Секретное предписание генерала Врангеля 4 страница

Русские национальные организации могут оказать помощь по борьбе с СССР — вооруженную и дипломатическую (например, соответствующим представлением С.-АСШ [34]) лишь в случае получения определенных гарантий о ненарушении в борьбе с большевиками национальных интересов России. Конечно, за помощь в борьбе с красной властью Китай и Япония вправе получить известные компенсации. Если Китаю нужно формальное заявление русских участвовать в борьбе с СССР совместно с Китаем, то нужно этому последнему создание, где следует (в Соед. Шт. и т.п.), впечатления, что этой войной не нарушаются интересы национальной России. Дать такое заявление можно лишь при получении соответствующих гарантий, без чего мы вправе опасаться нарушения русских интересов и должны делать все, что в наших слабых силах, для возможного их обеспечения.

Когда я говорю о «гарантиях» соблюдения национальных интересов России, я разумею соответствующие официальные заявления Китая и реальную помощь в формировании значительных и самостоятельных русских отрядов для направления их на русскую территорию для освобождения ее из-под власти большевиков [35].

№ 14. Письмо А.А. фон-Лампе Е.К. Миллеру [36]

26 октября 1933 г.

Совершенно секретно

Берлин

Глубокоуважаемый Евгений Карлович

Основываясь на постоянных и определенных указаниях Ваших и Ваших предшественников по возглавлению РОВСоюза, а также и Вашем полном одобрении тому, что после переворота 30 января с.г. в Германии я и мои друзья предложили наше содействие в борьбе против коммунистов германской власти, я в последнее время вошел в частные переговоры с представителем соответствующего учреждения Германской Национал-Социалистической партии по вопросу о совместных действиях против большевиков.

Переговоры эти состоялись по инициативе немецкой стороны. Ввиду того, что мое «дело» до сих пор не закончено и я в исправление своих обязанностей не вступал, я согласился вести переговоры, чтобы не терять времени в частном порядке.

История возникновения вопроса такова: один из моих старых друзей и давнишний работник по русскому национальному делу А.А. Давидов поделился своими мыслями (это то же, что и наши мысли) по русскому вопросу с близким ему немецким инженером, долго бывшим в СССР и правильно понявшим положение. Инженер изложил свою точку зрения на русский вопрос и способы его ликвидации как вопроса не только опасного для России, но и для Германии — в письме, адресованном непосредственно канцлеру А. Хитлеру, и последний дал распоряжение соответствующему отделу партии вопрос, задетый в письме, рассмотреть.

Референт этого отдела, которому была поручена разработка этого вопроса, вошел через посредство названного инженера в сношения с А.А. Давидовым. Последний отклонил всякие переговоры до того времени, когда я буду освобожден из заключения и смогу принять участие в переговорах.

Вам известно, что 42-дневное заключение не изменило моего взгляда, завещанного нам всем покойным Главнокомандующим Генералом Бароном Врангелем, что «русский узел будет развязан в Берлине», и потому я, с приведенными выше оговорками, согласился на переговоры. Состоялось несколько встреч в составе: референт, инженер — автор письма, А.А. Давидов и я. Мне кажется, что достигнута возможность взаимного доверия. В данный момент референт выразил настоятельное желание получить от нас по возможности разработанный план тех действий, которые мы предполагали бы желательным осуществить совместно с германскими национал-социалистами в направлении к уничтожению большевистской власти в России, как в направлении усиления при помощи немцев внутренней работы в России по всем направлениям, пока при сохранении полной тайны наших взаимоотношений с немцами, а потом и возможной интервенционной деятельности в широком масштабе уже даст Бог не в такой тайне. Думаю, что последнее будет возможно, так как взаимоотношения между Германским правительством и властью большевиков в СССР едва ли долго смогут продолжаться в том виде, в каком они находятся сейчас. Я лично не сомневаюсь, что инициатива грядущего разрыва будет принадлежать большевикам, которые своей агитации и происков в толще немецких коммунистов оставить просто не могут.

По предложениям, высказанным во время имевших место переговоров, инициатор их — референт на основании нашего плана действий сделал соответствующий доклад, который должен привести к дальнейшим нашим переговорам с представителями соответствующего учреждения Национал-Социалистической партии, после которых либо я приеду к Вам для подробного доклада Вам всего дела, либо я буду просить Вас о командировании в Берлин уполномоченных Вами лиц для ведения переговоров в окончательной форме, совместно с А.А. Давидовым и мною.

С переходом переговоров в следующую, так сказать в официальную, стадию все лица, принимающие в них участие, как нами о том было оговорено, получат гарантии в том, что с ними не может повториться недоразумение, подобное тому, которое привело к моему аресту. Это совершенно необходимо, так как хотя мы, конечно, и примем все меры, дабы сведения о переговорах не просочились в эмигрантскую массу — все же вполне гарантировать от слухов мы не сможем. А каждый слух приведет к появлению против каждого из лиц, причастных к переговорам, такого количества доносов и клеветы со стороны большевиков, что вся масса доносов против меня покажется игрушкой.

Резюмируя все — я хочу подчеркнуть, что пока дальше частных переговоров дело не шло и я не находил и не нахожу возможным до полной ликвидации моего «дела» переводить их на официальный путь. Мне пока неясно, в какой степени руководящие круги партии заинтересованы в этом вопросе, но, повторяю, я считаю совместную работу между нами и национал-социалистами настолько естественной, что охотно пошел на переговоры, но конечно же не счел возможным в вопросе о возможном плане действий говорить только от себя, так как в этом случае моя ориентировка и мое личное мнение может разойтись с Вашими мыслями и решениями. Получить эти последние в той или иной форме направленными непосредственно ко мне я и хочу. [37]

В Берлине с русской стороны никто кроме А.А. Давидова и меня о переговорах не знает. Я прошу Вас также по возможности не посвящать в них никого, кроме тех лиц, соображения которых Вам потребуются.

Письмо это я передаю моему собеседнику-референту названного отдела, он его перешлет своими средствами Вам.

№ 15. Из письма П.Н. Шатилова А.А. фон-Лампе [38]

11 января 1934 г.

<...> Общее положение и в Европе, и на Дальнем Востоке таково, что нам крайне важно выяснить вопрос: имеются какие-либо шансы на то, что нынешняя Германская власть отрешится от недоверия в отношении нас и не будет нас по прежнему считать франкофилами. Вы сами хорошо знаете, что со времени оставления нами Крыма после того, как англичане нас бросили там на произвол судьбы, а французы приняли искусственные меры к отправке нашего солдатского состава в Россию из лагерей под Константинополем, П.Н. Врангель принял для нас в отношении наших сношений с иностранными державами ясную формулу, определяющую нашу полную независимость от обязательств времен Великой войны, и заявил громогласно, что у нас не должно быть никаких фильств или фобств, а мы всегда будем с теми, кто поможет нам в борьбе с нашим врагом, врагом России.

До прихода ко власти Национал-Социалистического правительства в Германии мы не имели никаких шансов на то, что германские правительственные круги, связанные с красной властью в Москве, могут нам помочь в наших действиях против большевиков. Теперь французское правительство пошло по старому немецкому пути отношений к советскому правительству. Следовательно, теперь здесь нам не на что рассчитывать. Правда, что в отношении наших чисто беженских вопросов французы пока нисколько не изменили своего отношения полного благожелательства. Конечно, кое-какие огорчения нас ожидают и на этом направлении, но все же мы обеспечены сохранением приобретенных нами прав и преимуществ, как политические эмигранты.

Но это одна сторона, может быть, для большинства эмиграции и очень существенная; с другой же стороны, а именно вопроса нашей активной деятельности против большевиков, мы не можем здесь ни на что рассчитывать. Нам надо искать другие пути. Теперь общая международная обстановка, казалось, открывает нам только два направления. Оба они близки нам, так как интересы тех стран, куда эти направления приводят, неизбежно приводят к борьбе не только с коммунизмом у себя, но и с тем руководящим началом, которое, несмотря на ослабление своей деятельности, все же дирижирует коммунистическими партиями за границей.

Беда только в том, что нынешняя Германия все еще как будто бы стоит на позиции поддержания организаций, а не решается связать свою политику по русскому вопросу с общенациональным русским течением.

Конечно, нам невозможно содействовать расчленению России, но чисто практические соображения позволяют нам обсуждать вопросы освобождения России по частям. На Востоке этот вопрос в нашей среде мы уже разрешили и готовы содействовать образованию в какой-то форме буферного государства с русским элементом в его руководящих органах управления. На Западе этот вопрос гораздо сложнее, так как самостийные элементы, имеющиеся в эмиграции и поддерживаемые как Германией, так и Польшей, ни в коем случае не будут считать, что освобожденные от большевиков области, особенно Украина, должны иметь только временно полный суверенитет. Однако и в нашей среде украинских самостийников существуют умеренные элементы. Лично я не отвергаю переговоров с ними. Правда, это я говорю только за себя и думаю, что единодушия пока в этом вопросе со стороны наших национальных кругов да и в нашей среде я не встречу. Однако я не считал бы полезным полное игнорирование, например, Скоропадского. Напишите мне, что Вы думаете по этому поводу. Есть ли при этой нашей позиции возможность заинтересовать Германские круги.

Для Вашего сведения сообщаю, что наша активная работа в России за последнее время сделала большой успех. Нам открываются большие возможности. К сожалению, недостаток средств не позволяет развить нашу деятельность в нужном размере. Однако лицо, хорошо осведомленное с результатами работы непосредственно, заявляет, что мы могли бы перейти теперь прямо к работе по свержению власти в России. Нужны только средства <...>

№ 16. Письмо П.Н. Шатилова полковнику из штаба генерала Франко Бароссо [39]

3 февраля 1937 г.

Дорогой полковник!

Предпринятые по моей просьбе в Риме меры для облегчения проезда наших добровольцев по территории Испании не увенчались успехом. Ваш посланник отнесся с полным желанием помочь делу, но итальянское Министерство Иностранных дел после подписания джентльменского соглашения с Англией стремится по мере возможности не осложнять осуществления той помощи, которую Италия оказывает Национальной Испании.

Поэтому, сделав определенное заявление по части желательности прекращения пропуска добровольцев через соседние с Испанией страны, Италия отнеслась отрицательно как к пропуску крупных партий русских добровольцев через свою территорию, так и к предоставлению им возможности отправляться в Кадикс или Севилью на тех судах, на которых она отправляет Вам свою помощь.

Единственно, что удалось достигнуть Вашему посланнику, это предоставление индивидуальных виз тем русским, которые направляются в Испанию через Геную как из Франции, так и из Югославии.

Поэтому для осуществления более широкой отправки из Югославии и Болгарии необходимо заручиться помощью Германии. Для этого могут быть приняты два выхода: или же посадка этих добровольцев на какое-нибудь германское судно или пароход в Бок Котторской (Югославский берег Адриатического моря) или в Варне, или же отправление их через Германию.

Как я Вам отмечал при наших разговорах, состояние финансовых возможностей у наших добровольцев чрезвычайно ограничено. Если еще добровольцы, находящиеся во Франции, частично смогут иметь небольшие деньги для проезда через Биариц и даже через Геную, то добровольцы, находящиеся в Югославии или Болгарии, только в самых исключительных случаях смогут найти средства для оплаты всего пути до Испании.

Поэтому наша просьба к Вам, чтобы испанский поверенный в делах в Берлине попросил бы у германского правительства принципиальное согласие на даровую перевозку морем из Каттаров в Испанию или через Германию.

Кроме того, было бы желательно обратиться к германскому посланнику в (неразб. — Сост.) и просить его снестись с Берлином, чтобы германское правительство или предоставило бы возможность русским добровольцам из Югославии и Болгарии погрузиться бесплатно в Бок Котторской на немецкие пароходы или же принять их на германской границе, чтобы дальше добровольцы отправлялись уже иждивением и распоряжением Рейха.

По получении принципиального согласия германского правительства разработкой деталей условий может заняться, полагаю, наш представитель в Берлине, ген. фон-Лампе (Регенсбургер штрассе, 16).

Необходимо также в случае согласия принять наших добровольцев на германо-чехословацкой границе, просить германские власти, чтобы они дали указания консулам Рейха в Софии, Белграде и Загребе визировать паспорта тем русским добровольцам, о которых они будут осведомлены поименно нашими представителями: в Болгарии генералом Абрамовым, а в Югославии — генералом Барбовичем.

Буду очень Вам благодарен за скорый ответ.

Шатилов.

Из материалов на Е.К. Миллера, хранящихся в Центральном Архиве ФСБ России [40]

№ 17. Из записки Е.К. Миллера «Повстанческая работа в Советской России»

начало октября 1937 г.

Первые предложения о поддержке повстанческого движения в Советской России я получил в 1921 г., когда я был в Париже главноуполномоченным генерала Врангеля.

Ко мне пришел ген. Глазенап, по его словам, имевший какие-то связи с французским правительством, и доложил, что после развала Северо-Западной армии генерала Юденича в Латвии, в приграничном с СССР районе остались довольно многочисленные группы офицеров и солдат, с которыми он состоит в тайной связи, которые ему верят и которых он может в кратчайший срок двинуть через границу, поднять восстание среди местного населения и через три недели он будет в Петербурге — эти его конкретные утверждения я помню хорошо — если ему будет оказана необходимая для этого денежная поддержка: сумма определялась в несколько десятков тысяч франков (точно не помню цифры). На сделанный мною по этому поводу доклад генералу Врангелю я получил указание ни в какие разговоры с ген. Глазенапом не вступать, что и было мною исполнено.

Около того же времени, м. б. несколько раньше, ко мне обратился с аналогичным предложением ген. (неразборчиво. — Сост.) то ли еще кто-то, проживавший в Берлине: подобрать остатки армии ген. Юденича, разбросанные в лимитрофах, и, перебросив их через границу, поднять восстание против Советской власти. С дивизией на Петербург, да еще в такой короткий срок, как у Глазенапа, разговору не было. Ген. (неразборчиво. — Сост.) не было дано определенного ответа, но было указано держать связь с полковником Ливеном, проживавшим в то время тоже в Берлине, которому и поручено было наблюдение за деятельностью ген. (неразборчиво. — Сост.). Если мне не изменяет память, ему оказали небольшой кредит. Во что вылились действия ген. (неразборчиво. — Сост.), я не знаю, но вскоре после моего приезда в Югославию для занятия должности начальника Штаба ген. Врангеля (конец апреля 1922 г.) я узнал, что ген. (неразборчиво. — Сост.) приказом ген. Врангеля исключен из армии, по частным слухам, он из Берлина и не выезжал.

В бытность мою начальником Штаба у ген. Врангеля (апрель 1922 — июль 1923) я вполне усвоил его точку зрения, вынесенную примерно в 1920 и 1921 годах на такие выступления авантюристического характера — определенно отрицательно.

С осени 1923 и по 26 января 1930 я состоял сначала в распоряжении В. Кн. Николая Николаевича, только что переехавшего в Париж, знавшего меня еще по первым годам моей службы в Л.Гв. Гусарском Его Величества полку, коим Вел. Князь в то время (1884-1890) командовал, а после кончины Великого Князя — в распоряжении ген. Кутепова, причем с 1924г. заведовал денежными средствами. <...>

<...> За этот период 1923-1930 (январь) я поэтому никаких сведений кроме общеобывательских газетных не имел. Первые сведения о существующем или о предполагаемом повстанческом движении в СССР я получил в 1930 г.

Во время моего пребывания в Белграде (не ручаюсь, было ли это в 1930 или 31-м году, но скорее в 1930 г.) ко мне явился председатель «Крестьянской России» (фамилии его сейчас не могу вспомнить, но она общеизвестна, кажется, он и ныне состоит таковым) [41] и в долгой беседе убеждал меня, что РОВСу необходимо объединиться с самой могущественной эмигрантской организацией «Крест. Россией», представляющей собой интересы крестьян, т.е. главной массы населения СССР. На это я мог ему только возразить, что крестьян-эмигрантов, насколько мне известно, нет, а что если и имеются немало эмигрантов, у которых на паспорте прописано «крестьянин такой-то губернии», то все они эмигрировали не как крестьяне, а как солдаты белой армии, и поэтому строить расчет на том, что эмигрант, организация, хотя и называющая себя «Крест. Россией», но состоящая из интеллигенции, с-ров [42] и аналогичных элементов, будет встречена крестьянским населением СССР как нечто родное только потому, что она присвоила себе такое название, по меньшей мере было бы неосторожно. На это мне представитель «Кр.Р» ответил, что как раз сейчас (в 1930-1931 гг.) идет через Польщу сильная волна эмиграции крестьян. Для меня это было неубедительно; до того господина Маслова не знал, слышал о нем лишь в Архангельске, где он в одно время фигурировал, но особых симпатий по крайней мере в тех кругах, с которыми я соприкасался, не оставил. Чувствуя себя совершенно новичком в этих вопросах, я высказал сомнения о возможности совместной работы, отложил свой ответ до возвращения в Париж, чтобы иметь возможность посоветоваться с теми людьми, кто мог как-нибудь знать об отношении генерала Кутепова к этой организации и к ее представителю. Не помню, послал ли я из Парижа для наведения справок отрицательный ответ или просто оставил это предложение без всякого ответа последствий. Во всяком случае, до зимы 33-34 гг. никаких сношений у меня с «Кр. Россией» не было, кроме получения от Харбинского отдела «Кр. России» предложения привести русские вооруженные силы на Дальний Восток под командование чешского ген. Гайды, о чем сказал в начале показаний. Итак, зимой 1933-1934 гг. ко мне явился на квартиру тот же самый представитель «Крестьянской России» г. Маслов и сказал, что у него все подготовлено в Англии, где группа крупных финансистов (упоминалось лишь имя герцогини Атольс-кой, княжны или леди — не помню) готова дать крупные средства на борьбу с Советской властью, если наиболее крупные русские организации объединятся: такими он считал «Крестьянскую Россию» и РОВС. Непосредственные сношения с англичанами вел якобы некто Байкалов (или Байдалов), проживающий всегда в Лондоне.

Вскоре уж я узнал, что представитель «Крестьянской России» понимал такое «объединение» несколько своеобразно, а именно лишь для обращения к английской группе; на этом объединение прекращается, и деньги поступают в его распоряжение. На этом наши переговоры порвались с ним.

<...> Возвращаюсь к 1930 г.

Тотчас по вступлении в должность начальника Дальневосточного Отдела РОВСа генерал Диттерихс, живший в Шанхае, донес мне весной 1930 г., что по полученным из Харбина, а м. б. и из других многих расположений русской эмиграции в Маньчжурии, сведениям в приграничной полосе Сибири, т.е. Приморской области, Приамурского Края и Забайкалья началось большое повстанческое движение, которое желательно поддержать. Конечно, находясь за несколько тысяч километров, ген. Диттерихс не мог дать никаких подробностей ни о размахе движения, ни о главных деятелях; к тому же и ген. Вержбицкий был только что назначен в Харбин его заместителем и еще мало ориентировался в обстановке. Вопрос сводился к помощи восставшим и нашим контингентам на Д. В. (остатки Колчаковской армии), желающим принять участие в военных действиях, посылкой оружия и патронов или деньгами.

На мой вопрос Мих. Ник. Гирсу Председателю Совещания Послов в Париже о его мнении по поводу денежной помощи, он категорически отказал и высказал сомнение в возможности какого-нибудь серьезного успеха, а от такой операции, разыгрывающейся в таком расстоянии даже от (неразборчиво. — Сост.) центров — Харбина и Шанхая и полной неизвестности лиц, которые ведут эту операцию: личность Атамана Семенова и тогда не пользовалась доверием в эмиграции европейской, но правда имя его, насколько припоминаю, не произносилось в связи с восстанием.

Переписка с ген. Диттерихсом выяснила к осени 1930 г. — эти операции замерли, но возобновились весной 1931 г. Тем временем выяснилось, что посылка морем оружия и патронов из Европы хотя бы в Шанхай совершенно невозможна в силу тех правил, которые установлены были международными соглашениями для погрузки в европейском порту.

Таким образом, очень скоро выяснилось, что мы отсюда, из Европы, ничем помочь не можем — о покупке собственного парохода мы, конечно, и мечтать не могли. Впрочем, как потом выяснилось, эта помощь весной 1931 г. была бы уже запоздалой, так в 1931 г. если и были еще кое-какие небольшие вспышки, то скоро они были погашены и повстанческое движение закончилось.

Тогда же в 1930 г. в феврале или марте ген. Штейфон (или Шатилов?) возбудил вопрос о соглашении с крупной организацией, имеющей свой центр в Румынии (называлось имя ген. Геруа как председателя), который имеет целую сеть агентов во главнейших городах Юга России от румынской границы и до Северного Кавказа с обеспеченной связью между собой. Несомненно такая организация, располагающая соответствующими денежными средствами и при наличии условий ярко враждебного отношения населения к правительственной власти, могла бы вызвать действительно серьезное восстание, повторение Белого Движения 1918 г., если почему-либо подавленная [43] вооруженной силой несколько задержалось бы. Но мой ответ был отрицательным, о чем подробно сказал в своих показаниях, и вопрос больше не поднимался.

Существует ли до сего времени эта организация, я не знаю, и не разу о ее деятельности в дальнейшем никогда ничего не слышал.

<...> Из организаций политических, эмигрантских, ведших или желавших вести какую-то «активную» работу в СССР вплоть до возбуждения повстанческого движения, я знаю и могу назвать следующие:

От имени Имперского Союза ко мне являлись, насколько помню, зимой в 1933-1934 гг. братья Стульба, любившие выступать на собраниях с зажигательными речами и бывшие ранее в каких-то других Союзах, и доложили мне, что у них в Эстонии всё подготовлено для переброски нескольких групп на Советскую территорию, в пределе бывшей Петербургской губернии для подготовки восстания. Конечно, нужны были только деньги. Просили и меня ходатайства о деньгах для них у Совещания послов. Я им отказал, не имея никакого доверия к ним, и через несколько (так в тексте. — Сост.) времени я узнал, что они вышли из Имперского Союза под давлением, а м. б. исключены. Больше всего о своей работе в СССР как чисто террористического характера по мелким коммунистам (что невозможно было проверить), так и вредительского, особенно на железных дорогах, и даже повстанческого характера громко провозглашало на собраниях и печатало в своей газете Братство Русской Правды. Что оно делало на самом деле — я не знаю. Многих из нас, и военных, и гражданских эмигрантов, удивляло, как могло Братство так открыто похваляться своими антибольшевистскими подвигами в газете, издаваемой в Берлине, в период самого действенного существования Раппальского Договора, и потому к работе и заявлениям Братства очень многие относились скептически. В частности, чинам РОВС было воспрещено вступать членами в Братство. В 1933 г. Братство закончило свое существование. Ведется ли какая-нибудь повстанческая работа в Национально Трудовом Союзе Нового

Поколения, я не знаю, так как со времени переноса центра Союза из Парижа в Белград, совпало [44] с началом более «активной» деятельности Союза, отношения между НТСНП и РОВС сильно испортились, и кончилось тем, что в начале 1936 г. или в конце 1935 г. мне пришлось воспретить членам РОВС входить и в этот Союз, как бы ничем идеологически от РОВСа и не отличающийся. Новый Белградский Центр — Председатель Байдалаков — стал работать под сильным влиянием г. Георгиевского, статьи которого, печатающиеся в Союзной газете «За Россию», достаточно ярко указывают на любовь к красивой фразе. Скрываются ли за этими словами какие-либо достоинства — я решительно не знаю. Причиной порчи взаимоотношений было стремление говорунов из НТСНП хаять РОВС за то, что мы «ничего не делаем», а потому — «идите в наш Союз», где работа кипит, т.е. переманивали чинов РОВСа к себе. В Париже, где во главе Парижского Отдела стоит С.П. Рождественский, человек разумный, спокойный, образованный, действительно принесший пользу молодежи: их учат разбираться в разных государственных учениях, делаются краткие доклады, их знакомят с положением в СССР и с международным политическим положением, учат выступать публично с краткими прослушиваниями докладов и т.д. и т.п. — не заведуют, насколько я знаю, другими «активными», делами. Но что делается в Белграде, я не знаю. <...>

<...> Я предвижу опять упреки, что я ничего сенсационного не сказал о деятельности РОВСа: да, потому ничего такого не было. Я враг всяких бессмысленных авантюр, и за время моего пребывания в эмиграции и у других не видел еще ни одной, из которой вышел толк. Я поставил задачей по мере моих сил и невозможностей выполнить завет генерала Врангеля. Его последние слова были: «Берегите армию! Боже, спаси Россию! Кому суждено спасти Россию и вывести ее опять на ее исторический путь Великой Державы при условии благоденствия ее многочисленных народов и в первую очередь Русского народа — Вами ли, нами ли или нам всем вместе общими усилиями — это один Господь Бог знает. Но беречь армию был мой первый долг, сохранить нашу великую организацию, несмотря на разбросанность по всему свету; сохранить наши воинские взаимоотношения, несмотря на то, что прапорщик занимает место инженера, а старший капитан или полковник у него же работает простым рабочим; сохранить дисциплину, несмотря на то, что основное правило дисциплинарного устава — «не оставлять проступка подчиненного без взыскания» — отошло (неразборчиво. — Сост.) и единственным наказанием в руках начальника осталось право исключения из воинской организации, из РОВСа, который является Русской Армией, всякий начальник должен стараться сохранить в возможно полном составе, а не распылить; уберечь наших воинских чинов от морального падения, несмотря на бесконечно тяжелые условия материальной жизни, взаимной поддержкой в трудные минуты; дать отцам и матерям возможность воспитать детей русскими, несмотря на слишком частую необходимость посылать их в развращающие их французские школы — беречь армию и сохранить ее и ее сыновей для России — вот моя задача, которой я посвящал все свои силы» <...>

№ 18. Из письма Е.К. Миллера наркому внутренних дел СССР Н.И. Ежову [45]

10 октября 1937 г.

<...> Последние годы, в 1932-1933 все больше укреплялась уверенность, что положение в СССР для населения все ухудшается и неудовольствие его все растет не только вглубь, но вширь, охватывая все большие круги населения, еще недавних верных приверженцев Коммунистической власти — как Комсомол и члены Коммунистической партии; причиной тому — а) неудача первой пятилетки в части удовлетворения обыденных потребностей всей массы городского и сельского населения, б) введение системы Колхозов и в) раскулачивание наиболее работящих и крепких крестьян, г) непорядки во всех областях народного хозяйства и жизни, начиная с железных дорог и кончая школами и народным образованием; в действительности это могло привести к народному взрыву. Но начиная с конца 1936 г. постепенно стал ощущаться сдвиг во взглядах эмиграции на положении в СССР, обусловленный двумя совершенно неожиданными для эмиграции фактами:

1) дарование конституции [46], если конечно выяснится, что эта конституция не фикция, а действительно — а) обеспечивает народным массам, т.е. каждому гражданину СССР права и обязанности выявить через представителя свой голос и свои пожелания; б) даст ему личную безопасность и в) гарантирует ему защиту от произвола со стороны административных властей.

2) окончательное и решительное удаление ненавистных имен Троцкого [47], Ягоды, Зиновьева, Радека и многих других, что указывает на желание власти привлечь к руководству работой во всех областях новых сил, честных и рожденных не в угаре революционном, а в период строительной работы на благо народа.

РОВС и большинство эмиграции стоят вне политических партий, имеющих каждая свою политическую программу о наилучшем устройстве государства. РОВС, как о том громко заявлял еще Великий Князь Николай Николаевич, не предрешает государственного устройства России и ставит его в зависимость от свободно выявленной воли народа.

Таким образом, все сводится сейчас к вопросу, ухудшается ли положение населения в СССР — материальное и моральное или улучшается и в связи с этим какова будет истинная воля народа — за или против сохранения Советской власти и коммунистического режима.

В первом случае естественно ожидать в конце концов народного взрыва, когда сквозь все слои населения пройдет клич, который мы слышали в 1917 г. иногда и тот клич самым тесным образом связанный с Императорским режимом — «так больше продолжаться не может!».

Дата добавления: 2015-08-05