Творения и влияния переднеазиатской души 1 страница

Переднеазиатская раса физически близка к динарской; сходны они и по психическому складу. Это не столько заметно в повседневном поведении, сколько в духовном творчестве при смешении нордической крови с динарской и переднеазиатской. Есть творения, которые можно назвать нордически-переднеазиатскими. Они возникли в занятой нордическими племенами Передней Азии. «Барокко» эллинистического искусства это переднеазиатское отклонение от нордической формы, а западное барокко – динарское отклонение от нее. У Скопаса, грека с острова Парос, впервые появляются «страсть и пафос», новые тона, которых не знал Пракситель, но которые стали сильней звучать в эллинизме. Но эллинизм, с точки зрения расовой теории, это цивилизация, в которой становилось все меньше нордических черт и все больше переднеазиатских. Пример – гробница Мавзола в Галикарнасе. Центры эллинистической цивилизации находились в областях с сильной переднеазиатской примесью – в египетской Александрии, сирийской Антиохии и малоазиатском Пергаме. Алтарь Зевса в Пергаме, созданный около 170 г. до н.э. – один из самых ярких примеров эллинистического «барокко» с типичными для переднеазиатской души деформациями нордических художественных форм. Для эллинистического искусства типичны также наклонность к сладострастию, бесстыдный показ любовных сцен. Эти черты всегда связаны с проникновением в цивилизацию переднеазиатского духа. Для своего выражения эти черты нуждаются в ином художественном оформлении, что нам и показывает история эллинистического искусства. Переднеазиат уходит в свои переживания, он наполовину движим ими, наполовину сам их стимулирует, как актер. Эта черта сказывается уже в культе Диониса у поздних греков и в буйных всплесках радости на празднике Св. Лазаря (бывшем празднике Адониса) у современных греков. Сильнее всего эта черта проявляется там, где преобладает переднеазиатская раса, например, в оплакивании мертвых у армян с вырыванием волос и биением себя в грудь. Существование в Армении профессиональных плакальщиц указывает на переднеазиатскую душу, на способность «заводить» самих себя. В индийской религии Кришны, в исламской мистике, в танцах дервишей, в искусстве Греко, в проповедях Лойолы, во многих картинах экспрессионистов переднеазиатская суть столь же ощутима, как у еврейских актеров, адвокатов, ораторов и проповедников. [1. Л.Ф.Клаус. Раса и душа. 1925, стр. 168.]

Для переднеазиатской расы характерны актерство и музыкальность, менее развитые у ориентальной расы. Чувство собственного достоинства ориентальной расы, ее серьезность, иногда прорываемая вспышками страсти, чужды актерству и не поддаются влиянию музыки. Нет драматургии на семитских языках, музыку арабы заимствовали у персов. Как в европейском барокко проявляется актерско-музыкальная динарская расовая душа, так в эллинистическом искусстве – такая же передне-азиатская. Динарским «Страстям Господним» предшествовали переднеазиатские, персидские игры «тазийе», которые ежегодно проводились в память страданий и смерти Хуссейна, сына Али. Сюда же относятся и испанские пасхальные игры. Персидские «тазийе», похоже, были продолжением поздне-эллинистических мистерий, возникших из переднеазиатской души, а не из нордической. Нордическая душа ясней всего выразилась в культе Аполлона («Парсифаль» Вагнера тоже относится к «страстным действам» – сказалась динарская кровь композитора).

Европейское барокко Хаузенштейн называл «вечно азиатским», но его книга «О духе барокко» сама являет собой пример переднеазиатского самовозбуждения. Язык этой книги можно назвать переднеазиатским немецким… И динарская, и переднеазиатская душа вызывают в нордическом искусстве уклон в сторону «барокко».

Сходство динарской и переднеазиатской рас сказывается и в других чертах. От смешения с ними нордической крови рождаются великие провозвестники. Шиллер и Ницше в чем-то соответствуют Заратустре, Будде и Иисусу. О расовой принадлежности трех последних можно лишь строить предположения, но в маздеизме и христианстве, равно как и в буддизме, прослеживается нордически-переднеазиатский дух. Возможно, основатели этих религий были таких же смешанных кровей.

Смешанное происхождение Иисуса связано с расовым составом населения Галилеи того времени. Галилеяне, известные своей любовью к свободе и отвагой, были (как сегодня друзы) смешанным народом с переднеазиатскими, ориентальными, нордическими, а возможно и с западными компонентами. Нордическую кровь привнесли амориты и верхний слой хеттов. Евреи (иудеи) никогда не были в Галилее многочисленны. Маккавеи в 165 г. до н. вытеснили даже их из Галилеи. Галилеяне не могли выговаривать некоторые еврейские звуки. Евреи всегда считали Галилею «заграницей» и даже называли Иисуса-галилеянина «самарянином» (Иоанн, 8, 48), что для них означало «чужак». Чуждым для них осталось и его учение. Все это указывает на расовые различия между галилеянами и иудеями. Точнее, это были разные расовые смеси. Духовные различия обусловили отклонение учения Иисуса иудеями: «Должно было быть в этой религии что-то, близкое свободному греческому духу», – говорит Гарнак, указывая тем самым на нордическую составляющую в христианстве. Для Иисуса и Будды было свойственно устремление ввысь, как до них Заратустре, а позже – великим нордически-динарским личностям. В наши дни нордически-переднеазиатский султан друзов Атраш, герой и святой одновременно, почитаемый не только своим народом, пример того, что может дать смесь этих кровей.

Примечательно, что именно в том поясе стран, где смешивались нордическая и переднеазиатская кровь, возникли великие религии. Гунтер Ипсен справедливо называет Юго-Восточную Европу и Западную Азию, область, где возникли сначала маздеизм, потом буддизм, потом еврейские пророчества, потом христианство и, наконец, ислам, порождение, главным образом, души ориентальной расы, а также мистерии позднего эллинизма, очагом «пророческого движения».

… Нордическая суть сильнее всего выражена в маздеизме. Переднеазиатский дух выражался в чувстве греховности, предчувствии конца света, жажде таинств, стремлении к духовной власти над общинами, но, прежде всего, в прозелитизме.

Нордический человек не станет проповедником. Его вера слишком уединенна, сдержанна, молчалива и проникнута благоговением. Примечательно, что индоевропейским народам в древние времена (когда в них сильней всего проявлялась нордическая кровь) была совершенно чужда мысль о проповеди своей веры другим народам… Проповедь среди «неверующих», идея «мировой религии», «идите и научите все народы» – все это проявления переднеазиатской души, впервые наблюдаемые в маздеизме. От проповедника требуется рвение, которое нордический человек воспринимает как чрезмерное, даже как бесстыдство. Проповеднику свойственно влезать в чужую душу, собирать вокруг себя учеников, переднеазиатской «пафос общины» – противоположность «пафосу дистанции» Ницше (нордически-динарский тип).

Когда задатки переднеазиатской души соединяются с нордической творческой силой и нордическим героизмом, появляются великие провозвестники. Самый нордический из них – Заратустра. Современному Востоку не хватает нордического влияния (исключения – Атраш, Кемаль-паша). Нордически-переднеазиатским можно назвать свойство великих восточных религий смотреть на весь мир как на божественную игру, в которой участвует и человек, рисовать «порядок спасения», в котором Бог, Дьявол, спасители и человек играют свои роли для достижения конечной цели. Есть формы верований, в которых нордическое чувство трагического рока сочетается с переднеазиатским влезанием в духовные процессы, что свойственно Ордену иезуитов, основанному переднеазиатом Лойолой, а также с переднеазиатской возбудимостью актерской игрой – эти две «барочные» черты переднеазиатской души соответствуют барочным чертам динарской души. Великие спектакли божественного мирового порядка – сотворение мира, борьба добра и зла, грехопадение, спасение и страшный суд – описаны с такой образностью, что для этого переднеазиатской душе нужна была нордическая творческая сила в виде материала, чтобы могла возникнуть великие восточные религии. Такую же образность и напряженность привносит и динарская душа. Не случайно «страстные действа» встречаются именно в тех областях Германии, где преобладает динарская раса. Это тоже «барочная» черта…

Маздеизм создал весь тот запас образов, которые потом развивали иудаизм, христианство, эллинистический гносис и ислам, каждый на свой манер. Маздеизм дал и первый пример сознательно выстроенной «теологии», сознательного распространения своей веры и уверенности в ее правильности. В сочетании с представлениями души ориентальной расы это рождало нетерпение и обязанность сказать «слово». Ориентальная душа придала нордически-переднеазиатским верованиям убежденность в их единственной спасительности. Это видно в исламе. Ориентальная душа сообщала им также представление об участии в защите небесного с помощью ритуалов жертвоприношения и магии. Наоборот, представление о космическом спектакле чуждо ориентальной душе, о чем свидетельствует исламская поэзия. Так что нордически-переднеазиатские стимулы оказали слабое воздействие на ислам.

Чисто нордический проповедник веры немыслим (Р. Штейнер – не нордического типа, а смешанного с переднеазиатским или динарским). Нордическое отстраненное одиночество («индиви-дуализм»), чисто нордическая радость дистанции между людьми (древние германцы селились отдельными дворами, как в наше время шведы и норвежцы) исключают какое-либо проповед-ничество. Нордически-динарские типы, такие как Платон, Шиллер или Ницше, имели склонность к проповедничеству, но она у них постоянно обуздывалась нордическим сознанием того, что чем больше учеников, тем меньше учителей. Высшие моменты, которые переживает нордический человек, это моменты, когда он глядит в глаза «могущественной судьбе, которая возвышает человека, размалывая его» (Шиллер, «Тень Шекспира»). А высшие моменты, которые переживает чисто переднеазиатский человек, это наслаждение от власти над созданною им общиной.

Чисто переднеазиатским проповедником был Игнатий Лойола. Его «Духовные упражнения» – это инструкции, как накачивать самого себя. Переднеазиатскую тенденцию у Лойолы усиливал его помощник Поланко, еврей-католик. Среди первых вождей Ордена иезуитов было много переднеазиатов – Диего Лайнес, Педро Фабро, Паскасио Брут, Клаудио Хайо, Николас де Бобадилья. Они воспитали целую школу ревнителей веры, фанатиков, умевших находить поддающихся их воздействию людей. Власть над общиной – высшее наслаждение таких переднеазиатов, как Лойола. Шотландский вероучитель Джон Нокс тоже был фанатиком типа Лойолы. В его лице видны переднеазиатско-нордические черты. Сильный переднеазиатский отпечаток заметен на портретах Уильяма Бута (еврей?), основателя армии спасения. Ему, как и Лойоле, было свойственно стремление к непрерывному распространению своей веры – чисто переднеазиатская черта.

Ревнителем веры можно назвать и переднеазиата Сен-Симона. Для этого утопического социалиста социализм был «новым христианством». Для распространения своей веры он планировал создать Академию социальных наук и Энциклопедию. Средства для этого он пытался получить от спекуляций национали-зированным в результате Французской революции имуществом Но деньги разворовали его ученики. В последние годы его поддерживал еврейский банкир Олиндес Родригес. Сен-Симон умер в нужде, но его ученики продолжили проповедь «сен-симонизма», учения, которое благодаря заложенной в ней переднеазиатской душе быстро развилось в социалистический радикализм и мистицизм. Один из его учеников, бывший коммивояжер и банковский служащий Проспер Анфантен кончил тем, что объявил себя Мессией и Царем народов, провозгласил свободную любовь и «раскрепощение плоти».

Новый Мессия, выдвинутый теософскими кругами, индус Кришнамурти тоже имеет преобладающие переднеазиатские черты и похож на еврея-сефарда.

У нордически-динарского Кальвина можно найти те же черты в несколько ослабленном виде, но Кальвин ближе к нордическому типу. У Лютера не было переднеазиатской или нордически-динарской склонности к проповедничеству. Не было у него и воли к власти над общиной, как у Кальвина, не было и черт фанатика, агитатора, как у Павла, Лойолы, Бута и того же Кальвина. Для его религиозной жизни не была характерна самонакачка. Но Лютер, поскольку в нем была воплощена нордическая душа, не может служить примером нордического вероучителя. Чисто нордического вероучителя, как уже говорилось, не может быть. За такового можно считать датчанина Кьеркегора, а направление, занятое поисками «нордического христианства», может видеть в нем, несмотря на его душевную болезнь, наиболее значительную фигуру.

У Кьеркегора (как и у Клейста) расовая душа искажена болезнью. Тем не менее у Кьеркегора проявляются характерные черты нордической религиозности, поскольку у него речь идет о «личности и ее Боге», а не об исторических фактах, не о спасении, не о следовании заповедям. Вообще невозможно предположить, чтобы Кьеркегор занялся проповедью веры или управлял общиной. Он говорил только об отношении к прекрасному, доброму, истинному, святому, о возможных противоречиях между ними и о страхе перед выбором, когда приходится принимать индивидуальное решение. Таким образом, Кьеркегор идет к Богу путем, совершенно противоположным переднеазиатскому (например, исламской мистике). Там, где переднеазиат (это термин расовой теории, а не этнографии) хочет стать святым, нордический человек уходит в себя, пока не окажется один на один с Богом и не проверит себя и его в этом противостоянии. Он либо будет потрясен своей условностью перед лицом божественной безусловности, либо обретет покой в сопричастности к Богу.

Религиозность Кьеркегора называют «религиозным индивидуализмом», а идеи его последнего периода жизни – «христианским индивидуализмом». Весьма сомнительно, чтобы чисто нордический человек мог вести себя по отношению к священному иначе, нежели как отдельная личность. Нордическая религиозность Майстера Экхарта, если сделать из нее последовательные выводы, исключает существование какой бы то ни было церкви, равно как и религиозность Кьеркегора. Нордический человек только выясняет отношения личности к Богу, для него существует столько же особых отношений к Богу, сколько личностей. Есть индийский рассказ о буддийском мудреце, который помог одному брахману разобраться в отношениях человека к священному с помощью брахманского учения. Этому мудрецу и в голову не пришло «обратить» брахмана в буддизм. Это подлинно нордическая черта. В пьесе Клейста «Роберт Гюискар» один норманн говорит другим, смущенным одним его заявлением: «Я предоставляю вам самим подумать об этом». Это чисто нордическая фраза, каких много у Клейста. Это единственная линия поведения, возможная для нордического проповедника, единственный аргумент, который действует на нордического человека, невосприимчивого к влияниям, крикам рыночных зазывал и подстрекательству, для которого столь же характерна отмеченная Рипли («Расы Европы», 1900) «крутая независимость», как для ненордических рас Европы – падкость на всякого рода рекламу. Чем меньше в народе нордической крови, тем больше он восприимчив к «агитации». Об этом свидетельствует поздняя история Греции и Рима.

Девиз «Я предоставляю вам самим подумать об этом» никогда не даст власти над общинами, если эти общины состоят не из чисто нордических людей. Поэтому все западные церкви зиждутся на переднеазиатском или ориентальном духе. Там, где речь идет не о чисто нордических людях, там вера становится делом фанатиков, там начинаются обращения, культ Писания и т.п. Для нордической личности и ее Бога места не остается…

… Создание церкви, идея, близкая Кальвину, чуждая Лютеру и противоречащая истинной религиозности, по Кьеркегору, может тем не менее понадобиться и для чисто нордической веры, если ей нужно защитить себя от других верований. Но создание церкви возможно лишь при наличии достаточного количества переднеазиатской крови, достаточного числа фанатиков, «прирожденных» руководителей церкви, одержимых волей к власти над общинами как Лойола. Можно сказать, что нордическая раса столь же пригодна для создания государства и руководства им, как переднеазиатская раса – для создания церкви и руководства ею. Там, где церковь достигает достаточной светской власти, к руководству ею тянутся как нордические, так и переднеазиатские люди. В истории средневекового папства есть ряд нордических фигур…

… Описанная Ольденбергом («Ведическая религия», 1917) «семитская амальгама святости и борделя» – типично переднеазиатская черта, возможная только у семитских народов, у которых на первоначальную ориентальную основу наложились переднеазиатские влияния. Храмовая проституция чужда нордическим народам, но близка переднеазиатским. Формы почитания Иштар в Вавилоне, Анахиты у поздних персов, Афродиты у поздних греков, Кибелы в эпоху эллинизма это формы переднеазиатской религиозности. Хафиз и другие персидские поэты выразили в стихах чувственно-сверхчувственные воспарения, а динарская кровь в жилах Гете подвигла его на создание «Западно-восточного дивана». У Хафиза невозможно различить, воспеваются ли в стихе сексуальные наслаждения и упоение вином или это лишь символы священного экстаза. «Пир» Платона и «Диван» Гете показывает, что такое соскальзывание в чувственно-сверхчувственное возможно и при нордически-динарской смеси и как раз характерно для барокко. Пример – «Экстаз Святой Терезы» Бернини.

Балансировать в такой пограничной зоне, как храмовая проституция или поэзия Хафиза, могут только высшие из переднеазиатов. Народы этой расы скатываются к сугубо чувственному или наоборот, к подавлению чувственного, к аскезе… Аскеза, монашество и унижение женщин пришли из Передней Азии и Египта и настолько основательно внедрились в переднеазиатское христианство, что на Маконском соборе в конце VII века один епископ всерьез поднимал вопрос, можно ли считать женщину человеком. В то же время Оксеррский собор запретил женщинам брать причастие голыми руками, чтобы не осквернить его. Это вполне в переднеазиатском духе… Ориентальная раса, как и нордическая первоначально глубоко уважала женщину. Это было характерно для ориентальных арабов до Мохаммеда и для самого Мохаммеда. Только когда арабы смешались с переднеазиатами, и в исламе фанатики стали развивать теории о греховности всякой плоти и особенно женской сути, об умерщвлении плоти и женщине лишь как об источнике соблазна. В итоге миру ислама там, где он не подвергся другим расовым влияниям (как в суфизме), остался лишь выбор между подавлением чувств, с одной стороны, и необузданной чувственностью, с другой.

Два представления о божественной сути характерны для переднеазиатской души: боги и богини плодородия и спасители, искупители грехов, судьи мира… От шумеров и вавилонян до фригийцев и фракийцев мы имеем множество свидетельств о возникшем из переднеазиатской души культе плодородия. Волна таких верований докатилась и до древнегерманского Севера. Ваны германских верований это преобразованные в нордическом духе боги переднеазиатского происхождения. Только азы – чисто нордические боги. Ваны это боги земли, плодородия, мира, богатства и счастья, всего, что обожествляет переднеазиатская душа. К ванам относятся Нертус-Ньорд, Фригг, богиня – воплощение сладострастия, Фрейя, Неккель, Фулла, Гефион, Идун, Бальдер и Нанна. Насколько сильным было переднеазиатское влияние, видно из того, что культ Фрейи на скандинавском Севере сопровождался песнями, неприличными для нордического слуха.

Ван Бальдер – один из многочисленных спасителей переднеазиатского мира, образ, чуждый нордическому духу. Культ его и других ванов, проникший на германский Север из Юго-Восточной Европы, облегчил позже принятие христианства. И сегодня предпринимаются попытки доказать, что христианство и германство сходны по сути, исходя из образа Бальдура. Но чисто германскую, чисто нордическую суть следует искать только в азах. К этой сути гораздо ближе древнеиндийские боги Индра, Агни, Сома и Варуна, чем позднеиндийские Вишну и Шива, древнеперсидский Ахура-Мазда, чем позднеперсидский Митра, а у греков Аполлон гораздо ближе к ней, чем Дионис.

… Подведем итоги. Были выявлены взаимосвязи между расовыми душами и художественными формами, а также формами жизни, которые прослеживали уже Гобино в своем «Очерке о неравенстве человеческих рас» и Х.С. Чемберлен в «Основах XIX столетия». Пользуясь методами феноменологической философии, эти взаимосвязи исследовал Л.Ф. Клаусс в своих работах «Нордическая душа» (1923) и «Раса и душа» (1926). С исторической точки зрения рассмотрел эту проблему Эрбт в своей книге «Мировая история на расовой основе» (1925)…

Оскар Уайльд написал однажды (в «De profundis»): «Для художника экспрессия это вообще единственный способ понять мир». Исследование расовых душ в их воздействии на духовную историю и цивилизацию требует исторического подхода и способности к описанному Уайльдом художественному пониманию мира, а также знания физической и духовной сути рас, взаимодействующих в рамках конкретной цивилизации. Такое исследование цивилизаций на основе расовой теории только сегодня становится возможным. Изучение рас не должно ограничиваться только физическими признаками, нужно выявить и духовную суть отдельных человеческих рас…

Исследование цивилизаций на основе расовой теории поможет мыслящим представителям отдельных народов понять, какое направление развития расовой души ведет к величию, а какое – к распаду народа.

РЕЛИГИОЗНОСТЬ НОРДИЧЕСКОГО ТИПА
5-е издание. 1943 г. Лейпциг-Берлин

Ганс Ф. К. Гюнтер

Рекомендуется студентам исторических, педагогических и философских факультетов.

«Свобода это когда ты можешь жить, как любо отважному сердцу; когда ты можешь жить по обычаям и законам твоих отцов; когда ты счастлив тем, чем были счастливы твои праотцы».

Э. М. Арндт. Катехизис немецкого воина. 1813.

Я хотел бы изложить несколько мыслей о религиозности индогерманцев, т.е. народов, говорящих на индогерманских языках, происходящих от одного ядра эпохи бронзового века, слой государственных и духовных руководителей которых принадлежал, в основном, к нордической расе. Точно так же, как сравнивая языки индийцев, персов, саков, армян, славян, балтов, греков, италийцев, кельтов и германцев, мы можем вывести их от общего индогерманского или праиндогерманского языка позднего неолита, так из предписаний и обычаев отдельных индогерманских народов мы можем сделать выводы о праиндогерманском понимании права, а сравнивая формы верований этих народов вывести из индогерманской сути особый тип религиозности, т.е. особый тип поведения индогерманских народов и отдельных лиц, к ним принадлежащих, по отношению к божественным силам.

Основные черты религии, первоначально свойственные всем народам, говорящим на индогерманских языках, дают в совокупности особую религиозность индогерманского типа, но одновременно – поскольку первоначально все индогерманские народы по-разному выражали дух нордической расы – особую религиозность, исходящую из нордической сути, из духовной сути нордической расы.

Мы должны быть рады, что, познавая нордическую по своей сути религиозность, обращаемся не только к формам верований германцев, о которых мы, к сожалению, имеем очень мало документальных свидетельств, притом относящихся к тому времени, когда германские формы верований были уже более или менее смешаны с представлениями из мира верований Передней Азии, средиземноморских стран и кельтской Западной Европы, той кельтской Западной Европы, которая под влиянием друидов уже далеко отошла от индогерманской религиозности чисто нордического типа. Сколь многое в германском боге Одине (Водан, Вуотан) представляется нам не индогерманским и не характерно германским! Один со своей «смесью возвышенности и обмана» это не индогерманский и не германский образцовый бог, а его почитание не характеризуется чертами индогерманской и исконно германской религии. В этом боге есть нечто чужое, не нордическое.

Мы должны радоваться, когда обнаруживаем в формах верований других индогерманских народов черты, которые во многих деталях позволяют нам глубже проникнуть в суть первоначальной индогерманской религиозности. Особенно в верованиях древних индийцев, персов и эллинов можно обнаружить индогерманскую суть, которая необходима нам, чтобы мы могли получить достаточное представление о сути индогерманской религиозности. Только все эти формы верований – не забудем и италиков – вместе с германскими формами верований дадут нам более четкую картину нордической, индогерманской религии.

Я попытаюсь описать эту картину словесно в отдельных чертах. К сожалению, мои познания в этой области ограничены, я не религиовед, но я хочу из всех известных нам форм верований индогерманских народов вычленить их первоначальное ядро в самом чистом и самом богатом выражении. Таким образом, я не собираюсь отыскивать в этих верованиях т.н. «примитивные» черты и определять, можно ли вывести то или иное «более высокое» представление из «низшей» палеолитической магии или мезолитического анимизма. Я хочу показать высоты индогерманской религии в самых совершенных и характерных, самых чистых и богатых формах ее выражения, т.е. в самом свободном варианте ее развития, в котором еще с максимально возможной чистотой выражалась ее исконно индогерманская, т.е. согласно расовой теории нордическая суть. Когда я говорю о самом чистом выражении, я не имею в виду эпоху беспорядочного обилия разнообразных верований, когда у индогерманских народов к исконно нордическому примешалось чуждое, причем так, что его уже нельзя было отделить. Я полагаю, что чисто индогерманское в религиозной жизни получило у отдельных индогерманских племен богатое развитие уже в бронзовом веке, что путь к высотам индогерманской религиозности был проложен уже тогда. Затем последовали несколько столетий, примерно тысяча лет, и, по мере уменьшения доли нордической расы, чужеродный дух пронизал первоначальные верования индогерманцев, так что они перестали быть чистыми и остались примерно наполовину индогерманскими.

Я попытаюсь описать индогерманскую религию в ее богатом, но и максимально чистом выражении. По сути своей индогерманскую религиозность в ее чистом выражении можно проследить, например, в Элладе от Гомера до Пиндара и Эсхила, в эллинской поэзии того времени, строго говоря, только до Пиндара, т.е. до V века до н.э. Но и позже, особенно у Софокла и во многом образумившегося Платона снова преобладает индогерманская религиозность, но уже как религиозность отдельных людей, а не целого круга лучших представителей своего народа.

Так что я попытаюсь описать как религиозность индогерманцев лишь исконно индогерманскую составляющую верований, а не религиозность вообще, сохранившуюся у этих народов в языке, в искусстве, в повседневной жизни. Если мы будем называть индогерманской религиозностью все, что выражалось во все времена истории индогерманцев в их религиозной жизни, мы обнаружим почти все черты, которые можно найти у всех народов Земли, в том числе и у индогерманцев. Поэтому будет легко для тех форм выражения религиозности, которые я буду ниже описывать как не индогерманские, приводить примеры из религиозной жизни индогерманских народов, особенно в новое время, в эпоху денордизации, как называет ее расовая теория. То же, что я называю индогерманской религиозностью это всегда религиозность тех эпох истории индогерманских народов, когда душа нордической расы еще могла выражать себя достаточно мощно.

Я не хотел бы также относить к индогерманским верованиям все, что известно у отдельных индогерманских народов в форме магических верований или веры в духов. Все эти народы и племена были расово многослойными, причем слой государственных и духовных руководителей состоял из отборных родов, главным образом, нордической расы. Поэтому, вероятно, многое, что преподносится нам как индогерманские верования, в действительности является выражением религиозности низших слоев, усвоивших язык господ – индогерманцев. Говорят о «низшей мифологии» разных народов, но у тех же народов можно найти и черты «высшей мифологии». Часто бывает так, что низшая мифология не имеет ничего общего с высшей, одна из них принадлежит подчиненному слою, другая – руководящему слою данного народа.

В соответствии с происхождением индогерманских народов из высших слоев крестьянской аристократии патриархальных индогерманцев преимущественно нордической расы, подчинивших себе не нордическое население, корни индогерманской религиозности можно искать только в верованиях высших слоев. Это сказывается и в том, что индогерманская религиозность всегда непосредственно связана с убеждением в ценности происхождения, в неизменности наследственной сути людей и в том, что знатное происхождение обязывает – как у Пиндара с его воистину эллинской религиозностью.

Поэтому, изучая религиозную историю всех индогерманских народов, следует выделять верхний слой традиционных верований, если мы хотим узнать суть исконно индогерманской религиозности. Поэтому, например, описание «праиндогерманской религии» в «Религиозной истории Европы» Клемена (том I, 1926) не может дать почти ничего для понимания индогерманской религиозности. Нельзя без оговорок использовать как равноценные свидетельства доисторические находки и исторические документы со всего ареала расселения индогерманских народов. Более половины того, что Клемен относит к праиндогерманским верованиям, я считаю представлениями низших слоев населения не нордической расы, усвоивших индогерманские языки.

Наоборот, многие формы религиозной жизни исламской Персии и христианской Европы можно считать выражением нордической, индогерманской религиозности. Иного и нельзя было ожидать на христианском Западе, так как наследственная суть всегда снова оживает внутри заимствованных религиозных форм. Даже у великих отцов церкви обоих христианских исповеданий сказывается индогерманская религиозность, они всегда давали возможность глубочайшей сути своей религиозности одержать победу над догматами. Многие черты индогерманской религиозности можно описать словами немецких поэтов нового времени. У Шекспира, Винкельмана, Гете, Шиллера, Гельдерлина, у Шелли, Байрона и Китса, у Геббеля, Готфрида Келлера и Шторма и во многих других случаях в литературе, философии и изобразительном искусстве западных народов можно найти примеры индогерманской религиозности. В немецком народе снова осознается значение «крови и почвы» и у молодежи пробуждается индогерманская религиозность.

Дата добавления: 2015-07-24