Нация и государство с точки зрения де Голля

Существование «национального чувства» — это гипотеза, с которой так же трудно работать, как и с гипотезой о «классовом сознании». Она выводится из метафорического сравнения нации с личностью, сравнения, к.которому часто прибегает де Голль. Он говорит о «Богоматери-Франции» и отождествляет себя с этой сущностью в качестве субъекта речи, устами которого глаголет Франция. Де Голль и есть Франция, а Франция — это Франция. В дискурсе де Голля пред­мет высказывания и высказывающийся о нем субъект совпадают: де Голль — «го­лос» Франции. Так благодаря созидательным свойствам олицетворения рожда­ется новый субъект истории — де Голль-Франция. Но де Голль не Сократ. И ему говорит не закон, как Сократу в Платоновом диалоге «Критон», напоминая о своей святости, но нация. Устами де Голля, в лице де Голля Франция обращается к французам: «Я, генерал де Голль, французский солдат и командир, с полным сознанием долга говорю от имени Франции» (выступление по радио 18 июня 1940 г.)¹. Играя означающими: de Gaulle (де Голль) и la Gaule (Галлия), он пред­ставляет себя в качестве борца за сохранение высшей ценности — националь­ной идентичности.

Отождествление де Голля с Францией покоится на вере, которой он преис­полнен и которую хочет внушить другим, — вере в национальную идентичность и в то, что он и есть эта идентичность. Само по себе это утверждение недоказуе­мо, ибо де Голль прекрасно знает, что существует история Франции, что Фран­ция Филиппа Красивого, Франция Наполеона I и Франция Петена различны, непохожи друг на друга, не тождественны. Даже каменистые почвы не остаются прежними, когда изменяется техника земледелия, а география не является про­стым отражением геологии. Но эти различия исчезают, как только появляется возможность включить Францию в систему сопоставлений с другими сущнос-

^f Голль Шарль де. Военные мемуары. Призыв. 1940—1942 годы. М.: Иностранная литература, 1957. С. 333.

XII. Государство-нация

тями такого же типа. Воображаемая преемственность — это преемственность субстанции, определяемой через ее отличие от других субстанций: Франция есть Франция потому, что Германия есть Германия, и потому, что Франция и Герма­ния противостоят друг другу или, скорее, противостоят Франция и Germania вар­варов, галлы и германцы. Такие рассуждения вызывают не один вопрос, ибо были времена, когда Франции противостояла не Германия (которой тогда вообше не существовало), но Англия. Если противоположный член оппозиции может из­меняться, то сам принцип оппозиции не меняется, и де Голль проявляет себя как противник диалектики: Франция есть Франция, А — А или, скорее, А высту­пает в качестве не-5, не-С, не-Z) и т. д.

Теория нации де Голля, построенная на тождествах, тавтологиях, имеет суб-станциалистский характер: он говорит о расе — «еврейской расе», «тевтонской расе», «галльской расе», а позже, после Второй мировой войны, когда уже ста­новится трудно употреблять слово «раса» в позитивном смысле¹, в его речи по­стоянно появляется слово «народ»; голлистская политическая партия получает название «Объединение французского народа». Но расу, по де Голлю, характе­ризуют не столько ее биологические признаки, сколько черты, которые сегодня мы могли бы назвать этническими или культурными: это устойчивые социаль­ные, языковые и религиозные особенности, которые образуют национальный характер. Однако де Голль, излагая свою мысль о своеобразии «национального характера» Франции, определяет это своеобразие как открытость всему миру, общечеловечность (порождая парадокс, который стал одним из общих мест на­ционалистического дискурса во Франции, когда его представители хотят уйти от определения Франции как сущности главным образом католической). Так, в 1941 г. де Голль говорит о цивилизации, которая объединяет Францию и Анг­лию, две древние и великие нации, «очаги и поборники свободы народов». Эта цивилизация, стремящаяся «к свободе и расцвету личности», противопоставля­ется странам, где существует диктатура, стремящаяся к «тотальному господст­ву» и «признающая права лишь за расовой или национальной сущностью»². Фран­ция благодаря своему призванию к всеобщности воплощает свободу народов и свободу личности, она является Францией Прав человека и Дела народов. Та­ким образом, Франция как нация находит свое выражение в Республике, кото­рая, пройдя через перипетии своей истории, сумела остаться воплощением «су­веренитета народа, призыва к свободе, надежды на справедливость». В контекс­те борьбы с Германией Гитлера и «Майн кампф» Франция как нация определя­ется через Республику, наследницу Революции. Но свою роль проводника все­общности французская нация может выполнить, лишь если она будет дейст­вительно существовать. Однако нации, будучи основными субъектами истории,

¹ Но де Голль продолжает говорить о «белой расе» в 60-е годы, когда хочет подчеркнуть общ­ность между Францией и Россией. Напомним, что понятие «раса» употребляли помимо прочих авторов также Лебон, Фрейд, Блюм, Сталин. Относительно оппозиции «диалектическое мышле­ние/тавтологическое мышление» см.: Barihes R. Mythologies (в частности, Барт анализирет мыш­ление П. Пужада).

² См. речь де Голля в Оксфордском университете // Голль Шарль де. Военные мемуары. Призыв. 1940— 1942 годы. М.: Иностранная литература, 1957. С. 687.

ЧАСТЬ IV. Государство, гражданское общество, нация

все же не гарантированы в своем существовании, они, скорее, суть продукты государства, которое, являясь руководителем и оплотом нации, должно обла­дать способностью осуществлять физический контроль над своей территорией. Поэтому принцип суверенитета нации заключен в ее армии (ср. гл. VII, с. 192). Таким образом, государственные институты, которые сами опираются на воен­ную мощь, предстают в качестве условий существования нации.

Итак, де Голль предлагает социологический анализ, претендующий на уни­версальность, используя три фактора, которые расположены иерархически, на­чиная с самого существенного и завершая наиболее преходящим. Это этничес­кий фактор, характеризующий душу народов; географический фактор, предо­пределяющий постоянные черты великих международных союзов; наконец, ис­торический фактор, объясняющий изменчивость политических и социальных явлений, в частности политических режимов. Такой анализ диктует выбор путей и решений в международной политике, исходя из постулата о том, что войны между нациями неизбежны, ибо нации представляют собой неизменную и по­стоянную реальность. Отсюда — безразличие к политическим режимам, кото­рые не являются подходящими и существенными критериями при оценках. Та­ким образом, международные конфликты предстают как конфликты между тран­систорическими сущностями; почти автоматически действующий антагонизм между Францией и Германией толкает первую к союзу или к согласию с СССР, а природа советского строя выносится за скобки при подобном геополитическом подходе; за спиной СССР стоит более мощная, более постоянная сущность — Россия.

Противоречие налицо, оно ведет к утверждению о том, что гений Франции изобрел всеобщие ценности и одновременно может ставить вопрос о том, впра­ве ли определенные народы приобщаться к данным ценностям или их нужно отлучать от этих ценностей. В некоторых случаях такое отлучение оправдывает­ся доводами этнического порядка. Так, обосновывая свой отказ признать неза­висимость Алжира, де Голль подчеркивал, что завоеватели приходили туда со времен Древнего Рима. Согласившись с самоопределением Алжира, де Голль отказался от этого аргумента, но по своей природе аргумент характерен для той формы этноцентризма, в соответствии с которой признается только собствен­ная нация и никакая другая. Но, превращая демократию, права человека и Рес­публику в проявления «гения Франции», голлизм способен в то же самое время выступать в качестве политической теории культурологического типа, для кото­рой каждая культура (раса, народ или нация, как говорил де Голль) обладает сво­ей системой референций и собственными нормами.Однако это сразу же выяв­ляет противоречие в утверждении относительно всемирной значимости призва­ния Франции. Универсальность теряет весь свой смысл, если одновременно до­казывается, что она обладает лишь ограниченной, местной значимостью. Если Африка и Китай, как иногда заявляют неоголлисты Жака Ширака (и не только они), не созданы для демократии, то нельзя восхвалять Францию за то, что она является «поборником общечеловечности».

Утверждение о значимости Франции как носительницы всеобщих ценностей и одновременное ограничение сферы универсальности есть проявление непо-

XII. Государство-нация

следовательности, но ее перевешивают преимущества голлизма де Голля, спо­собного отмести широкий круг мнений. Определение нации как этноса и опре­деление Франции как носительницы всеобщности, определение Республики как строя, вышедшего из Революции 1789 г. и защищающего права человека, харак­теристика государства через армию — эти черты при различном их комбиниро­вании могут привести или к этническому национализму, опирающемуся на ар­мию, или к прославлению Евангелия свободы. Когда голлизм предстает как со­единение этнического национализма и «военного порядка», он обретает форму идеологии националистического авторитаризма, когда же в голлизме сливаются прославление государства и прославление суверенитета народа, то возникает одна из форм демократического республиканизма, а комбинация национализма и идеи суверенитета народа дает некую форму популизма. Когда де Голль оказался по­литически мертв, все части спектра, который он мог олицетворять, распредели­лись между его наследниками, причем никто из них не в состоянии вновь соеди­нить эти части в одно целое.

Когда в 1966 г. генерал де Голль приехал в СССР, в своем выступлении при посещении одной из воинских частей в окрестностях Москвы он без колебаний упомянул имя Сталина; для него маршал Сталин был прежде всего государст­венным руководителем России во Второй мировой войне, когда Россия сража­лась против варварской Gennania, он являлся скорее преемником Петра Вели­кого и Екатерины II, чем последователем Маркса и Ленина. Подобное восприя­тие Сталина как русского националиста обусловлено не только искажением в восприятии, которое, как кажется, было присуще де Голлю, не только его геопо­литическим и этническим видением нации. Суть дела в том, что в своих воззре­ниях на нацию де Голль и Сталин не так уж далеки друг от друга, хотя первый в принципе отвергал интернационализм, являющийся сердцевиной доктрины, к приверженцам которой причислял себя другой. Как это объяснить?

Дата добавления: 2015-08-03