Первое знакомство

Разговор с командиром полка был закончен. Группа офице­ров стояла около входа в его землянку, вырытую на склоне песчаного холма. Был мягкий, сырой, ноябрьский день. В про­межутках между быстро плывущими облаками, иногда про­рывалось холодное осеннее солнце, освещая голые, мокрые сучья зарослей кустарника, с блестевшими на них каплями воды, развороченную танками, {74} грязную проселочную дорогу, далекий сосновый лес, невысо­кие холмы, покрытые увядшей, желтой травой.....

Откуда то доносились разры­вы мин и во влажном воздухе отчетливо были слышны пуле­метные очереди. Высоко в не­бе непрерывно гудел мотор; под самыми облаками, над нами, упорно и настойчиво кружился немецкий разведчик, с его зна­менитой «рамой» на хвосте.

— Да, товарищи офицеры — говорил командир полка, вы­шедший с нами из землянки, — вы попали к нам в период за­тишья. Боев пока здесь не пред­видится. Мы должны лишь — крепко держать оборону. Судь­ба этого участка фронта будет решаться на севере от нас... Мы выполняем лишь вспомогатель­ную задачу, хотя должен отме­тить, что противник здесь на­ходится в мешке. Возможно, что это обстоятельство вынудит его на некоторые активные дейст­вия. Данных пока об этом нет, но......

И пожав нам руки — коман­дир полка скрылся в землянке.

Пришел связной и повел нас на передовую. Я получил наз­начение старшим адъютантом 2-го батальона 143 стрелкового полка, занимавшего оборону по линии железной дороге, соеди­нявшей Невель со станцией Дно.

———

Мы приехали на фронт в ноябре 1943 года, когда немец­кая армия, под ударами совет­ских войск, начала постепен­но оставлять, занятые ею тер­ритории. Отгремел Сталинград, прошли знаменитые бои в рай­онах Орла — Белграда и Воро­нежа, был очищен Кавказ.

Получая концентрированные удары на отдельных участках восточного фронта, при числен­ном превосходстве советских войск, и, одновременно, гото­вясь к ожидаемому вторжению союзников в Европу, германская армия не могла сдержать в ря­де мест напора противника и вынуждена была отступать; эти крупные, но все же локаль­ные поражения, заставляли од­новременно, германское коман­дование, отступать на других участках без боев, в целях не­обходимого в этих случаях, стратегического выравнивания фронта. Германская армия постепенно очищала территорию, занятую ею, ведя жестокие арьергардные бои и нанося не­исчислимые потери красной ар­мии. Красная, или иначе совет­ская армия, брала вверх своим несомненным численным пре­восходством, не жалея челове­ческих жизней и устилая землю грудами трупов.

Перелом, наступивший в вой­не, определялся не только чис­ленным перевесом советской ар­мии, мобилизовавшей в стране все, что было можно. Мы уже говорили выше о том, {75} психоло­гическом переломе, который произошел в советских войсках, когда армия и народ убедились, в том, что нацистская Германия имеет своей основной целью не освобождение народов, населя­ющих СССР от коммунистиче­ского ига, а завоевание «жиз­ненных пространств», в соот­ветствии с намеченными еще ранее планами.

Это создало ко­ренное изменение в настроении красноармейцев и этим широко воспользовалось советское пра­вительство, удачно еще раз сыграв на патриотических чувст­вах народа.

Ряд, главным образом, идео­логических и чисто цензурных послаблений, сделанных внут­ри страны, широко поставлен­ная национально патриотиче­ская пропаганда, превозноше­ние исторического прошлого русского народа и его крупней­ших деятелей, вплоть до некоторых императоров, усиленный «флирт» с Православной Цер­ковью, коренная, но чисто внешняя перемена в отношении вла­стей к религии и еще многое другое, создавали иллюзию, что после войны власть станет «другой» и даст народу необхо­димые свободы и человеческие условия жизни.

— Ну, а если не даст, так оружие в наших руках — рас­суждали многие — покончим с внешним врагом, так тогда по­говорим со своими на другом языке.

Как известно, — советская власть еще раз обманула народ; какой следующий трюк готовят большевики, в случае новой войны — трудно сейчас сказать.

Одновременно, оказанная со­юзниками военно-техническая помощь — приносила свои пло­ды. Более того, как мы убе­дились приехав на фронт, по­давляющее большинство про­дуктов были американские. Союзники усиленно подкармли­вали действующую армию. Американские аэропланы, автомо­били и танки тоже делали свое дело.

Наконец, к середине 1943 го­да, советская военная промышленность, настолько стала на ноги, что, в значительной мере, восполняла потери фронта, до­ставляя в достаточном количе­стве боеприпасы, снаряжение, давая также не плохие танки, артиллерию, крупнокалиберные минометы, особые артилле­рийские, строго секретные сред­ства поражения, так называе­мые «катюши» и многое дру­гое.

Это уже не была армия первого периода войны. Это бы­ло нечто совсем другое. Но и в этом другом, несмотря на все, гнездилось то, что посторонний наблюдатель не мог бы заме­тить. Это была не исчезающая пропасть между властью и на­родом, недовольство режимом и явное недоверие к нему.

———

Пройдя около получаса и {76} попав два раза под пулеметный огонь, мы, перейдя по тропин­ке через какое то болото, нат­кнулись на маленькую землян­ку, в которой помещался штаб 2-го батальона. Нас встретил командир батальона — развязный человек, лет тридцати, в чине капитана, с орденом красного знамени на груди. Разговаривая с нами, он все время хохотал, хотя рассказывал совсем не ве­селые вещи.

Рядом с ним сидел высокий, молчаливый человек, с погонами старшего лейтенанта. Это был комиссар батальона.

Мы пришли втроем. Двое из нас — вновь назначенные ко­мандиры рот, отправились к своим подразделениям, а я остался в штабе. Из кухни при­несли обед и мы занялись едой, во время которой комбат без умолку говорил, все время хо­хоча и подталкивая в бок, си­девшего рядом комиссара. Тот мрачно молчал, изредка вяло цедя ничего не значащие фра­зы.

После обеда я сказал комбату, что хотел бы пройти на передо­вую и осмотреть расположение наших рот; это было совершен­но необходимо, для моей рабо­ты, как начальника штаба ба­тальона.

— Ну что ж, пойди — прого­ворил комбат — только слушай, возвращайся без дырки в го­лове. А то тут быстро просвер­лят. Эй, связной, проводи на­чальника штаба на передовую. Да смотри, веди, как следует, чтобы без этого... понял?...

Без чего, «без этого», я так и не понял, да и, признаться, не собирался особенно разбирать­ся

Мы отправились. Связной — мальчик лет семнадцати, узбек по национальности, вооружен­ный автоматом, бодро шел впе­ред, показывая дорогу. До пе­редовой линии обороны было метров семьсот. Мы шли по тро­пинке, по бокам которой черне­ли глубокие воронки, залитые наполовину водой.

— Обстреливают, сволочи, каждый день. Все штаб щупа­ют, — с заметным восточным акцентом, пояснил он.

Пройдя через небольшую ро­щу на холме и выйдя на ее опушку, мы остановились.

— Теперь осторожнее, това­рищ старший лейтенант, здесь снайперы всегда бьют наших..... — начал мой спутник.

Но я почти не слышал что он говорил.

Прекрасная панорама откры­лась перед нами. Мы стояли на довольно крутой, с этой сторо­ны, возвышенности, на верши­не которой находилась роща. Внизу, в метрах в двухстах, ле­жало полотно железной дороги, аккуратно усаженное, с двух сторон, густым, низкорослым ельником. Около полотна были заметны наши окопы. За ними расстилался большой луг, {77} замыкавшийся пологим склоном, на верху которого, отчетливо были видны окопы противника. Дальше виднелись холмы, по­крытые лесом. Слева, вдоль по­лотна, местность понижалась и там виднелись далекие рощи, поля, какие то деревушки — на первый взгляд, мирный рус­ский пейзаж. Казалось, что сей­час вдалеке покажется дымок, пройдет поезд, по проселочной дороге проедут повозки с мест­ными жителями — все как всегда....

— Пойдем дальше, товарищ старший лейтенант? — осведо­мился связной.

— Да.... Конечно...

— Если по тропинке пойдем, наверняка обстреляют, а если по канаве, за кустами, то ни­чего... Только там грязно очень.

— Попробуем по тропинке....

Быстро, почти бегом, мы на­чали спускаться. Две пули, про­тивно свистя, пролетели рядом и с громким треском ударились о деревья.

— Разрывными бьют — мельк­нуло в голове. Бегом спустив­шись ниже, оба были уже вне поля зрения противника......

———

Мы находились на участке четвертой роты. Зайдя в зем­лянку командира роты и позна­комившись с ним, я просил его не беспокоиться — не ходить со мной по окопам. Мне хоте­лось осмотреться одному. Войдя по ходу сообщения в окопы, я сразу понял, что мы находим­ся в чрезвычайно невыгодном положении. Наши окопы нахо­дились в низине, в то время, как немцы сидели на горе и могли рассматривать в упор, все, что делается у нас. При этом положении, наши подраз­деления, сидя в обороне, нес­ли серьезные потери.

Если бы можно было отойти немного назад и укрепиться в железнодорожной насыпи, или еще дальше, метров на пятьде­сят назад, то положение наше оказалось бы более выгодным и потери оказались меньшими.

Но оказывается, что этого сделать было нельзя по следу­ющей «существенной причине». «Товарищ Сталин» сказал: «ни шагу назад», а, поэтому, раз во время продвижения вперед, части советской армии дошли до этого пункта, то ни одного ша­га назад уже сделать нельзя. Так мотивировал мне положе­ние наших позиций комиссар батальона, когда я высказал свои соображения на этот счет. И это не анекдот, а факт, стоивший многих совершенно нап­расных жертв.

Окопы были почти безлюд­ны. Люди врылись в землю, сделав себе что то вроде нор, защищая себя от огня против­ника. Только фигуры часовых маячили на своих местах. Я подошел к первому из них. Он не пошевелился.... «Убит?» — мелькнуло первая мысль. Нет,

{78} человек явно дышал и, глав­ное, стоял прислонившись к стенке окопа. Автомат лежал рядом на бруствере. Часовой крепко спал... Я остановился и стал его рассматривать. Это был еще почти ребенок. Он сладко посапывал и, казалось, улыбался во сне....

Осторожно тронул его за плечо. Он вздрогнул, открыл глаза, ничего не понимая по­тянулся сразу к автомату, но, увидев меня, растерялся и испуганно смотря на меня, продолжал стоять, прислонившись к стенке окопа.

— В чем дело, почему вы спи­те на посту?

Он пробормотал что то не­внятное.

— Да, вы не волнуйтесь, я вам никакого зла не сделаю; объясните толком....

— Двое суток уже не спал, товарищ старший лейтенант.

— Почему?

— Да, вот... Днем караульная служба. Как сменишься, так заставляют или оружие чи­стить, или же еще что-нибудь делать; потом еще какое-нибудь поручение, а ночь всю роем — окопы углубляем. Сегодня не больше часа дали соснуть....,

— Это так с вами только слу­чилось, или с другими тоже.....

— Да, нет... Все такие. По­смотрите.

Я прошел дальше и прибли­зился к следующему часовому. Он не спал, но посмотрел на ме­ня красными, воспаленными глазами и спросил — кто я та­кой.

Я ответил и, в свою очередь, спросил:

— Спать хотите?

— Да.

— Сколько спали сегодня ночью?

— Еще не спал.

— А вчера?....

— Не сплю уже третьи сутки.

Удивленный слышанным и виденным — продолжал обход. Всюду — усталые, измученные люди, несмотря на полное за­тишье в смысле боевых дейст­вий.

Увидев одного из старшин рот, я попросил объяснить его — в чем дело?

— Да, видите, товарищ стар­ший лейтенант, из штаба каж­дый день приказывают, что бы по ночам, когда немцы не видят, углублять окопы. И, что бы всю ночь рыть. Ну, люди, понятно, не спят.

— Так дайте им днем отдых.

— Да даем. Но все равно, опять таки, штаб не дает от­дохнуть. То одно, то другое, то третье. Все время дергают. Вот так и получается.

Когда я вернулся обратно, комбат спросил меня о моих впечатлениях. Я ответил до­вольно неопределенно, но спро­сил его о причинах этой «сонной болезни», царящей на передо­вой. Мне интересно было, какое объяснение даст он.

{79} — Слушай, начальник штаба, ты им не верь. Врут дьяволы. Лодыри; все бы им отдыхать, да отдыхать.

— Но послушайте, ведь должны же солдаты когда-нибудь спать. Тем более, что все они молодые ребята. Какой же он боец, если — не имеет отдыха. Все же нужно дать им опреде­ленное количество часов сна. Физиологию человеческого организма вы не переделаете!

— Солдат на фронте не должен спать — проговорил комбат, улегся на койку и через пять минут захрапел.

Дата добавления: 2015-08-05