Времена года

«У каждой поры своя особая прелесть в круговороте времен года. Хороши первая луна, третья и четвертая, пятая луна, седьмая, восьмая и девя- тая, одиннадцатая и двенадцатая.

Весь год прекрасен — от начала до конца»*.

Из дневника Виолы Эджерли:

Джим. Мой Джим. О себе он говорит исключительно редко, что очень несовременно. Он похож на иллюминированное** из- дание, чудом сохранившееся с тех пор, когда книги расписывали вручную. В эпоху иконоборчества большинство таких книг по- гибло. Порой мне кажется, мы живем в схожую эпоху. И если Ре- формация уничтожала изображения человека и всего, что с ним связано, то в наше время столь же рьяно человеческое иссе- кается из самого человека. Джим — редчайшее издание, которое можно перелистовать снова и снова. Я читаю его каждый день и не перестаю удивляться мастерству, его создавшему. Подобно владельцу уникального произведения, я хочу, чтобы о нем знали. Он неиссякаемый источник жизненных сил, здравого смысла, творческих идей, упорства и воли при воплощении своих замы- слов. Он не кустарь-одиночка, нет. Он всегда и во всем — с людьми. К нему приходят единомышленники. Джим ценит и ис- кренне восхищается достоинствами других, умеет видеть в каж- дом особый дар — способности, порою глубоко скрытые, которые могут удивить, открывшись, самого обладателя. А когда речь заходит о разнообразии человеческих возможностей, он говорит: «То, к чему мы склонны, у нас в крови. Скорее не то, к чему мы способны, а то, к чему мы пристрастны. Страны, языки, музыка, явления природы, разнообразные профессии, всё, что угодно. Отчего одного тянет в горы, другого — в джунгли, третьего ни за что не выманишь из города? В нас столько смешалось за тысячи лет. Кто стоит за нашими плечами? Мы не знаем, какой прадед вселил в нас наши мечты». Да, гул истории не дает нам покоя.

* Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (пер. В. Марковой).

** Иллюминированные рукописи — рукописные средневековые книги, украшен- ные цветными миниатюрами и орнаментами (прим. автора).

Открываю свое первое письмо Мартину:

«Мне снится Лондон, небо Норфолка, прозрачные сады Сарри, дороги Мидленда, холодные реки Уорвикшира, пестрые холмы Йоркшира и за- ливные луга Саффолка. Ты ведь знаешь, Марти, в дороге и за работой я бываю по-настоящему счастлива. Мне пора в дорогу».

Кому: Фрея Миллер. От кого: Мартин Финли

«Ви, как честный человек, ты теперь просто обязана вернуться. У меня нет слов от таких слов. Одно скажу, если тебе не хватает всего этого, то этому еще больше не хватает тебя. Приезжай, поговорим. Тем более, что ты счастлива в дороге. И в работе.

А в любви?»

Кому: Мартин Финли. От кого: Фрея Миллер

«Для этого нужна взаимная любовь. У меня такой не было».

В Америке я год жила в городе Ороно, штат Мэн. Потом чуть меньше года в Нью-Йорке, казалось бы, месте всеобщей радости и свободы. Его суета, однако, повлияла на мое решение уехать в Ев- ропу, но не домой. Не меньше, чем суета, меня гнало невнимание и равнодушие. Дважды, во Флоренции, а потом в Марбурге, я пере- жила попытку быть услышанной. Италия, как ни одна другая страна, развивает способность чувствовать, особенно воспринимать кра- соту. Европа научила меня языкам. Английский — язык моей жизни, немецкий — язык работы, французский — это игрушка, итальянский — язык любви. Есть еще один — на котором я читаю, но не говорю.

Через десять лет я вернулась домой.

«Мне нужно время для обновления». Эта запись сделана в днев- нике в первую ночь в Лондоне после приезда. Мне казалось, что я вернулась, едва уцелев. В наше время испытание невостребован- ностью в творчестве то же, что испытание безответностью в любви. Те, кто проходит через нее, либо лишаются веры, оже- сточаясь, либо покрываются непроницаемой броней, замыкаясь, и в том и в другом случае теряя подлинных себя. Цинизм стал гло- бальным явлением. Он тиражируется. Он популярен. Теперь хо- рошим тоном считается неизлечимый невроз. Непросто остаться собой. Мое плавание затянулось. Обратная сторона моей свободы — одиночество. Но именно оно подточило меня. Я до сих пор не могу

избавиться от этой контузии. А ведь я никогда не была ипохонд- риком. Я увлеченно черпала из жизни, страстно желая еще. Мой внутренний голос по-прежнему подхватывает все, что улавливает глаз и слух. Вот почему «Перспектива» так встряхнула меня. Не- знакомый человек придумал историю о той, в ком вы вдруг узнаете себя, будто в вас, как в чернильницу, автор опустил перо и создал свой текст. И еще ощущение, словно вам вдруг напом- нили то, что вы знали всегда. Когда-то я написала:

По замыслу старинного сюжета, Что правит мной,

Мне ясно видно, чем душа задета, И что со мной...

Что в ней? Как может пламенный художник Прожить в миру?

Так долго и артисту невозможно Вести игру.

Вот странно! Что черты? Ничем не лучше, В ней даже меньше чувства и огня.

Но вот загадка — тайной тканей мучит Ее броня!

«Не может быть поэт неомраченным?» —

Но прост секрет.

Здесь формул тайных, новых, непрочтенных В помине нет.

От мнительного шепчущего ветра —

Как за стеной.

Мне хорошо среди мужских портретов Любимых мной.

Во мне с ранних лет не угасает надежда, что есть на этом свете люди, не просто говорящие со мной на одном языке. По сути — мои отражения. Не помню, при каких обстоятельствах в детстве я услышала, а потом прочитала, что человека Бог «создал из

глины». Я представила, как где-то, в безвестных гончарных ма- стерских, смешивают глины разные по составу и цвету, наполняют ими сосуды и ставят на полки до поры. А когда приходит время, достают один, черпают глину и наполняют людей. Их могут раз- делять большие расстояния, даже эпохи. Они не знают о суще- ствовании друг друга. Но все, что их наполняет — из одного сосуда.

Дата добавления: 2015-08-05