Глава V. Когда еще был я совсем малец, И-хей-хо, все ветер и дождь

Когда еще был я совсем малец, И-хей-хо, все ветер и дождь, Чего ни творил я, куда ни лез,

А дождь что ни день — все одно и то ж.

Эту песенку любил Ричард, а после его отъезда в Лондон ее часто напевала Виола.

Уильям стоял в гостиной Хогтон-Тауэра у окна и смотрел на небо. Странная картина. Небо серое, но светлое, как перламутр, и дождь идет. Дождь, дождь, дождь. Пробежаться бы да постоять под ним. Было душно. Он расстегнул черный бархатный дублет и распахнул ворот рубашки под ним.

«А дождь что ни день — все одно и то ж…»

— Продолжай.

За столом сидел его ученик — семилетний Артур Хогтон, до- машним учителем которого теперь был он, Уильям Шакспир. Весной ему исполнилось шестнадцать, а осенью он поступил на службу в семью Хогтонов. В родном доме в Стратфорде тревога, которая постоянно нагнеталась, будто высасывала жизненные силы у живущих под его крышей. Энн, сестренку Уильяма, ко- торой было всего восемь лет, погубила болезнь. В приходской книге появилась запись о «похоронном звоне по дочери ми- стера Шакспира». Положение Джона с его покосившимися де- лами стало совсем зыбким. Беда, как говорят, не приходит одна. Что-то недоброе стало происходить с Мэри. Из уверенной хо- зяйки большого семейства она превращалась в женщину, изну- ренную непрерывным сопротивлением своим разочарованиям и страхам. Все, кто был ей дорог, на кого она возлагала надежды

— ее муж и дети, изводили ее своими странностями, часто слу- жившими причиной сплетен и досужих разговоров. Отчаяние

подточило ее прежнюю веру, что когда-нибудь все изменится к лучшему.

Уильяму, единственному из семьи, жизнь готовила серьезные пе- ремены. Весной Ричард уехал в Лондон, чуть позже в Стратфорд приехала Энн Хэтэуэй, а в августе — Джон Коттэм, учитель грам- матической школы, где когда-то учился Уилл и где Дик Филд удив- лял всех своими способностями, пригласил его зайти к нему.

Он внимательно посмотрел на Уилла, будто оценивая или изме- ряя его по одной ему видимой мерке.

— Мастер Шакспир, каковы ваши успехи в латыни?

— Мистер Коттэм, я давно ушел из школы…

— Я знаю, что вы занимались не только латынью, но и грече- ским. С мастером Филдом. Точнее сказать, это он занимался ва- шими латынью и греческим?

— Да, сэр.

— Он оставил мне рекомендацию о вас.

— Рекомендацию, сэр?

— Имейте терпение. Мастер Филд рекомендовал мне вас как луч- шего своего ученика. Это позволяет мне ходатайствовать за вас перед сэром Александром Хогтоном из Хогтон-Тауэра в Ланка- шире, которому нужен наставник его чадам. Мистер Хогтон высказал пожелание, чтобы это был ученик нашей школы — на- дежный, разделяющий его взгляды на катехизис.

Уилл все понял. Мистер Хогтон был католиком и хотел, чтобы учи- тель-католик рекомендовал ученика-католика в домашние учителя.

— Поэтому, — продолжал мистер Коттэм, — прежде чем вы да- дите свое согласие, а я не вижу причин, по которым вы могли бы отказаться от столь великодушного предложения достойного сэра Хогтона, я намерен проэкзаменовать вас по всему курсу.

Обрадованный такой нежданной удачей, Уильям сдал экзамен за троих: за себя, за Виолу, о которой думал, когда Коттэм задавал ему особенно трудные вопросы, и за Ричарда, от которого не ожи- дал такого подарка.

Ну, Дик, ну услужил! От него уже четвертый месяц не было вестей. А их дружба, выходит, и в разлуке продолжалась. Дик, уезжая, ни словом ни о чем не обмолвился. Уильям задумался об этом первом в его жизни бескорыстном по отношению к нему и достойном джентльмена мужском поступке друга.

«А дождь что ни день — все одно…»

Александр Хогтон, ланкаширский вельможа, в доме которого теперь жил и работал Уилл, был молод, богат и вдов. Его сыну, Ар- туру, шел восьмой год, дочери, Катарине — четвертый. Дети росли без матери под присмотром одних женщин. Александр решил, что наставник мужчина должен быть не только у его сына, но и у до- чери — ей, окруженной вниманием кормилиц и теток, это пойдет на пользу. Он одобрил рекомендацию Джона Коттэма и пригласил Уильяма в свой дом.

Артур решил отвлечь учителя от урока. Сегодня ему все не нра- вилось — и как его наставник улыбается небу, и дождь за окном, и собственные экания, которыми приходилось латать прорехи в знаниях, отвечая заданный урок.

— Уилл, а почему ты не сказал, что мы устроим сюрприз и пока- жем представление на Крещение?

Уилл удивленно приподнял бровь, пытаясь спрятать улыбку.

— Урок не окончен, Артур. Так что обращайтесь, как подобает. И откуда это вам стало известно о представлении?

— Мне сказала Катарина.

— Вот и ответ. Вы — болтун, сэр, и не умеете хранить секреты.

— Нет! Я умею!

Их прервал возглас Кэт. Няня привела ее с прогулки и, пере- одев, отпустила в библиотеку, где шел урок. Девочка привыкла приходить сюда главным образом потому, что ей нравилось, как учитель играл с ними после занятий.

Вот и сейчас она с разбегу обхватила его ногу обеими руками.

— Я вся промо-о-о-кла!

— До нитки?

— Да. «Льва и мышь»*, давайте в «Льва и мышь»! — запросила она.

— Опять? Вам еще не надоело?

— Н-е-ет! Ну, пожа-а-луйста!

Уилл растянулся на полу и закрыл один глаз.

— По телу спящего льва пробежала мышь, — начал он.

Кэт тут же схватила его обеими ручками за бок и забарабанила пальчиками. Цепкие ладошки побежали по Уиллу.

* Басня Эзопа.

— Лев проснулся, схватил ее и готов был сожрать, — Уилл поднял плечи и, мягко ухватив Кэт, изобразил, будто кусает ее в шею.

Девчурка зашлась смехом.

— Она умоляла пощадить ее, уверяя, что еще отплатит добром за свое спасение, и лев, расхохотавшись, отпустил ее.

Уилл подкрепил сказанное мимикой и голосом и снова разлегся на полу.

— Случилось, — продолжал он, — что лев попался охотникам, и они привязали его веревкой к дереву.

Исполнение этой сцены полностью лежало на Артуре. Он изоб- разил каждого из охотников и то, как тщательно они привязывали несчастного льва.

— А мышь, заслышав стоны льва, тотчас прибежала, перегрызла канат, освободила его и сказала…

Кэт уже «перегрызла» все канаты и, с трудом повторяя за Уил- лом слова или их отдельные части, изо всех сил постаралась про- изнести вместе с ним:

— «Тогда ты надо мною смеялся, словно не верил, что я смогу от- платить тебе за услугу, а теперь будешь знать, что и мышь умеет быть благодарной».

— А мораль у этой сказки какова? — раздался голос хозяина дома.

— У басни, мистер Хогтон.

— Так о чем же эта басня гласит?

В комнату вошел Александр и вслед за ним — неотступной тенью, Эдриан Эндрю-Чирк, муж его сестры. Этот тщедушный вы- пивоха любил проводить время в гостях у родственника. Здесь бы- вало много гостей, и время летело весело и незаметно. Сестра же наведывалась к брату исключительно редко, а сэр Эдриан ста- рался как можно реже оставаться с ней под одной крышей. Уилл поспешил встать и поправил одежду.

— Басня гласит, — слегка запыхавшись, ответил он, — что порой при переменах судьбы даже самые сильные мира сего нуждаются в самых слабых.

— Вот это верно, — согласился Александр, оглянувшись на зятя.

— Нуждаются. Ой, как нуждаются. Порой.

— Уилл, а спой-ка нам песенку, — промямлил сэр Эдриан, и глаза его сощурились в предвкушении.

— С удовольствием, господа.

Он быстро принес из своей комнаты цитру.

— Вам назидательную или любовную?

— Любовную! — поспешил ответить сэр Эндрю. — Такую любов- ную-любовную, нам назиданий не нужно, что ты!

— Детям рано слушать такое, — сказал Александр.

— Пусть послушают. Им это как раз будет в назидание, — прогну- савил зять. — Скоро они сами все узнают. Да получше нас вместе взятых. Ну начинай, ей-богу! — вздохнул Эдриан.

Перебирая струны и весело поглядывая на слушателей, Уильям запел:

Где ты, милая, блуждаешь? Стой, послушай, ты узнаешь, Как поет твой верный друг. Бегать незачем далече,

Все пути приводят к встрече; Это скажут дед и внук.

Что — любовь? Любви не ждется; Тот, кто весел, пусть смеется; Завтра — ненадежный дар.

Полно медлить. Счастье хрупко. Поцелуй меня, голубка;

Юность — рвущийся товар*.

— Медоточивый голос! — воскликнул Эдриан.

— Эдди, кажется, мы сделали правильный выбор.

— Выбор, сэр? — переспросил Уилл, понимая, что речь идет о нем.

— Я хочу, чтобы на Крещение ты поставил пьесу с песнями. Уилл подмигнул детям.

— Ваша воля, сэр.

Он уже привык, и ему нравилось, что в этом доме, где он был наставником, учителем, артистом, компаньоном для детей и взрослых, его принимали почти как друга. Единственной, кого ему не хватало, была Виола. Уилл ждал удобного случая, чтобы поговорить с сэром Хогтоном о подходящем месте для нее в его доме. Впервые оказавшись вдали от семьи, среди людей, распо-

* Шекспир У. Двенадцатая ночь, или Что угодно (пер. М. Лозинского).

ложенных к нему дружески и серьезно, он почувствовал себя по- настоящему самостоятельным и повзрослевшим. Этому была и другая причина. «Бегать незачем далече, все пути приводят к встрече; это скажут дед и внук». Встречи нежные, страстные, тайные и явные с прелестными обитательницами Хогтон-Тауэра сме- няли одна другую, расцвечивая его жизнь. Намного раньше, чем сверстников, его обеспокоили непонятные до времени пере- мены в нем самом. В кругу подростков он узнал достаточно, чтобы понять, что же это. Чем старше он становился, тем безжа- лостнее лихорадка желания терзала его. Казалось, какое-то воспаление растекалось внутри сверху донизу. Оно сводило и скручивало, бросало в жар, трясло, давило, тянуло и изводило, лишало сна, пугало, как болезнь, вызывало ужасные мысли и пья- нило, словно хмель. Он бы все отдал, чтобы сбросить эту сбрую липкого томления и усмирить сердцебиение, разлетавшееся по всему телу тысячью раскаленных дробинок. Терпеть это было не- выносимо и почему-то приятно. Он ждал избавления от этой пытки. Исцеление и успокоение, приходящее само на короткое время, скорее походило на оскорбление и не приносило покоя. Он готов был плакать от обиды на себя. Тело точно насмехалось над ним и издевалось над его сердцем, которое ко всему прочему настойчиво требовало для себя удивления, трепета, восхищения, еще чего-то, чему и слов не найти.

Его желание исполнилось. Это произошло вскоре после того, как он несколько раз получил от ворот поворот в своих попытках увести с пути истинного Кейт Куини и Элизабет Рамсдейл, при- чем получил скорее не от самих девушек, а от бдительных отцов обеих. За этими неудачами последовала еще одна — худшая. За мостками на Эйвоне, под старыми длинноволосыми ивами, где само место было предназначено для весенних утех, Мэгги Фрост с криком так оттолкнула его, что едва не убила, ударив рукой под дых, а коленом в пах. «Мне больно!» — взвизгнула она. А ему что, хорошо? «Могла бы и потерпеть» — проворчал он ей вслед, фыр- кая и утирая слезы. Вот оно — женское непостоянство — «то буду, то не буду». За эти мучения судьба улыбнулась ему смелыми ка- рими глазами Энн из Шоттери, внучки одного из двенадцати ста- рейшин Стратфорда. Их первая встреча произошла после Пасхи, когда Энн в очередной раз приехала с фермы в город погостить

у своего деда и погулять на празднике. Уилл увидел ее на ярмароч- ной площади. Время от времени их семьи встречались и раньше. Когда-то давно, в годы благополучия, Джон даже выручил их, вы- платив изрядную долю долгов ее отца. Уилл хорошо запомнил Энн. У нее были глубокие ямочки на щеках, особенно заметные, когда она улыбалась, казалось, их продавили горошинами, пока шла лепка ее лица. Это было забавно. А еще она чем-то напоми- нала кролика — большая, темноволосая, пушистая. Энн никогда не была толстой, но, будучи на дюйм выше Уилла, выглядела все- гда крупнее его, даже когда он повзрослел. У нее были красивые руки, статные плечи и ставшая заметной еще в детстве мягкая округлая грудь. Она говорила без смущения, глядя прямо в глаза. Стоило перемолвиться с ней парой слов, и вы уже считали ее своей подругой.

— Энн! Давно ли ты в городе? — окликнул ее Уилл, вставая из-за стола перед таверной, где решил выпить пива после долгого ра- бочего дня.

Энн улыбнулась.

— Уилл! И ты здесь!

— Составишь мне компанию?

— С радостью.

Она села напротив. Он поставил перед ней кружку и налил из кувшина.

— Накупаешь подарки? — он кивнул на корзину.

— Да нет, обычное дело.

— Давно ты приехала?

— В субботу.

— А что к нам не заходишь?

— Загадала, сведет ли нас с тобой судьба!

Он смутился на мгновение, но тут же встрепенулся и заговорил по обыкновению быстро.

— Фортуна тебя не подвела. Вот мы и встретились. Какой же из этого вывод?

— Вывод такой — ты вырос, тебя и не узнать. Просто жених. Верно, и невеста у тебя уже есть?

— Нет. Я тоже гадал. По звездам. И все указывают на тебя, Энн. Все до единой.

Она рассмеялась.

— И давно тебе это выпало?

— В день Диктинны*.

— Что это за Диктинна такая?

— Прозвание охотницы Дианы. Она, улыбаясь, смотрела на него.

— У тебя теперь на все есть ответ, Уилл?

— А разве было иначе? Она вновь усмехнулась.

— Пожалуй, не было. Тогда скажи, сколько тебе лет.

— Шестнадцать.

— Только что исполнилось?

— Два дня назад.

— А сколько мне лет, всезнайка?

— Для меня в тебе ровно столько лет, сколько я тебя знаю. А знаю я тебя лет… четырнадцать? И все эти годы ты снишься мне каждую ночь.

— Наглый лгунишка!

О, небеса! Она сказала это так, что он едва усидел на месте, будто его напоили не пивом, а любовным зельем.

— Может и так, — плохо слушающимся голосом сказал он. — Только, если и так, я, кажется, за свое вранье уже наказан.

— Как это?

— Если ты мне и не снилась прошлые четырнадцать лет, то те- перь, кажется, будешь сниться до конца моих дней.

— Слушай, Уилл, помоги-ка мне с этой корзиной. Похоже, что пиво ударило тебе в голову или ты перегрелся.

— Вернее, и то и другое, — согласился он.

Они дошли до ее дома, и Уилл внес корзину на кухню. Он мед- лил. Он ждал, чтобы Энн задержала его. И она задержала. В доме был полумрак. Прохладно. Его колотил озноб от волнения, когда она окликнула его:

— Уилл!

И сама подошла к нему.

— У тебя действительно еще нет невесты?

— Нет.

* Диктинна — критское божество, впоследствии отождествленное с Дианой, богиней луны (прим. автора).

— А целовал ты кого-нибудь?

— Н-н… д-да… то есть…

— Научись.

Одними поцелуями не обошлось. Энн поддалась соблазну. Не впервые. Шесть лет назад у нее был жених. Но с ним ей не суж- дено было услышать венчальные колокола. Все началось и закон- чилось лишь уговором — помолвкой, обетом друг другу, какой обыкновенно давали до венчания. Для многих этот обет был своего рода разрешением на начало супружеской жизни. Во мно- гих браках дети рождались раньше положенных девяти месяцев после церковного обряда. Нареченный Энн, Джордж, был чело- веком смелым и с фантазией, а Энн — хорошей ученицей. Джордж исчез из города через два месяца после того, как состоялся их уго- вор. Энн осталась одна. Благодаря поддержке всех членов семьи и умению держать язык за зубами она довольно благополучно и без последствий пережила свой грех. Природа наградила ее живым характером и здоровым аппетитом. И голодать Энн уже не соглашалась. Не удивительно, что ее пробирало до дрожи при взгляде на сильные, будто свитые из лоз, руки Уилла, на его высо- кую шею, на изгиб ироничных мальчишеских губ. Он выглядел од- новременно и старше своих шестнадцати лет и удивительно юным, и жарким, как пылающие угли. Она шагнула на эти угли, не думая о разнице в возрасте. Энн было тогда двадцать четыре года. Она была словно создана для него. Ни одна ровесница, робкая, ни о чем не ведавшая девочка-подросток, не смогла бы высвобо- дить и раскрепостить страсть, таившуюся в тонком и гибком теле Уилла. Лишь молодая отважная женщина могла совершить над ним так правильно, так смело и щедро этот неповторимый обряд.

Инициация чувственности и любви.

Она сделала его мужчиной ловко, игриво, дав ему испытать и тонкие штрихи легких, наивных, едва заметных милых ласк, и властную необратимую силу обладания. Она то ласкала его до полуобморока, то впивалась тонкими острыми пальцами ему под ребра, заставляя взвизгнуть от неожиданности, то обнимала со спины, обволакивая мягким шелковистым телом с такой неж- ностью, что он готов был тут же провалиться в сон, не помня где он и что он и что, собственно говоря, кроме этого, еще в жизни нужно. И он улыбался. Он запомнил, что улыбался. Он осознал

тогда, что близость — источник и прибежище восторга, успокое- ния и свободы, — самой природой задумана так, чтобы вызывать улыбку, наполнять глаза светом. Любовь должна быть веселой, понял он. И еще он понял, что надежда на наслаждение почти так же приятна, как и само наслаждение.

Под впечатлениями этих новых событий и чувств, он напи- сал стремительно, и не слишком заботясь о стиле, сонет, пол- ный признательности Энн и недвусмысленного восхваления самого себя.

Дата добавления: 2015-08-05