Работа над ошибками. По природе своей все значительные педагоги — большие ска­зочники

По природе своей все значительные педагоги — большие ска­зочники. Силой воображения они создают свой особый мир, а затем материализуют его, выстраивая гармонию отношений детей в соответствии с его неписаными законами. Строго гово­ря, сказанное относится к любому творчеству, не важно к како­му: художественному или педагогическому. Этот способ бытия помогает творцу подняться над рутиной обыденной жизни, преодолеть автоматизм человеческого существования. Но меж­ду художественным и педагогическим творчеством, при их ощутимом сходстве, есть одно судьбоносное отличие. Поэт мо­жет себе позволить быть эгоцентриком (иных поэтов, похоже, и не бывает), ему полезно, даже предписано свыше, оторвавшись от грешной земли, жить в мире горнем, не отвлекаться на мело­чи, не давать себя запутать в паутине человеческих отношений. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» (Б. Пастернак).

Иное дело, педагог. Стремясь к звездам и увлекая за собой детей, он не имеет права слишком отрываться от реальной почвы, рискуя, подобно художнику, оказаться в гордом одиночест­ве. Одинокой педагогики просто не бывает. Сложная амаль­гама человеческих отношений для него не досадная помеха, отвлекающая от диалога с вечностью, но тот самый материал, из которого возводится все здание педагогики. Из сказанного следует, что трезвый, даже ироничный взгляд на себя самого, свои ошибки, заблуждения, вольные или невольные прегреше­ния перед детьми и коллегами — необходимое условие педаго­гического творчества. Убежден, именно на этой границе — между небом и землей — открываются педагогические гори­зонты.

Давно мечтаю о коллективной монографии под названием «Работа над ошибками», в которой состоявшиеся педагоги пре­дельно откровенно, не боясь предстать перед читателем в не­выгодном свете, расскажут о своих первых шагах в профессии, сопровождавшихся неизбежными ляпсусами, глупостями и срывами. Что поделать, как говорят умудренные жизнью врачи, у каждого начинающего хирурга есть свое кладбище. Похоже, что пользы от такой книги было бы ничуть не меньше, чем от иного пособия по педагогике. Но кто-то должен начать, и пото­му с надеждой на поддержку маститых коллег бросаю в эту ко­пилку первые взносы.

Мой первый год работы в школе, казалось, прошел триум­фально. Молодой, начинающий педагог сразу получил клас­сное руководство в выпускном классе, который немедленно вознаградил его всеобщим обожанием (особенно этим отлича­лась его женская часть). Походы и вечера, капустники и экскур­сии, разница в возрасте между классным руководителем и его подопечными всего в четыре года — все это не могло не сбли­зить с выпускниками, не придать уверенности в собственной педагогической непогрешимости. Как тут не летать по школе, с высоты положения слегка сочувственно взирая на коллег, большинство из которых стремительно приближалось к пенси­онной черте.

С небес на землю меня опустил праздник «Последнего звон­ка». В той школе существовала давняя традиция: после офици­альной части праздника (с речами и приветствиями) выпускные классы торжественно обходили здание школы, совершая круг почета, предварительно пригласив в свои ряды учителей, обу­чавших их долгие годы. Позвали и меня. Не ведая сомнений, вдохновенный, перегруженный охапками цветов, я водрузился во главе колонны своего 10 «А» и с гордо поднятой головой важно продефилировал вокруг школы. На повороте успел за­метить, как опустили глаза мои коллеги, оказавшиеся в хвосте этого шествия. На следующий день в учительской они отводили от меня глаза, а в отношениях повисла напряженность. Я терял­ся в догадках, пока ситуацию не прояснил пожилой педагог: «Пойми, ты в школе без году неделю. А они годами учили этих детей. Обаяние молодости — бесценный педагогический капи­тал, но он, к сожалению, утрачивается с годами. Став во главу колонны, ты, сам того не желая, совершил бестактность, одним своим победным видом рождая у коллег печальные мысли об исчерпанных педагогических возможностях и неизбежности скорого ухода из школы». Я залился краской стыда, но до сих пор благодарен умудренному коллеге за этот наглядный урок педагогической этики.

Вторая история чуть не кончилась трагически. В студенче­ские годы, пройдя через стройотряды и археологические экспе­диции, я не без основания считал походы одной из самых дейст­венных и эффективных форм воспитания старшеклассников. А потому в первый же год своей работы предложил директору, пожилой женщине, разрешить мне организовать общешкольный туристический слет. Непременно всей школы, на меньший масштаб мероприятия начинающий педагог был не согласен. Уступив молодому напору, она смирилась, но попросила при­урочить его к очередному Дню здоровья. В те годы невиданной централизации управления сама школа не имела права произ­вольно назначать такие дни. Они проводились лишь по распо­ряжению вышестоящих органов управления образованием.

В тот год День здоровья был объявлен в начале ноября, в ка­нун революционного праздника. Понятно, что бабье лето, опти­мальное для такого рода мероприятия, было безвозвратно по­теряно. Но отказаться от светлой педагогической идеи? Ни за что! В напряженной дискуссии с директором был выработан компромисс. С ночевкой мне разрешено было вывести лишь старшеклассников — для предварительной разбивки лагеря, подготовки кострища и других работ, обеспечивавших прове­дение соревнований. Вся школа должна была прибыть на поля­ну на следующий день. Не ведая ни тени сомнений, я отважно взял в поход восемьдесят старшеклассников, а для педагогиче­ской поддержки — начинающую пионерскую вожатую восем­надцати лет от роду. Недавнему экспедиционному волку море было по колено. Но нам предстояло столкнуться с иной стихией средней полосы.

В тот день шел мокрый снег. Смеркалось даже по выходе из школы, а к моменту прибытия группы на поляну сбора было уже темно. Громким командным голосом я распорядился ста­вить палатки и разжигать костер, но, похоже, мало кто собирался исполнять приказ. Большая часть группы растворилась в темно­те, прячась под деревьями от дождя со снегом. И лишь специ­фические звуки, исходящие от стеклотары, свидетельствовали о том, что народ принялся согреваться старым дедовским спо­собом. А чего же следовало ожидать, если горе-руководитель заранее не распределил обязанности: не назначил костровых, ответственных за установку палаток, не проверил укладку рюк­заков и т. п. К чему эти «мелочи жизни»? В археологических экспедициях и дальних походах, через которые я прошел в сту­денческие годы, никого ни о чем не приходилось просить, тем более приказывать, каждый знал свои обязанности, а выполнив их, немедленно приходил на помощь остальным. Но там были взрослые, опытные люди, а здесь...

С трудом сколотив группу энтузиастов, я принялся устанав­ливать палатки и разжигать костер под проливным дождем. На­кормив незадачливых туристов горячей кашей, к часу ночи мы с пионерской вожатой загнали их спать. В пять часов утра она растолкала обессилевшего руководителя и сообщила, что на­род покидает лагерь и направляется к железнодорожной стан­ции. Что было вполне естественно, поскольку под утро прекра­тили действовать искусственные источники согревания, приня­тые накануне. Пулей вылетев из палатки, едва успев набросить на плечи эффектную кожаную комиссарскую куртку, я построил лагерь и произнес пламенную речь, суть которой сводилась к тому, что непростительно проявлять трусость и пасовать перед трудностями. В ответ получил вполне заслуженную реакцию. Один из старшеклассников вышел вперед и задумчиво изрек: «Лучше один раз быть трусом, чем десять лет инвалидом. Вы как хотите, а мы пошли». Нет, не все предали своего учителя, с ним остался его любимый 10 «А», где он был классным руко­водителем. Они-то и успели подготовить поляну для туристиче­ского слета. Спрашивается, зачем было тащить в поход осталь­ных, плохо знакомых и малоуправляемых учащихся? Неудав­шиеся туристы, растянувшись, как французы во время исхода из Москвы, медленно и печально брели к станции.

Тем временем на это битое педагогическое поле уже вступа­ла вся школа во главе с директором. С ног до головы оглядев педагога с подмоченной, в прямом и переносном смысле, репу­тацией, она отреагировала мудро: «Только не говорите, что это последний поход в вашей жизни». И оказалась права. В тот день я не удостоился даже выговора.

Дата добавления: 2015-08-03