выполнять все предписания, безоговорочно воспроизводить поло­женные ритуальные формы жизни и т. п.)

В один из дней я, тогда молодой, перспективный директор, был приглашен для беседы в высокую партийную инстанцию. С тяжелым сердцем ехал я в казенный дом на площади, по до­роге напряженно перебирая в памяти все свои вольные и не­вольные прегрешения. Но прием оказался неожиданно радуш­ным. Рослый функционер с открытым лицом секретаря райкома из хрестоматийного советского фильма улыбнулся и затряс мою ладонь в энергичном партийном рукопожатии. Несколько об­щих вопросов о делах в школе, ответы на которые были выслу­шаны с неподдельным вниманием. А затем его лицо приобрело выражение особой значительности. «Вам, молодому руководи­телю, оказана невиданная честь, — он выдержал паузу. — Есть мнение, что вы уже дозрели до того, чтобы в числе известных педагогов подписать новый почин партии в области образова­ния». В ту же минуту я содрогнулся от сделанного предложения и судорожно стал искать предлог, дабы обоснованно, не нажи­вая себе и школе могучих врагов, уклониться от такой чести. На размышление было отведено меньше минуты — пауза, когда хозяин кабинета мог любоваться моим замешательством, отно­ся его к состоянию потрясения, вызванного оказанным высоким доверием. Для молодых здесь необходимо сделать еще одно пояснение. В те годы партия для поддержания народного энту­зиазма периодически выдвигала разные почины, содержавшие не столько новые идеи, отвечавшие меняющимся задачам раз­вития страны, сколько звонкие бессодержательные лозунги, ре­ализовать которые на деле не представлялось никакой возмож­ности. Например: «Каждого школьника научить учиться, жить и работать по-коммунистически!» Изготавливались подобные документы на идеологической кухне ЦК КПСС, но представлялись они широкой общественности как плод размышлений и зов сердца самого народа в лице его лучших представителей: известных ученых, знатных рабочих, именитых деятелей культу­ры. Подпись под почином, опубликованным в «Правде», свиде­тельствовала о неограниченном кредите доверия власти, от­крывала возможности для стремительного карьерного роста. Между тем к началу семидесятых в стране, порядком уставшей от демагогии и фальши официальной пропаганды, к починам уже сложилось ироническое и раздраженное отношение. Пред­писанная необходимость откликнуться на почин оформлением бессмысленных стендов и плакатов, тоннами пустых отчетов действовала на нервы, вызывала досаду за бездарно растра­ченное время, которого всегда не хватало на решение действи­тельно важных, насущных вопросов. Люди, поставившие свою подпись под подобным документом, выглядели либо идеологи­чески зомбированными глупцами, либо циниками и бесприн­ципными карьеристами. Страшно не хотелось пополнять их список. И я, наконец, решился:

— Безмерно благодарен за высокое доверие, но... (он в удив­лении вскинул глаза). Но неужели не нашлось человека с рус­ской фамилией?

Теперь настало время изумиться хозяину кабинета. Тяже­лым взглядом властного человека, не привыкшего получать от­каз, он смерил молодого субтильного директора. А затем в его глазах запрыгали чертики. По-простонародному, как и положе­но кадровому партийцу, он хлопнул себя ладонью по лбу и, вскочив из-за стола, выпалил:

— А, черт! Как же мы это сами не сообразили?!

Соблюдая этикет, поднялся и я. А он, в свою очередь, сде­лав решительный шаг навстречу, второй раз за время аудиен­ции затряс мои руки в восхищении и благодарности:

— Спасибо. Признаться, не ожидал. Большую зрелость про­явили и полное понимание специфики как внутренней, так и международной обстановки. Мы вам этого не забудем, можете всегда рассчитывать на поддержку.

С облегчением покидая кабинет, я возблагодарил судьбу, даровавшую от рождения пресловутый пятый пункт, а также очень своевременное обострение кризиса на Ближнем Востоке. На этот раз пронесло, как гласит поговорка, удалось «и невин­ность соблюсти и капитал приобрести». Параллельно ехидная память подсказала еще одно народное присловье: «сколько ве­ревочке ни виться...» Действительно, если уж тяготеть к фольк­лору, то сколь долго удастся вести авантюрное существование свежеиспеченному директору, этакому румяному Колобку, уходя по очереди то от бабушки, то от дедушки, рискуя рано или поздно попасть в лисью пасть? Такие, прямо скажем, неве­селые мысли одолевали меня на обратном пути в школу. Глав­ное, решил я, не терять бдительности и постоянно быть готовым к любым неожиданностям.

И новый сюрприз не заставил себя ждать. Он появился на пороге кабинета, спустя месяц, в обличье седовласого благооб­разного старика, грудь которого украшали ордена и медали.

— Мой внук потерял аттестат зрелости. Помогите получить дубликат.

— Нет проблем. Пусть парень напишет заявление в мили­цию об утере документа, получит соответствующую справку, а затем...

— Есть проблема, — прервал меня пожилой человек, — он не может написать заявление в милицию.

-?

— Он с родителями переехал на постоянное место житель­ства в Израиль. Очень прошу, помогите! Документ потерялся при переезде, а без него внук не может поступить в универси­тет. Я, как видите, не только инвалид войны, но и пятого пункта.

Последнее уточнение было произнесено с грустным юмо­ром.

Я немедленно связался со спецотделом своего ведомства, от которого получил соответствующее внушение: «Порядок одинаков для всех. Без справки из милиции вы не имеете права выдавать дубликат аттестата, а мы — предоставить вам чистый бланк документа строгой отчетности. Тем более документ со­бираются переправлять в страну, с которой у нас нет диплома­тических отношений».

— Но что же делать? Дед — заслуженный человек, ветеран войны.

— У нас нет соответствующих инструкций. По столь серьез­ному вопросу советуем обратиться в партийные органы.

Делать нечего, пришлось ехать в райком партии. Инструк­тор, выслушав меня с подчеркнуто отстраненным лицом, поста­вил вопрос ребром:

— Вы понимаете, что будет, если наш документ попадет в чужую страну?

— Откровенно говоря, не очень. Это же не чертеж подвод­ной лодки.

— Аполитично рассуждаете. Впрочем, это не наш вопрос, решайте его в своем ведомстве.

— Но они послали меня к вам.

— Не послали, а рекомендовали посоветоваться. Улавли­ваете разницу?

Что я прекрасно уловил, так это нежелание функционеров брать на себя ответственность в решении столь сложного воп­роса исключительной политической важности. Как же прорвать этот замкнутый круг? И я посоветовал деду написать на меня жалобы во все мыслимые и немыслимые инстанции. Так, мол, и так, бюрократ директор, вдобавок явный антисемит категори­чески отказывает ветерану войны в решении элементарного вопроса, проявляя формализм, черствость и т. п. Ровно через две недели (предельный срок, отведенный на рассмотрение жа­лоб населения) на меня обрушился шквал звонков. Последо­вавшие телефонные переговоры не отличались разнообразием и проходили по одной схеме:

— Почему вы не решаете вопрос?

— Но я же обращался в ваше учреждение и получил отказ.

— Вы руководитель и должны решать проблемы самостоя­тельно.

— Научите как. Ведь не могу же я самостоятельно изгото­вить бланк государственного документа.

— Надо было как-то успокоить деда, отговорить его от этой глупой затеи.

— Его затея продиктована естественным желанием внука поступать в университет.

— Пишите объяснения. Мы обязаны закрыть жалобу.

— Моими объяснениями?

— Не умничайте. (Короткие телефонные звонки на том кон­це провода.)

Решение вопроса пришло из неожиданной инстанции. Дело в том, что хитроумный дед обратился с жалобами на меня не только в советские и партийные органы. В пылу борьбы с систе­мой он направил копии своих заявлений на западные радио­станции. И когда один из вражьих голосов поведал миру об этой трагикомической, достойной пера писателя Войновича ис­тории, разразился международный скандал. Впрочем, с благо­приятным для всех заинтересованных сторон исходом. Дед в мгновение ока получил желанный документ, я — сочувствие властей (в качестве жертвы западных клеветников), мировое сообщество — подтверждение кадровой политики партии, на­значающей на должности руководителей школ махровых анти­семитов.

Дата добавления: 2015-08-03