Радиоактивные джунгли и инспекторы-лемуры

“Джунгли” как метафора капиталистического мегаполиса восходит к одноименному роману Эптона Синклера, опубликованному в 1905 году. Роман был написан в итоге “творческой командировки” писателя в Чикаго - города, в начале ХХ века ставшего “родиной” урбанистической теории. Если ее основателей интересовали возможности объективного изучения и управления стремительно прибавляющимся населением, то Синклер историю семьи литовского эмигранта Юргиса кладет в основу масштабного литературного повествования. В нем он с марксистской страстью запечатлевает цену, которую простые люди платят за свершения индустриальной революции. Город плавилен и скотобоен, Чикаго притягивал к себе все новые и новые семьи иммигрантов, обрекая их на бесконечную борьбу за существование. “Выживает сильнейший” - этот закон джунглей царит в Чикаго, и Синклер показывает механику “негативной селекции” недавних приезжих, когда ни добродетель, ни прилежание, ни жажда справедливости не помогают Юргису и его семье в борьбе с домогательствами надсмотрщиков на заводе, хозяев квартир, полицейских и судей.

В течение ХХ века социал-дарвинистские обертона этой метафоры сохранились, но нередко она используется и просто для фиксации скученности, переполненности городского пространства людьми и вещами. У философа Бернхарда Вальденфельса читаем, что, “когда речь заходит о большом городе, перед нашим внутренним взором снова и снова всплывает образ необозримой и непроходимой чащи или джунглей”[28]. А другой философ весьма предсказуемо называет “джунглями даунтауна” одну из самых “неевропейских” черт городской среды: скопление небоскребов в деловом центре[29].

Доминирование “негативности” в метафоре “город как джунгли” можно проследить на нескольких недавних примерах. “Бензиновые джунгли” - название репортажа о плохом качестве бензина, продаваемого в Москве. “Маугли в джунглях города” - под таким заголовком выходит в газете “Восточно-Сибирская правда” материал о неблагополучных семьях и заброшенных, голодных детях, пьющих воду из луж и отправляемых в детские дома (герой Киплинга помнится авторам заметки, скорее всего, по советскому мультфильму).

Этот пример перекликается с образом джунглей как пространства, в котором и не начиналась “работа культуры”. В кураторском манифесте выставки “Арх-Москва - 2007”, посвященной городскому пространству, редактор архитектурного журнала “Проект Россия” Барт Голдхоорн с помощью этой метафоры фиксирует контраст между достойно выполненными отдельными архитектурными объектами и общим состоянием города:

“Но насколько разнится эта картина, если перевести внимание с конкретных, пусть и хорошо построенных зданий на пространство города, которое их окружает. В самых дорогих районах Москвы улицы выглядят не лучше, чем в самых маргинальных: битый асфальт, дворы с контейнерами, до верха заполненными мусором, беспорядочно запаркованные автомобили, чахлая зелень, с трудом выживающая в каменных джунглях. Архитектура здесь касается только самих зданий и их ближайшего окружения. Как правило, различные постройки никак не связаны друг с другом. Несмотря на то, что все они являются частью одного генплана, получается только какофония на фоне вышеупомянутого городского “шума””[30].

Следующий пример добавляет к вышесказанному еще и противопоставление Природы и Культуры, обыгрывая двусмысленность зрелища буйной зелени посреди городских улиц. На сайте города Припять помещены фотографии пышной растительности под заголовком “Джунгли Чернобыля”[31], а один из журнальных репортажей оттуда отсылает к образу зелени (джунглей) как фиксирующему безнадежность “вторичного одичания” городской жизни:

“Теперь пустая Припять - самый зеленый город Украины. Деревья растут здесь, как хотят и как могут: из пола школьного спортзала на втором этаже - благо окна выбиты, дождь поливает, из канализационного люка, сквозь щели лавочек и сетку футбольных ворот, перед дверями подъездов и на балконах. Были бы у нас джунгли - город бы уже исчез, но березы да осины не справляются с этой задачей. Так что лозунг “Здоровье народа - богатство страны” над больничной крышей пока виден издалека. Но туристы, преимущественно иностранные, все равно довольны: ну где еще куст папоротника растет в гнезде электропроводки?!”[32]

Однако стремление к “позитивности”, преобладающее в сегодняшнем массовом дискурсе, сказывается и на использовании этой метафоры. Журналист “Независимой газеты” именует джунглями городские промышленные зоны, разбирая примеры повсеместной конверсии заброшенных промышленных зданий в музеи и культурные центры[33]. Еженедельник “Строительство и недвижимость” повествует о новых принципах эффектного вертикального озеленения под заголовком “Каменные джунгли расцветают”[34]. Коммерциализация экзотических мест как возможности получить новый опыт проявляется в риторике программирования жизненного стиля, мобилизуемой рекламными агентствами для продвижения на рынке дорогих товаров и услуг. “Джунгли” в этом случае становятся дополнительным дискурсивным средством позиционирования потенциальных покупателей как вливающихся в одну дружную глобальную семью тех, кто предпочел данный продукт. В статье интерьерного журнала воспевается новая линейка керамической плитки, имитирующей шкуру диких животных:

“Стены, одетые в “кожу” вепря, слона или крокодила, необычны и вызывающи. Интерьер этой кухни - для настоящего мужчины, ищущего приключений в джунглях современного мегаполиса”[35].

В рекламной компании внедорожника Toyota RAV-4 “джунгли” олицетворяют цепочку приключений, пускаясь в которые, герой - владелец машины - все же надежно защищен от досадных препятствий вроде бестолковых пешеходов, инспекторов ГИБДД и открытых люков[36].

Дата добавления: 2015-07-26