Общество и государство.

Для просветителей характерна вера в добрую природу человека. Но была очевидна и всеобщая испорченность нравов. Руссо, решая эту дилемму в своем трактате «Эмиль, или О воспитании», противопоставляет добрые природные задатки человека испорченным нравам, порождаемым цивилизацией. Все пороки социально обусловлены. Чтобы изменить человека, нужно изме­нить условия его жизни и систему воспитания, согласовав ее с природой человеческих чувств.

Воля к прогрессу и вера в добрую природу человека господствуют и в правоведении. Право, основанное на Разуме, правовые принципы, выведенные из природы человека, ценятся превыше всего. Гарантом неотъемлемых прав личности выступает государство. В XVIII в. «естественное состояние» перестает рассмат­риваться как «война всех против всех», а природа челове­ка — как злобная и агрессивная. Появляются сомнения в естественности права собственности.[5]

В объяснении происхождения государства большин­ство просветителей придерживалось договорной теории. Они называли разные причины, побудивших людей заключить общественный договор на заре человеческой истории — прекращение «войны всех против всех», охрана собственности, обуздание страстей. Некоторые полагали, что человек всегда существовал в обществе, так как природа вложила в него не только биологические, но и социальные качества (Гольбах, Мабли). Права на свободу и счастье заложены в человеческой природе. Законы же создаются государ­ством в помощь разуму для защиты естественных человеческих прав.

Просветители положительно оценивали ре­зультаты общественного договора — появление гражданского общества и государства. Даже Руссо признавал, что договор «замещает моральным и законным равенством все то физическое неравенство, которое природа могла внести между людьми».

В условиях приближавшихся буржуазных революции философов и политиков волновал вопрос — как не допустить перерождения свободы в деспотизм? На вооружение был взят сформулированный еще Локком принцип разделения властей. Идеалом было провозглашено «слабое» государство, позволяющее своим гражданам «делать все, что дозволено законом» (Монтескье).

Томас Джефферсон (1743— 1826), автор «Декларации Независимости», американский интерпретатор учения Локка, считает, что назначение государства — защищать права человека, которые он не может защитить сам (право на жизнь, свободу, собственность и счастье). Но если оно само нарушает права или плохо их защищает, народ мо­жет изменить строй. Джефферсон полагал, что правительство становится сильным не в результате укрепления его власти, а вследствие ее правильного распределения. Иде­алом является «слабое государство», решающее лишь принципиальные вопросы («Ведь если бы когда сеять, а когда жать решали в Вашингтоне, то наши поля до сих пор оставались бы незасеянными»).

Повсеместный интерес общественной мысли к вопросам рационального государственного устройства отражал процесс созревания правового сознания буржуазного общества. Социальные утопии излагаются в виде «готовых к употреблению» законов, регулирующих все стороны жизни («Кодекс природы» Морелли, «О законодательстве, или Принципы законов» Мабли, «Проект конституции для Корсики» Руссо и т. п.).[6] К восстанию про­тив тирании призывал Жан Мелье, полагавший, что просвещение сильных мира сего — дело бесполезное, по­скольку они добровольно никогда власть не отдадут.

Но большинство просветителей считало, что все задачи общественного преобразования можно решить мирно, на путях пропаганды, потому что Истина - всесильна и свет ее способен рассеять все заблуждения. Осененные светом истины монархи станут просвещенными и сами изменят мир к лучшему. Наивность подобных идей сегодня очевидна. Но Джонатана Свифта, который в «Путешествиях Гулливера» иронизировал по поводу монархов, интересы которых совпадают с интересами их народов, министров, заботящихся об общественном благе, и посмел усомниться в научном прогрессе,[7] современники объявили ретроградом.

Дата добавления: 2015-08-03