Суверенная нация

Сводится ли появление государства-нации лишь к возникновению новой политической формы, которая продолжает логику абсолютной монархии, логи­ку суверенности, с той лишь разницей, что вместо короля носителем суверени­тета становится нация? «Республика есть правильное правление многих домо-

XII. Государство-нация

хозяйств через суверенную мощь», — утверждал Жан Воден в первых строках своего труда «Республика» (1576). Это определение, в котором «правильное прав­ление» (droit gouvernement) означает справедливое правление, государство, со­блюдающее право, а под «домохозяйством» (menage) понимается семья, закла­дывает основы концепции государства как территориальной политической вла­сти, осуществляемой на определенной территории и над индивидами, постоян­но там проживающими и согласными соблюдать правовые принципы. В этом смысле «суверенитет» теряет связь с imperium. Указанная политическая власть не подчинена какой-то высшей силе. Монархия является абсолютной, но не в том смысле, что она может не следовать закону, не связана им, а в том смысле, что над ней не стоит никакая другая власть. Монархия является божественной в том смысле, что легитимностью ее одаривает не Церковь, а сам Господь. Эта бо-годанность требует также, чтобы законы монархии соответствовали моральным законам. Светский вариант данной схемы (в том виде, в каком он утвердился во время Французской революции) предлагает теория суверенной нации, отожде­ствляющая нацию с суверенным народом. Национализм превратит легитимность народов в высшую легитимность.

В Европе XVII—XVIII вв. принцип абсолютного суверенитета отнюдь не вы­ступал как универсальная политическая норма. И потому, например, владетели некоторых германских княжеств в XVII в. пользовались лишь «половинчатым» суверенитетом, принимавшим различные формы: государь без армии, который, в случае конфликта, укрывается за спиной более мощного государя; государст­во, не чеканящее собственной монеты, использующее монету соседей. Некото­рые из таких князей, обладавших лишь функциями внутреннего полицейского надзора, пытались добиться права вести свою собственную внешнюю политику. Но можно обнаружить существование и совершенно других политических воз­зрений. Согласно им, государство есть прежде всего мощь, способность к сило­вой экспансии. Представляется, что такое понимание государства вписывается в традицию, в соответствии с которой политическая власть отождествляется с imperium. Такое разнообразие политических традиций побуждает подходить к истории нации как к истории, пишущейся с давних времен, даже если сама на­ция родилась лишь недавно. Но прежде чем утверждать это, следует выявить су­щественные социологические переменные, позволяющие понять процесс появле­ния нации.

НАЦИЯ И МОНОПОЛИЯ ЛЕГИТИМНОЙ КУЛЬТУРЫ (ГЕЛЛНЕР)

Свое видение государства-наци и предлагает Эрнест Геллнер, для которого этот феномен связан с изменением социальных структур¹.

1 Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991.

Под структурной модифи­кацией можно понимать изменение такого рода, какое внесли, например, гре­ческая фаланга — в военное искусство, азбука — в утверждение местных языков,

ЧАСТЬ IV. Государство, гражданское общество, нация

паровая машина — в процесс производства. В данном случае модификация за­трагивает не какую-то определенную область, а изменяет отношения между по­литической сферой и культурой, по сравнению с предшествующей социальной организацией, ибо индустриальное общество требует иного типа знаний. Нация есть продукт нового типа разделения труда, связанного с промышленным про­изводством. А он коренным образом изменяет ту социальную структуру, кото­рая существовала в предыдущих экономико-политических формациях, в «агро-грамотных» империях, основанных на сельском хозяйстве и письменности.

Государство-нация порождено процессом культурной энтропии, его специ­фическим учреждением является школа; все современные государства институ­ционализируют и развивают школьную систему, производящую идентичность.

Итак, нация не возникает до того, как появится государство-нация, но наци­онализм есть продукт нации, и его нельзя объяснить какой-то всеобщей психи­ческой к нему предрасположенностью. Нацию следует мыслить скорее в поня­тиях прерывности и разрывов, чем в понятиях постоянства и возрождения, даже если националистические идеологи основывают свои требования на доводах типа: мы, X, всегда существовали, но не имели своего национального дома, под кры­шей которого могли бы обосноваться и найти убежище; даже если эти идеологи утверждают, что желание принадлежать к какому-то сообществу является уни­версальным психическим свойством рода человеческого (каждый индивид яв­лялся бы неким X, Y или Z, который мог бы жить полнокровно только в Х-лан-дии, в Y-ландии или Z-ландии). Так националисты воспевают нацию (по край­ней мере свою) как вечную сущность. А всякий человек, по их убеждению, обла­дает законным желанием жить в лоне своей нации (и нам, X, принадлежит здесь приоритет). Но вес этих утверждений определяется лишь успехами в мобилиза­ции отдельных индивидов и групп на националистическую борьбу.

Дата добавления: 2015-08-03