Лекция IV. Рыцарский роман.

Ко времени XI - ХII-х веков в странах Западной Европы окончательно складывается феодализм как строй со своей идеологией, культурой, социально-политической иерархией, общественными институтами, нравами. Рыцарство оформляется как основная сословная единица общества, становится необычайно привилегированным, имеющим особые права в жизни. Рыцарство плодотворно влияет и на развитие литературы. Особое место в ней принадлежит рыцарской поэзии, давшей кроме собственных новых поэтических жанров и зарождение повествовательного начала повести и романа.

Рыцарский роман (Р.р.) один из этапов формирования

повествовательного жанра - важного для будущего нового времени.

Творческими истоками данного жанра явилась не только сама жизнь с ее бурным развитием, особенно во Франции (рыцарский роман возникает именно во Франции), но и теоретическо-эстетическая переработка достижений устного народного творчества, античной литературы и внутренней содержательности эпического произведения. При этом наследие эпоса повлияло на повествовательную форму в большей степени.

Рыцарский роман вобрал из античности ее величие, возвышение
человека - воина, в средневековье рыцаря. Так во Франции
распространились различные повествовательные формы - сказания
с претензией на романную последовательность об Александре
Македонском, Энее, о Трое с ее героями. Автор их не известен, но
заимствованы были повести из сочинений греческих писателей,
позднее переведенных на латиницу, а затем на французский. В
данных повествованиях мало признаков античного мира, в
большей степени перед нами действуют герои люди

средневековья, имена которых звучат на греческий лад. Все остальное - окружающий мир героев, обстановка, обстоятельства, в какие попадают герои, отношения и т.п. все является плодом фантазии именно средневекового автора.

В повествованиях подобного рода нет еще места любви, но если
я есть изображения чувств, то в духе античной любви - страстной,
вспыхнувшей в миг, или томящейся. Полного развертывания
любовного чувства в данных романах нет. Главное в данных
романах от античности сама героика, мужественный

величественный образ героя-воина. Сохранились имена некоторых авторов, создававших повести на античную героическую тематику

это немецкий миннезингер Генрих фон Фельдеке. Уроженец Фландрии, он прекрасно знал как немецкий - родной, так и французский не менее родной. Собственно французским

писателем был Бенуа де Сент-Мор.

По-особому повлияли на зарождающийся жанр романа
эпические сказания кельтских народов. Из архаической жизни
древних кельтов (уклад народа, их законы рода-семьи, общие
нравы, культура, вера) средневековье, особенно становящийся
жанр роман черпал материал для создания богатого

воображаемого мира, полного причуд, фантастики и сверхъестественности.

Излюбленной тематикой подобных средневековых

повествований становится жизнь короля Артура, его подданных -бриттов, отважно защищавших в У-У1 вв. Британию от англосаксов. Образ короля Артура, как и сама ранняя средневековая обстановка перенесены в современное для рыцарства время. Так было положено начало так называемым артуровским романам романам, связанных с именем короля Артура, его подвигами, завоеваниями, защитой родины. Под пером средневекового писателя XII века Гальфрида Монмутского образ короля Артура необычайно героичен, фантастичен, наделен всеми качествами именно современного рыцаря и короля.

Большая фантастичность, игра чувств встречается в жанре
стихотворных новелл лэ, автором многих из них указывается
англо-норманская поэтесса Мария Французская. По ее пером
суровая древняя британская жизнь оживает, наполняется
лиризмом, настоящими проявленными чувствами рыцаря
освободителя из самой настоящей неволи прекрасной юной девы,
Любовь у Марии Французской всегда высока, всегда трагична,
всегда прекрасна и героична. В ее лэ меньше излишней рыцарской
пышности, атрибутики, сословной горделивости и

искусственности, подвиги вполне реальны, лишены сверхъестественности. Все это роднит произведения поэтессы с народной поэзией.

Многое сделал для зарождения и развития романного повествования крупный французский поэт XII века Кретьен де Труа.

Кретьен де Труа был многообразен, его интересовала как давняя
история сама античность, стихи Овидия, так и ранние

средневековые времена - жизнь двора короля Артура и он сам как личность. Писатель пробовал свои силы в переложении жития святых. Именно под его пером вымысел станет приобретать черты художественной основы как эстетической категории, развитие которой будет венчать последующие этапы литературы. Имя Кретьена связывается с созданием куртуазного эпоса, куда вошли произведения «Ланселот, или Рыцарь Телеги», «Ивен, или рыцарь Льва», «Персеваль, или Повесть о Граале» и не дошедший до нас роман о Тристане. Кретьен усложнит внутреннюю сущность романа Гальфрида о короле Артуре и его рыцаре Тристане в рамках социально-политических, нравственных переживаниях и коллизиях современности, что приведет позднее к зарождению категории проблемы в литературе.

Особенность романа Кретьена - роман строится на важной для Франции коллизии - рыцарь добывает себе невесту = по плану богатырской сказки. Как только рыцарь ее добыл, сказка заканчивается и начинается романное повествование. У Кретьена в центре: супружеская любовь и рыцарский долг. Развязка этой коллизии осуществляется на том основании, что над системой рыцарской любовной ценности настаивается христианская система ценностей: милосердие, отказ от собственного во имя общего, человек-герой должен пожертвовать собой во имя короля, народа. Тем самым Кретьен компенсирует рыцарское понятие чести. Особенно современная христианская идеология сказывается в романе «Персеваль, или повесть о Граале». В данной повести переплетены народные сказания о короле Артуре, его времени - прекрасной поре человечества, современная средневековая жизнь с кодексом чести рыцаря и идеологией христианства. Все наполнено причудливо-реалистическими картинами, и для средневекового человека невозможно было в них не поверить.

В это время распространяется и другой тип повествовательного жанра «приключенческий роман». Данный вид романа был назван также византийским за внутреннюю взаимосвязь содержания с позднегреческим романом, развитым в Византии. В византийском романе средневековья были распространены сюжеты - путешествий, приключений различных превратностей судьбы, В соответствии с сюжетом развиты мотивы любви, расставания, потери, подмены, похищения, грабежа, насилия, узнавания, встречи, счастливого конца. Исследователи считают, что данный вид романа достиг европейских земель итогами крестовых походов, других контактов с Константинополем из арабской, греко-византийской литературы. Византийский роман повлиял на зарождающийся рыцарский роман своей «реалистичностью» - не фантастически-причудливой стороной, а вполне обыкновенной земной жизнью обычных людей, а не героев.

Большую почву для развития романа в рыцарской литературе нашли циклы эпических рассказов о Тристане и Изольде. Романное начало порождено развитой в большей степени, чем в жанре лэ, тематикой любви. Герои кельтского сказания Тристан и Изольда перенесены рядом неизвестных автором средневековых повествований в современное для них время в XII век.

Тристан - прежде всего рыцарь, верный вассал своего короля. Изольда — самая прекрасная дева в мире средневековья, добывать которую для короля отправлен именно Тристан. Романная коллизия основывается на борьбе героя с самим собой - разум и чувства вступают в трагическое противопоставление. Это и создает основу романного начала.

С XIII века создатели романов стали активно перерабатывать полюбившийся сюжет о Тристане и Изольде. Остались имена таких мастеров как Готфрид Страсбургский, немецкий романист, передавший более тонко чувства героев, их смятение, переживания, внутренние терзания. На основе его романа впоследствии была написана в XIX веке композитором Вагнером опера «Тристан и Изольда». В наши дни мы пользуемся общим вариантом романа, сложившимся к XIII веку - редакцией всех отрывков, сохранившихся до наших дней от повествовательных рассказов о Тристане и Изольде, во многом благодаря искусной переработке романа французскому писателю Жоржу Бедье.

Можно сказать, что средневековый рыцарский роман явился эпосом частной жизни. Если в предшествующем эпосе центральную роль играли образы представителей народа, общества, государства (вождей, полководцев, жрецов) или образы героев, открыто воплощающих в себе силу и мудрость целого человеческого коллектива, то в романе на первый план выходят образы людей обыкновенных, людей, в действиях которых выражается только их индивидуальная судьба, их личные устремления.

Предшествующий эпос основывался на больших исторических (пусть легендарных) событиях, участниками или, точнее, прямыми творцами которых выступали герои. Между тем роман основывается на событиях частной жизни и к тому же обычно на вымышленных автором событиях.

Далее, действие народного исторического эпоса развертывалось в отдаленном прошлом, своеобразном эпическом времени, тогда как роману свойственна связь с живой современностью или с недавним прошлым. Наконец, эпос имел прежде всего героический характер, был воплощением высокой поэтической стихии. А роман выступает как прозаический жанр, как изображение будничной, повседневной жизни во всей многогранности ее проявлений. Рыцарь, совершающий подвиги во имя славы, подвига во многом схож еще с героем эпоса. Как только рыцарь отправляется в путь по желанию короля и с ним начинают происходить какие-либо приключения, герой превращается в сказочного героя. И чтобы с ним не происходило, в какие бы превратности судьбы он не вступал - герой не изменяется. Он по-прежнему прекрасен, молод, полон храбрости и мужества в сражениях, несмотря даже на самые тяжкие ранения, герой остается неуязвим. В этом он статичен. Статичность — признак эпического и сказочного жанров.

Но с другой стороны, сказочная повесть, сказочный эпос еще не роман. Эпическое и фольклорное начало способствуют появлению предроманных форм авантюрного повествования, но еще не создают роман, тяготеющий к изображению индивидуальной страсти как выражение неповторимости отдельной личности. В этом отношении, сказка, эпос проявляют интерес к судьбе героя, а в нем самом подчеркивают, прежде всего, общие черты героического образа. Герой в сказке и эпосе таков, каким его создают представления народа о человеческом идеале. Как идеал герой не отделен от общей социальной группы. В нем пока нет еще ярко проявляющихся индивидуальных черт. Тогда как средневековый рыцарский роман открыл в герое не только частное лицо, но и личность со своим душевным миром, так или иначе противостоящую социуму, в котором он живет. Отсюда Р.р. ориентирован не на изображение «живого человека» как такового (как к сказке, эпосе), которому следует подражать, а на внутренние изменения в человеке, что ведет к зарождению основ психологического изображения в литературе. А это уже особенность романного повествования. Именно в романе раскрывается сложность человеческой души. Герой романа ищет опору прежде всего в самом себе. Поэтому его личные переживания (любовные) рассмотрены пристально и многообразно. Если зарождение реализма берет свое начало из обыкновенной обыденной жизни, то психологизм пробивал себе дорогу в области любовных переживаний,

Р.роман возник лишь тогда, когда средневековое общество оказалось к нему готово, то есть достигло определенного достаточно высокого уровня материальной и духовной культуры (к XII веку). С точки зрения А.Д.Михайлова, роман характеризуется определенными характерными чертами:

1. в романе на первый план выдвинут «личный интерес» рыцаря

его стремления к подвигам и славе. При этом подвиги

совершаются уже не из сознания вассальной (а отчасти и

племенной) верности, а во имя дамы и собственного морального

совершенствования;

2.вместо сдержанного эпического фона «жест» - «песни о деяниях» в романе торжествует красочная экзотика вымысла, почерпнутая из фольклора;

З.на смену суровому лаконизму «жест» пришло пристальное внимание к вещному миру, описываемому детально и вдохновенно;

4.человечские характеры перестают решаться однозначно. В них выискивается борение страстей, непоследовательность, противоречивость, то есть глубина;

5.куртуазный роман порвал и с безразличием по отношению к женским характерам. В жестах безмолвные фигуры героинь появлялись лишь изредка, да и то на заднем плане. В романе их характеры не только более индивидуализированы, не только занимают очень большое место, но часто определяют и основательное направление интриги;

6.роман широко обратился к сложной символике и аллегориям. Это сделало роман более открытым для многообразных интерпретаций: читатель как бы становился соучастником творческого процесса: он досказывал недосказанное, задумывал едва намеченное;

7.романную основу порождает неразрешимый конфликт личностного начала с общепринятыми нормами в самом герое.

8.роман не только развлекал, он заменял историю, повествуя о временах стародавних, легендарных. Он был «научно-популярным» чтением, сообщая сведения по фортификации или географии, он давал уроки морали;

9.с точки зрения Мелетинского, формула рыцарского романа равняется следующему: эпос + сказка + лирика = Р.р. Что позволяет исходить именно из этой формулы? Ответ напрашивается сам собой: сущность внутреннего строения Р.р.

10 „Христианство наложило огромный отпечаток на повествовательный жанр, открыв в литературе линейное направление героя - его развитие, чего нет ни в сказке, ни в эпосе. Данные черты романного начала находим в романе «Тристан и Изольда» (текст был составлен поздним соединением различных редакций романа, сохранившихся с серединыХП века).

Уже с первых страниц романа перед нами не глубокая старина, что основывает сказочное качало, а современность это время жизни самого автора романа: зрелое средневековье:

«Весь день и всю ночь промучилась в родах королева. И на рассвете разрешилась пригожим мальчиком, ибо так было угодно господу богу. И, разрешившись от бремени., сказала она...

- Сын мой, сильно мне хотелось тебя увидеть! И вот вижу прекраснейшее создание, когда-либо выношенное женщиной; но мало мне радости от твоей красоты, ибо я умираю от тех мук., что пришлось мне ради тебя испытать, Я пришла сюда, сокрушаясь от печали, печальны были мои роды, в печали я родила -тебя, и ради тебя печально мне умирать. И раз ты появился на свет от печали, печальным будет твое имя: в знак печали я нарекаю тебя Тристаном.

С этими словами она поцеловала его. И едва успела поцеловать, как изошла ее душа из тела, ибо умерла она, как я вам о том рассказываю...».

В данном примере необходимо обратить внимание на
словосочетания и слова: было угодно господу богу,
прекраснейшее создание* радости — мук, изошла ее душа из
тела, - они указывают не просто на распространившееся
христианство, а время именно христианской поры. Это время,
которое представляет совершенно иной тип человека, нежели
предыдущее время. Перед нами человек с четко обозначенной
предопределенной свыше судьбой, которая указывает на

линеарную направленность жизни. При этом жизнь представляется не сказочно-эпической, а вполне реальной, где человек строго рождается в свой час и в свое время покидает мир, лишенный чудесности, фантастичности и волшебства. Человеческая жизнь, судьба были предопределены. Человек рождается в мир для испытаний. Для преодоления собственной земной плоти, чтобы возвысившись духом, ценой собственной жизни приблизится к божественному озарению. Имя Тристана (печаль) естественная закономерность времени.

Внутренний стержень в образе Тристана, несмотря на идеальное
вкрапление сказ очно-эпической героичности, а также его разум,
облик - представляет в нем тип современного рыцаря, в котором
все гармонично внешняя и внутренняя красота, глубокая

сердечность и разум, мужество воина, истинная религиозность:

«И всем на удивленье вырос Тристан и похорошел. Так умело играл он в шахматы и тавлеи, что никто не мог поставить ему маг, и не было ему равных в искусстве владения мечом, и стройнее всех держался он в седле. И так он во всем преуспел, что был безупречен в любом деле, за какое бы ни взялся. И в свей двенадцать лет отличался таким мужеством и красотой, что все дивились ему. Не было во дворце галльского короля такой дамы или девицы, которая бы не почла бы за честь, если бы Тристан удостоил ее своей любовью. И служил он королю верой и правдой, а тот ценил его превыше всех своих приближенных..., А Тристан бодрствовал в храме Богородицы...».

Однако это реальное время еще не породило и не имело иных художественных средств, кроме как сказочно-эпических. Поэтому в герое, его поступках, решениях до момента завязки, романного действия, особенно в тех местах, где идет повествование, преобладают именно сказочно-эпические темы, мотивы, средства.

Например, глава «Детство Тристана». Начало повествования о жизни Тристана имеет много общих черт с жанром сказки - это прежде всего употребление сказочной антитезы «хороший плохой» или «добро зло», с помощью которой исчерпывающе подготавливается статичная форма характера героя - сразу «готовая - положительная»:

«Овдовев, король Мелиадук женился на дочери Нантского короля Хоэля, женщине прекрасной, но коварной. И поначалу она возлюбила Тристана. А ему уже минуло семь лет, и был он пригож, как сам Ланселот. Все любили его, и оттого обуяла мачеху великая зависть...».

Здесь завязка исходит из традиционного сказочного сюжета: «мачеха ненавистный ею сирота (чаще всего в роли сироты выступает дочь, но в данной повести намеренно фигура дочери заменена сыном).

Сказочные элементы в повествовании постоянно перемежаются с эпическими. Гиперболичность, идеалистичность рыцаря подчеркивается также поступками, где герой должен вступать в схватку за весь народ в целом - выступить перед врагом один на один. В этом случае гиперболичность, идеалистичность рыцаря подчеркивается прежде всего поступками:

«Но тут поднялся Тристан и спокойно отвечает:

- Господа посланцы, передайте Морхульту, что вовеки не видать ему этой дани. Деды наши были простаками и безумцами, но мы умнее их и не желаем расплачиваться за их глупость! А если Морхульт утверждает, что мы - его должники, я готов сойтись с ним в поединке, чтобы доказать, что жители Корнуэльса свободные люди и ничего не обязаны ему платить!».

В другой главе «Битва с Морхультом» мы видим образ именно эпического героя. Особенно сцены схватки раскрывают героический облик эпического рыцаря в лице Тристана:

«Тут пустили они своих коней вскачь и столь яростно скрестили копья, что те согнулись у них руках... они сшиблись грудь в грудь с такой силой, что рухнули наземь. И не отличить им было в ту пору день от ночи...И вот Тристан с таким остервенением обрушил удар на шлем Морхульта, что меч его рассек до половины голову противника. Так силен был этот удар, что большой осколок лезвия засел в черепе Морхульта, а на мече Тристана осталась глубокая зазубрина».

Можно отметить неистовую храбрость, смелость и воинскую доблесть героев в битве, что присуще герою только эпоса. Проступает в данном примере и черта натуралистичности, что присуще эпическому стилю. Подробность, с которой объясняются полученные или нанесенные героями раны, служит выражением героичности в рыцаре. Однако рана Тристана от отравленного меча Морхульта указывает вновь на сказочный элемент.

Суровость эпического повествования с первых глав романа перебивается красочным использованием образа моря. Море несет в себе и сказочный отсвет и в тоже время в духе средневековья оказывается символом жизни. Необъятность, безграничность, глубина моря по-настоящему обозначают непредсказуемость, неожиданность жизни, невозможность ее планирования. В романной структуре море является также новым сюжетом, позволяющим «развернуть» линию содержания в сторону ее развития. В данном случае море не просто указывает на сказочное местопребывание героя (ведь в сказках об окружающем пространстве героя говорится постольку, поскольку надо сказать, где действует герой и только), а здесь природная картина является необходимым отражателем внутренних изменений человека. Именно море как сказочный элемент дороги «приведет» Тристана к берегам королевства, где живет его возлюбленная Белокурая Изольда; на море вспыхнет между героями «страстная» любовь и кубок с волшебным напитком станет лишь предлогом в развитии их любви; море будет разлучать и соединять героев. Именно море будет по-новому будет представлять героя - не сказочного героя, не эпического героя, а именно рыцаря.

После своего чудесного исцеления в ирландском королевстве у Белокурой Изольды, где за оказанную услугу, герой спасает страну от страшного дракона, Тристан возвращается в свою страну, к королю- дяде Марку. Здесь он пока все еще тот сказочно-эпический герой. Как только дядя - король Марк просит достать ему в жены Изольду Белокурую, перед нами проступает именно современный человек средневековья рыцарь. И это рыцарь, прекрасно знающий понятие чести, долга, вассальной службы и в своей жизни исходящий из данных постулатов современной ему идеологии. В повествовании он становится именно романным героем, в котором прежде всего мы наблюдаем выражение внутренней жизни - богатой, наполненной душевными бесконечными противоречиями.

Когда герой отвечает на просьбу короля добыть Белокурую Изольду, он истинный рыцарь:

-Государь, если дело за мною, вы ее получите, ибо скорее я умру, чем не достану ее для вас...

Может возникнуть вопрос: какой же это рыцарь, ведь слова, поступок героя прямо указывают на сказочного героя, отправляющегося в путь по приказу короля. Однако следующий шаг героя «возвращает» нас к современности:

«И Тристан протягивает руку к часовне и клянется: если бог и святые помогут ему, он приложит все свои силы...».

Здесь Тристан оказывается верным вассалом своего короля, человеком глубокой христианской поры. И даже серебряный сосуд выступает соединительным звеном в сюжетной линии - Тристан и Изольда, испив из него вина, вспыхивают друг к другу любовной страстью:

Тристан испил полную чашу и потом приказал, чтобы дали ее Изольде. И ей подают, и Изольда пьет.

-О боже, какой напиток! - Так вступили они на путь, с которого не сойти им во все дни их жизни, ибо испили они свою гибель и свою смерть...

Упор художника обращен даже не на серебряный сосуд с
чудесным напитком, а на выражение или напоминание сквозь
строки строгой христианской морали. Чаша напитка, слова
«вступили они на путь», «испили они свою гибель и свою смерть»
отсылают нас вспомнить основы христианской нравственности:
чаша это судьба, путь человека, данные свыше, от которых
невозможно отказаться, и чаша угадываемый проступок

падение Адама и Евы, грехи которых человечество должно искупать на протяжении веков и до бесконечности.

Переплетение сказочно-эпических элементов с современной христианской моралью позволяет «закрутить» именно романный сюжет, где на пером месте будут стоять уже не просто любовные приключения, какие-то препятствия и обстоятельства, но прежде всего сложные душевные порывы, которые «ведут» героями и являются основой романной природы. Борьба героя с самим с собой указывает на зарождение романного начала в литературе:

Тристан задумался, сидя в седле. И, поразмыслив хорошенько, молвит он королеве - Госпожа моя, что нам теперь делать? Если я отвезу вас в королевство Логрийское, то прослыву предателем, а вы изменницей, а если мы отправимся в королевство Лоонуа. заслужу упреки за то, что отнял жену у собственного дяди...

Для развития подобного сюжета в романе не случайно переплетаются самые различные сцены от трагических до комических. Примером комического может являться сцена героев на лугу под деревом, когда за ними подглядывает сам король Марк. Герои же были предупреждены служанкой и ведут между собой вполне целомудренный разговор о верности королю, его любви, дальнейшем прославлении имени короля. Король вводится в безмятежное заблуждение. Трагических сцен в романе предостаточно, можно отметить их избыток. Но случайностей нег, так как все сцены направлены на изображение главной коллизии - душевной. Даже появление в сюжете другой героини -- Белорукой Изольды служит для усложнения все той романной перипетии -любви между Тристаном и Изольдой Белокурой. Как только герой оказывается в объятиях с иной Изольдой, он тотчас вспоминает свою любимую:

Эта Изольда здесь, перед ним, но та, другая, что осталась в Корнуэльсе и что дороже ему самого себя, не дозволяет ему совершать измены.

Приключения, в которые попадает герой, не главные в романе. Они позволяют глубже показать в герое растущую и углубляющуюся сумятицу чувств и борьбу с ними. Именно для э

Того в роман вводится сцена безумия героя, его игра в
сумасшедшего. Здесь, конечно, отголоски народной литературы и
народного театра с его хитроумными жонглерами, за игрой и
каждым словом которых проступает неприкрытая правда. В
зарождающемся романе подобная ситуация сцена с

сумасшествием героя только предлог для показа внутреннего неспокойствия Тристана. Сумасшествие как сюжет романа оформится веками позже, но начало жанровым чертам положено именно в рыцарском средневековом романе подобным путем. Переодевание героя, его поведение, неприкрытая игра, каламбурство словами все будет подводить к зарождению именно романных художественных элементов:

Наутро Тристан приказал кое-как и на скорую руку скроить себе плащ без швов и застежек. Взял с собой пригоршню медяков, да и был таков. По дороге встретился ему мужик с длинным посохом. Тристан отнял у него посох, повесил себе на шею и пошел босиком вдоль берега: ни дат ни взять сумасшедший!... И король подозвал безумца и спрашивает:

-Эй, дурак, что ты думаешь о королеве Изольде?

-Думаю, - отвечает Тристан, - что, если бы удалось мне переспать с ней хоть единую ночь, вернулся бы ко мне рассудок, который я из-за нее потерял...

-А случалось ли тебе бывать на турнирах? - молвит король.

-Да, - отвечает безумец, - многие сотни рыцарей уложил я на турнирах в Бретани и Корнуэльсе.

Тут засмеялись король с королевой и говорят, что он, видно, и уродился дураком. И король велел позвать его и приютил у себя в замке и весьма полюбил за прибаутки...

Сумасшествие средневековому автору необходимо было для завязки следующего сюжетного начала. Поэтому слова героя, кроме прямого значения, не имеют еще философского подтекста. Это в романе разовьется веками позже. А переодевания героя, неузнавание его окружающими это были сюжеты античной литературы, хорошо знакомые средневековому читателю из переводов латинских произведений на французский, немецкий, другие зарождающиеся национальные языки. В этом отношении, данный античный элемент не одиночен. В романе используются также и античные мифологические вкрапления. Например, в истории с парусами на корабле, когда между героями возник уговор:

-Ненаглядный и милый друг мой, если случится вам умереть прежде меня или смертельно занемочь, прикажите положить себя на корабль и привезти сюда. И пусть половина парусов на том корабле будет черного цвета, а половина - белого. Если вы умрете или будете при смерти, пусть черные паруса будут подняты на передней мачте; а если будете в добром здравии, то на передней мачте должны быть белые паруса, а на задней черные. То же сделаю и я, если случится мне умереть раньше вас...

Читателю предстает легко узнаваемый сюжет из мифа о Тесее. И в подвиге Тесея, его паруснике можно найти корни повествования о Тристане: античный герой освобождает афинян от уплаты критскому царю Миносу страшной дани - семи прекрасных юношей и столько же девушек; далее Тесей после победы над Минотавром возвращается домой на паруснике с черными парусами, забыв их поменять. В мифе герой стал невольной причиной смерти своего отца Эгея. В романе же подобный сюжет является одной из многочисленных линий всей композиции. Тристан также освобождает корнуэльсцев от тяжкой дани - уплаты ста юношей, ста девушек и ста лошадей ирландскому корою Артуру (имя историческое!), и также герой вопрошает о парусах -какого они цвета.

Введенный античный элемент усложняется в романе новыми деталями. Если в античном мифе все однозначно, то здесь в сюжетную нить вплетается хитрость и месть одного из героев, что уже говорит о сложности человеческой природы в романном повествовании. В романе жена Тристана Изольда Белорукая обманывает его, узнав о прибытии в их королевство Изольды Белокурой:

Была я в гавани и видела корабли, плывущий издалека; мнится мне, что сегодня вечером причалит он к пристани.

-Скажите мне, ради бога, сестрица, а какого цвета паруса на том корабле?

-Клянусь честью, - отвечает Изольда, - они чернее тутовых ягод.

А Тристан, слышав, что Изольда, его возлюбленная, не приехала, повернулся к стене, сказав:

-Ах, Изольда, милый друг мой, вручаю вас божьему попечении, ибо никогда уж больше не видеться вам со мной, а мне - с вами. Прощайте же! Я отхожу и шлю вам привет.

Тут исповедался он и причастился, и душа его изошла из разорвавшегося сердца.

Обман жены, ее эпитет «злая» вносят определенные художественные «нагромождения» в ткань романа, кроме того в духе времени оказываются мерилами нравственности человека. По христианской морали человек не имел права обманывать, особенно в корыстных целях.

Концовка романа также выдержана в духе современности смерть героев трагична. Трагический финал - достижение именно жанра романа, во-первых; во-вторых, судьба предназначалась человеку свыше - и умереть он должен был, предавая себя на суд бога («исповедался он и причастился»); чудесное здесь сопряжено не с волшебством, сказочностью, а несет отсвет религиозного чуда, когда из могилы Тристана поднялся терновый куст и врос в могилу Изольды, что должно было доказывать факт ирреального -божественного - существования человека.

Таким образом, в средневековом рыцарском романе переплетаются разнообразные художественные средства, традиционные для всего литературного развития в целом. Роман умело использует их, развивает, открывая тем самым путь для дальнейшего усложнения литературы.

Необходимо отметить образ автора (?), или рассказчика-повествователя. Несмотря на споры исследователей о подлинности романа о Тристане и Изольде, его поздних переложениях, ясно одно - автором романа мог быть только человек данной эпохи средневековой. Видно, что автор не понаслышке знает образ жизни своих современников, он апеллирует именами исторических лиц (король Артур), рядом ирландских, британских баронов рыцарей, хорошо знаком с укладом королевского двора, его обычаями, привычками королей, прекрасно разбирается в идеологии рыцарства. Кроме того, в романе он оказывается не только рассказчиком, но сторонним наблюдателем, даже участником всех событий, что происходят с героями. О себе автор дает знать следующими словами, строками романа: «Знайте также...» (это обращение к читателям), «как я уже вам говорил...», «не замыслила ли она извести ребенка» (вопрос самому себе или читателям?), «и дальше в нашей повести..» (отсылка к жанру произведения), «Аминь» (концовка романа указывает на конец речи - письма автора?). Данные строки позволяют характеризовать автора - рассказчика человеком своего времени, а также о том, что изложенное повествование - не легендарное предание эпической поры, тем более сказочной, а суть времени настоящего - периода средневековья. Если читатель поверил в это, значит все правда. И автор достиг своей цели.

Дата добавления: 2015-08-03