Две творческие идеи в политике возрожденной России.

Мы не думаем, чтобы наше время было какой-то новой эпохой невиданной еще «идеократии». Всегда во все времена лица, и индивидуальные, и коллективные, облекали свои стремления в идеи и, наоборот, идеи искали для своего воплощения живых личных носителей, опять-таки и индивидуальных, и коллективных. Одни люди бескорыстно творили идеи, другие активно их захватывали и творчески себе присваивали, третьи старательно ловились на эти идеи.

Так будет и впредь.

В будущей России мне видятся только две творческие, влекущие и построяющие идеи.

Это, во-первых, идея национальная. Интернационализм, глупый и нудный, бессмысленный и бесстыдный, большевистской революции как-то выковывает в русских душах и там, во Внутренней России, и здесь Зарубежом, новый, упорный и кряжистый национализм, во многом еще требующий выправки и шлифовки, но бесконечно драгоценный, органический и плодотворный. Все жизнеспособные партии в будущей России будут так или иначе национальными, и самая сильная из них, быть может, так и назовет себя прямо и просто — русской партией.

Во-вторых, это — идея крестьянская. С 1861 г. для всех мыслящих людей стало ясно, что Россия не может не быть, так или иначе, крестьянским царством. Освобожденная от коммунистического гнета Россия будет стоять под знаком крестьянского аграризма. И потому, может быть, самая сильная из будущих партий Великой России будет та, которая называя себя русской, будет по своему составу и корням партией крестьянской.

Как крестьянская, или земледельческая, эта партия выставит простые и ясные, бесспорные пункты ближайшей экономической программы:

1. Обильное и дешевое снабжение крестьянства промышленными товарами.

2. Хорошие цены на сельскохозяйственные, т.е. крестьянские, продукты.

3. Дешевый железнодорожный тариф для людей и грузов.

Как партия национальная, она прежде всего потребует:

1. Сильной национальной, а не партийной власти.

2. Суда правого, скорого и милостивого.

3. Национального образования и воспитания, и

4. Полного воздержания государственной власти от вторжения в дела совести и веры.

Экономическая программа национальной крестьянской партии будет означать отрицание и коммунизма, и социализма, которые в России не могут не быть построены на прямой и бесстыжей эксплуатации крестьянства.

Ее политическая программа будет означать отрицание всякой, с позволения сказать, «идеократии», т.е. подчинения большинства народа, или нации правящему меньшинству из каких-то милостивых государей с их излюбленными идеями и идейками.

Позволю себе думать, что русская партия, национальная и земледельческая, есть идея гораздо более жизненная и творческая, чем евразийская «идеократия», или, выражаясь по-русски, но несколько «зоотехнически», евразийский отбор.

Освободившее себя от коммунизма крестьянство будет знать, кому вручить и поручить власть не над страной, а в стране.

№ 13. Из статьи П.Б. Струве «Воин — вождь». Памяти Великого Князя Николая Николаевича [96]

Не позднее 12 января 1929 г.

<...> Национальное Зарубежье во главе с Армией и с ее Главнокомандующим генералом Врангелем повиновалось здоровой тяге к объединению, когда выдвинули Великого Князя именно, как объединяющую силу, как центр национальных упований, как выразителя русских чувств и русской идеи. В этом не было никакой политической доктрины, никакой партийности, ничего предвзятого и искусственного. Одним Великий Князь был дорог как член Царствующего Дома, под водительством которого создалась и укрепилась Россия с ее великой культурой, с ее огромными государственными и духовными достижениями. Другим Великий Князь был дорог как Вождь Российской Армии в ее великом жертвенном подвиге в мировую войну. Третьим — как лицо, своим происхождением и положением вознесенное над всеми мелкими и жалкими счетами самолюбий, лично чуждое перевернутой странице гражданской войны, завершившейся русским «рассеянием» в Зарубежье.

Следует сказать правду: личность, роль, призвание Великого Князя не были ни поняты, ни достаточно оценены Русским Зарубежьем. «Слева» отнеслись к нему не только недостаточно, но и неразумно — враждебно, по какой-то закостенелой тупости, которая неспособна ни относиться справедливо-исторически к прошлому, ни спокойно-реалистически презирать в будущее.

«Справа» не сумели понять именно объединительной роли и объединяющего призвания Великого Князя и вместо того, чтобы его всемерно поддержать в этом значении и в этой миссии, стали его «монополизировать», как якобы выразителя определенного политического направления.

И то, и другое было политически — неразумно, шло во вред тому русскому делу, которому Великий Князь на склоне лет, в условиях исключительно трудных вообще и вдвойне трудных для него, как члена Императорского Дома и Главнокомандующего Великой Русской Армии, так самоотверженно и так обдуманно решил служить. <...>

№ 14. В.В. Шульгин. «Взгляд и нечто» [97]

Комната в посольстве... Роскошный ковер на всю комнату. Красивый стол, мрамор с золотом... камин.

У камина нас двое. Один бегает по комнате, я лежу в кресле. Он говорит:

— Да... и с этой точки зрения... поймите меня... я хочу, чтобы вы меня поняли... что?

— Ничего... я вас слушаю...

— Мне показалось, что вы не согласны... Моя мысль до вас не доходит... То, что вы говорите, неважно... неинтересно... А меж тем именно вы были правы...

— Когда?

— Тогда... когда вы приехали от большевиков... в июле, в Севастополь...

— Что я говорил?

— Вы говорили... это очень трудно формулировать... вы указали... вы рассказали... что под этой... корой... этой оболочкой советской власти... совершается процесс... процессы стихийные... огромной важности... ничего не имеющие общего... с ней... с корой... с властью... с большевизмом. Процессы, которые у нас не поняли... к которым мы даже не присматривались...

— Конкретнее!

— Конкретнее?.. конкретнее — я теперь знаю... Для меня не может быть сомнений... У меня есть свидетельские показания... которым я не могу не верить... Я знаю, что война с Польшей вызвала движение, национальное движение... подъем...

— Подъем — это слишком сильно сказано. Раскол в душе многих — да... Брусиловское воззвание [98] произвело некоторое впечатление. Оно было написано старым языком и в силу этого действовало на нервы... «За Русскую Землю» — это было уже так много.

— Нет... в Москве было больше... Был подъем... во всяком случае, было изменение психологии... Было... быть может, первое признание совпадений путей... и мы, мы этого... недооценили... что?.. вы согласны со мной?..

— Да... пожалуй... Но разве вы не замечали, что давно уже — давно уже наши идеи перескочили через фронт.

Против воли моей...
Против воли твоей...

Знаете этот романс или стих, ну что-то в этом роде? Он сказал ей: «Не надо, не нужно, не должно...» Мы поставим препятствия и сделаем все, чтобы этого не было. Но если «против воли моей, против воли твоей» это будет, значит, «так в высшем решено совете...». Я говорю вздор, но все-таки это имеет отношение к делу... «Против воли моей, против воли твоей» наши идеи перескочили через фронт... И это так было. Прежде всего, мы научили их, какая должна быть армия. Когда ничтожная горсточка Корнилова, Алексеева и Деникина била их орды, — била потому, что она была организована на правильных началах — без «комитетов», без «сознательной дисциплины», т.е. организована «по-белому», — они поняли... Они поняли, что армия должна быть армией... И они восстановили армию... Это первое... Конечно, они думают, что они создали социалистическую армию, которая дерется «во имя Интернационала», — но это вздор. Им только так кажется. На самом деле, они восстановили русскую армию... И это наша заслуга... Мы сыграли роль шведов... Ленин мог бы пить «здоровье учителей», эти учителя — мы... И это первая наша великая заслуга... Злые силы, разрушившие русскую армию в 1917 г., мы заставили со всей энергией, на которую они способны (а ведь они самая волевая накипь нации), мы заставили работать по нашим предначертаниям на воссоздание нашей русской армии... Мы учили их не рассказом, а «показом»... Мы били их до тех пор, пока они не выучились драться... И к концу вообще всего революционного процесса Россия, потерявшая в 1917 г. свою старую армию, будет иметь новую, столь же могущественную... Дальше... Наш главный, наш действенный лозунг — Единая Россия... Когда ушел Деникин, мы его не то чтобы потеряли, но куда-то на время спрятали... мы свернули знамя... А кто поднял его, кто развернул знамя? Как это ни дико, но это так... Знамя Единой России фактически подняли большевики. Конечно, они этого не говорят... Конечно, Ленин и Троцкий продолжают трубить Интернационал. И будто бы «коммунистическая» армия сражалась за насаждение «советских республик». Но это только так сверху... На самом деле их армия била поляков, как поляков. И именно за то, что они отхватили чисто русские области. И даже если этого настроения не было... Все равно... все равно...

— Я с вами совершенно согласен... это ясно... фактически Интернационал оказался орудием... расширения территории... для власти, сидящей в Москве... До границ... до границ, где начинается действительное сопротивление других государственных организмов, в достаточной степени крепких. Это и будут естественные границы будущей... Российской державы.

— Ну, конечно... Социализм смоется, но границы останутся... Будут ли границы 1914 г. или несколько иные — это другой вопрос. Во всяком случае, нельзя не видеть, что русский язык во славу Интернационала опять занял шестую часть суши. Сила событий сильнее самой сильной воли... Ленин предполагает, а объективные условия, созданные Богом, как территория и душевный уклад народа, «располагают»... И теперь очевидно стало, что, кто сидит в Москве, безразлично, кто это, будет ли это Ульянов или Романов (простите это гнусное сопоставление), принужден, «мусит», как говорят хохлы, делать дело Иоанна Калины. «Мусит» собирать воедино русские земли. «Против воли моей, против воли твоей...» И это два... А третье, что они у нас взяли, — это принцип единоличной власти. Они твердили о диктатуре пролетариата на Большом Московском Совещании в августе 1917 г. А мы говорили: «Вздор... Управление выборным коллективом в условиях войны и революции — вздор...» И вышло по-нашему... Обе половинки России — Северная и Южная — отвергли коллектив, и перешли: Южная — к единоличной диктатуре генералов... а Северная — к «двуличной» диктатуре двух дворян: одного симбирского, а другого иерусалимского... Чтобы не надоедать вам, я кончаю... Резюме. «Против воли моей, против воли твоей» — большевики:

1) восстанавливают военное могущество России;

2) восстанавливают границы Российской державы до ее естественных пределов;

3) подготовляют пришествие самодержца всероссийского.

— Разве вы не конституционный монархист?..

— Если хотите, да... Десять лет Государственной думы — меня испортили... Пожалуй, мне хотелось бы, чтобы была конституционная монархия. Но надо различать... желание от возможного... Мне кажется, что желанное невозможно... После всего, что произошло, конституционная монархия вряд ли мыслима... По крайней мере, в течение ряда лет, и, главным образом, вследствие причин экономических... Чтобы выйти из положения, придется каждые полчаса подписывать героические решения... А ведь вы знаете, что русский парламент героических... ответственных... безумно смелых... решений принимать не может... вы знаете... Где соберутся три немца, — там они поют квартет... Но где соберутся четыре русских, там они основывают пять политических партий... Поэтому и в русской действительности героические решения может принимать только один человек...

— Это будет Ленин?.. или Троцкий?..

— Нет... ибо он не будет ни психопатом, ни мошенником, ни социалистом... На этих господах висят несбрасываемые гири... их багаж, их вериги... — социализм... они не могут отказаться от социализма... они ведь при помощи социализма перевернули старое и схватили власть. Они должны нести этот мешок на спине до конца... и он их раздавит... Тогда придет Некто, кто возьмет от них их «декретность»... Их решимость — принимать на свою ответственность, принимать невероятные решения. Их жестокость — проведение однажды решенного. «Это нужно — значит это возможно» — девиз Троцкого... Но он не возьмет от них их мешка. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. У него нижняя челюсть одинокого вепря... И «человеческие глаза». И лоб мыслителя... Комбинация трудная — я знаю, я помню. Маклаков часто рассказывал про Ключевского, как он говорил: «Конечно, абсолютная монархия есть самая совершенная форма правления... если бы... если бы не случайности рождения...» Да, это так... и все, что сейчас происходит, весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, — это только страшные, трудные, ужасно мучительные...

— Что?..

— Роды...

— Роды?!

— Да, роды... Роды самодержца... Легко ли родить истинного самодержца и еще всероссийского!..

№ 15. В.В. Шульгин. «Основные положения для объединения и согласованных действий в деле свержения большевистской власти в России» [99] [100]

28/15 сентября 1925 г.

Доверительно

Проект

1. Зарубежные русские силы участвуют в деле свержения большевистской власти и восстановления Российской Государственности, согласуя свои действия с внутренними силами России, преследующими те же задачи.

2. Борьба должна быть направлена только против активных деятелей коммунистической партии; этим предопределятся недопустимость преследования русских граждан за их политическую, административную или хозяйственную деятельность в период существования большевистской власти.

3. Свобода совести и вероисповедания всех граждан Российского Государства должна быть незыблемым законом. Гонимая ныне Православная Церковь должна быть освобождена от враждебных ей уз, влияний и посягательств с обеспечением ей соборной свободы.

4. Армия и Флот будущей России должны объединить в себе всех воинов независимо от того, под какими знаменами они стояли в тяжкий период смуты, за исключением тех в красной армии, которые станут в момент свержения большевистской власти на ее защиту.

5. Населению без различий классов и национальностей должно быть предоставлено равенство гражданских прав, устанавливаемых на началах частной собственности, личной инициативы и хозяйственной свободы.

6. Должен быть восстановлен независимый Суд.

7. Земли сельскохозяйственного назначения, находящиеся в хозяйственном пользовании, подлежат правовому закреплению за ним на началах частной собственности с правом свободного ими распоряжения.

8. Рабочему классу обеспечивается охрана труда и свобода защиты своих интересов при посредстве профессиональных союзов, права коих определяются законом в согласии с началами индивидуальной свободы и свободы выбора профессии.

9. При полном обеспечении национальной самодеятельности коренного русского населения, должна быть в то же время гарантирована остальным, населяющим Россию национальностям возможность свободного развития их национально-культурной жизни.

10. Областям, имеющим особые исторически сложившиеся бытовые условия, обеспечивается местное самоуправление.

11. Взаимоотношения между Россией и новыми окраинными образованиями должны быть установлены путем соглашений на основе оценки общих экономических интересов.

12. Долговые обязательства по займам и договорам, заключенным Россией до 1918 г., должны быть признаны подлежащими выполнению. Вопрос о долгах по военным займам подлежит разрешению на началах справедливости и международной взаимности.

13. Власть, которая создастся в момент свержения ныне существующей большевистской власти, должна рассматриваться как временная, причем формы ее определятся теми условиями, при которых произойдет свержение большевистской власти. Эта временная власть должна руководствоваться в своей деятельности всеми вышеизложенными в статьях I-XII положениями, неуклонно проводя их в жизнь впредь до установления Российской Государственной Власти по свободному волеизъявлению Русского Народа.

28/15 сент. 1925 г.

№ 16. Письма В.В. Шульгина П.Б. Струве [101]

16 июня 1923 г.

Дорогой Петр Бернгардович!

<...> Как Ваше здоровье? И как настроение? Что Вы предчувствуете? Говорят, что у наших московских друзей, Ленина и Троцкого, осталось только 20 миллионов золота. И что, когда они их истратят, то будет конец. Как Вы думаете, я же думаю, что еще наскребут. А в сущности, на что им деньги. Они нужны им только для того, чтобы содержать свою гвардию. На все остальное наплевать. И пока большевистская гвардия будет Троцким довольна, никто им ничего не сделает. Но так как в один прекрасный день она все же таки будет им недовольна, то вот к этому дню надо готовиться.

После зрелого размышления я пришел к убеждению, что без категорического императива ничего не будет. Это определение я понимаю несколько иначе, чем Кант, но объяснить его сейчас не могу. Во всяком случае, к Вашему лозунгу «отечество и собственность» я бы прибавил «и дисциплина». Под дисциплиной можно при желании понимать и форму правления, но во всяком случае и форму управления. Насчет этой последней я все более начинаю склоняться к итальянщине [102], конечно на русской основе, но ведь говорят, что знаменитая опера Глинки есть русская итальянщина. Я вовсе не страдаю ксенофобией и полагаю, что хотя немка Екатерина II ввела американский плод в России с помощью штыков, тем не менее картошка стала совершенно национальным и весьма полезным русско-украинским блюдом и даже заменила бульбу. <...>

30 июня 1925 г.

<...> «Возрождение» мне очень нравится. Оно взяло высокий тон, сразу вырвалось из «подлого штиля» желтопресничества, который становится невмоготу, но вместе с тем, в противность ожиданиям многих не замариновалось в скуку. Наоборот, читаю ее, что со мной в последнее время редко бывало. А один газетчик в Белграде сказал мне, когда я спросил у него «Возрождения»: «Самая модная газета теперь». Действительно, она сразу заняла влиятельное положение и является совершенно необходимым отпором Милюкову <...> Назначение ее гораздо больше и шире, чем милюковоборчество, и задача ее для меня ясна: собрать вокруг избранного нами лица умственную дружину, искушенную в разных политических вопросах и сильно дисциплинированную. <...>

<...> На вопрос об евразийстве резко пошел водораздел. По одну сторону оказались те лица, которые преодолели большевизм по существу, по другую же те, кто преодолел его только политически, по существу же, по своим навыкам, стремлениям и симпатиям остаются большевиками. Таковы Милюков, Евразийцы и «озлобленные», во главе которых неожиданно стал профессор Погодин. Все эти люди еще большевики, ибо им еще не дано чувство меры. Они могут мазать или черной или белой краской. Милюкову нравится республика, поэтому он замазывает сажей весь царизм. Евразийцам нравится московский царизм, поэтому они поносят всех Императоров. А Погодина где-то кто-то обидел из иностранцев, поэтому он дышит ненавистью против всей Европы. Это все та же большевистская психология, первобытная страсть, способность к политическому действию только в состоянии разъярения, наследие былых времен. Действительно, дикари могут победить только разъярившись, в борьбе же культурных народов побеждает только тот, кто спокоен. Поскольку я понимаю, наша задача преодоление всех страстей, кроме одной: страстного желания добиться цели. <...>

19 сентября 1925 г.

Дорогой Петр Бернгардович!

Пользуясь случаем послать Вам письмо не по почте для того, чтобы рассказать о смущении, которое производит в наших душах позиция, которую занял в отношении интервенции Великий Князь... До последнего интервью [103] я лично не думал, что дело зашло так далеко <...> я с глубоким огорчением понял, что Великий Князь стоит на Милюковской позиции. «Несомненно, иностранное вмешательство быстрее низложило бы теперешнее правительство, но ему не удалось бы завоевать доверие населения, вот почему русские не могут просить или надеяться на иностранное вмешательство». Эти слова попросту ужасны. Они произведут, если дойдут в Россию, ужасное впечатление. Ведь их легко толковать издали оттуда так: «Великий Князь мог бы, если бы захотел, если бы просил и надеялся, вызвать иностранное вмешательство, но в силу каких-то причин, он не хочет ни просить, ни надеяться... и вот, благодаря этому, мы обречены и дальше мучаться в этом ужасе, благодаря кому? Благодаря ему. Великому Князю, на которого мы возложили все упования...»

Неожиданный консенсус (?) Милюкова с Великим Князем или вернее наоборот, ибо Милюков гораздо раньше высказал свою точку зрения, есть отказ от активной борьбы всего того, что под знаменем Великого Князя собралось... Ибо в борьбе надо или действовать самому, или искать союзников. Если действовать самому, то надо работать внутри России. Но этого не делается и не может делаться потому, что... ну, словом, не делается. Если так, то надо искать союзников вне России. Если и этого не делать под каким бы то ни было предлогом, то не надо говорить, что возглавляется антибольшевистское движение... Никакого движения нет, в таком случае, а есть выжидание, что кто-то другой сделает. Это бы еще куда ни шло. Пусть за нас работают время и обстоятельства... Но когда «время и обстоятельства» наконец начинают на нас работать, как имеет место сейчас, то надо уметь схватить их за рога или, в крайнем случае, если существуют сомнения, наступил ли момент хватания, молчать, не закрывая себе возможность в нужную минуту броситься. Здесь же мы видим ничем не вызванное предрешение, в отрицательном смысле, возможности, которая назревает... Как? Да неужели же, если бы действительно Великому Князю сказали напр. Англия и Германия: «мы беремся свергнуть большевиков, что вы на это скажете?» он бы ответил: «Я прошу вас этого не делать, ибо вам бы не удалось завоевать доверие населения». Он бы так ответил, он? Да на кой черт это доверие населения Англии и Германии? Зачем мы должны стараться, чтобы население верило Германии или Англии? Вопрос идет совсем не об этом никому не нужном доверии населения, обращенного в скотов бессловесных, а только о том, чтобы сбросить большевиков, и о том, какую цену державы за это возьмут, т.е. что они отнимут у России в виде компенсации. И вот мне кажется, что нет такой цены, которую не стоило бы платить за то, чтобы избавиться от этих негодяев. Я убежден, что если не все так думают в эмиграции, то это прямо стон там, в России, где слова Великого Князя не могут быть понятны, ибо все мелочь, все решительно перед той великой мукой, которую там несут, для них, для несущих, и тех слов, которые сказал Великий Князь, нельзя говорить даже в том случае, если бы они были справедливы. <...>

Что интервенция может произойти при полном игнорировании всех нас, это может быть. Но заранее, собственными руками вычеркивать себя из игры со словами «хорош виноград, да зелен», на мой взгляд, величайшая ошибка. Наоборот, надо делать вид (а кто знает, не продолбили ли наши капли и в самом деле камень европейского невежества), что интервенция создалась нашими психическими усилиями, как впрочем этому есть прецедент: французская интервенция создалась не без психического давления Киева [104]. Это бы нам очень пригодилось впоследствии, когда иностранцы начали бы искать, кому спихнуть обузу управления. Тут можно было играть на том, что Великий Князь вынудил иностранцев к вмешательству, но они его отстранили и вот результаты — недовольство населения. Но так поступать, как сделано, просто непонятно, для чего это.

Между тем, нам, на которых лежит обязанность поддерживать авторитет Великого Князя, должно понимать его маневр. Поэтому я жду от Вас, при подходящем случае, соответственных разъяснений. Это весьма нужно потому, что боюсь, что никто такой постановки дела не понимает и выйдет большая смута в умах. Пока обнимаю Вас сердечно.

Ваш В.В. <...>

III. ОРГАНИЗАЦИИ, ПРОГРАММЫ, СОЮЗЫ...
Съезд Хозяйственного Восстановления в Бад-Рейхенгалле (1921 г.) [105]

Дата добавления: 2015-08-05