Глава 20. Сверкающее серебро лезвия загипнотизировало меня

Сверкающее серебро лезвия загипнотизировало меня. Хорошо еще, что в этот момент раздался стук в дверь. Вдруг она распахнулась.

— Папа! — с облегчением воскликнула я.

В дверях стоял отец в мятых пижамных шта­нах. Он явно был в замешательстве.

— Лиззи, с кем ты тут разговариваешь? Ведь... Он не договорил, увидев Джастина. Испытующе

посмотрел на него, потом вопросительно — на меня.

— Папа, это же Джастин Стайлс, — объяс­нила я.

— Здравствуйте, мистер Маквей, — произнес Джастин, возвращая ножик на его законное место на столе.

— Не поздновато ли в гости-то ходить, а? — улыбнулся отец. Он почему-то всегда улыбался, когда начинал читать нотации.

Я была так рада его появлению, что не испыты­вала перед Джастином никакого неудобства за ро­дительское занудство. Я словно спряталась за ши­рокую отцовскую спину.

— Извините, что побеспокоил в столь поздний час, — сказал Джастин. — Мне срочно надо было поговорить с Лиззи, спросить у нее кое о чем, и дело не терпело отлагательства.

— Понятно, — зевнул отец. — Ну, вы уже все выяснили?

Джастин взглянул на меня, потом снова на отца.

— Более или менее, — кивнул он.

Спросить меня кое о чем? Ничего он не спра­шивал, разве что о полиции. Сердце у меня про­должало бешено колотиться.

— Нельзя ли продолжить диалог завтра ут­ром? — хитро задал отец риторический вопрос.

Я даже засмеялась, хотя особого повода не было.

— Пап, он уже уходит, — успокоила я отца. — Джастин, идем, я тебя провожу.

Я довела Джастина до входной двери, но он вдруг стал медлить и переминаться с ноги на ногу.

Мы молча проводили взглядом отца, завернув­шего на кухню. Я была уверена, он специально тянул время, выжидая, когда Джастин уйдет.

— Значит, договорились, — сказала я торопли­во и громко, чтобы слышал отец. — Завтра погово­рим.

Джастин смотрел на меня как в ступоре.

— Да, завтра, — механически повторил он.

Я еще с порога проследила, чтобы он спустил­ся по ступенькам нашего парадного крыльца и прошел подальше по тропинке. Наконец он скрыл­ся в темноте. Я закрыла дверь, заперла ее и при­слонилась головой к косяку.

Отец вышел из кухни в прихожую. Мы стояли и смотрели друг на друга.

— Ушел, — Сказала я с неожиданным облег­чением.

Отец кивнул и стал медленно подниматься по лестнице.

Действительно ли Джастин хотел ударить меня ножом?

Или это мое болезненное воображение зашло так далеко?

Я стала слишком подозрительной. А что мне оставалось делать?

Нет, Джастин определенно был не в себе.

И хотел спросить и сказать много больше, чем успел.

Неужели он приходил, чтобы убить меня но­жом для бумаг? Вот идиотизм-то.

Я вздохнула. Только сейчас я почувствовала, как устала. Если ты ждешь, что тебя вот-вот прирежут, ум твой проясняется и становится как стеклышко. Но вот опасность позади — ты рас­слабляешься и понимаешь, что силы на исходе. Я поднялась наверх, почистила зубы, разделась и юркнула в постель. Закрыла глаза, зарылась лицом в одну подушку, а руку просунула под вторую — это была моя любимая поза. Может, хоть сегодня удастся поспать.

Хлоп!

Я открыла глаза, таращась в темноту и напря­женно прислушиваясь.

Что это за звук? Кто-то стоит под дверью? Висит за окном? Пытается проникнуть ко мне в

комнату?

Я задышала часто-часто, будто только что одо­лела марафонскую дистанцию. Хлоп-хлоп!

Опять этот звук! Теперь явно со стороны окна. Я потянулась к тумбочке, включила лампу. Ничего необычного. Я встала и подкралась к окну. Изо всех сил я всматривалась в темноту, но при свете в комнате за окном ничего разглядеть было нельзя. Хлоп!

Я вздрогнула. Да это же ветки стучат на ветру!

Всего-навсего ветки деревьев колотят по стек­лу — будто костлявые пальцы скелета.

Я снова залезла в постель. Стук продолжался. Мне привиделось, что ветки хотят до меня досту­чаться, передавая какое-то важное сообщение.

Ночь я пролежала, не сомкнув глаз.

Весь уик-энд я не выходила из дома. И боль­шую часть времени провела у себя в комнате, лежа в кровати. В субботу родителей пригласили в гости, но они отказались. Не хотели оставлять меня дома одну. Я возражала, но не очень настойчиво.

Каждый телефонный звонок заставлял меня вздрагивать. Я боялась, что вновь позвонит Джа­стин. Но позвонила Дона.

— Говорят, у тебя вчера был Джастин...

— Быстро же распространяются слухи.

— Кто-то из ребят видел его машину у ваше­го дома, — объяснила Дона.

Шейдисайд представлялся мне большим аква­риумом. Все всё видели и знали, кто чем занят.

— Да, он заезжал, — подтвердила я.

— Понятно, что он заезжал, — прошипела До­на. — Ты мне скажи, чего он хотел?

— Вопрос не в бровь, а в глаз. Я и сама не прочь была бы узнать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказала. Не имею ни малей­шего представления, зачем он притащился. Если говорить по правде, напугал меня до чертиков.

Я уж промолчала о том, что я испытала, когда он пошел на меня с ножом в руках. Не хотелось лишних разговоров и подозрений.

В понедельник я целый день избегала Джастина в школе. Это было не так-то просто. Несколько раз я ловила на себе его пристальный взгляд. А один раз на переменке я завернула за угол в пу­стом коридоре и чуть не напоролась на него.

— Привет, — пробормотала я и пронеслась ми­мо прежде, чем он успел вымолвить слово.

— Привет! — кивнул он вдогонку, но меня уже и след простыл.

Вернувшись домой, я обнаружила на подушке письмо. От Кевина! Я быстро распечатала кон­верт.

«Угадай, чем я тебя порадую? — писал Кевин. — Отец разрешил мне приехать к вам на выпускной. Так что без кавалера не останешься!»

Я смеялась, размазывая по лицу слезы.

Выпускной вечер уже в эту субботу.

Письмо пришло будто из другой жизни. Ведь Кевин ничего не знал о том, что здесь происходит. От этого его послание было мне еще дороже.

Я прижала письмо к груди. Ах, если бы он при­ехал побыстрей!

А мне оставалось только приготовиться к суб­ботнему балу.

Во вторник мы собрались на генеральную репе­тицию. Ведь премьера уже в пятницу вечером. Все очень волновались. Так всегда бывает, когда идет прогон в костюмах. Ну а эти костюмы на­поминали о таких событиях, что все психовали вдвойне.

Во-первых, невозможно было находиться на сцене и не думать об Элане. Особенно мне. У меня так и стояла перед глазами картина: она лежит посередине сцены распластанная, лицом вниз...

— Так, начинаем! — хлопнул в ладоши Робби. — Надо успеть прогнать спектакль. А то застрянем здесь на всю ночь.

Я проверяла реквизит, выкладывая его на ма­ленький столик за кулисами, когда сзади подошла Дона. Здесь, за сценой, толстый слой грима на ее лице выглядел зловещей маской.

— Джастин больше не приставал? — спросила она.

— Нет.

Дона выглянула на сцену и закусила губу.

— Всего четыре дня осталось.

— Успеем.

— Хоть бы уж поскорей прошел этот выпуск­ной вечер!

— Не говори.

— А если нам взять и смотаться из Шейдисайда? — вдруг предложила Дона. — Мы могли бы остановиться, например, в Алабаме у Кевина?

Как я могла забыть!

— Угадай, какая у меня новость! Мой кавалер будет при мне. Кевин приезжает!

На минуту напряжение спало. Дона радостно завизжала, хлопая меня по спине.

— Вот здорово!

Я пожала плечами.

— А я так напугана и расстроена, что даже сама не знаю, рада я или нет. Времени до. выпускного совсем мало, а тут не знаешь, дожи­вешь до него вообще или нет.

— Это понимаем только ты да я, — вздохнула Дона. Она сжала мою руку, а в ее глазах стояли слезы.

— Все по местам! — раздался голос Робби.

— Ни пуха ни пера! — пожелала я.

— Как я, ничего? — покрутилась передо мной Дона.

— Ничего, ничего!

— Грим только идиотский, — пожаловалась она. — В нем так жарко, и от него у меня прыщи.

Неожиданно она крепко обняла меня. Я по­чувствовала, как часто бьется ее сердце.

Дона в роли сестры Марии поспешила на сце­ну — она открывала спектакль.

— Итак, — закричал Робби из зала, когда все уже было готово, — что бы ни произошло, не оста­навливаться! Прогоняем весь спектакль от начала до конца!

И мы начали.

Считается, что генеральная репетиция всегда провальная. У актеров даже поговорка есть: «Чем хуже прогон, тем лучше премьера».

Если ей верить, то мы были на пороге самого выдающегося спектакля в истории шейдисайдской школы. Потому что прогон шел наперекосяк.

Ни одна монахиня не вышла на сцену вовремя. Настоятельница монастыря почему-то вошла в дом капитана вместо своего собственного. Ребята без конца забывали текст и лихо импровизировали, придумывая всякую дребедень. То и дело повисали длинные паузы, когда все в растерянности смотре­ли друг на друга, не зная, что делать дальше.

Дона отличилась больше всех. Она с идиотским постоянством называла экономку замка баронес­сой и начисто перепутала имена детей фон Траппа.

Мало того, мы впервые репетировали с оркест­ром, и по музыкальной части все тоже шло из рук вон плохо. Певцы пели сами по себе, музыканты играли сами по себе — то отставая, то забегая вперед. Как на скачках, когда лидер становится последним, а последний вырывается вперед.

Я, признаться, тоже внесла свою лепту. Когда сестра Мария закончила работу в качестве гу­вернантки и уже возвращалась в монастырь, я дернула не за ту веревку. Декорация, качаясь, вдруг поплыла вверх, чуть не угодив бедной Доне по голове.

Когда прогон кончился, Робби пригласил всю труппу на сцену.

— Ладно, что там говорить, — начал он. — На­деюсь, вы забудете весь этот кошмар и все сде­лаете по-другому. Пока я видел худший вариант «Звуков музыки», который только знала история театра.

— Чего уж там, Робби, — сказала новенькая, игравшая Гретель. — И вовсе не худший.

— Вот именно, — включился капитан, отдирая свои накладные усы. — По крайней мере, сыграли от начала до конца.

— И все очень даже старались, — почти про­пела баронесса.

— Ну хорошо, хорошо, извините. — Робби вскочил на сцену. — Я уже тоже как выжатый ли­мон. — Он снял очки и потер глаза. — Вы правы, — сказал он. — Общими усилиями как-нибудь вытя­нем. Я уверен. — Он проглядывал свои записи, ли­стая страницу за страницей. — Знаете что? Давай­те-ка передохнем. Все замечания — завтра. А те­перь — все по домам. И хорошенько выспитесь!

Труппа обрадовалась, хотя и не очень бурно. На проявление эмоций просто не было сил. Акте­ры разбрелись по гримерным и раздевалкам.

Я всегда возилась со своим хозяйством дольше всех. Во-первых, мне надо было отловить рекви­зит, который актеры благополучно забывали мне возвращать. Потом оттащить все это наверх, в под­собку. Потом поднять все декорации и тщательно закрепить их, чтобы, не дай Бог, ничего не рух­нуло. _х

Я уже второй раз поднялась в подсобку, когда заметила, что дверца стенного шкафа опять при­открыта. Я была уверена, что закрывала ее. Более того, я ни разу не открывала кладовку с тех самых пор, как ко мне сюда заходила Дона.

Значит...

Значит, сюда лазил кто-то еще. Я похолодела.

И тут за спиной раздался голос:

— Привет!

Это был Джастин. Он стоял на пороге подсоб­ки, прислонившись к притолоке, и пристально смотрел на меня своими бледно-голубыми глазами. Вел он себя все так же неспокойно, как и в тот вечер.

— Вот видишь, — начал он деланным тоном, — мы все-таки встретились.

— Джастин...

На сцене сейчас полно народу, успокаивала я себя. Если громко крикнуть, меня услышат...

— Не знаю, может, я совсем кретин, но мне показалось, что ты меня избегаешь.

— Чушь собачья.

— Дело в том, что я не сказал тебе всего, что хотел сказать тогда, в пятницу.

Наверное, мне уже пора кричать. Нас разделял всего какой-нибудь метр. Возможно, он не рассчи­тывает, что я готова оказать сопротивление.

Поздно! Джастин стал медленно приближаться ко мне. На лице его словно застыла маска. Руки засунуты в карманы. Что там у него? Нож?

— Я хотел спросить, — начал наступление Джастин, — ты... Ты с кем идешь на выпускной?

Я уставилась на него с изумлением.

— Тебя что, столбняк хватил? Ведь я знаю, что ты ко мне не совсем равнодушна. Ты считаешь, что я эгоист и все такое, но дело в том, что... Ну...

— Ты что, хочешь быть моим кавалером на выпускном? — удивилась я.

Джастин обольстительно улыбнулся.

— Ну да.

У меня гора с плеч свалилась.

— То есть ты хочешь, чтобы мы вместе пошли на выпускной вечер? — переспросила я.

Джастин засмеялся.

— А что тут непонятного?

Я тоже засмеялась. Надо же, прямо извелся весь! А всего-то хотел спросить насчет выпускного и стеснялся. Разве скроешь от себя самой — я бы­ла счастлива.

— Извини, я вовсе не над тобой смеюсь, просто...

Джастин подошел ближе.

— Что? — спросил он мягко. — Что ты сказала?

— Эй, Лиззи! Ты там, наверху? — послышался снизу голос Доны.

Я направилась к двери.

— Иду! — крикнула я и, выпустив Джастина, захлопнула дверь подсобки. Мы двинулись по ко­лосникам.

— Извини, — наконец ответила ему я. — Придет­ся мне тебе отказать.

У Джастина вытянулось лицо.

— Нет, мне действительно очень приятно. Но Кевин только что написал мне, что отец разрешил ему приехать в Шейдисайд на наш выпускной.

— Да?! Ну, поздравляю! — вяло воскликнул Джастин, не сумев скрыть досады.

Мы посмотрели друг на друга, испытывая взаимную неловкость.

— Ну что ж... — пробурчал себе под нос Джа­стин.

Мы как раз дошли до лестницы, и он первым начал спускаться вниз.

— Привет, Дона, — сказал он, прыгая с послед­ней ступеньки.

Дона была в черных джинсах и зеленом топике пастельных тонов. Кое-где на лице, особенно под глазами, остались следы густого грима.

— Пока, — бросил мне Джастин и, повернув­шись, пошел своей ленивой, небрежной походоч­кой.

Дона вопросительно посмотрела на меня.

— Что там у вас еще за история? Я улыбнулась и рассказала.

— И он приглашал тебя на выпускной? — Дона вздохнула, то ли с облегчением, то ли с доса­дой. — Нет, не может быть!

Меня задело, что она так удивилась.

— А почему бы и нет?

— Да просто... — Дона толкнула меня лок­тем. — Ну? А ты-то что ему ответила?

— Я сказала, что уже иду с Кевином.

Мне показалось, Дона была разочарована и сразу потеряла всякий интерес к предмету разго­вора.

— Ах да, я же совсем забыла, — сказала она. — Ладно, ты скоро?

— Еще пять минут, — ответила я.

Дона стянула со стула мою тяжелую кожаную куртку.

— Не жарко? — съязвила она, натягивая ее на себя. — На дворе-то скоро лето...

— Меня все время трясет.

Из раздевалки вышел Роджер Браунмиллер, ко­торый играл у нас дядю Макса, и окликнул Дону:

— Ты идешь?

Кроме нас, только он еще оставался за кули­сами.

— Я подожду Лиззи.

— Смотри, не ходи одна, — крикнул он уходя.

— Спасибо тебе, — бросила ему вслед Дона и повернулась ко мне. — Ты даже не представляешь, сколько народу просило меня не падать духом и не кончать жизнь самоубийством! У меня что, уже — Да мы с тобой, наверное, одна хуже другой.

— Ну, спасибо за комплимент. — Дона выбежа­ла на сцену. — Давай быстрей! — крикнула она, дергая вверх-вниз молнию моей куртки. — А то у меня от страха мурашки бегают! Тут же ни души!

Лучше бы она мне не напоминала. Увлек­шись репетицией, я на пару часов совсем забыла про наши страхи. И вдруг сознание того, что мы остались одни в полутемном зале, вернуло меня с небес на землю.

Сначала я вспомнила Элану. Потом потянулись другие тягостные воспоминания.

— Я уже почти готова!

Теперь я потеряла Дону из поля зрения. И она не ответила.

— Дона? — снова крикнула я. — Пожалуйста, не играй в прятки. У меня нервы не железные.

На сей раз она ответила. Душераздирающим криком.

Дата добавления: 2015-07-20