Частная переписка

Частное письмо — это письменное личное обращение автора к определенному адресату. Такое обращение, как правило, предпо­лагает ответ корреспондента. Возникает переписка, которая вы­полняет функцию заочного личного общения. «Нужно же кому-нибудь высказаться», — замечал генерал А.А. Брусилов в письме с фронта жене и тут же прибавлял: «Только сердечно прошу ни­кому ни слова не говори»³.

Не всякое личное письмо является частным. Так, следует иметь в виду, что личные письменные обращения, адресованные долж­ностным лицам, в государственные учреждения, в общественные организации, в редакции газет и т.д., становятся частью делопро­изводственной документации получателя. Личные послания глав

¹ Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916). — Пг., 1920. - С. XV-XVI.

¹ Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916)... ¹ Газенкампф М. А. Мой дневник 1877— 1878 гг. — СПб., 1908. ³ ГА РФ, ф. 5972, оп. 3, д. 69, л. 241 об. А.А.Брусилов — Н.В.Брусиловой. 10 октября 1916 г. Рукопись. Автограф.

государств и правительств обычно изначально создаются как де­лопроизводственные документы. Например, проекты писем и те­леграмм российского императора Николая II, адресованные лич­но «дорогому кузену Вилли» — германскому императору Виль­гельму II, тщательно готовились в аппарате Министерства ино­странных дел в Петербурге.

Устойчивыми формальными элементами частного письма яв­ляются: указание адресата, даты и места написания, обращение к адресату, подпись автора. Содержание частного письма не регла­ментируется; в нем могут быть затронуты любые общественные или личные вопросы, представляющие интерес для обоих кор­респондентов.

Письма, в которых сообщается о заведомо общественно значимых событиях, традиционно используются как исторические источ­ники.

Например, помощник присяжного поверенного округа Санкт-Петербургской судебной палаты А. Ф. Керенский начинает пись­мо родителям в Ташкент, датированное 25 января 1905 г., вполне обычно для сугубо личного письма: «Дорогая Мама! Как твое здо­ровье, чем ты была больна, долго ли хворала?! Мы так давно не имели писем, что совсем ничего не знаем, что у вас творится. Да, каюсь, и сам давно не писал...» Но далее, объясняя свое длитель­ное молчание, он рассказывает о политических событиях января в столице, свидетелем которых стал: «...никогда не видел такой дис­циплинированной, тихой, серьезной, даже религиозно настро­енной толпы — стояли сплошными массами 10-ки тысяч рабочих и ни одного пьяного, ни одного ругательства не было слышно — они стояли, веря, что их никто не обидит. Я ушел часов около трех, а в три был уже залп в упор в толпу, стоящую около Дворц. площади на углу Алекс. Сада, еще раньше стреляли в женщин, шедших впереди у Троиц. Моста, и об этом в толпе разговаривали уже при мне, но толпа не верила. Они поверили, когда первые их ряды упали на землю в крови. Ужасное преступление потрясло здесь всех и кровь, которая обагрила улицы Петер., действитель­но безвозвратно убила "режим"»¹. Необходимость и возможность использования таких свидетельств в качестве исторического ис­точника очевидна.

Другое дело — письма, цель которых сообщить сугубо личные све­дения, имеющие значение, казалось бы, только для корреспонден­тов, но не для историков. Таковы, в частности, письма 57-летнего вдовца А.А.Брусилова к 45-летней Н.В.Желиховской, в которую в молодости он был тайно влюблен и которую почти на 20 лег

¹ «Будущий артист Императорских театров...». Письма Александра Керенско­го родителям // Источник. Документы русской истории. Приложение к журналу «Родина». — 1994. — № 3. — С. 19 —20.

потерял из вида. Осенью 1910 г. по инициативе Брусилова они возобновили переписку. Давнее знакомство с ее семьей, воспоми­нания о юной Желиховской и основанная на этом уверенность, что она отлично справится с ролью важной дамы, интересами которой будут служебные дела мужа, определили заочное реше­ние генерала — предложить ей свою руку и добиться согласия. Сохранившиеся письма позволяют проследить все этапы матри­мониальной «кампании». Эта операция на личном фронте как бы предвосхитила образ действий генерала на полях сражений Пер­вой мировой войны.

История его женитьбы представляет определенный научный интерес для понимания личности полководца. Последовательное изучение содержания его писем к Желиховской, написанных осе­нью 1910 г., делает возможным объяснение «феномена Брусило­ва» лета 1916 г.¹

Разумеется, один и тот же человек по-разному пишет различ­ным корреспондентам, приспосабливая свое сообщение к инте­ресам, вкусам и уровню грамотности адресата. Примером могут служить письма генерала А. А. Власова, которые он посылал в 1941 — 1942 гг. с фронта в тыл своим женам — А.М.Власовой (Ане) и А.П.Подмазенко (Але)². А.М.Власова, 1906 г. рожде­ния, односельчанка Власова и его жена с 1926 г. А. П. Подмазен­ко, 1917 г. рождения, врач при штабе армии, которой в 1941 г. под Киевом командовал Власов, с его слов считала, что их отно­шения узаконены. В январе 1942 г. по состоянию здоровья была командирована с фронта в тыл (уехала к матери, чтобы родить от Власова ребенка).

Один и тот же человек одной и той же ручкой, зачастую в один и тот же день писал письма в два адреса. Некоторые из них словно изготовлены в двух экземплярах. Но это не варианты и не копии одного документа. Это оригинальные личные письма одного авто­ра двум разным адресатам.

Так, 14 февраля 1942 г. датированы два письма. Для удобства
сопоставления расположим их тексты рядом, выделив в них цен­
тральный блок информации — рассказ о беседе с И. В. Сталиным.
Оба письма — подлинники, автографы. Орфография и синтаксис
оригинала нами сохранены.
_________

' «Считаю тебя перед Богом и людьми своей невестой». Генерал Брусилов — Надежде Желиховской // Источник. Документы русской истории. Приложение к журналу «Родина». — № 5. — С. 12 — 26. О значении писем А.А.Брусилова к Н.В.Желиховской как исторического источника см.: Голиков А.Г. Генерал А.А.Брусилов: страницы жизни и деятельности // Новая и новейшая история. — 1998. - № 4.

² «Ты у меня одна...» Письма генерала Власова женам (1941 — 1942) // Источ­ник. Документы русской истории. Приложение к журналу «Родина». — 1998. — №4 (35).-С. 89-117.

Цель автора ясна — уверить каждую из женщин в том, что для него, «их Андрюши», она — любимая и единственная. Достиже­нию этой цели подчинено содержание писем: нежное обращение и ласковые слова, благодарности за заботу о нем и выражение готовности оказать помощь. Письма ярко характеризуют и самого автора. Власов тщеславен: это проявилось в его рассказе о приеме

¹ «Ты у меня одна...» Письма генерала Власова женам (1941— 1942) // Источ­ ник. Документы русской истории. Приложение к журналу «Родина». — 1998. — №4 (35).-С. 96-97. ² Там же.

«Почт. Отд. Сорочинская

Чкаловской области,

до востребования

Власовой Анне Михайловне Дорогая и милая Аня! Только сейчас получил от тебя письмо, которое ты писала 2.2.42. Спаси­бо за заботу о мне... Дорогая Аня, что ты пишеш все постара­юсь сделать и к теплу прислать тебе с посыльным в Сорочинс-кую. Я на днях был у Тани проез­дом. Меня вызывали туда по делу. Ты не повериш дорогая Аня! Какая радость у меня в жиз­ни. Я беседовал там с самым большим нашим Хозяином. Такая честь выпала мне еще первый раз в моей жизни. Ты предста­вить себе не можеш как я волно­вался и как я вышел от него воо­душевленным. Ты видимо даже не повериш, что у такого великого человека хватает времени даже для наших личных дел. Так верь он меня спросил где у меня жена и как живет. Он думал что ты в Москве. Я сказал, что далеко, поэтому в Москве и часу оста­навливаться не буду а поеду об­ратно на фронт. Дело не ждет. Дорогая Аня б'ем фашистов по-прежнему и гоним их на запад... Целую крепко и много раз свою милую Аню! Твой всегда и всюду Андрюша»¹.

«гор. Энгельс, ул. Чапаевская, 27 Подмазенко Агнессе Павловне Все твои письма получил... Пойми моя дорогая, что все письма так меня согревают и вдохновляют на дальнейшую борьбу с фашистскими гадами... Дорогая и милая Аличка! Я на днях был у Маруси Чижма. Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе он беседовал со мной целых пол­тора часа. Сама представляет какое мне выпало счастье. Ты не повериш такой большой человек и интересуется нашими маленьки­ми семейными делами. Спросил меня: где моя жена и вообще о здоровьи. Это только может сде­лать ОН, который ведет нас всех от победы к победе. С ним мы разоб'ем фашистскую гадину. Дорогая и милая Аля, я видел у Чижма два твоих чемодана. При­му меры к отправке их тебе с первой возможностью... Целую крепко и много раз... Твой Анд­рюша»².

у И. В. Сталина («Хозяина»). Показательно., что даже в этом фраг­менте писем отчетливо видно различие в отношении Власова к его корреспондентам. Письмо односельчанке Ане более многослов­но и эмоцшоналыто. Оно написано генералом, который и на фронте живет «noi-культурному» («даже ходил в баню»), женщине без образования и воображения: «ты не повериш», «ты представить себе не можеш» и т. п. В письме к военврачу Але Власов более лаконичеш и осторожен: «сама представляеш какое мне выпало счастье».

О конкретных действиях вверенной ему армии Власов в пись­мах не сообщает. Тщательно зашифровывает место и участников описываемого события. Из содержания шолуторачасовой беседы со Сталиным (наедине или нет — неясно) указывается лишь воп­рос о жене:. В чем же тогда ценность этих шисем как исторического источника'? Зафиксированная в них информация определенно сви­детельствует о двоедушии автора и позволшет объяснить, почему стало возмюжным предательство им Родииы, сделавшее имя Вла­сова нарищательным.

Важная! задача исследователя — по возможности выявить и изу­чить перепшску в целом, а не только письма одного из корреспон­дентов. В ютличие от делопроизводственной документации част­ные письма сохраняются далеко не всегда. При этом они редко концентрифуются в составе одного комплекса: обычно каждый из корреспондентов хранит оригиналы полученных писем и лишь не­многие автгоры оставляют черновые варианты или копии отправ­ленных чаютных писем.

Например, личные письма К.П.Победоносцева к великому князю Александру Александровичу, впоследствии императору Александру III, отложились в архиве библиотеки Зимнего двор­ца, а письма и записки высокородного корреспондента Победо­носцеву — среди бумаг последнего в Отделе рукописей Румянцев-ского музе;я. В 20-е гг. XX в. они были опубликованы соответствен­но в состаше двух документальных сборников: «Письма Победо­носцева к Александру III» (M., 1925 — 1926, т. 1 — 2) и «Победо­носцев и егго корреспонденты» (М.; Пг., 1923. — Т. 1).

До вступления Александра на престол переписка имела по пре­имуществу частный характер. Так, 29 января 1881 г. Победоносцев сообщал щесаревичу о кончине близкого евюего приятеля Ф. М.До­стоевского: «Грустно, что его нет. Но смерть его — большая поте­ря и для России. В среде литераторов он,, — едва ли не один, — был горячшм проповедником основных начал веры, народности, любви к отечеству... Теперь некому заменить его»¹. Александр от­ветил в тот же день: «Очень и очень сожалею о смерти бедного Достоевск:ого, это большая потеря и положительно никто его не

' Письма! Победоносцева к Александру III: в 2 т. — М., 1925. — Т. 1. — С. 310.

заменит»¹. То, что корреспонденты выразили свои чувства в связи со смертью писателя одними и теми же словами, очевидно харак­теризует их духовную близость, а отсутствие в текстах специаль­ного обращения к адресату свидетельствует о частном статусе пе­реписки. Первое письмо подписано просто — «К. Победоносцев», второе — одной только буквой «А».

Спустя два месяца Александр стал императором. Теперь свои письменные обращения к царю Победоносцев начинает форму­лой «Ваше императорское Величество» и заключает подписью: «Вашего императорского Величества верноподданный Констан­тин Победоносцев». Их переписка осталась личной, но перестала быть частной.

Частные письма обоих корреспондентов оказываются в одном хранилище в исключительных случаях. Примером может служить переписка И. В. Сталина и Н. С.Аллилуевой, отложившаяся в лич­ном архиве. Она невелика по объему: 17 писем Сталина и 13 — Аллилуевой². Большая часть писем относится ко времени пребы­вания Сталина на отдыхе в Сочи в 1929— 1931 гг., когда Аллилу­ева в связи с учебой в Промышленной академии находилась в Москве.

Письма носят сугубо личный характер и свидетельствуют о доверительных и теплых отношениях корреспондентов. Аллилуева сообщает о своей учебе, о здоровье детей, об очередях за продук­тами, о высоких ценах в магазинах и т.п. Пишет, что ждет не дождется своего дорогого Иосифа: «Без тебя очень и очень скуч­но, как поправишься, приезжай и обязательно напиши мне, как себя чувствуешь... Приезжай. Вместе будет хорошо. Ребята здоро­вы. Жаль, что тебя последнее время погода не балует. В Москве дни ясные, но холодные. Пиши, как себя чувствуешь. Целую тебя крепко, крепко. Приезжай. Твоя Надя»³. Сталин ответил незамед­лительно: «Думаю приехать через неделю. Целую крепко. Твой ИОСИФ».

Тема служебной и партийной деятельности Сталина в пере­писке не затрагивалась. Лишь однажды Аллилуева обратилась к мужу с просьбой вмешаться в «заведомо несправедливое дело» в связи с запланированным обсуждением в Политбюро ЦК ВКП (б) конфликтной ситуации в редакции органа ЦК газеты «Правда». Разобравшись в ситуации, Сталин поддержал точку зрения жены.

Частная переписка наиболее непосредственно, по сравнению с другими разновидностями документов личного происхождения, отражает взаимоотношения людей. Но для историка она бывает

¹ Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. — Т. 1. — Полутом 1. —
М.-Пг., 1923.-С. 43.

² См.: Иосиф Сталин в объятиях семьи. Из личного архива: сб. документов. —
Берлин — Чикаго — Токио. — М., 1993.

³ Там же. — С. 28.

важна также ненамеренными свидетельствами об интересах и за­нятиях корреспондентов. В частности в переписке Сталина и Ал­лилуевой упоминается, среди прочего, о том, что Сталин, нахо­дясь на отдыхе и лечении, наряду с государственными и партий­ными делами занимался изучением английского и немецкого язы­ков, осваивал рабочий технический минимум по электротехнике и черной металлургии.

10.1.3. Воспоминания

Воспоминания (синоним — мемуары) — литературные произ­ведения, написанные от лица автора и повествующие о событиях и людях, современником которых он был. Обычно они включают и жизнеописание самого автора. Как литературный жанр воспо­минания занимают промежуточное положение между произведе­ниями художественной литературы и научными сочинениями по истории. Отличительная особенность воспоминаний заключается в том, что основой для их написания являются память и жизнен­ный опыт автора. Однако воспоминаний, написанных исключи­тельно по памяти, немного. Как правило, мемуаристы использу­ют также собственные дневники и письма, относящиеся к опи­сываемому времени документы, воспоминания современников, материалы опубликованных научных исследований и т.д. Некото­рые авторы включают в воспоминания документы, в создании которых они принимали участие. Но в их подборе, как и в воспро­изведении личных впечатлений, всегда проявляется субъектив­ность мемуариста.

В отличие от личных дневников и частных писем, воспомина­ния изначально создаются в расчете на ознакомление неизвест­ных автору читателей. Поэтому мемуаристы часто используют ли­тературные приемы, облегчающие восприятие текста (например, излагают содержание беседы в форме прямой речи ее участни­ков); создающие впечатление высокой степени достоверности со­общаемых сведений (например, имитируют синхронность сделан­ных автором записей описываемому событию) и т. п. Автор воспо­минаний может привлечь для их записи или обработки литератур­ного помощника. Стремясь создать удобочитаемый текст, такой помощник неизбежно влияет не только на стиль, но и на содер­жание произведения.

Подобного рода работу описал В.А.Оболенский, в прошлом земский деятель и член ЦК кадетской партии, который готовил для публикации стенографические записи воспоминаний бывше­го председателя Государственной думы и военного министра Вре­менного правительства А.И.Гучкова. В письме Н.А.Базили, ин­тервьюировавшему Гучкова в Париже в 1932—1933 гг., Оболен-

ский сообщает: «Работа оказалась гораздо труднее, чем я ожидал. Стенографированный Ваш разговор перескакивал с одного пред­мета на другой, и все эти отдельные клочки разговора приходи­лось отделять друг от друга и сцеплять с другими клочками. Затем пришлось каждую фразу подвергнуть грамматической переработ­ке. От этого текст местами потерял тучковскую красочность. Все-таки я старался по-возможности придерживаться ближе к тексту. Иногда приходилось кое-что добавлять от себя, вставляя целые вводные куски, ибо без них лаконичные замечания Гучкова были бы совершенно непонятны. Сделал я и кое-какие купюры в таких случаях, когда знал, что Гучков ошибается»¹. В результате прове­денной таким образом литературной переработки появившаяся в августе — сентябре 1936 г. в парижской газете «Последние ново­сти» публикация «Из воспоминаний А. И. Гучкова» по объему была примерно вдвое меньше текста стенографических записей воспо­минаний. К тому же Оболенский частично изъял, а в каких-то случаях изменил авторские характеристики ряда событий и лиц.

Полный текст воспоминаний Гучкова опубликован в 1993 г. редакцией журнала «Вопросы истории» в Москве по авторизо­ванному экземпляру стенографических записей его рассказов, хра­нящемуся в архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета в США. Проведенное подгото­вителями этой публикации сопоставление двух вариантов воспо­минаний — до и после литературной обработки — привело их к заключению, что первоначальный текст подвергся значительным изменениям как по содержанию, так и по толкованию отдельных сюжетов. На последнее, безусловно, не могло не повлиять различие в политических взглядах октябриста Гучкова и кадета Оболенского.

Включение в процесс создания текста воспоминаний помимо титульного автора литературного помощника, политического ре­дактора-цензора и других лиц делает понятие «авторство» приме­нительно к мемуарам часто более широким и менее определен­ным, нежели понятия «автор личного дневника» и «автор частно­го письма». Поэтому выяснение персонального состава авторского коллектива и места каждого из его членов в творческом процессе создания мемуарного произведения — непременное условие науч­ного использования воспоминаний.

Для того чтобы воспоминания могли дойти до массового чита­теля, необходимо их опубликовать. Ни авторы личных дневников, ни авторы частных писем обычно не предполагают их публикации. В дореформенной России мемуаристы писали преимущественно для потомков и не рассчитывали на скорую публикацию своих воспо-

¹ Цит. по: Ляндерс С, Смолин А. В. Примечания//Александр Иванович Гучкои рассказывает... Воспоминания председателя Государственной думы и военного министра Временного правительства. — М., 1993. — С. 129— 130.

[минаний. Преобладающей формой воспоминаний было простран­ное, хронологически последовательное жизнеописание автора.

В ходе буржуазных реформ второй половины XIX в. и револю­ций XX в. в стране произошли глубинные социально-экономичес-I кие и политические изменения. Миллионы людей, вовлеченные в [активное участие в общественной жизни, захотели узнать и по-|нять свое давнее и недавнее прошлое и одновременно — расска-I зать о себе и быть услышанными. Объективную возможность для I этого создали стремительный рост грамотности населения и раз­витие периодической печати. Именно периодическая печать, от­ражающая жизнь человеческого общества во всей ее полноте, по­изводила публиковать на страницах журналов и газет огромное ко­личество мем/аров по самой различной тематике. Авторами их ■ выступали представители разных социальных, политических, на­циональных и других общественных объединений.

Публикация воспоминаний в прессе не могла не оказать влия-I ния на литературный жанр этих сочинений. Получили распрост-I ранение тематические воспоминания об отдельных событиях, эпи-■Ьдах, в которых участвовал автор. Зачастую такие воспоминания заказываются редакторами и издателями конкретным авторам. Они пишутся специально для публикации в определенном органе пе­чати. В этом случае время от написания автором воспоминаний до их напечатания сокращается. Так, художник-баталист Н.С. Само-киш поместил в журнале «Новый мир» (1905. — № 10) воспоми­нания «Моя поездка на войну», где описал впечатления от посе­щения в мае—ноябре 1904 г. района боевых действий русских войск на Дальнем Востоке (города Мукден и Ляоян, обстановка в при­фронтовой полосе, наблюдение за ляоянским боем и сражением на реке Шахэ, беседы с ранеными солдатами, отступление). Еще более оперативной была публикация — сразу на русском

I

языке в газете «Известия» и на английском в американском жур­нале «Тайм» — воспоминаний А.С.Черняева о событиях 18 — 21 августа 1991 г. «Известия» поместили их в номере за 30 сентяб­ря 1991 г. под броским заголовком, вынесенном на первую поло­ву: «Форос, август-91. Дневник помощника Президента Анатолия Черняева». На самом деле опубликованный тогда текст представ­лял собой не дневник, а воспоминания, правда, написанные по горячим следам событий, но уже тогда, когда их исход не мог вызвать у автора сомнений. В этом убеждает первая же запись: ■1 августа 1991 года. Крым. Дача "Заря". Видимо, пора писать хронику событий. Кроме меня, никто не напишет. А я оказался свидетелем поворота истории. 18-го, в воскресенье, после обеда...». 21 августа Черняев записал по памяти события трех суток «Форос-ского пленекия». Уж в Москве он добавил рассказ об обстоятель­ствах освобождения и возвращения в столицу. Очевидно, что исполь­зование формы дневника в данном случае является литературным

приемом, цель которого — создать у читателя иллюзию будто бы синхронного фиксирования событий. Автор активно вводит в свое повествование диалоги в форме прямой речи участников, демон­стрирует языковую раскованность: «Женька» (Примаков), «Саш­ка» (Бовин), «встряла» (о Раисе Максимовне Горбачевой) и т.д.

Для воспоминаний Черняева характерна публицистичность, вообще свойственная тематическим воспоминаниям. Все упомяну­тые в них персонажи четко поделены на «хороших» и «плохих» — тех, кто, подобно автору, был тогда за М.С.Горбачева, и тех, кто был против него. Первых Черняев уважительно называет по име­ни-отчеству: Иван Степанович (Силаев), Александр Владимиро­вич (Руцкой). Вторых — пренебрежительно, только по фамилии: Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. По-видимому, для американских читателей в воспоминания был включен абзац о те­лефонном разговоре Горбачева и Дж.Буша, состоявшемся 21 ав­густа: «Это был радостный разговор. М.С. благодарил за поддерж­ку, за солидарность. Буш приветствовал его освобождение, воз­вращение к работе».

Публицистичность воспоминаний, созданных специально для печати, нередко побуждает их авторов по прошествии времени готовить новую версию, что-то дополнительно «вспоминая» или же, наоборот, что-то «забывая». Показательно, что уже в 1993 г. Черняев в книге «Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым запи­сям» не воспроизвел опубликованный в «Известиях» и «Тайм» фрагмент о «Форосе-91». Косвенно отвечая возможным оппонен­там, мемуарист ограничился замечанием: ни в одном из описа­ний событий августа 1991 г. — «тех, что попались на глаза» — он не нашел «достойных внимания» опровержений своей публика­ции двухлетней давности.

Учитывая варианты, подобные вышеописанному, историку, прежде чем использовать содержащуюся в воспоминаниях инфор­мацию, следует составить представление обо всех мемуарных ис­точниках, принадлежащих перу автора.

Наряду с многочисленными тематическими воспоминаниями во второй половине XIX—XXI вв. по-прежнему создаются мемуа­ры-жизнеописания. Начальной хронологической гранью таких вос­поминаний обычно является дата рождения автора; вопрос о том, где «поставить точку», различные мемуаристы решают по-разному. Так, например, Д.А.Милютин доводит свои воспоминания до ап­реля 1873 г., когда на 57-м году жизни и на 13-м году руководства военным министерством он начал вести дневник. В сентябре 1886 г. Милютин составил «Предварительное объяснение для читателя, в руки которого когда-нибудь попадут мои записки»¹. В нем он ука-

¹ Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милю­тина. 1816- 1843. - М., 1997. - С. 34-37.

зал, что причиной, побудившей его предпринять этот шаг, было чувство нравственной обязанности «сохранить для будущего ис­торика те данные, которые могут пригодиться ему», чтобы разъяс­нить обстоятельства происходившего на глазах и при участии ав­тора.

Находясь с 1881 г. в отставке, Милютин решил дополнить ма­териалы дневника воспоминаниями за предшествующие годы, «насколько хватит памяти, умения и терпения». Хотя автор стре­мится уверить будущего читателя в том, что «всеми силами ста­рался устранить всякое пристрастие или преднамеренное искаже­ние фактов; всегда становился на объективную точку зрения, не увлекался своими отношениями к людям и событиям», он вполне отдает себе отчет в полемичности своих заметок. Рукой мемуари­ста, по его признанию, водило желание пресечь «несправедливые нарекания» и «враждебные нападки», которые встречали ново­введения в устройстве русской армии и военного управления. В воспоминаниях Милютин выставлял эти нападки «в истинном свете и по возможности указывал, откуда исходили интриги и гнусные изветы». Таким образом, автор отводил своим воспоми­наниям функцию идейного обоснования осуществленных под его руководством мероприятий.

Дневник и воспоминания Милютин рассматривал как единый, цельный документ. Под этим углом зрения в 1900 г. под его непо­средственным наблюдением был исправлен и переписан набело подготовленный для печати экземпляр. Первые двадцать его книг составили воспоминания, охватившие время с 1816 по 1873 г.; последующие двенадцать — дневники с апреля 1873 до 1899 г.

Воспоминания С.Ю.Витте могут служить примером мемуа­ров — жизнеописания, охвативших по сути всю жизнь автора. Ра­бота шла в несколько приемов. Начал ее отставной премьер летом 1907 г. за границей, «удалившись, от активной политической жиз­ни», и побуждаемый желанием выявить «крупные ошибки» даль­невосточной политики новых советников царя, которые привели

к катастрофам.

В январе 1908 г. Витте продолжил работу в Петербурге, изложив свою версию истории манифеста 17 октября 1905 г. Распространив­шиеся слухи о том, что отставной премьер-министр пишет мемуа­ры, в которых дает нелицеприятные характеристики покойным и здравствующим государствующим деятелям, включая членов им­ператорской фамилии и самого императора, заставили опытного сановника быть осторожнее: он сделал длительную паузу и вернул­ся к работе над текстом только зимой 1910—1911 гг. Тогда Витте продиктовал стенографистке мемуарные рассказы, начиная с опи­сания детства. Следующей зимой он довел их до конца 1911 г.

Жанр жизнеописания позволил автору несколько смягчить ха­рактеристики лиц, более острые в тематических фрагментах, ка-

савшихся событий, сохранявших политическую злободневность. В этом варианте мемуаров Витте сделал хронологический про­пуск — от предыстории манифеста 17 октября 1905 г. до своей отставки с поста главы правительства. Он объяснил его наличием собственноручных записей воспоминаний за это время. Но дело было в другом: тема революции и ответственности за нее казалась Витте опасной, поскольку в случае изъятия текста автору грози­ли, по его прогнозу, «большие неприятности».

Оба текста воспоминаний — собственноручные заметки и сте­нографические диктовки, — содержащие отчасти параллельное описание событий, Витте поместил в один из французских бан­ков на имя жены. Позже она перевела рукопись в другой банк на чужое имя. Сразу после смерти Витте в феврале 1915 г. его кабинет в Петрограде был опечатан. Ознакомившись с обнаруженным там оглавлением воспоминаний, Николай II пожелал их прочитать. Узнав от вдовы, что рукопись находится за границей, власти про­извели в отсутствие хозяев тщательный обыск на вилле Витте в Биарице, но безуспешно.

После Октябрьской революции 1917 г. вдова продала право на издание мемуаров Витте сразу двум фирмам: американской и бер­линской. В 1921 г. увидели свет однотомный вариант воспомина­ний на английском языке и первый том трехтомного варианта на русском. Трехтомный вариант, изданный в Берлине в 1921 — 1922 гг., в 1923—1924 гг. без изменений был опубликован в нашей стране. С 1965 г. рукопись воспоминаний, переданная наследника­ми мемуаристаjia хранение в библиотеку Колумбийского универ­ситета в Нью-Йорке, доступна для исследователей.

С 20-х гг. XX в. началась история воспоминаний Витте как исто­рического источника. При этом исследователи располагали не их оригиналом, а сводной редакцией, специально подготовленной для публикации уже после смерти автора. Работа редактора-соста­вителя заключалась в перестановке фрагментов текста, разделе­нии его на главы и устранении повторов. По желанию вдовы были исключены некоторые отрывки, касавшиеся семейной жизни Витте и характеристики второстепенных деятелей. Таким образом, пуб­ликация не дает полного и точного воспроизведения того, что было написано и надиктовано самим Витте. По мнению исследо­вателей, хотя составитель создал единый и удобочитаемый текст, он при этом недостаточно считался с особенностями строя мыс­лей и изложения автора.

В 2003 г. Санкт-Петербургский институт истории РАН и Бахме-тьевский архив русской и восточно-европейской истории и куль­туры Колумбийского университета в Нью-Йорке совместно изда­ли авторские тексты мемуарных рукописных заметок Витте и сте­нографические записи его рассказов. Научная публикация руко­писей воспоминаний Витте существенно расширяет возможности

использования информационного потенциала этого ценнейшего исторического источника.

Дата добавления: 2015-07-24