Секретное предписание генерала Врангеля 3 страница

В последней своей статье г. Кенкель касается уже общего русского антибольшевистского движения, которое возглавляет Великий Князь Николай Николаевич, приписывая к этому движению опять антигерманское направление.

Это утверждение является абсолютно неверным и основанным на старых предвзятых мнениях. Великий князь Николай Николаевич, который, кстати сказать, ни сам не считает себя претендентом на Российский Престол и не считается таковым многочисленными его сторонниками, неоднократно подчеркивал в публичных выступлениях полный свой международный нейтралитет и свою несвязанность с какими-либо комбинациями международного характера. Еще 20 июня нынешнего года он сказал одному журналисту: «На прошлом ставится крест. Я пользуюсь случаем, чтобы решительно отклонить приписывавшиеся мне недавно какие-то предвзятые симпатии во внешней политике, решения русского народа не могут быть никем предвосхищены здесь, за границей» («Возрождение», 20 июня 1925 г. № 18).

Такова же точка зрения всех национально мыслящих русских в эмиграции.

В заключение настоящей записки следует указать, что французы и Антанта вообще имеют в Германии слишком много своих органов контроля и возможностей осведомления о том, что творится в стране, чтобы прибегать к «шпионской» помощи русских учреждений, работающих открыто и под возможностью постоянного контроля местных властей.

Русские учреждения работают на пользу своих несчастных, находящихся в тяжелом положении беженства соотечественников, а лица, их возглавляющие, тратят свою энергию и силы на эту работу, делают это в уверенности в том значении, которое имеет Германия для будущей, небольшевистской России.

Причины же, вызвавшие выступления г. Кенкеля, несомненны: провокационное получение паспорта в организации г. Боткина 13 марта русским провокатором, неудачная попытка его же 18 марта подбросить генералу фон-Лампе сфабрикованный «оригинал» пресловутого письма генерала Миллера, собственные ссылки г. Кенкеля некоторым лицам, пытавшимся разъяснить ему его ошибку, некоторые подробности его обвинений ясно указывают русским на их происхождение от известной русской колонии агентов, из которых многие были уже уличаемы в своей деятельности — все это совершенно определенно показывает, что г-н Кен-кель, в лучшем случае, сделался невольной жертвой людей, которым он по тому или иному основанию верил и которые вольно или невольно снабдили его «сведениями», родина которых на Unter den Linden 7 [9].

Вся эта гнусная газетная травля, которая выразилась в большом количестве статей в разных газетах, естественно тревожит ответственных руководителей затронутых русских учреждений, стоящих на страже доброго имени своих организаций. Но с еще большей тревогой они учитывают то обстоятельство, что подобными действиями подрываются установившиеся хорошие отношения между широкими кругами русского беженства и германскими правительственными и общественными группами.

№ 6. Из докладной записки помощника начальника КРО ОГПУ
В.А. Стырне начальнику КРО ОГПУ А.Х. Артузову о контрразведывательных операциях «Ярославец» и «Трест» [10]

5 февраля 1925 г.

В отношении группы Николая Николаевича была проделана работа в направлении того, как Трест переживает сейчас критический момент из-за недостатка средств и из-за провалов, которые произошли в результате усиления деятельности ГНУ. Кроме того, николаевской группе был послан ряд писем, где Трест высказывал свои опасения в связи с возможностью интервенционных настроений в среде эмиграции, причем было указано, что эти разговоры заставляют ГПУ громить всевозможные организации, где часто попадаются и наши люди. В ответ на это соображение мы получили от некоторых групп вполне сочувствующие ответы. Проделанная в предыдущие месяцы работа по части разложения николаевской группы дала свои результаты. Дело в том, что мы усиленно настаивали на свидании Ник. Ник. с Врангелем, в надежде на то, что их формальное примирение внесет полный раскол, сами же мы сумеем остаться не только в стороне, но и сохранить хорошие отношения с расколовшейся группой и отдельными ее частями. После наших побудительных писем свидание это состоялось, примирение произошло, в результате Ник. Ник. подчиняет все офицерские союзы, Союз галлиполийцев и т.д. Врангель, Кутепов отходят от Ник. Ник. на второй план, это вызывает недовольство среди офицерских союзов. Врангель остается на своей прежней позиции и продолжает интриговать против Ник. Ник. Офицерские союзы в данное время, по сведениям, почерпнутым из разных источников, находятся в состоянии распада. Трест же продолжает переписываться и сохраняет прежние хорошие отношения и с Кутеповым, и с Ник. Ник., и с Врангелем.

Кроме того, в момент примирения Н.Н. с Врангелем Н.Н. официально выступил как вождь движения, в результате чего отношения между Н.Н. и Кир. Вл. еще больше обострились, а Кутепов и Врангель повели против Кирилла самую интенсивную борьбу.

Чувствуя шаткость своего положения, Кутепов вызвал племянницу [11] в Париж для своей поддержки, которая, конечно, внесет еще большую путаницу в создавшуюся обстановку, сумеет одновременно должным образом рекламировать Трест, и тем самым мы в Кутепове будем иметь еще более преданного нам человека, а в лице племянницы мы будем иметь такого человека, который будет всегда идти против интервенции, с другой стороны, рекламировать Трест, и, кроме того, будет такой сотрудницей, которая выполнит любое наше поручение с полной готовностью и с абсолютной точностью...

№ 7. Из дневника А.А. фон Лампе [12]

май-август 1927 г.

Много подробностей говорил мне ПН [13] о провале всей «разведки» Куте-пова в России.

Дело в том, что пресловутый Федоров-Якушев, который когда-то для свидания с Климовичем был у меня в Берлине в присутствии Шульгина и Чебышева, которых я пригласил к неудовольствию Климовича, который валял дурака и делал вид, что он случайно встречался с Федоровым, тогда как я знал, что последнего прислал из Ревеля Щелгачев специально для встречи с Климовичем — оказался самым настоящим провокатором и агентом ГПУ. В него уперлась вся разведка Кутепова, который вел ее с Федоровым и «Волковым», которые оба приезжали в Париж. Дело доходило до того, что Федоров был у ВКНН [14], но обоих «гостей» в Париж Кутепов открыто провожал на вокзал. «Волков» — это генерал Потапов, б. военный агент в Черногории... тоже провокатор.

Вся обстановка вызвала протест Климовича и самого ПНВ <...> Но все принималось на конкуренцию генералов, и Шуаньи [15] и Кутепов продолжали свою плодотворную работу, причем к Кутепову приезжала некая Зверева, которая была любовницей его агента в России Касаткина-Стауница-Оперпута [16] и т.д.

Последний, стоявший в России во главе дела Кутепова, оказался тоже агентом ГПУ. Потом он поссорился со своими господами, бежал в Финляндию, там не получил условленных денег от большевиков и начал разоблачать все дело в рижской газете «Сегодня» — перед отъездом он все же предупредил агентов Кутепова, и большинство из них бежало из России не через те пути, через которые пришли, и тем спаслись. От двух офицеров, вероятно уже теперь убитых в ЧК, ПН получил просьбу передать ВКНН, что они все сделали для него и России и готовятся умереть, но предупреждают, что они были преданы двумя также посланными с ними же Кутеповым. Эти сведения ВКНН получив от ПН записал в блокнот и перевел разговор.

Таким образом выяснилось из обстановки и показаний Оперпута, что часть ГПУ осведомляется о деятельности эмиграции и существовала на средства... казны ВКНН. Поездка Шульгина [17], организованная тоже Федоровым — сплошной фарс, поставленный самими агентами ГПУ, державшими его все время под угрозой и не пускавшими его туда, куда следовало (там опасно, поедет Антон Антонович), словом, провал невероятно глубокий и все дело Кутепова (Шульгин говорил о том, что у того еще остались связи в России, Гучков же подтверждает, что нет) рухнуло, как рухнули все деньги, которые на это были добыты! В том числе и очень крупная сумма от Крамаржа, добытая П.Б. Струве...

Сам Кутепов делает вид, что ничего особенного не произошло и что это неизбежно связанное с его работой недоразумение.

ПН, видимо, стремится добиться, чтобы Кутепов свою «работу» прекратил!

А Шуаньи... безмолвствует!

Чебышев говорит, что АПК [18] старается показать, что он заставил Оперпута вернуться в Россию, где тот и погиб (последнее спорно) [19], а с ним погибли может им преданные два офицера и Захарченко... АПК делается разведчиком именно того дурного сорта, который мне так не нравится... он начинает хвастать всем. Оперпута надо было привлекать в Европу, чтобы заставить его открыть то, что нам неизвестно, а не возвращать его в Россию на гибель... или на раскаяние перед большевиками.

По словам ННЧ [20], АПК старается даже и убийство Воровского, которое совершилось тогда, когда он совсем был далек от дела разведки, приписать себе. Быть может, это потому, что Конради и Полунин офицеры его корпуса?

№ 8. Из письма князя Н. Оболенского А.С. Лукомскому [21]

29 марта 1927 г.

<...> Я вам писал уже, что В.К. [22] Вас просит разработать в порядке способов свержения советской власти кроме уже разработанного предложения о внутреннем взрыве последней план нанесения ей удара извне русскими силами, сосредоточиваемыми на приграничной СССР территории. Вчера я получил указание просить Вас, помимо изложения этого плана в общих чертах и линиях, детализировать его в двух направлениях, а именно:

1) На Петербург и 2) на Дальний Восток.

Как я понимаю, для иностранцев нужны в этом случае лишь освещение возможностей в том и другом направлении, но при дальнейших деловых разговорах, очевидно, понадобятся и точные расчеты. Вам несомненно, впрочем, все это очевиднее <...>

№ 9. Из записок В.А. Ларионова о взрыве ленинградского Центрального партклуба в июне 1927 г. [23] [24]

«Ответный террор против коммунистической партии» — вот лозунг наиболее действительный в борьбе с палачами. В ночных кошмарах им, убийцам, ворам, садистам и растлителям духа народного, чудится грядущее возмездие. Хулители имени Бога на земле чуют, что час расплаты не может не прийти. Только действие — твердое, прямое, бьющее прямо в цель — способно положить конец бесчинственной власти маньяков. И только жертва чистая и святая восстановит честь опозоренной и безмерно поруганной Родины...

...И нет иных путей для тех, кто признает наш общий страшный долг крови, залившей родную землю в бессчисленных подвалах. И нет иного действия, кроме боя, хотя бы для этого пришлось биться одному против всех...

...Было восемь часов и три четверти. Белый вечер, сырой и теплый, висел над «Ленинградом». Звонки трамваев, шаркание человеческих гусениц по панелям, стук собственного сердца — частый и тревожный — вот все, что воспринимало сознание. И еще одно воспринимало ясно и четко, что у подъезда Партклуба стоит милиционер, что ворота в проходной двор в соседнем доме заперты на солидный висячий замок, и остается единственный путь бегства — на Кирпичный переулок.

Прошли перед «мильтоном». Он скосил на нас глаза и отвернулся. Выглянули на него из-за угла Кирпичного. О счастье! «Мильтон» неторопливым шагом побрел к Гороховой. Путь, значит — свободен!

— Смотрите, не отставать, — говорю я спутникам, чувствуя, как мой голос звучит отчаянием кавалерийской атаки.

Тяжелая дверь еле поддается. Я знаю наверное, что на этот раз — все будет...

В прихожей полумрак. Товарищ Брекс беседует о чем-то с маленьким черноватым евреем; они оба склонились над какими-то списками. Еврей в чем-то упрекает тов. Брекс, и она, видимо, сильно смущена. Низкая лампа освещает их лица. Прямо перед нами лестница наверх, влево вешалка — мы здесь все знаем.

— Распишитесь, товарищи, и разденьтесь, — кидает торопливо т. Брекс, показывая на вешалку, и продолжает свое объяснение.

— Федоров, № партбилета 34, — вывожу я неровным почерком.

Дима лепит кляксу, Сергей на сей раз не вынимает уже «партийного» билета.

Поднимаемся наверх, идем по коридору, видим в конце коридора зал с буфетной стойкой и далее — вход в коммунистическое общежитие.

Из-за стойки выходит какая-то сухощавая молодая женщина и идет нам навстречу. Я с портфелем под мышкой вежливо расшаркиваюсь:

— Доклад товарища Ширвиндта?

— Дверь направо.

— Очень благодарен, товарищ.

Тяжелая почти до потолка дубовая дверь... Как сейчас помню медную граненую ручку. Кругом роскошь дворца.

Нет ни страха, ни отчаяния, ни замирания сердца... Впечатление такое, точно я на обыкновенной, спокойной, неторопливой работе.

Дверь распахнута. Я одну-две секунды стою на пороге и осматриваю зал. Десятка три голов на звук отворяемой двери повернулись в мою сторону... Бородка тов. Ширвиндта а-ля Троцкий склонилась над бумагами... Столик президиума посреди комнаты... Вдоль стен — ряды лиц, слившихся в одно чудовище со многими глазами... На стене «Ильич» и прочие «великие», шкафы с книгами. Вот все, что я увидел за эти одну-две секунды.

Закрываю за нами дверь...

Я говорю моим друзьям одно слово: «можно» — и сжимаю тонкостенный баллон в руке.

Секунду Дмитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат...

Распахиваю двери для отступления. Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним... Бомба пропищала... и замолчала.

Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик...

— А.....а.....а.....а.....Бомба...

Я, как автомат, кинул баллон в сторону буфета и общежития и побежал вниз по лестнице. На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату.

Сбегаю по лестнице.

По всему дому несутся дикие крики, шуршание бегущих ног и писк, такой писк — как если бы тысячи крыс и мышей попали под гигантский пресс.

В вестибюле с дико вытаращенными глазами подбегает ко мне тов. Брекс:

— Товарищ, что случилось? Что случилось? — еле выдавливает она из себя.

— Взорвалась адская машина, бегите в милицию и в ГПУ — живо! — кричу на нее командным голосом.

Она выбегает за дверь и дико вопит на Мойку:

— Милиция!!! Милиция-а-а!

Сергея уже нет в вестибюле. Я ерошу волосы на голове — для выскакивания на улицу в качестве пострадавшего коммуниста, кепка смята и положена в карман, пальто, плащ бросаю в клубе. Жду Диму... Второй баллон в руке наготове.

Секунда... вторая... третья...

Медленно сходит Дима... Рука — у немного окровавленного лба; лицо, однако, непроницаемо-спокойно. Не торопясь он подходит к вешалке, снимает свой плащ и одевает его в рукава...

— Ты с ума сошел... скорее... живо! — кричу ему и кидаю баллон через его голову на лестницу.

Звон разбитого стекла... и струйки зеленого дымка поднимаются выше и выше — это смерть.

Наконец, мы на улице. Направо к Кирпичному — одинокие фигуры, налево от Невского бежит народ кучей, а впереди, в шагах 30-40 от нас милиционеры — два, три, четыре — сейчас уже не скажу.

В эту минуту все плавало в каком-то тумане... Уже не говорил, а кричал мой внутренний голос:

— Иди навстречу прямо к ним!

Я побежал навстречу милиции, размахивая руками. Дима побежал за мной. Какой-то человек выскочил за нами из двери клуба — весь осыпанный штукатуркой, как мукой, обогнал нас и кричал впереди:

— У.....у.....у.....у.....

— Что вы здесь смотрите? — закричал я на советскую милицию, — там кидают бомбы, масса раненых, бегите скорее... Кареты скорой помощи... Живо!

Лица милиционеров бледны и испуганы, они бегом устремились в Парт-клуб.

Мы с Димой смешиваемся с толпой, где быстрым шагом, где бегом устремляемся через Невский на Морскую к арке Главного Штаба. На Невском я замечаю рукоятку маузера, вылезшего у меня на животе из прорезов между пуговицами на френче. Запихивая маузер поглубже, достаю из кармана кепку и набавляю шаг.

Из-под арки Главного Штаба, как ангел-хранитель, выплывает извозчик. Хорошая, крепкая лошадка — редкое исключение. У Ваньки открытое, добродушное лицо.

— На Круговой вокзал!

— Два с полтиной положите?

— Бери три, только поезжай скорее...

...Дима пьян от радости, возбуждения и удачи. Он заговаривает с извозчиком:

— Ты, братец, не коммунист?

— Нет, что вы, господин, из нашего брата таких мало, крест на шее носим...

— Молодец, ты, извозчик, хороший человек.

Потом Дима машет рукой проходящим по тротуару барышням и что-то кричит им... Довольно сбивчиво рассказывает он мне, что с ним случилось после взрыва бомбы:

— Понимаешь, когда я бросил бомбу, я смотрел в дверь — как она взорвется. Ну дверь сорвало и ударило мне по башке, вот и кровь на лбу. Когда я очухался и пошел к лестнице, как какой-то длинноволосый с портфелем под мышкой танцевал передо мной. Я ему крикнул: «Что ты, трам-тара-рам, болтаешься под ногами», — потом выхватил парабеллум и выстрелил ему в пузо... Длинноволосый схватился обеими руками за зад и медленно сел на пол, а я пошел дальше и увидел тебя в вестибюле...

Дима помолчал немного и сказал:

— А Сережка-то, верно, влип. Он ведь не знает города и вряд ли доберется до вокзала. Вот бедняга...

...Но вот и Левашов. Только вышли в дождливый теплый мрак, из-под которого тускло мелькали станционные фонари, слышим за своей спиной знакомый голос:

— Это вы, черти! Что же вы, трам-тара-рам, сговорились бежать на Кирпичный, а сами...

— Сережка! — радостно закричал Дима.

Оказывается, Сергей сел в поезд уже на ходу. Во время его бегства случилась целая эпопея: когда кинутая им бомба не разорвалась, он выскочил на улицу и уже там услыхал взрыв. Добежав до Кирпичного переулка, он свернул в него, шла суматоха, народ бежал на взрыв, какой-то дворник свистел и гнался одно время за Сергеем, но он успел замешаться в толпе на Невском и вскочил в трамвай. За 40 минут, оставшихся до поезда, он увидел, что ошибся трамваем, пересаживался на другие трамваи и, наконец, добрался до вокзала за полминуты до отхода поезда. Нечего было и думать брать билет. В поезде, во время контроля, с него потребовали штраф в размере двойной стоимости проезда. У бедного Сергея не хватило 50 копеек.

— Ну, что же, гражданин, на следующей станции вам придется пройти со мной в железнодорожное ГПУ.

— Товарищ, — взмолился Сергей, — мне очень спешно, я еду к больной матери.

Контролер был неумолим. Вдруг сидевшая напротив Сергея старая еврейка сжалилась и дала ему 50 копеек. Сергей, конечно, всеми святыми поклялся возвратить ей долг и взял ее адрес.

Какие-то силы решительно благоприятствовали нам. Ведь Сергей, не зная совсем города, спасся действительно чудом...

№ 10. Рапорт начальника штаба группы русских войск в Шандуне полковника М.А. Михайлова А.С. Лукомскому [25]

14 июня 1927 г. Секретно

Уполномоченному Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича по делам Дальнего Востока

Генерального штаба
Полковник Михайлов М.А.
14 июня 1927 г. №098
г. Цинанфу

Рапорт

В № 3-м журнала «Отечество» за 1927 г. Русского Патриотического Зарубежного Объединения помещена статья «Международное положение» за подписью «Не-дипломат». В означенной статье автор ее, говоря о роли русских в войсках маршала Чжан-Цзо-Лина [26] в борьбе Северного Китая с красным Южным, отождествляет всех их с дивизией генерала Нечаева, приписывает ей исключительное значение и считает, что дивизия входит в состав китайских войск на правах союзной армии и подчиняется Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу. Я лично в середине марта месяца докладывал Вашему Помощнику подробно обстановку и положение частей Русской группы. Упомянутое в статье совершенно неправильно освещает местную обстановку за рубежом. Поэтому считаю долгом донести следующее:

1) В настоящей кампании Северного Китая с красным Югом текущего года в составе Шандунских армий войск маршала Чжан-Цзун-Чана принимали участие:

а) 65 дивизия (генерал-лейтенанта Нечаева) в составе 166 бригады (103 и 106 русские полки) и 176 китайской бригады;

б) 6 броневых поездов (генерал-майора Чехова);

в) конвойная сотня при маршале Чжан-Цзун-Чане;

г) Русский Авиационный отряд;

д) 2-й Конный полк выделен из 65 дивизии перед началом кампании (и сейчас развертывается в Конную Бригаду).

65 дивизия после оставления Нанькина и отхода ее вместе с китайскими частями имела общую с бронированными поездами задачу — наступление вдоль линии железной дороги от Пенг-пу до Пукоу (около 200 километров) и являлась скорее десантом при бронепоездах, а следовательно, никаких особых задач не выполнила в силу своей малочисленности. 166 бригада из русских имела около 300 штыков, а 176 бригада китайская с русскими инструкторами имела около 600-700 штыков. Артиллерия, пулеметы и бомбометы дивизии за этот период не применялись (на бронепоездах есть свои), 2-й конный полк, являвшийся ее главной силой (400 сабель и 6 пулеметов «Кольт»), был на всю кампанию выделен из ее состава и находился в непосредственном подчинении маршала Чжан-Цзун-Чана. Значительно более активную роль играли 3 дивизиона бронепоездов, которые из всех русских частей и понесли наибольшие потери в материальной части (оставлено было на линии Шанхай — Нанькин 2 бронепоезда, команды вышли без потерь).

2) Генерал Нечаев, в силу полученного в боях прошлого года ранения ноги, закончившегося ампутацией части ее, в текущую кампанию не проявлял уже прежней активности и фактически находился вместе с генералом Чеховым на одном из броневых поездов.

3) Что касается подчинения 65 дивизии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ, то генерал Нечаев, несмотря на мои неоднократные напоминания о необходимости реально установить тесную связь с генералом Бурлиным (выражением чего я считаю устройство сборов в Особую казну Великого Князя), не только не принял никаких мер к этому, но и до сих пор не нашел нужным возвратить 350 долларов, причитающихся с дивизии Штабу Группы за венок, возложенный в прошлом году в Пекине, от частей Русской группы на гробницу Великих Князей.

4) Начальник Штаба генерала Нечаева китайской службы генерал-майор Куклин (войсковой старшина Забайкальского казачьего войска), являющийся идейным вдохновителем его, состоит представителем Жадвойна (Жадвойн является представителем Великого Князя Кирилла Владимировича на Дальнем Востоке) и еще не так давно все собранные в Особую казну в дивизии (во время отсутствия генерала Нечаева по ранению) деньги перевел Жадвойну на нужды организации Великого Князя Кирилла Владимировича. Я настойчиво добивался устранения от командного состава всех лиц, нейтральных или не выражающих открыто подчинения Великому Князю, а генерал Куклин, наоборот, стремился насаждать при помощи генерала Нечаева своих людей.

5) В данное время пока еще нельзя сказать, что китайцы рассматривают нас как союзников в борьбе с красными, и генерал Нечаев никаких мер со своей стороны не принимал, чтобы подготовить почву, хотя шовинистические настроения китайских генералов можно использовать для этого.

При случайных встречах с японцами (с Квантунским генерал-губернатором Сиракава, с помощником японского военного атташе в Пекине) я брал на себя смелость высказывать, что русские части лучше всего перевести на положение Чехословацкого Корпуса в России. Мне было указано, что это возможно, при некоторых условиях и после изменения международной политики. Так как в это время (июль 1926 г.) шла борьба Мукдена с Фэн-юй-сяном [27], поддержанным Совроссией [28], то японцы говорили, что участие их, т.е. третьей стороны, невозможно пока. Участие же белых русских в борьбе негласно санкционировано дипломатическим корпусом в Пекине, а потому нельзя создать никакого дипломатического вопроса. Формально мы остаемся пока наемниками, а генерал Нечаев это подчеркивает, так как это облегчает ему взаимоотношения.

Вместе с этим было бы неправильно докладывать, что он не подчинится Великому Князю. Сейчас он безусловно не пойдет с Атаманом Семеновым, так как сам мнит себя Атаманом не меньше Семенова.

Все статьи, аналогичные со статьей в «Возрождении», дают ему много шансов для некрасивой спекуляции, вредно отражающейся на русском вопросе.

Генерального штаба Полковник Михайлов

№ 11. Письмо А.П. Кутепова А.С. Лукомскому [29]

22 октября 1928 г.

Доверительно

Глубокоуважаемый Александр Сергеевич,

Настоящим подтверждаю получение Вашего письма от 12 с. м. Приложенную к письму сводку по Вашей просьбе при сем возвращаю.

В письме Вашем (пункт 1) Вы пишете:

«По-видимому, японцы хотят помочь сформировать русский отряд, который должен быть подчинен Чжан-Шуэ-Ляну [30] (сыну убитого маршала Чжан-Дзо-Лина) и якобы помочь ему очистить Монголию от красных. При этом Бурлину было сказано японским генералом Таканаяги, что если переговоры будут успешны, то японцы окажут помощь через китайцев. Получив же помощь для работы в Монголии, можно будет развить более интенсивную работу и на русской территории».

По этому вопросу я хочу сообщить для Вашего сведения то, что мне известно о настроении национально-мыслящих кругов в Советской России. Там считают, что проникновение советской власти в Монголию, даже под флагом III Интернационала, в сущности есть продолжение национальной русской политики, которую вела наша дипломатия Императорского периода. Я лично в общем держусь этого же мнения. С другой стороны, в Монголии, по-видимому, не очень разбираются в разнице между большевиками и небольшевиками, и тех и других считают русскими. Мне кажется, что при обсуждении японских предложений, касающихся Монголии, следует внимательно взвесить вышеизложенные соображения, чтобы не восстановить против себя мнения национально мыслящих кругов в советской России и не повредить интересам не только большевиков но и национальной России.

Прошу Вас принять уверения в отличном уважении и совершенной преданности.

Ваш Кутепов

№ 12. Циркуляр А.П. Кутепова начальникам отделов РОВС [31]

февраль 1929 г.

Циркулярно
Доверительно

Милостивый Государь

В ближайшее время можно ожидать, что ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО Великий Князь Кирилл Владимирович обратится к русским людям с новым призывом — следовать за Ним.

Кругами, близкими к Великому Князю, ведется деятельная работа с целью подготовить для указанного обращения благоприятную почву. Работа эта, к сожалению, ведется и среди наших военных организаций.

Имею также сведения, что Высший Монархический Совет предполагает признать Великого Князя — ИМПЕРАТОРОМ. Предположение это, как говорят, вызвало уже известное разложение в Монархической Партии и внесло среди членов ее даже раскол, причем отделилось будто бы все молодое, т.е. все наиболее активное.

Возможно, следовательно, что вперед обращения Великого Князя будет выпущено соответствующее обращение Высшего Монархического Совета.

Уверен, что Вы приложите все силы к тому, чтобы Русское Зарубежное Воинство осталось верно заветам в БОЗЕ почившего Верховного Главы, который неоднократно заявлял, что «мы не должны здесь, на чужбине, предрешать за русский народ коренных вопросов его государственного устройства».

Исходя из изложенного, прошу:

1. В случае появления указанных выше обращений незамедлительно донести мне о том впечатлении, которое они произведут на чинов Русского Обще-Воинского Союза.

2. Всех чинов Союза, признавших Великого Князя Кирилла Владимировича — ИМПЕРАТОРОМ, немедленно исключать из РОВС властью соответствующих начальников.

3. В случае признания Высшим Монархическим Советом Великого Князя Кирилла Владимировича — ИМПЕРАТОРОМ предложить всем чинам Союза, кои по данным им особым разрешениям остаются в Союзе, принимали участие и в работе Монархической Партии, немедленно уйти из последней. При отказе — исключать их из Союза на общем основании, как перешедших в «политическую организацию».

Уважающий Вас А. Кутепов

№ 13. Из инструкции А.П. Кутепова начальнику Дальневосточного Отдела РОВС А.С. Лукомскому [32]

23 апреля 1929 г.

Китай (Маньчжурия) провоцирует вооруженное наступление СССР. Провокация в этом случае должна быть весьма сильная, так как мы видели тому два года назад, даже обыск советских учреждений в Пекине и удаление полпреда из Китая [33] не вызвали вооруженного выступления СССР, хотя его силы были тогда больше, чем в настоящее время. Если на этот раз СССР будет наступать на Китай (в Маньчжурии или Монголии), то перед русскими встанет вопрос, как им быть. Вопрос этот очень сложный, так как, с одной стороны, желательно сражаться с властью красного Интернационала, но, с другой стороны, — нельзя бить по национальным интересам России. Такими интересами я считаю Восточно-Китайскую железную дорогу. (Здесь и далее выделено Кутеповым. — Сост.)

Мои руководящие указания на этот случай следующие:

При указанном выше положении дела и без особых гарантий со стороны Китая, я считаю полезным для русских воздержаться от участия в войне между Китаем и СССР. Однако я учитываю обстановку у Вас и думаю, что такое воздержание по многим причинам будет для живущих на китайской территории невозможным. Если будет объявлен добровольный набор русских, проживающих на китайской территории, они не смогут от него уклониться. Но пусть это будут отдельные русские, а призыва или разрешения на это со стороны русских общественных организаций без особых условий дано быть не может. Я понимаю, что Ваше личное положение не позволяет Вам препятствовать образованию русских частей при китайских войсках, но призывать к организации частей Вам не следует...

Дата добавления: 2015-08-05