Раздел I . Познание отечественной истории в средние века 3 страница

Максим Грек в своих сочинениях касается почти всех существенных сторон русской жизни. Он различал богословские и светские (по его выражению, "внешние") науки, считая равно необходимым изучение и тех, и других.

В "Слове постранне излагающе с жалостью нестроения и безчиния царей и властей последнего жития" он в аллегорической форме изображает Российское государство в образе вдовы, именуемой "Василия" ("царство"), одетой в черное и сидящей на распутье. ЗВ этом сочинении можно видеть размышления об исторических судьбах России, которая находится накануне нового, важного этапа своего развития. В слове "О лихоимствующих" говорит о неправедных обвинениях, какие делают правители в отношении неповинных людей. В "Поучении к инокам" и "Сказании об иноческом жительстве" он обличает стяжательствующих монахов, которые ничему не учат народ и своим образом жизни ничем не отличаются от мирян, занимаясь жестокой эксплуатацией крестьян. Эти социальные мотивы выводят сочинения Максима Грека далеко за рамки чисто богословских проблем.

Ермолай Еразм в сочинении "Благохотящим царем правительница и землемерие" также не ограничивается церковными аспектами проблемы, много внимания уделяя, например, вопросу об обложении крестьян податями и повинностями. Среди других поднимаемых им тем особого упоминания заслуживает замечательная для своего времени мысль автора о том, что Россия XVI века представляет собой аграрную страну и выявление социального значения этого факта. "Зде же в Русийстей земле ни злато, ни сребро не рожается, ни велицыи скоти, но благословением божиим всего дражайши ражаются жита на прекормление человеком". Главное богатство страны - хлеб, а его производят крестьяне, "от их бо трудов есть хлеб". Крестьяне заслуживают уважения, а между тем они живут "в волнениях скорбных", и Еразм предлагает систему мероприятий для удовлетворения интересов крестьянства, горожан и служилых людей[17].

Развивая теорию "Москвы - нового града Константинова", монах Псковского Спаса-Елеазарова монастыря Филофей пишет свои послания о "Москве-третьем Риме". Впоследствии в отечественной историографии вокруг данной теории было сломано много копий, а сам Филофей представал зачастую как человек, который предвосхитил позднейшие имперские теории. (Эта точка зрения разделяется многими и сегодня). Однако подобные представления далеки от истины. Ведь до середины XV в. русское государство существовало как бы в тени великой Византийской империи, которая оказывала колоссальное влияние на культурную жизнь древней Руси, с которой у последней были теснейшие культурные, духовные, экономические связи. Падение Византии, оплота Православия, духовного и материального знамени против действительных и потенциальных опасностей для государств Восточной Европы со стороны Западных государств и восточных деспотий. не могло не рассматриваться на Руси как катастрофа, как крах существующего порядка, как потеря определенного чувства безопасности. Письма Филофея, по своей сути, содержали не наступательную, а оборонительную идеологию; русским людям говорили, что их страна стала самодостаточной, что чувства паники, неуверенности теперь неуместны, что знамя защиты родины, защиты Православия теперь переходит от Византии к русскому государству. И оно в силах взять в свои руки это знамя. Отмечая, что Греческое, Сербcкое, Болгарское и другие "благочестивые царства" покорены Турцией, Филофей противопоставляет им Россию, которая "растет и младеет и возвышается", утверждая, что по пророческим книгам византийская традиция отныне будет воплощаться в нашей стране, ибо "два убо Рима падоша, а третий стоит. А четвертому не быти". Это - формулировка исторической ответственности русских не только за свое отечество, но и за другие "благочестивые царства".

Примерно в это же время бывший тверской иерарх Спиридон в "Послании о Мономаховом венце" высказывает идею о происхождении русских князей от "сродника Августа-касаря" легендарного Пруса; им излагается предание о получении регалий русских государей из Византии. Таким образом, автор ставит своей целью доказать происхождение русских государей от римских императоров и не только историческую, но и династическую преемственность великокняжеской власти от от Константинополя к Киеву, Владимиру и Москве.

Та же мысль проводится в "Сказаниях о начале Москвы", в которых проводятся многочисленные параллели между историческими судьбами Рима и Константинополя, с одной стороны, и Москвы - с другой, причем в желании доказать общность исторических судеб этих центров авторы апеллируют к древнейшему периоду существования Москвы, начиная с XII в.

В начале XVI в. отношения между светскими и духовными властями изменились. Перед лицом сопротивления духовенства великокняжеская власть отказалась от планов реформации и согласилась на расправу с еретиками, и на протяжении XVI в. идеология русской государственной власти разрабатывалась главным образом сторонниками ортодоксально-церковного направления, но в основе которого лежали идеи, выдвинутые вольнодумцами конца XV в.

Грань XV-XVI веков вообще была знаковой для развития общественной мысли в России, что связано в первую очередь с важными вехами в процессе создания централизованного государства. Падение Византии и ее последствия. Объединение под властью Москвы княжеств, правящая верхушка которых имела часто различные интересы и разные взгляды на многие события и явления русской жизни, привело к тому, что разнонаправленные во многом силы оказались теперь объединенными в границах одного государства. Это привело не просто к возникновению разных направлений общественной мысли со своими региональными, историческими и прочими особенностями, но к открытым идейным столкновениям между сторонниками этих позиций. С этого времени и стала получать все более широкое распространение публицистика.

Общей в большинстве публицистических памятников была идея, постепенно становившаяся основой государственной идеологии - об особой роли России как единственной православной страны, уцелевшей среди "изрушившегося" христианского мира. В 1551 г. Стоглавый собор кодифицировал православие на Руси как культ национальный, опираясь на сложившуюся русскую традицию, а не на греческий авторитет. Связи с греко-православными иерархами в XVI в. как-то поддерживались, но ни о каком подчинении патриарху больше речи не шло.

Представление о России как о единственной в мире стране, сохранившей православную веру, было величественно, но и весьма ответственно. Если мир кругом "изрушился", то в построении своего государства русские должны идти своим собственным путем, а на чужой опыт опираться в очень ограниченной степени, причем как на опыт отрицательный[18]. И отечественные мыслители XVI в. со все большей настойчивостью стали анализировать этот опыт, продолжив традиции, заложенные их предшественниками предыдущего века.

Иван Пересветов (середина XVI в.) в "Большом сказании" (сборник его работ известен под условным названием; подлинное - не сохранилось) размышляет об особенностях государственного устройства России. Под именем "султана Мегмета" (реальный прототип - Магомет II) он выводит образ идеального правителя; здесь он демонстрирует прием, который в дальнейшем широко использовался в европейской и отечественной традициях (в этой связи можно вспомнить, в частности, оды М.В.Ломоносова), и рисует и сравнивает два образа правления - турецкое (самодержавное) и русское, отдавая приоритет первому (здесь он повторил утверждение Зиновия Отенского). Возможность дальнейшего развития русского государства Пересветов связывал с обузданием боярского самовластья и укреплением царской централизованной власти. Еще одна явная тенденция его сочинений - выражение надежды угнетенных христианских народов на помощь России; характерно, что эти мысли были выражены как раз накануне взятия Казани. В сочинениях Пересветова привлекает яркая публицистичность, политическая тенденция, направленная на то, чтобы указать путь дальнейшего развития отечественной государственности в новых исторических условиях - создания единого централизованного государства. Главную причину гибели Византии, как и библейских царств, Пересветов видел в подчинении царей вельможам - "епархам и сигклитам", "градоначальникам и местоблюстителям"; главным преступлением вельмож была их "неправда", которая выражалась прежде всего в порабощении и закабалении людей. Обращаясь к истории падения Царьграда и победы Магмет-султана над греками Пересветов объясняет эти события "кротостью" греческого царя Константина, которая заключалась в том, что он уступил власть "вельможам", а они поработили народ. Поэтому "не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы". Он предрекал молодому царю: "Ты государь грозный и мудрый, на покаяние приведешь грешных и правду во царстве своем введешь". В этой программе "правда" оказывалась не менее важной составной частью, чем "гроза"[19].

Издавна привлекала внимание исследователей личность известного политического деятеля XVI в. князя А.М.Курбского. Он оставил яркий и своеобразный след в истории отечественной общественной мысли. Из его трудов наибольшей известностью пользуются три Послания, направленные царю Ивану Грозному (царь ответил двумя) и "История о Великом Князе Московском". Современники отмечали большую образованность князя. Он владел несколькими языками, имел прекрасную библиотеку. Считая себя последователем Максима Грека, он вслед за ним различал богословские и светские науки, много читал сам и занимался переводами. Обращаясь к ученому монаху Амбросию, с которым они вместе переводили сочинения Григория Богослова, князь просил его переводить на русский язык сочинения древних мыслителей и тем "явить любовь к единоплеменной России и ко всему славянскому языку"[20].

Историческая концепция А.М.Курбского во всей полноте может быть рассмотрена в контексте его политических взглядов. Основное сочинение князя, "История о великом князе Московском" (1578 г.), может быть оценена двояко: с одной стороны, Курбский описывает события, очевидцем и участником которых был сам. Но с другой стороны, сочинение князя является ярким примером крайнего политического пристрастия. Он обвиняет царя во всех смертных грехах о многом писал по слухам и подчинил в целом свою работу простой схеме: сначала царь слушался хороших, "благородных" советчиков и дела в государстве шли хорошо, а затем приблизил к себе людей недостойных, "отрыгнул нечто неблагодарно" и "воскурилося гонение великое и пожар лютости в земле возгорелся". Князь, по мнению М.Н.Тихомирова, приписывал царю такие преступления, которых он никогда не совершал, а сама "История" оценивалась им не просто как историческое сочинение, а как памфлет, направленный против Грозного[21].

Та же тенденция заложена в переписке Курбского с Иваном Грозным, которая велась с 1564 г. по 1579 г. Спор высокопоставленных оппонентов шел главным образом по вопросу о том, кто оставался верен заветам начала царствования Ивана IV, а кто стал им "сопротивен". Князь и здесь упрекает царя в гибели русских воевод и обличает ближайших бояр Грозного в использовании мнительности царя в своих интересах; развивая эту тему в своих "епистолиях" Курбский старается, по обычаю средневековых авторов, подкреплять свою позицию ссылками на сочинения греческих и латинских авторов.

Влияние сочинений Курбского на современников и последователей было весьма значительным. Не только отдельные "обличения", но и вся концепция "Истории" не как хронографии, а как труда, ставящего себе задачей исследовать и понять причины происходящего "злодейства", оказали серьезное влияние на его современников и на последующих авторов, вплоть до ХХ века[22].

Вместе с тем, следует отметить, что Произведения Курбского проникнуты теологическими мотивами. Для него, как и для его предшественников, божья воля является источником власти в государстве, "ибо цари и князи от всевышнего помазуются на правление… Державные призванные на власть от Бога поставлены".

Иван Грозный в своих посланиях обосновывает свое видение данных проблем и событий. Позиция царя-публициста, его воззрения на исторические особенности отечественной государственности стоят в публицистике его века особняком, хотя и являются плодом развития отечественной исторической мысли.

Он с чувством глубокой обиды на бояр вспоминает свои детские годы, наполненные обидами; бояре преследовали близких ему людей, грабили великокняжескую казну. Ныне же он, Грозный - является законным властителем, наследником византийских императоров, первого во благочестии царя Константина, от которого "искра благочестия" дошла и до Русского царства. Он является законным властителем: "Яко же родихомся во царствии, тако и воспитахомся и возрастохом и воцарихомся, божиим повелением и родителей своих благословением все взяхом, а не чюжее восхитихом"[23].

Вместе с тем, в его сочинениях просматриваются новые, ранее не встречавшиеся моменты. Абсолютное большинство публицистов XV- XVI вв. писали о несправедливости, о "неправдах" вельмож, что, по их мнению, проявлялось прежде всего в порабощении и закабалении людей. Об этом писали не только такие вольнодумцы, как Башкин и Пересветов, но и более умеренные публицисты, сторонники ортодоксального направления - Ермолай Еразм, Максим Грек, Вассиан Патрикеев и отчасти даже Иосиф Волоцкий. Царь же в своих декларациях никогда не выступал за улучшение положения крестьян, против порабощения и не критиковал боярство за социальную составляющую его деятельности. Эта сторона бытия не интересовала его совершенно, а пересветовские рассуждения о "правде", "вере" и т.д. воспринимались им как еретические. Своеобразие позиции Ивана Грозного в том и заключалась, что идея нового государства, воплощавшегося в правую веру в окружении "изрушевшегося" мира, у него полностью освобождалась от вольнодумных и социально-реформаторских черт и становилась официальной идеологией православного "истинно христианского самодержавства". Поэтому главной задачей правителя в его глазах становятся не реформы в государстве, а защита его от антигосударственных сил. Разделяя пересветовскую враждебность к боярам, царь делал из этого свой вывод: прежних, враждебных ему и государству бояр должны сменить иные, новые люди[24].

Вообще публицистичность, обострение социального чувства можно отметить почти во всех видах сочинений этого времени. Это связано с процессом централизации, с вступлением в решающую стадию борьбы московских Великих князей за то, чтобы возглавить процесс централизации, собирания земель вокруг Москвы. Все более обнаруживается стремление авторов к изображению исторических событий в их причинно-следственной связи, обусловленности деятельностью людей. Другими словами, с этого времени намечаются первые признаки отхода то провиденциализма. Вместе с тем, сохранялась антиномичность, характерная для средневековой мысли. Она постоянно двигалась в терминах так называемой контрарной оппозиции: небо – ад, святость – греховность, спасение – осуждение, добро – зло и т.п. Одним словом все воспринималось и выражалось в терминах симметрической схемы расположения элементов во вселенском порядке. В результате это был мир, и таким он оставался, динамически сопряженных полярностей[25].

Так, в XVI в. приобретают публицистический характер такие консервативные формы исторических сочинений, как летописи. Летопись в это время становится выразителем строго официальной точки зрения, но утрачивает значение государственного документа. Она приобретает скорее воспитательный характер, передавая свои официальные функции приказному делопроизводству, историческим повествованиям и сказаниям. Все большие масштабы приобретает использование составителями архивного материала. Новизна официальной историографии XV-XVI вв. заключалась в более отчетливой и определенной, чем раньше, идее самодержавия и ликвидации самостоятельных и полусамостоятельных княжеств. Кроме того, усиливается интерес ко всеобщей истории.

В XVI в. историческая литература идет по пути создания произведений грандиозных масштабов. Из общерусских летописных сводов этого времени наиболее известны Воскресенская (закончена в начале 40-х годов), грандиозная компиляция - Никоновская летопись (завершена в 60-е годы). В последней многие неясные составителям архаические прежние сюжеты заменялись новыми, для уточнения тех или иных известий использовались архивные источники, в том числе византийские источники, привлекались устные предания, вводились нравоучительные рассказы.

В 60-70-е гг. создается огромный двенадцатитомный лицевой летописный свод, в котором излагаются события начиная от сотворения мира до середины XVI века. Свод содержит около 16 тыс. миниатюр (откуда и название, "лицевой"), из них более 10 тыс. посвящено событиям русской истории.

В целом летописные своды XVI в. явились результатом основательной переработки прежних текстов, а сами летописные приемы все дальше отходят от стандартов, применявшихся в первые века русской истории. Составление летописей было окончательно поставлено на службу складывающегося централизованного государства. Создаваемые в Москве официальные летописи призваны были служить делу укрепления централизованного государства и власти московского государя, ставшего теперь "государем всея Руси". Летописи, по представлению высших руководителей государства во главе с Великим Князем (Царем), должны были не просто бесстрастно повествовать о событиях, а соответствовать определенной политической тенденции. Составление летописей рассматривалось как большая государственная задача, в их составлении и редактировании принимают участие крупные государственные деятели: руководитель правительства А.Ф.Адашев, глава Посольского приказа И.М.Висковатый и др. Историками уже давно было высказано мнение, что в редактировании "Царственной книги" (украшенной 1073 миниатюрами) непосредственное, личное участие принимал сам Иван Грозный[26].

На протяжении XVI в. все большее распространение приобретают произведения, посвященные ограниченному историческому периоду или отдельной личности. Мы уже говорили о подобных сочинениях (Пересветов, Курбский и др.), но некоторые из подобных сочинений в это время иногда заключались в старую летописную форму, хотя содержание их было отличным от традиционного. С другой стороны, отличаясь от летописей, они, однако, имели одну важную, роднившую их с летописями черту, обусловленную характером мышления человека средневековья: составителям этих «историй» свойственно оперирование конкретными данными, но вместе с тем им неизвестен модус будущего времени, благодаря чему они оперируют лишь одними событиями прошлого[27].

Примером такого подхода является "Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича". Мы видим перед собой пример исторического сочинения нового типа, заключенного в старую летописную форму. Посвященный исключительно времени и деятельности Ивана Грозного, "Летописец" вышел из круга митрополита Макария. (А.А.Зимин предполагал, что автором был А.Ф.Адашев). Основные содержащиеся в нем идеи - необходимость утверждения самодержавной власти царя в борьбе с боярской оппозицией и историческая обусловленность победы Русского государства над Казанским царством. "Летописец" содержит много данных о росте Российского государства, о включении в его состав народов Поволжья; автор рассказывает об этом на основе обширного документального материала, с использованием правительственных актов. В соответствии с концепцией "Летописца" русский народ и другие народы были в свое время захвачены татарами, и поход Ивана Грозного на Казань - это акт их избавления от "пленения", от "работы" на "басурман". Политическая идея дается автором в тесной связи с идеей религиозной. Результаты похода на Казань объясняются божьей помощью, неприятель побежден потому, что бог оказал помощь православному воинству против "неверных"[28].

Другим произведением нового типа этого времени явилась «Степенная книга царского родословия»,

"Степенная книга" составлена в третьей четверти XVI в. духовником Ивана Грозного Андреем (впоследствии митрополит под именем Афанасий) как галерея условно-идеализированных портретов деятелей русской истории начиная с Владимира. События в ней располагались не по годам, как в летописях, а по степеням, граням, каждая из которых соответствовала правлению сменявшихся скипетродержателей. Степени начинались с правления Владимира I Святославича и доводились до Ивана IV, всего насчитывалось 17 степеней. Степенная книга объединила летописные и агиографические тексты и дополнила их устными преданиями. Составитель попытался представить русскую историю как деяний святых московских государей и их предков. "Степенная книга" рассматривалась современниками как книга для чтения назидательного характера, призванная воспитывать читателя в покорности духовным и светским властям, в духе добродетели[29]. В XVI-XVII вв. широко распространилось во множестве списков, при этом впоследствии дополнялось позднейшими событиями.

В XVI-XVII вв. продолжалось составление житий святых. В житиях Варсонофия, архиепископа Казанского, Юлиании Лазаревской, основателей северных монастырей Александра Свирского и Антония Сийского мы находим интересные сведения о быте, нравах различных слоев общества того времени, о географии и этнографии различных регионов страны. Жития иногда, как и во времена Киевской Руси, объединялись в сборники, «патерики»; известны патерики Троицкого, Волоколамского, Соловецкого монастырей.

В середине XVI в. по приказанию митрополита Макария были составлены "Великие Четьи Минеи", то есть церковные книги для ежедневного чтения (от греческого «Минос» - «месяц»). Это был обширный свод житий и другой церковной литературы как отечественной, так и переводной, составивший 12 томов. Стали возникать и частные собрания Четьих Миней – Тулуповские, Милютинские, Дмитрия Ростовского и т.д. Кроме того, составлялись сборники кратких житий и поучений («Прологи»).

Обобщающим трудом, посвященным одной исторической теме, но на протяжении длительного периода, была "История о Казанском царстве", или "Казанская история", посвященная истории Казанского ханства и его завоеванию Иваном Грозным (создана в 1560 г.). Автор ее отказался от погодного изложения, разделив изложение на главы, что было новаторством для того времени. Вероятно под ее воздействием была создана "Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков", составленная вскоре после описываемых в ней событий 1581 г.

В XVII в. интенсифицируется летописание на местах, однако теперь это неофициальные летописи. В них сказываются уже демократические тенденции, на них оказывает существенное влияние фольклор. При потере летописями их значения, о чем уже говорилось, связь с повседневной жизнью, богатые традиции определили живучесть летописания как исторического жанра и его большое влияние на русскую жизнь. Однако в целом московское летописание этого времени уже не удовлетворяло жизненных запросов; потребность в исторических справках у дипломатов, в приказах, в патриархии диктовала необходимость новых форм исторических произведений. Создаются обзоры русской истории воспитательного и ученого характера, исторические повести, хронографы, степенные книги, сложные компиляции («Латухинская степенная книга», Новый летописец» и т.д.)[30].

Многочисленные сочинения появились в связи с крестьянской войной и интервенцией начала XVII в. Например, "Иное сказание", сочинение - апология Василия Шуйского родословие которого возводится к Владимиру святому, "прежних благоверных царей корене" и враждебностью к Борису Годунову. В "Сказании" помещена также крестоцеловальная запись царя Василия Шуйского, в которой он обещает "всякого человека, не осудя истинным судом с боляры своими, смерти не предати, вотчин, и дворов, и животов у братии их, и у жен, и у детей не отоимати"[31]. Запись, таким образом, свидетельствует о попытках ограничения самодержавия в пользу боярства, служилых людей и горожан.

Исторические повести и сказания, посвященные смутному времени могут быть рассмотрены и как единый исторический текст, дающий представление о вызревающих исторических представлениях русских людей грядущего века. И это несмотря на то, что среди них находим и собственно исторические труды, и публицистические произведения и даже мемуары. При рассмотрении темы общественного статуса, чина, авторы дают многообразные конкретно-исторические характеристики исторических деятелей, участников событий смутного времени. Причем характеристики эти полны психологизма, насыщены морально-нравственными установками: милосердие, нищелюбие, патриотизм, твердость в вере, а также властолюбие, лукавство и т.д.

В XVII в. появляется много новых форм исторического повествования. Свои записки составляют люди самого разного происхождения и социального происхождения. По существу в это время зарождается мемуарная литература. До нашего времени дошли произведения московских подъячих Шантуровых, дипломата И.А.Желябужского и др. Одним из важнейших сочинений этого времени, в котором делается интересная попытка осознания той ситуации, в которой оказалось русское государство, стало "Сказание келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына". В полной редакции «Сказание» имеет характерный заголовок: «История вкратце в память предидущим родом, како грех ради наших попусти господь бог праведное свое наказание по всей России».

Палицын начинает свое сочинение со времен Ивана Грозного, который под его пером предстает «храбрым» и «благочестивым». Освещая события "смутного времени", он видит причину неустроений в государстве, крушения власти и порядка, с одной стороны, в движении народа ("что «всяк от своего чину выше начашя восходити: раби убо господине хотящее бытии, а неволнии к свободе прескачюще"), а с другой стороны в том, что установилось "всего мира безумное молчание", в результате чего "еже о истинне к царю не смеюще глаголати о неповинных погибели". Говоря о причинах и последствиях событий начала века, он объясняет их божьим наказанием за грехи. Но вместе с тем, беды, постигшие русскую землю, Палицын объясняет также и грехами своих современников: «Сквернейши бо иноверных есмы, донели же не обратимся». Повествуя о событиях, участников которых он был, автор, однако, опирается не только на личные впечатления и воспоминания участников, но и привлекает материалы приказных архивов[32].

Дьяк Иван Тимофеев, автор "Временника дней и царей и святителей московских", показывает себя сторонником сильной царской власти, но выступает и против деспотизма Ивана Грозного. Исследуя причины, в силу которых "наказана наша страна, славе которой многие славные завидовали, так как много лет она явно преизобиловала всякими благами", он приходит к выводу, что причиной всех обрушившихся на Россию "наказаний" (Смута, самозванство и т.д.) является деспотизм Ивана Грозного, и прежде всего введенная им опричнина, в чем царь показал себя как "мирогубитель и рабогубитель". Он разделил свое государство на две части, "как секирой рассек", и натравил одну половину единоверных людей на другую, "вельмож, расположенных к нему, перебил, а других изгнал в страны иной веры", играл "божьими людьми" и церковью, верил ложным доносам, награждал своих "словоласкателей", а сам был лишь "лживым храбрецом"[33]. В этих обвинениях видно явное влияние А.Курбского; Тимофеев, так же, как и князь, констатирует полное крушение правосудия в стране.

Таким образом, в публицистике смутного времени нашли отражение насущные для того времени проблемы: на общеисторическом фоне рассматриваются различные концепции власти, духовных и социальных институтов, роль личностного начала в истории.

Среди авторов середины XVII в. большой интерес представляет Григорий Котошихин (Кошихин), человек, достаточно неоднозначный и далеко не безупречный в морально-нравственном плане, однако безусловно талантливый и главное - хорошо сведущий в вопросах государственного управления российского государства. Изменив родине, он в 1664 г. бежал сначала в Польшу, а затем в Швецию, где вскоре совершил уголовное преступление и был казнен. По прибытию в Швецию он получил задание от шведского правительства описать обычаи и нравы русских, которые рассматривались шведами как потенциальные противники. Учитывая характер задания и сложившуюся политическую ситуацию, Котошихин, желая угодить новым хозяевам, написал по существу антироссийское сочинение, в котором, однако, нашли отражение многие реальные стороны русской жизни тогдашнего времени.

Одним из интереснейших мыслителей второй половины XVII в. был Сильвестр (Семен) Медведев (1641-1691). В его творчестве получили интересное отражение идеи рационализма в сочетании с распространенными в те времена элементами назидательно-поучительного плана. Его перу принадлежат богословские книги «Книга о манне хлеба животнаго» (1687) (по ней было сделано множество «тетрадей», или сокращенных рефератов, которые широко ходили по рукам читающей публики; одна из дошедших до нашего времени «тетрадей» носит характерное название «Обличение на новопотаенных волков»); «Известие истинное» (1688). В этих сочинениях Медведев открыто выступает против слепого подчинения мирян авторитету церковнослужителей. Суждение любого представителя власти должно быть истинным, считал он, в противном случае его «весьма слушати не подобает».

Дата добавления: 2015-08-03