Раздел I . Познание отечественной истории в средние века 4 страница

В России конца XVII в. эта мысль была поистине взрывоопасна. Фактически Медведев декларировал право народа на собственное суждение, отличное от мнения церковных властей. Утверждая, что это суждение должно быть истинным, он подрывал монополию на «правду» - краеугольный камень светской и духовной власти[34].

Талантливый писатель и видный политический деятель, он оказался вовлеченным в политическую борьбу конца XVII в. Будучи арестованным, он два года провел в заточении в тюрьме Троице-Сергиевой лавры, а затем был казнен как сторонник Софьи. В заточении он написал историческое сочинение "Созерцание краткое лет 7190, 7191 и 7192, в них же, что содеяся в гражданстве". Он описывает события 1682 г., свидетелем которых был. С.Медведев проводит взгляд на историю как на "законное зерцало", которое поможет "бело-черно знати", то есть научит отличать хорошее от плохого, истинное от ложного. Таким образом, автор придает истории действенное морально-поучительное значение, предполагающее критический подход к фактам. Будучи апологетом Софьи он превозносит ее высокие "заслуги" перед Россией, ее "добродетель". При всей тенденциозности "Созерцание краткое" свидетельствует о дальнейшем развитии исторических знаний, что придает ему большое значение[35].

Медведев в «Созерцании» пророчествовал о грядущей гибели государей, об изменении старых законов и обычаев, о торжестве «великих сеймов многонародных», от которых пойдет пагуба вельможам, боярам и начальникам; здесь налицо явный отголосок революционных событий в Европе. «Подданные восстанут против правителей своих за то, что сердца их суть опечалена и тоскою наполнена». Хотя разумные вельможи и приложат усилия к успокоению страны, но не смогут остановить «колеблемый народ». Если начальники больше заботятся о своей корысти, чем о добром состоянии государства, то получат не прибыль, а разорение всей страны. Эта идея была отражена еще в литературе периода феодальной раздробленности, но Медведев видит ее применение и в современности. Когда царские придворные бранятся между собой о селах, достоинстве или прибылях, говорится в «Созерцании», государству грозит междоусобие и смута, за которыми следует гибель; «из малыя об искры огня великий пламень происходит». Медведев в своем сочинении идет новой для русской общественной мысли дорогой, усматривая корни народного гнева в недостатках самой верховной власти.

Причину народных возмущений Медведев видит в заимствовании иностранных обычаев, норм права, чинов и званий, «неслыханных дел». При этом критика Медведева направлена не столько против самих нововведений, сколько на быстрые, «внезапные» перемены мод, влекущие за собой большие расходы и лишние роскошества. Таким образом, под прицелом критики Медведева оказались мероприятия конца царствования Федора Алексеевича по изменению придворных обычаев на западный лад, начиная с отмены традиционного платья. Здесь можно увидеть поиски причин возрастающего мздоимства «верхов», что и вызвало, по мнению автора, всплеск в столице народного гнева[36].

Восстание в Москве показало Сильвестру, что власти должны нести ответственность перед народом. Несправедливая власть уничтожается народом. Спасение может придти только с мудрым политическим деятелем. Таковой, по мнению Медведева, стала "премудрая" правительница Софья. Характерно, что с ее появлением на исторической сцене оценка народного возмущения Медведевым кардинально меняется.

В исторической науке господствует мнение, что в XVII в. летописные своды как основной вид исторических произведений утрачивают свое значение, однако известное воздействие на исторические труды летописная форма изложения еще оказывает[37]. Вместе с тем, современная историческая наука считает, что во второй четверти XVII в. интерес к летописанию вновь возрастает. Исследования последних десятилетий позволили опровергнуть мнение об «угасании» русского летописания к концу XVI столетия, и господствующим мнением становится мнение о том, что летописная деятельность в конце XVI и в XVII вв. значительно расширяется и в последней четверти XVII в. происходит эволюция русского летописания, продолжавшаяся и в XVIII в[38].

В это время уже появилась потребность в произведениях, которые давали бы доступный общеобразовательный материал, преподнесенный с официально признанных идеологических позиций. Царское правительство, как отмечают современные исследователи, интересовалось историографией и не только создавало учреждения для написания летописей, но и «издавало» солидные и вполне официальные исторические сочинения. Например, такой деятельностью занимались Посольский приказ, патриарший Казенный приказ и др. Однако в XVII столетии светская власть уже не покровительствовала созданию летописных произведений. После окончания работы над Лицевым летописным сводом («Царственной книгой») определение «официоз» применимо только к летописям, созданным при поддержке или по предполагаемым указаниям московских митрополитов и патриархов[39].

Ко второй четверти века относится «Книга глаголемая Новый летописец», произведение обобщающего типа, в котором поставлена задача дать оценку событий Смутного времени. Л.В.Черепнин считал, что написан этот памятник был по прямому указанию патриарха Филарета, отца царя Михаила, фактического главы государства. Следовательно, «Новый летописец» является произведением официального характера[40]. Для него характерно тесная связь исторических идей с современными автору политическими идеями. К прошлому он подходит с точки зрения задач современной ему политической действительности. Автор является последовательным сторонником самодержавия и с этих позиций он оценивает явления Смутного времени. Смута, крестьянская война – божье возмездие за грехи Бориса Годунова, за грехи Русской земли. Избрание Романова в связи с этим предстает как всенародное богоугодное дело. Во второй половине XVII в. "Новый летописец" появляется в новой редакции под названием "Летопись о многих мятежах" с дополнениями о позднейших событиях.

Во второй половине XVII в. правительство решило централизовать составление официальных исторических трудов, что было связано с общей централизаторской политикой Русского государства. К тому же укрепляющаяся династия испытывала необходимость в том, чтобы последующий исторический взгляд на события не зависел от частного мнения того или иного автора, который брался за перо с тем, чтобы по-своему описать события смутного времени.

В это время расширился круг учреждений, которые занимались рукописным делом.

Помимо монастырей в XVII в. одним из учреждений., в которых составлялись исторические книги, становится Посольский приказ. Он превращается по существу в один из крупных культурных центров страны. В нем работало множество переводчиков, сюда стекались сведения о событиях из-за рубежа, здесь имелись архив и богатая библиотека. С 20-х гг. при приказе составлялись так называемые летучие листки (или вестовые письма) о международных делах, на основе которых появилась первая газета для царя и Боярской думы – «Куранты». Во второй половине века здесь составлялись исторические сочинения и переводились иностранные сочинения, в том числе и содержавшие сведения по русской истории. Особо значимый след в истории приказа оставили А.Л.Ордин-Нащокин и А.С.Матвеев. Последний развернул бурную деятельность по составлению трудов по истории России. В частности, его стараниями было составлено самое знаменитое и роскошное произведение книгописной мастерской приказа – «Титулярник».

Тематика и идейное содержание труда заключались в стремлении доказать законность и преемственность династии Романовых от Рюриковичей, а также ее богоизбранность. Это была откровенная апология нарождающегося абсолютизма. Кроме того, в «Титулярнике» содержались сведения о взаимоотношениях церковной и светской властей в России, о посольских делах; по существу это был первый труд по истории внешней политики России. Под руководством А.С.Матвеева была составлена еще одна книга, «История о невинном заточении ближнего боярина А.С.Матвеева» с аналогичной направленностью[41].

В 1657 г. был создан Записной приказ, на который, в соответствии с указом Алексея Михайловича, была возложена задача подготовки исторического труда специального назначения. Это обстоятельство показывает, какое большое политическое значение придавало русское правительство выработке официальной исторической концепции, обосновывавшей политику укрепления самодержавия. Перед приказом была поставлена задача «записывать степени и грани царственные»; особое внимание обращалось на сбор источников, в связи с чем предписывалось брать книги из приказов и «где сведает» начальник. Во главе приказа был поставлен дьяк Михаил Кудрявцев, а после его смерти работу продолжил дьяк Григорий Кунаков. При них начался активный сбор материалов, однако после смерти последнего в 1659 г. следы приказа теряются; вероятно, он прекратил свое существование.

Дело продолжил дьяк Федор Грибоедов (ум.1673), который в конце 60-х гг. составил "Историю о царях и великих князьях земли Русской", которая стала продолжением "Степенной книги благоверного и благочестивого дома Романовых". Другими словами, Грибоедов выполнил задачу, поставленную перед Записным приказом. Основное внимание было уделено событиям после смерти Ивана Грозного, задача - показать преемственность новой династии от Рюриковичей. О том, что «История» была написана по заказу правительства, говорит награждение царем Грибоедова за его книгу.

По предположению С.Ф.Платонова, труд Грибоедова был первоначально предназначен для руководства и воспитания царских детей, чтобы они знакомились с историей отечества. Впоследствии книга имела широкое хождение в придворной среде и служила учебным пособием[42].

Вместе с тем, сам царь Федор Алексеевич выражал неудовлетворенность современным ему состоянием отечественной историографии и призывал создать, наконец, подлинно научный обобщающий труд по российской истории[43].

Во второй половине XVII в. наряду с древними центрами учености возникают новые. В первую очередь следует назвать недавно присоединенную Сибирь. Правда, одно из первых русских описаний Сибирской земли, «Сказание о человецех незнаемых в Восточной стране», было составлено еще в конце XV столетия. При первом Тобольском архиепископе Киприане был составлен "Синодик" погибших во время похода Ермака, в 1672 г. Было составлено чертежное описание «Список с чертежа Сибирскыя земли», в 1663 г. – «Описание новые земли, сиречь Сибирского царства». С.Есипов написал летопись "Сибирское царство…", в 70-е гг. XVII в. составлена Строгановская летопись "О взятии Сибирские земли…". Однако наибольший интерес представляет собой научное наследство, оставленное С.У.Ремезовым

Происходивший из служилых людей - детей боярских города Тобольска С.У.Ремезов (1664-1715) был разносторонним ученым и мастеровым: живописцем, знаменщиком, чертежником. Он был первым географом Сибири, составив "Чертежную книгу Сибири 1701 года", оставил "Описание о народах Сибири". Его научная работа по картографии и этнографии увенчалась составлением на рубеже XVII-XVIII вв. "Истории Сибирской".

Это был во многом новаторский труд. Автор использовал огромное количество разнообразных источников общерусского и местного происхождения: документы, летописи, географические книги и карты, а также "басурманские повести", устные предания и легенды и др. Ремезов искусно подбирает и интерпретирует источники, делает ссылки, сопоставляет данные и уточняет даты. Труд Ремезова, в котором сделана успешная попытка объективно показать ход присоединения Сибири, явился показателем новых успехов в развитии исторических взглядов в России[44].

В 70-е гг. XVII в. стольник А.И.Лызлов завершил составление своей "Скифской истории". Центральная тема книги - борьба славянских народов с татарами и турками (последних он и называет "скифами"). Автор также опирается на обширный и многообразный источниковый материал, сравнивает данные различных авторов, дает им собственную оценку. Элемент "божественного предначертания" в труде почти не просматривается. Пронизанная патриотическими мотивами, "Скифская история" всем своим содержанием призывает к единению славянских народов для завершения развернувшейся в то время борьбы с Турцией. Вообще в современной историографии данный труд расценивается как в полном смысле светское историческое произведение, написанное на актуальную тему и выполнявшее определенную политическую задачу[45].

Следует упомянуть еще об одном памятнике книжности этого времени, который, по мнению Л.В.Черепнина, "с одной стороны, завершает развитие историографии XVII в., и, с другой стороны, открывает переход к новым историческим произведениям XVIII в."[46]. Это "Синопсис…", изданный И.Гизелем, архимандритом Киево-Печерской лавры. Буквально "Синопсис" означает "обзор", "обозрение". Впервые "Синопсис…" был издан в 1674 г. и приобрел то же значение, которое во второй четверти XVII в. имел "Новый летописец", то есть значение учебного пособия по русской истории. Однако поскольку "Синопсис", в отличие от рукописного "Нового летописца", был напечатан и к тому же несколько раз переиздавался, то он получил еще большую известность. По "Синопсису…" учились многие деятели отечественной культуры и науки XVIII в., включая М.В.Ломоносова.

Концепция труда в известной степени раскрывается уже в его названии, которое полностью звучит следующим образом: "Синопсис или Краткое собрание от разных летописцев о начале Славяно-Российского народа и первоначальных князей богоспасаемого града Киева, и о житии святаго благовернаго Великого князя Киевского и всея Росии первейшаго самодержца Владимира и о наследниках благочестивая державы его Росийская даже до пресветлаго и благочестиваго государя нашего царя и великаго князя Алексея Михайловича всея Великия, Малыя и Белыя Росии самодержца". В данном труде автор исходит из посылки об исконности и необходимости самодержавия в России и его исторической преемственности от Киевской Руси. И.Гизель был горячим сторонником воссоединения России и Украины и в меру своих сил и возможностей на практике содействовал этому процессу. Он лично знал царя Алексея Михайловича, переписывался с ним, выполнял важные поручения русского правительства. Отсюда одной из основных идей которая проходит через весь "Синопсис", стала идея благотворности и исторической обусловленности воссоединения России и обеих частей Украины ("обоих боков Днепра"). И.Гизель прослеживает путь формирования "славяно-российского народа", делает попытку показать роль славянства во всемирной истории. Автор пользуется довольно широким кругом источников, но их подбор отличается односторонностью, а многие известия "Синопсиса" не отличаются достоверностью. В нем имеются элементы исторической критики, хотя они достаточно примитивны и не выходят за рамки обычных приемов средневековых авторов[47].

Большая и своеобразная литература, отличная от официальной, возникла в связи с церковным расколом во второй половине XVII в. На первом месте среди них стоит «Житие протопопа Аввакума». Написанная идеологом и руководителем старообрядчества автобиография умного, наблюдательного и глубоко принципиального человека содержит много интереснейших сведений о быте и нравах тогдашнего общества, о деятельности духовенства, о природе Севера и Сибири. Большой интерес для историка имеют также послания Аввакума его единомышленникам, равно как и послания других расколоучителей: дьякона Феодора, инока Авраамия, казанского протопопа Ивана Неронова и др.

В современной историографии существует мнение, в соответствии с которым в России в последней четверти XVII в. жила и развивалась богатая и разнообразная историческая литература; она с лихвой заполняет «пропасть» между «древним и новым периодами в развитии русской литературы» по истории и делает очевидным, что именно всплеск творческой активности XVII в. послужил основой развития позднейшей отечественной историографии Куракиным и Манкиевым, Татищевым и Миллером, Болтиным и Щербатовым – до Карамзина и Соловьева[48].

По мнению А.П.Богданова, это касалось и летописания, которое и на протяжении всего XVII в. продолжало жить и развиваться в тесном взаимодействии с новыми редакциями Хронографа Русского, "Ка

занской историей", Степенной книгой (и принципиально новой Латухинской Степенной Тихона Макарьевского), временниками и историческими повестями Смутного времени, "книгами" о взятии Азова (казаками и Петром I), "летописными сказаниями" (Петра Золотарева и др. авторов). Вместе с новейшими формами сочинений типа "Синопсиса", "Корня российских государей", "Василиологиона" и "Хрисмологиона", с переводными памятниками классики (например, "Эпитомы Помпея Трога" М.Ю.Юстина, "Книги о случаях военных" С.Ю.Фронтина) и более современных авторов (М.Бельского, А.Гваньини, М.Стрыйковского, П.Пясецкого и других) бытовали злободневные сочинения иноземцев, в том числе и о событиях в России[49].

Период отечественной истории, а следовательно, и историографии, до завершения XVII в. имел, как мы видели, свои внутренние этапы. Вместе с тем у этого периода имелись и важные общие, объединяющие его черты. Средневековое историческое знание имело довольно сложную структуру. Прежде всего оно делилось на два различны типа: историю священную и историю светскую («профанную»). Источник первого из них – трансцендентный, «живое божественное откровение». Второй же основывался на человеческом опыте и человеческой памяти. Священная история – объект веры. Система «знания», образуемая верой, основана на передаче «слова» («логоса») во времени. Индивид, «узнавший» и признавший его, тем самым не только узнает историю, он становится, как верующий, причастным к ней от начала и до конца.

Таким образом, в соответствии с воззрениями мыслителей того времени, «слово божье» составляет содержание человеческой истории. Священная история – это история всемирная, всечеловеческая, ее содержание раз и навсегда раскрыто в Библии. Абсолютная истинность ее сообщений обусловлена их божественным происхождением. Подобная истина не меняется с течением времени, поскольку она приподнята над ним. Человек, по милости Божией, приобщен к ней, но она ему не подчиняется и от него не зависит.

Что же касается светской истории, то она представляет собой плод «мудрствования» человека и уже по одному этому не идет ни в какое сравнение с историей священной, а потому и не может рассматриваться в качестве истинного знания. Ее сообщения изменчивы, в зависимости от места и времени, а потому их правомернее относить к разряду «мнений» более, нежели к разряду истин. Одним словом, соотношение этих двух типов истории в системе средневекового знания может быть выражено в таких соотносительных понятиях, как абсолютное и относительное, подлинное и мнимое, божественное и человеческое.

Вместе с тем, как отмечал М.А.Барг, "чрезмерная приверженность средневековья к символическим методам - под благовидным предлогом поиска скрытой за частным и конкретным более универсальной истины - превратилось к началу Возрождения в величайший тормоз реального познания. Оперируя символами вместо реалий, ученые, философы, поэты оказались в лабиринте тех самых словесных сетей, которые ими столь неутомимо сплетались"[50]. Применять этот критерий к нашей стране безо всяких оговорок невозможно, однако, вероятно, следует признать, что эта логика развития процесса исторического познания действовала и у нас. Вопрос в том, когда отечественная мысль выходит из средневекового мироощущения. Представляется все-таки, что до конца XVII в. такого выхода еще не произошло, и при всех успехах отечественной мыслительной традиции, в том числе и в области истории и историографии, об ощутимых результатах этого как о вполне проявившейся тенденции мы можем говорить все-таки лишь с XVIII века.

Итак, со времени создания государства Киевская Русь и до конца XVII в. историческая наука в нашей стране развивалась, однако при том, что это развитие было достаточно кардинальным, и некоторые исследователи настаивают на том, что вторая половина XVII в. была для развития историографии более успешной, чем петровская эпоха, все-таки, по-видимому, следует признать, что это развитие происходило в рамках средневековых подходов.

К концу XVII в. в стране были сделаны существенные шаги к на пути к формированию исторической науки. И.Д.Ковальченко писал, что "…анализ и альтернативных исторических ситуаций, и принятых решений, и путей, и методов деятельности, и самой этой деятельности для истории имеет своей главной задачей объяснение того, что было и почему было так, а не иначе, а не то, чтобы сожалеть о том, что история протекала не так, как нам бы хотелось, или рисовать иллюзорные картины - что было бы, если бы…"[51]. Если исходить из этого критерия, следует признать, что отечественными исследователями допетровского времени было сделано очень много для того, чтобы сделать этот период полноправной составной частью историографического процесса.

Историческая наука за столетия прошла большой путь. Менялись формы исторических сочинений, менялись подходы к истории. Летописи теряли свое значение, возрастало значение исторических сочинений. К концу XVII в. стали появляться исторические труды, напоминавшие собой монографии. Исторические концепции таких авторов, как С.Медведев, С.Ремезов, А.Лызлов отходили от прежних теологических воззрений, объяснявших ход исторических событий волей провидения, дать реально-историческое объяснение событий, объяснить их с позиций человеческого разума. Все это способствовало процессу выделения исторических знаний в особую отрасль гуманитарных наук[52].

В современной историографии существует мнение, что такие исторические произведения XVII в., как «Созерцание краткое» и «Известие истинное» Сильвестра Медведева, «История…» Федора Грибоедова, «Степенная Книга» Тихона Макарьевского, «Скифская история» А.И.Лызлова и ряд других произведений, в которых тщательно продуманный замысел сочетался с внимательным отбором источников и сопоставлением сведений, знаменовали собой начало нового этапа в развитии русской историографии, связанного с переходом от накопления к ученому осмыслению исторических знаний. Это противоречит распространенному мнению о возникновении научного подхода к истории России только во второй четверти XVIII в. во времена В.Н.Татищева[53].

Тем не менее представляется, что и история как наука, и в еще большей мере - историография как отдельная дисциплина стали функционировать на новых основаниях именно с XVIII столетия. Правда, к этому следует добавить: это стало возможным лишь на основе тех достижений, которые были сделаны и накоплены в предыдущие века. Более того, необходимо согласиться с утверждением М.Н. Тихомирова: «Сама история представляется некоторым людям таким предметом, который был чуть ли не выдуман в буржуазные или феодальные годы. Для них странным прозвучит уверение, что историческое познание живет на свете уже с того времени, когда человек сделался разумным существом»[54].

Литература:

Будовниц И.У. Русская публицистика ХУ1 в. М., Л., 1947

Древняя Русь. Пересечение традиций. М., 1997

От Нестора до Фонвизина. Под ред. Л.В. Милова. М., 1999

Письменные памятники истории Древней Руси. Под ред. Я.Н. Щапова. М., 2003

Плугин В.А. Мастер «Святой Троицы». Труды и дни Андрея Рублева. М., 2001

Дата добавления: 2015-08-03