Закон больших чисел 14 страница

Для студентов во время сессии отец Андриян организовывал специальные паломничества в часовню Варфоломея Разумного, где размещалась знаменитая икона «прибавление ума». Считалось, что такое паломничество помогает сдать все экзамены с первой попытки и не меньше, чем на четыре.

После ремонта и реставрации отец Андриян вплотную приступил к оборудованию церкви. Весной он съездил на ярмарку церковной утвари в «Софрино». Там он долго ходил по выставочному залу, приценивался, охал при виде цен и жаловался на бедность и дороговизну. Молоденький консультант подскочил, было, и принялся предлагать товар подешевле, но Андриян принял величественную позу и скривился: «Нет уж, нам эконом класса не требуется – найдём спонсоров и всё сделаем чин по чину, чтобы не стыдно показать». Он планировал разместить в «Одноклассниках» свои парадные фотографии в роскошных интерьерах новой церкви и не собирался отказываться от своих задумок.

Не следует думать, что жизнь отца Андрияна текла совсем уж безмятежно. В самом начале его карьеры, когда каждый рубль пожертвований был важен для него как воздух, спонсорами и покровителями хрюпинского пастыря стали последние городские братки. Они исправно появлялись в церкви по субботам в спортивных костюмах и золотых цепях на красных шеях, неумело крестились и рьяно клали поклоны. Жертвовали они много, и Андриян старался не думать о том, откуда появились деньги. Но как-то раз ему постучали в окно глубокой ночью. Под окном стояли, взволнованные и трезвые незаконопослушные «спонсоры»: «Молись за нас отец. Стрелка у нас с серьёзными мужиками. Хорошо молись!». Всю ночь Андрияну не спалось, утро прошло в волнениях. Но никто не появился. Поволновавшись неделю, он забыл о ночном происшествии, но тут-то и появились ребятки. Глаза у них были бешеные, лица бледные. Они стучали в окно, ломали дверь и кричали: «Что же ты плохо молился, змей! Сколько наших из-за тебя положили. Давай все деньги наши обратно, не отработал!». Пришлось Андрияну звонить своим однокашникам из школы милиции. Они-то и разбирались со шпаной по вполне мирским законам с выразительным чтением уголовного кодекса и вразумлением посредством огнестрельного оружия.

Хрюпинские святые

Иван Васильевич Сидоров неожиданно для себя оказался знаменем возрождения духовности в родном Хрюпине. Дело в том, что родной дед его жены Матрёны Максимовны был святым. Архиерейский собор РПЦ в 2000 году причислил к лику святых 1097 человек. Предпоследним в списке и был родственник Сидорова. Матрёна Максимовна отлично помнила деда Агафона. Маленькой девочкой она много времени проводила с ним и бабушкой Верой в их маленьком и бедном доме. Она помнила, что в доме было много икон, несколько полок с книгами (в том числе и светскими - отец Агафон был большим поклонником Толстого и Куприна) и старая фисгармония. Дед, если выдавался свободный вечер, собирал всю семью в «зале» и пел духовные песни, вполне профессионально сам себе аккомпанируя. Пел он также народные песни («Когда б имел златые горы» или «Хас-Булат») и романсы Варламова. А в хорошую минуту мог изобразить «Мурку» на потеху родне. Жители прихода как-то раз предложили ему устроить танцы для деревенской молодёжи под фисгармонию. Идея так увлекла поселян, что молодые девицы уже начали готовить новые ленты и парадные лапти. Однако Агафон оказался непреклонен и безобразия не допустил, а призвал задуматься молодёжь не о танцах и прочем греховодстве, а о спасении души и ремонте крыши на церкви. Любители танцев отложили решение этого вопроса до лучших времён и времена пришли. В 1937 году неизвестные недоброжелатели написали на Агафона донос, в котором сообщалось, что он не одобряет советскую власть, срывает займовые кампании среди колхозников и мешает уборке урожая, слишком часто устраивая службы и молебны. Через день «тройка» приговорила Агафона к расстрелу (приговор исполнили до наступления вечера), а семью выслали за Урал. Деревенскую церковь за лето перестроили (приладили новую крышу с флюгером и расписное крыльцо), свезли со всего района сотню книг, установили фисгармонию и устроили клуб с читальней. По воскресеньям в старом здании устраивали, как и планировалось, танцы под фисгармонию, а пор праздникам – партийные собрания.

По прошествии многих лет имя Агафона обросло легендами. Его честность, милосердие и принципиальность в рассказах очевидцев достигли размеров воистину титанических. Народная молва заселила его старый дом убогими бродягами и погорельцами, появившиеся свидетели рассказывали, как он отдавал свой ужин батракам, а в грозу и метель, если таковые случались в окрестностях Хрюпина, посещал больных, и те исцелялись от одного его появления. Отец Андриян, узнав о таких чудесах благочестия, отправился в село и на месте обнаружил, что жители почитают Агафона святым (поскольку общеизвестно, что святые проживают безукоризненную жизнь, погибают за веру, творят чудеса при жизни и после её окончания, а также оставляют почитателям нетленные мощи). Вот только с мощами случилась небольшая заминка, не удалось найти место захоронения Агафона, и, значит, церковной комиссии с антропологами и археологами не удалось выяснить, насколько они нетленны, и перенести их в часовню для поклонения. Позднее Иван Васильевич Сидоров попытался было организовать символическое захоронение, но ему это строго запретили. Тогда он добился установки памятника своему святому родственнику на кладбище, рядом с церковью и лично изготовил ограду и расчистил тропинку.

Итак, недолго сомневаясь, Андриян решил выдвинуть от Хрюпинского района кандидата в святые – праведного новомученика отца Агафона. Он резонно полагал, что получится престижно и благородно, а также полезно в рекламных целях. Андриян надеялся, что духовный туризм привлечёт в Хрюпин новые группы паломников (и это упрочит церковную экономику). Изучив в архиве материалы, касающиеся этих давних событий (личные письма, дневники и протоколы допросов), отец Андриян подтвердил безукоризненность веры кандидата. Он легко доказал, что Агафон не отрекался от сана, не был замечен в церковных расколах, не имел судимостей и связей с НКВД. Через два месяца усердных архивных трудов, Андриян приступил к опросам свидетелей в инициированном им «деле о святости» и составил сборник устных рассказов. Истинность своих показаний деревенские свидетели подтверждали клятвами перед Крестом и Евангелием. Пачку документов, отправленную в епархию, снова долго проверяли на подлинность, собирали медицинские и архивные свидетельства, и, наконец, предложили отцу Андрияну составить житие святого Афанасия. Ещё через год (Андриян был неприятно поражён волокитой в рядах православных коллег, и даже как-то в сердцах сказал, что даже хрюпинская налоговая работает чётче и быстрее епархиальных бюрократов) полный пакет документации предоставили в Синодальную комиссию, утвердили у патриарха, и, - О, Чудо! – в Хрюпине явился свой почитаемый святой. За счёт епархии, выдвинувшей кандидата, было выпущено житие, а в церковный календарь был внесён день памяти – первое апреля. Но следовало ещё написать икону, создать молитву, тропарь и кондак.

Иван Васильевич, коммунист и отставной капитан, был атеистом, но несгибаемость веры деда своей жены очень уважал. И когда выяснилось, что Агафон стал святым (об этом семье было выслано уведомление со всеми необходимыми подписями и печатями), начал посвящать делу увековечивания его памяти всё своё свободное время. Он начал с малого: помыл ограду, выкрасил памятник родственнику и возложил к нему цветы. Но за несколько лет трудов ему удалось добиться постройки хорошей асфальтовой дороги до памятника Агафону, часовни у входа на кладбище и лавки, где все паломники могли приобрести чудотворные образа отца Агафона и его житие. Житие в Синодальной комиссии составили довольно скоро после канонизации, и издали небольшим тиражом, а вот индивидуальную икону Агафона писать не стали. Тогда Хрюпинские Сидоровы собрали деньги и заказали икону в модной иконной мастерской. По фотографии её изготовили за месяц. Оригинал иконы (на холсте) со всей торжественностью преподнесли отцу Андрияну (торжественная церемония при стечении хрюпинцев была проведена в день памяти новомученика – 1 апреля), а копии разместили в местной исправительной колонии, в больнице, библиотеке, на архиерейском подворье и в мэрии. Мэр выступил с прочувствованным ответным словом и самые сентиментальные из его слушателей умилённо рыдали. Хрюпинцы очень почитали эти образа и с нетерпением ждали чудес. За чудеса поначалу приняли появление масляных пятен в углу икон (их истолковывали как истечение мира), но оказалось, что это пятна от елея и поцелуев восторженных почитателей. Однако это обстоятельство не охладило восторга верующих. Число посетителей церкви отца Андрияна росло (чтобы поддержать пыл верующих, он собственноручно подливал ароматное масло за оклад иконы и упоминал в проповедях факт мироточения и два случая чудесных исцелений). Он даже начал подумывать о покупке новой квартиры в областном центре.

Маленькую бумажную копию иконы Агафона заведующая детским садом «Зайка» Раиса Игнатьевна повесила в православном молитвенном уголке (бывшая игровая комната) подведомственного учреждения. Она утверждала, что дети «при возникновении желания ходят помолиться в этом укромном уголке или просто уединиться». В планах заведующей, совсем недавно ставшей православной, было введение общей молитвы сотрудников и детей, и постройка часовни («каждый родитель, принесёт по кирпичику, по досочке – вот и получится своя церковка», - говаривала она), но она пока не решалась развивать эту идею перед родителями и чиновниками от образования. А пока, она учила попугая, жившего в живом уголке, выговаривать «Слава Богу!» и «Отче наш» (две эти фразы составили основу его репертуара).

Воодушевившись первым достигнутым успехом, отец Андриян задумался об увеличении святости на хрюпинской земле. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что из его одиноких и преданных тёток Проскудии, Пульхерии и Епихарии могли бы получиться отличные блаженные (и, впоследствии, святые небесные покровительницы, после того как закончится их земное бытие). Тётки эти и раньше слегка пугали хрюпинцев, когда выходили во двор варить в тазу малиновое варенье на зиму. Худые, скрюченные, в длинных чёрных платьях, склонялись они над кипящим в тазу варевом, бросали в него листочки и корешки, бормотали что-то. Заметив прохожих, они следили за ним взглядом, грозили пальцем, хихикали. Андриян начал читать тёткам по вечерам жизнеописания юродивых Ксении Петербургской, Фёклы Поднизовской и Феодоры Хрюпинской. «Только подумайте, милые мои, - вещал Андриян, - Христа ради принимали они на себя личину безумия, обличали пороки, вразумляли власть имущих, утешали страждущих. Как прекрасна, как незамутнённа их вера. Как величественен их подвиг!». Тронутые таким нерядовым вниманием, тётки слушали всё внимательнее, и всё более увлекались идеей юродства. Поначалу они перестали мыться, переодеваться и причёсываться (Андриян испытывал некоторый дискомфорт от их благостного присутствия в доме, и не решался прикасаться к еде изготовленной их любящими, но немытыми руками, однако его радовала немалая экономия на одежде и моющих средствах – всё-же тёток было три). Через пару месяцев, войдя во вкус юродства, они принялись бродить по улицам и кричать в окна мэрии: «куда подевали деньги на ремонт дорог? А где зарплаты учителей?». Андрияна вежливо попросили прекратить безобразия, и он напомнил родственницам об уважении к посланному богом руководству. Тогда тётки направили острие своей критики на пьющих мужей и жадных олигархов – они плевали им вслед и угрожали высшим судом. Со временем тётки окончательно переселились в землянки в чистом поле за городом, где предавались молитвам и ждали конца света. Питались они травой и подаянием, но на тот свет не торопились. Но, несмотря на это, Андриян начал тайные переговоры с сотрудниками лаборатории мумификации химического факультете МутехмепеГУ, чтобы в недалёком будущем обеспечить нетленность мощей своих родственниц. Они вместе разработали подходящую к случаю диету для старушек и заранее закупили химикаты, чтобы в тот момент, когда придёт время не беспокоиться о материальной базе и не сорвать предприятие.

Духовная карьера Николая Юрьевича Пухова закончилась довольно неожиданно. Мэр города лично попросил старинного приятеля поучаствовать в выборах в городскую думу, потому что от округа зарегистрировался на выборы только один кандидат (директор школы и учитель истории Иван Пушков), а по закону необходима была альтернатива. Андриян согласился. Чтобы блаженные Проскудия, Пульхерия и Епихария не компрометировали депутата, их срочно отыскали в широком поле, вымыли, причесали и вывезли подальше от Хрюпина. Неожиданно для себя выборы Николай Юрьевич выиграл. Из явившихся к урнам 24 человек, 13 проголосовали за приход «морального человека во власть» (так прокомментировало произошедшее активное и вездесущее хрюпинское телевидение). Быть депутатом ему понравилось. Через три месяца депутатства, Николай Юрьевич отказался от духовного сана и вернулся к светской жизни. Он завёл свечной заводик и принялся сочинять и принимать законы, полезные для процветания его бизнеса. Поэтому политическую карьеру Николай Юрьевич закончил состоятельным и уважаемым человеком, и приступил к сочинению мемуаров, призванных поразвлечь и слегка шокировать односельчан, и, главное, - ещё более укрепить его материальное благополучие.

Настоящая блондинка

Эвита Шубодёрова родилась очаровательным ребёнком и к совершеннолетию выросла в ошеломительную красавицу. Гламурные топ-модели подурнели бы от зависти, увидев белокурые локоны, серые глаза, ресницы, трепещущие как крылья бабочки (и, соответственно, ноги бесконечной длины, выпуклости на фигуре пятого размера и сногсшибательную талию). Она с удовольствием смеялась над шутками про блондинок, но резонно полагала, что к ней эти рассказы отношения не имеют и считала себя очень разумной особой (хотя и сама однажды стала жертвой розыгрыша, восемнадцать раз перевернув белый лист формата А4, на котором с двух сторон было написано «переверни»). Очень скоро Эвита сообразила, что в современной жизни быть просто красавицей неактуально, немодно и бесперспективно. Поэтому она решила стать деловой женщиной. Эту идею она в течение трёх недель, непрерывно и энергично втолковывала своему близкому другу и спонсору, хрюпинскому олигарху Александру Александровичу Волкову, который, в конце концов, чтобы передохнуть от непрерывного звона в ушах, согласился с её мнением и выделил некоторую сумму денег и участок земли (300 квадратных метров, , если быть точным) на дальней окраине города. Участок был так себе: слева коровник, справа водокачка, покосившиеся бараки вокруг. Но воображение красавицы Шубодёровой быстро дорисовало вокруг торговые центры, виллы, парки, набережную с пальмами и осталось довольно.

Не мешкая, прекрасная Эвита отправилась в строительную компанию, где бы для неё разработали проект здания (в котором она и начнёт свой бизнес). Следует заметить, что в этой строительной фирме, не покладая паяльника и отвёртки, трудился Макар Иванович Сидоров. Поэтому он был свидетелем и участником всех далее произошедших событий, и может подтвердить, что именно так, как написано, всё и происходило. Без шуток.

Когда дверь офиса открылась и в приёмную впорхнула наша нимфа, сотрудники (Сидоров, два инженера-строителя и начальница отдела Ольга Николаевна Жилкина) на пару минут потеряли дар речи. Макар просто молча любовался (ему вообще нравились блондинки, вот и Наталья Александровна тоже была типичной представительницей этого рода), инженеры подсчитывали, как этот необыкновенный, чудесный объект сохраняет равновесие и движется, вопреки всем законам механики, а практичная Ольга Николаевна прикидывала, во сколько денег, нервов и времени обойдётся им грядущая работа. Нимфа, между тем, уселась в кресло для посетителей, улыбнулась (в точности, как рекомендуют гламурные журналы при посещении офиса - предварительно Эвита несколько дней тренировалась перед зеркалом и своей болонкой) и начала беседу. Сотрудники ожили и беседу поддержали. Выяснилось, что барышня Шубодёрова собирается заняться бизнесом. Инженеры решительно одобрили её намерение. «Досуговым бизнесом», - пояснила она. Инженеры высказали намерение немедленно заняться с ней именно досуговым бизнесом, здесь и сейчас. «Мы будем строить досуговый центр», - отрубила бизнеснимфа. Разговор принимал деловой характер, поэтому в него вступила Ольга Николаевна. «А что бы Вы хотели получить?» – спросила она. Эвита воодушевилась, и сообщила о том, что на втором этаже (для тех, кто забыл, напомним, что речь идёт об участке размером ) должны располагаться боулинг, биллиард, теннисный стол и десяток «комнат отдыха» со всеми необходимыми удобствами. У инженеров сделался задумчивый вид. Им подумалось о том, что брать деньги за создание этого проекта почти неприлично. Всё равно, что грабить несовершеннолетнего. Закончила Эвита список пожеланий словами: «а на первом этаже должен быть модный ресторан, непременно очень модный …» Заплатив немалый аванс, будущая акула бизнеса покинула контору. Через две недели проект был готов, о чём заказчице и сообщили в письменном виде. Она пришла, уселась, и сотрудники-инженеры развернули перед ней чертежи. Её неприятно поразило обилие бумаг. Эвита думала ей покажут картинку с изображением уютного домика и план двух этажей, но к пачке чертежей она была не готова. Однако, помня о том, как трудно начинать свой бизнес, она решила преодолеть сложности, приложить усилие и начала разбирать надписи. «Что это такое, «тепловой узел»?» - изумилась она. Инженеры хором отрапортовали, что это такое место, куда поступает горячая вода из теплоцентрали и затем распределяется по трубам внутри помещения. «Нам такого не надо, - покачала головой заказчица, - какие батареи?». Инженеры похолодели. Они представили себе экстремальный досуг в валенках и ушанках по системе Иванова. Эвита, между тем, продолжала разбирать незнакомые слова. «Э-лект-ро-щи-то-ва-я … А это ещё что-о такое? Хватит морочить мне голову, поначертили всякого, ненужного …. Всё должно быть кра-а-асиво… А где кухня???». Ольга Николаевна Жилкина подошла поближе, чтобы поддержать своих коллег, но заказчица, почувствовав себя «на коне» продолжала строгим тоном: «что за ерунда … горячий цех …. холодный цех … овощная …». Начальница отдела скупо вставляла пояснения о том, что в горячем цехе занимаются супом и котлетами, а в холодном крошат салаты, но не была услышана. «Зачем всё это, - негодовала бизнеследи, - ведь и ребёнку ясно, что в ресторане должна быть кухня!!!». Подавленные строители и проектировщики клятвенно заверили клиентку, что через неделю всё будет сделано, как она желает. И сделали. Через неделю Эвита получила чертежи, на которых не было ни щитовой, ни теплового узла (их предусмотрительно спрятали под лестницей), а слева от зала ресторана располагалась КУХНЯ. Но Эвита пришла подготовившись. «Я посоветовалась со знающим человеком, - у инженеров мелькнула мысль о том, что их мучения закончились, сейчас появится Сан Саныч … - со своей подругой. Она тоже считает, что вы работаете плохо». «Есть ещё пожелания?» - поинтересовалась начальница отдела. «Да, разумеется, для культурного досуга на первом этаже необходима аптека». Ольга Николаевна быстро соображала «комнаты отдыха … досуг … аптека…всё ясно…», но земли было , потому она любезно улыбнулась и поинтересовалась: «Можно ли ограничиться автоматом или положить всё самое необходимое для организации досуга на кассу?». Заказчица оскорбилась: «Какой ещё автомат, посетители любят, чтобы их вежливо обслужили! Всё должно быть кра-асиво …». Сотрудников конторы начало лихорадить, их настроение стремительно колебалось между печалью и нервным весельем. Эвите предложили продолжить список пожеланий и она, ни минуты не сомневаясь, захотела танцевальный зал и бутик. «Какой бутик?» – оторвалась от бумаг Ольга Николаевна. «Обыкновенный бутик, с одеждой и обувью, - ответила нимфа, - Всё должно быть кра-асиво». Инженеры немедленно пририсовали плод лестницей складские помещения. Проект разрастался стремительно, и под лестницей необходимо было выстроить уже не менее трёх этажей и выйти в параллельное пространство. Александр Александрович Волков оплатил очередные изменения в проекте, и Эвите вручили окончательный вариант. Там было всё: аптека, бутик, кухня, боулинг, теннисный корт (удалось даже втиснуть спа-салон и сауну так, что СЭС утвердила проект, команда архитекторов, похоже работала под девизом: «упихать неупихуемое») … Вот только комнаты отдыха были названы техническими помещениями (специальные такие каморки для хранения вёдер, швабр, лопат и граблей). Эвита пробовала возражать, но ей решительно объяснили, что некоторые виды досуга (даже и «культурного») не одобряются уголовным кодексом и кровати в технических помещениях врисовывать нельзя. Пришлось согласиться. Её правда, смущало, как она будет объяснять, что она хранит в 18 кладовых на втором этаже…, но сотрудники конторы порекомендовали ей проявить креативность и напор и пожелали удачи. Ведь проект «досугового центра» ещё предстояло утверждать у пожарников и в санитарной службе Хрюпина (не одним же строителям-проектировщикам такое счастье). Коллеги потирали руки (они-то своё дело уже сделали) и радовались за ближних из перечисленных организаций.

Царский дворец.

Иван Васильевич Сидоров всегда был мыслителем и эстетом, но, выйдя на пенсию, он стал особенно много читать, подолгу размышлять и нести выстраданные идеи в широкие массы (то есть обсуждать их со всеми, кто готов был слушать и щедро помогать ближним добрыми советами). Однажды в руки ему попало нарядное издание «Домостороя». Он принялся читать его медленно и с удовольствием, поражаясь, насколько старинные рецепты ведения хозяйства созвучны ходу его мыслей . Иван Васильевич и раньше руководил своим домашним хозяйством твёрдой рукой, но, изучив труд Сильвестра, он понял, что был слишком мягок и терпелив, и такое его благодушие только развратило домашних. Старший Сидоров повёл себя ещё суровее, и Матрёна Максимовна не вынесла такой перемены в семейной жизни. Сыновья выросли и жили самостоятельно, поэтому она, собрав нехитрый багаж, подала на развод (в суде очень удивлялись разводу 65-летней Матрёны с её 72-летним домохозяином, увещевали, призывали к благоразумию … тщетно) и уехала в деревню к младшей сестре. «Гулящая», - сделал вывод Иван Васильевич, и ещё больше зауважал Сильвестра. А как иначе он мог объяснить поведение сбежавшей от него после стольких лет совместной жизни жены. На Матрёну Максимовну Иван Васильевич был обижен долго: «Гулящая, сбежала, а ведь в золоте у меня ходила, в шубе из енота. Всё бросила. Семью порушила…», - и плевал вслед. Сыновья, узнав о таком повороте в семейной жизни родителей, отца навещать перестали, и на его программные послания не отвечали.

После отъезда Матрёны Максимовны Иван Васильевич решил начать новую жизнь: найти новую хорошую послушную и красивую жену, украсить свой быт. Он разослал письма с предложением совместной жизни Людмиле Зыкиной, Валентине Матвиенко и Алле Пугачёвой (всё видные и уважаемые женщины, «не вертихвостки»), но ответа не получил. Тогда он, чтобы не терять времени, приступил к облагораживанию быта, надеясь привлечь новую жену красотой избы и благоустройством хозяйства. Когда-то Иван Васильевич навещал своего старшего сына-студента в Ленинграде и тот водил его в метро. Интерьеры станций (панно, лепнина, картины на потолке) надолго потрясли его воображение и беспокоили во сне. Но суета, работа, хозяйство долго не давали полностью расцвести замыслу. Теперь же Иван Васильевич обрёл свободу и увлечённо приступил к делу. Он закупил необходимый инструмент и принялся вырезать из мягкой податливой липы рамы, фрагменты мебели, наличники. Покрашенные, эти деревянные завитушки ничем не отличались от лепнины и бронзы. Кресла и диваны Иван Васильевич обтянул красным плюшем, и они стали «как в царском дворце», над кроватью (, чтоб «вольготно спалось» и комары не тревожили) он воздвиг балдахин с кистями и бахромой. Даже радио и телевизор, умелец «золотые руки» украсил раззолоченной липовой резьбой. На потолках Иван Васильевич поместил картины на мифологические и военные сюжеты.

Когда интерьеры избы приобрели законченный вид, Сидоров выслал письмо с фотографиями директору Эрмитажа, а восхищённый ответ повесил в рамке в красном углу над тремя тронами. Тронов было три, потому что один, самый высокий, Иван построил для себя, второй – для жены, а третий – для своего будущего помощника по управлению Россией – журналиста правдолюба-разоблачителя Порфирия Собакина.

Журналистам, приезжавшим подивиться на чудесное строение со всей области, Иван Васильевич с удовольствием рассказывал о многочисленных (в том числе и заграничных) гостях. Об австралийцах, о ходоках из Монте-Карло, о немцах, которые предлагали купить у него избу за десять миллионов евро (правда без объяснения, что они собираются с ней делать: то ли вывозить в Германию, то ли устраивать парк заповедник на месте, в хрюпинской глубинке). Сидоров оставлял на крыльце общие тетради и шариковые ручки, а вечерами перечитывал восторженные хваления: «богата земля русская самородками, но Вы лучший из всех», «не перевелись ещё таланты на Руси», «хрюпинский Лувр». Школьники из кадетского интерната № 6 под диктовку учительницы написали благодарность «мастеру, показавшему настоящую мудрость вдохновенного коммунистического труда», а турист из Африки, случайно появившийся у ворот Сидоровых (хотя, возможно, это был не турист, а студент Нинель Авенировны Засеровой) отметил, что «у нас в Зимбабве не найдёшь таких умельцев как вы» (но ведь и липы в Зимбабве тоже не найти). Самую длинную запись оставила доярка из соседнего городка Мышкина Ева Фёдоровна Зазаборова: «Я словно в детство вернулась, словно снова в Эрмитаже побывала, куда возили меня маленькую родители. Вот только нельзя такую красоту даром показывать, надо брать по пять рублей за то, чтобы сфотографироваться на троне. Иван Васильевич, вы бриллиант нашей обездоленной Отчизны, ограбленного нашего края. Низкий вам поклон за щедрое сердце, за мудрые руки, за великую душу. Стыдно будет землякам, за то, что не почитали редкостный ваш талант и невероятную вашу мудрость. Преклоняюсь перед вами и благодарю вас». Этот листочек Иван Васильевич тоже аккуратно повесил в рамочку на стенку. В интервью он рассказал, что его дворец за последние годы навестили шесть миллионов посетителей. «То есть по 500 человек ежедневно?» - уточнили журналисты. «Точно так, никак не меньше», - отвечал умелец. И, наконец, был сделан судьбоносный вывод: «Я долго пожил, душу человечью, хрюпинскую нутром понимаю, своими руками такую красоту создал. Да я и есть душа российская».

Устроив свою жизнь красиво и правильно, Иван Васильевич написал письма всем «царям России»: и Горбачёву, и Ельцину, чтобы поделиться передовым опытом управления. Но те не ответили. И тогда Сидоров задумался о том, чтобы самому стать царём и переустроить Россию. Одна из его учениц и почитательниц (старейшая работница рынка Раиса Немытова, много лет торговавшая куриными ногами и головами) сшила Ивану в подарок шапку Мономаха (по выкройкам куклы на чайник), украсила бусами и стразами – очень получилось красиво и, главное, тепло. Иван Васильевич всегда надевал эту шапку, когда усаживался на трон. Там, на троне, старшему Сидорову пришла мысль написать книгу «как Солженицын и Толстой», но остановился на предисловии, в котором тяжко жаловался на сложности пророческой жизни.

Ивану Васильевичу было ясно, как день, что надо сделать, чтобы Любезное Отечество процвело. Он был уверен, что если бы ему удалось хотя бы два месяца порулить страной, он бы сразу навёл порядок и сделал народ счастливым. Иван Васильевич считал, что первое наиважнейшее дело, которое надо сделать, став царём - отнять деньги у богатых и всех бывших богачей отправить под арест. «Всех, у кого есть миллион рублей - немедленно в тюрьму, рабочий человек не может иметь столько денег», - выводил на листе бумаги старший Сидоров, - «И тут бюджет в стране станет сразу такой огромный, что хватит и на бесплатную медицину для всех, и на образование, и на дороги, и на храмы, и на что захочешь. Колхозы бы поднялись, пенсии бы стали по 25 тысяч». Перечитывая поутру свои вечерние заметки, он всё больше воодушевлялся и придумывал шаги всё более решительные, мечтал дальше» «А кто-бы не захотел отдавать деньги народу– тех бы сразу под расстрел. Ареста для них мало - только расстрел или четвертование! Хотя, четвертовать это кроваво и некрасиво – вешать будем ворюг всем миром, прямо на Красной площади. Повесил, и виси себе тихонечко и аккуратненько. И телевидение пусть снимает, в назидание». За взятки Иван Васильевич собирался рубить руки, планировал запретить мигалки (даже и патриарху, и отцу Андрияну): «пусть ездят на метро, как все люди». А тех, кто бы тратил государственные деньги на служебную машину с шофёром, того старший Сидоров планировал сечь нагайкой на главной площади Хрюпина. «Столицу, - говаривал Иван Васильевич, - разместим в Хрюпине, ни к чему нам Москва да Питер. Условие про нагайку Сидоров добавил, когда хрюпинское казачество (пять человек, регулярно собиравшихся в его дворце испить «ерша» или «отвёртки») избрало его своим вождём и атаманом и подарило вскладчину старую кубанку чёрного потрёпанного каракуля с красным верхом. Казаки следом ходили за своим старейшиной и усваивали его лозунги: «вредителей стрелять», «деньги у мигалочников отнять», «служба в армии – семь лет».

Дата добавления: 2015-08-05