Глава 39. Первое время я выходила гулять с собаками очень рано, около пяти утра

Первое время я выходила гулять с собаками очень рано, около пяти утра, чтобы Балхаш мог побегать без поводка, не пугая окружающих. Ну побегать – это сильно сказано. Балхаш перемещался неторопливой рысью. Геша, несмотря на мои увещевания, однажды попробовал погонять его с велосипедом, но Балхашу это не понравилось. Не пробежав и ста метров, он сел, плотно заякорился, и Геша полетел кувырком с велика.

Кавказские овчарки – собаки неспешные. Они не терпят, когда их понукают и торопят. Основные качества, необходимые человеку, работающему с этими собаками, – терпение и полная невозмутимость. Бить их нельзя, кавказцы от этого озлобляются, а память у них долгая.

Я часто слышала, что в горных деревнях на самом Кавказе пастухи воспитывают своих собак самым жестоким образом, бьют их арматурой (уж не знаю, где они берут эту арматуру в диких деревнях и почему не обойтись просто палкой?), но по моему глубокому убеждению, бить кавказца следует только в одном случае – если он на тебя напал, – и то будучи уверенным, что выйдешь победителем из этой схватки.

Поскольку я не имела физических данных для такого поединка, то предпочитала другие методы.

Балхаш охотно шел на подзыв – за подачку. Не то чтобы пес был прожорливым, ел он с достоинством и аккуратно, просто всегда был готов к приему пищи.

Особенно он любил сушки, за них был готов даже цыганочку танцевать. Кстати, «цыганочка» – единственная бесполезная команда, которой я его научила. Кроме сушек, пес очень любил всякие гигиенические процедуры – купание, вычесывание, растирание жестким полотенцем. Балхаша аж трясло от радости, волна проходила от кончика хвоста до самых плеч, в этот момент я командовала «цыганочка» и награждала собаку вредной сушкой; так и научился.

Остальным командам его учила не столько я, сколько Ричард. Видя, что мой паровоз-отличник каждый раз получает колбаску за все эти «сидеть» и «лежать», Балхаш решил не щелкать клювом, а быстренько освоить этот способ вымогательства.

Быстренько – в прямом смысле слова. Кавказцы медленные, но не тупые. Я не знаю других собак (кроме ротвейлеров, пожалуй), которые способны настолько же хорошо разбираться в ситуации и принимать самостоятельные решения.

Апортировка, любимое развлечение почти всего собачьего племени, Балхашу не нравилась. Сначала он ленился бегать за палкой, потом, когда все же стал, – не спешил ее отдавать. Рыскал в отдалении, пожевывая свою добычу.

– Балхаш! Неси ко мне, неси, – звала я, показывая псу таблетку колбасы.

Балхаш на радостях открывал рот, палка вываливалась, а пес бежал ко мне.

– Эх ты, балда рыжая. Смотри, как надо. Ричард, апорт!

Ричард уже привык собирать палки за Балхашем, но как-то раз до того наконец дошло, что от него требуется, он затормозил на полпути и вернулся за апортом, который Ричард уже тащил в зубах. Балхаша это не смутило. Палка была довольно большой, Балхаш вцепился в нее и загундел, давая понять Ричарду, кто здесь лишний.

– Давай, Ричард! Тащи его сюда! Тащи этого долдона!

Ричард, взрывая лапами землю от напряжения, потащил палку с висящим на ней Балхашем ко мне. Так собаки и принесли апорт вместе – рыча и пытаясь стряхнуть друг друга.

Ричард и Балхаш вполне мирно уживались, не дрались. Ричарду воспитание не позволяло, а Балхаш долгое время никак не проявлял характера.

Когда же кавказец пришел в себя и повеселел, начал он самоутверждаться не с Ричарда, а с меня.

Как-то раз я зашла в вольер, чтобы покормить Балхаша, протянула руку за тазиком, и тут кавказец на меня зарычал.

– Ух ты. Голос прорезался. Так что, ты есть не будешь? – Я снова потянулась к миске, и Балхаш рявкнул уже не шутя.

– Ладно. Не хочешь, как хочешь. – Я не поленилась сходить за ведром с кашей и, помешивая ее половником, встала у самой сетки. – Ну что, не одумался? Кашка-то – вот она!

Пес беспокойно засновал по вольеру. Я вошла, взяла тазик. Пес рыкнул, но уже не так уверенно.

– Сидеть! – сказала я. Балхаш сел, я бросила в него сухарик, ляпнула каши в таз, на самое донышко, поставила рядом с собакой. – Можно, Балхаш!

Балхаш, моментом вылизав кашу, разочарованно посмотрел на меня – и это все?

– Добавки? Давай миску.

На этот раз он без звука отдал мне посудину, но я все равно докормила его в несколько приемов и еще дней пять после этого развлекалась тем, что добавляла ему каши до того, как он доест, забирала миску и кормила его с рук и разве что сама не ела оттуда же.

Пес еще подвзрыкивал местами, но скоро понял, что охранять от меня еду не рационально, поскольку все происходит вполне по-божески – чем охотнее тазик отдаешь, тем больше еды получаешь, и теперь я спокойно могла выковырять даже полупроглоченную сушку у него изо рта.

Потом был еж. Балхаш с Ричардом нашли его в парке, бедняга сразу же свернулся в тугой, сердитый шарик, но ему это мало чем помогло – клыки у обоих псов были гораздо длиннее ежиных колючек.

Ричард хватал колючий мячик, увлеченно подбрасывал и катал лапами, пока не подоспел жаднюга кавказец. Балхаш отнял ежа и, похоже, не собирался расставаться с добычей.

Поскольку до команды «фу» у нас еще всерьез не доходило, я просто подошла и сказала: «Дай». Балхаш глухо зарычал на меня сквозь ежа и бочком отбежал в сторону. Я показала ему кусок колбасы, но еж-то куда интереснее и наверняка вкуснее. Балхаш и не подумал приблизиться.

Пришлось пойти на крайние меры. Я позвала Ричарда и стала демонстративно его кормить. Этого уж Балхаш стерпеть не мог. Уронив свою жертву, он кинулся ко мне со всех ног разбираться, почему его, Балхашкиной, колбасой прикармливают этого наглого немца.

Я погладила собак, скормила им остатки угощения и утащила за ошейники прочь, оставив ежа наслаждаться обмороком в одиночестве.

Геша нашел меня сидящей на нашей завалинке и фальшиво насвистывающей увертюру из «Щелкунчика».

– Че случилось, малáя?

– А почему ви спгашиваете?

– Я тебя первый день знаю? Ты свистишь или поешь, когда тебе херово или мысли какие смурные в голову лезут. А и то, от хорошей жизни так не запоешь… Колись уже.

Геша был прав. С пением у меня обстояло из рук вон. Что обидно, слух у меня был неплохой, а вот кнопка «воспроизведение» не работала.

– Твоя правда. Подлость я одну задумала Балхашке устроить.

– Че вдруг? Это ж не наш метод…

– Да зашалил кабан рыжий. Очухался, откормился, заскучал. Вопросы всякие нехорошие в голову полезли. Например: «А что будет, если я не послушаюсь команды «фу»?..»

– Так ты ж сама говорила, надо собаку от этого дела отвлекать. Закрутить, запутать, обмануть и все такое. А сама теперь че?

– Ну, кого-то можно обмануть, а кому-то надо и ответить. Балхаш не отстанет, пока не узнает. Понимаешь, какое дело, Геш… У кавказцев очень четкое разграничение чужие – свои. А у Балхаша сейчас никого своих нету. Хозяин его был слизняк, и пес привык сам по себе… Такая сама-себе-собачка…

– Ты гонишь. К тебе он идет нормально, ко мне – нормально.

– До поры до времени. Мы его кормим, холим, чего ж не идти? Конфликтных ситуаций не было пока. Мы его и не знаем, по сути. Спящая красавица, а не собака.

– Будешь будить?

– Ага. Завтра устрою ему шайтан-сюрприз. Школа Цезаря.

– Бить, что ли, собираешься? На меня не надейся, это я пас…

– Да с ума сошел. Мосол с горчичкой…

– А, так это совсем другое дело. Горчичников купить?

– Геш, их нет нигде, я дома подрежу. Костей купи, пожалуйста, если не трудно.

Утром Геша старательно соскреб с горчичников напыление, щедро натер этим делом громадный коровий мосол и потащил в условленное место. Следом отправилась и я с собаками.

Ричард мельком обнюхал кость, соблазнительно вытарчивающую из травы, а Балхаш сразу залип.

– Фу, Балхаш, – сказала я предостерегающе.

Балхаш наклонился, раскрыл над мослом пасть и глянул на меня хитренько, с ленинским прищуром.

– Фу, Балхаш! – повторила я громче.

Пес припал на передние лапы, потом рухнул крупом, устроился поудобнее, обнял мосол и…

И через тридцать секунд обливался слезами, чихал, тряс головой, тер нос лапами.

– Горько! – резюмировала я. – Эх ты… Сказали же «фу», дура рыжая. «Фу» – это фу, понимать надо. – Я подошла, вытащила из старенького ягдташа, который всегда носила с собой, двойной бутерброд, раскрыла собаке рот и сунула туда половинку маслом вниз, как в комод. – Жуй, балда…

Балхаш пожевал и стал ронять куски, выпихивая их языком – все еще было горько. Я повторила процедуру, дала ему большущий кусман хлеба зажевать, а потом отвела собак на речку, где Балхаш провел с полчаса, сунув морду в воду по самые обрезанные уши и пуская пузыри.

После этого случая Балхаш намертво уверовал в мою магическую силу и в волшебное слово «фу», способное превратить любую вкусную и прекрасную вещь в отвратительную дрянь.

Мы подружили с ним еще несколько дней, уже без всяких злых шуток, а когда Балхаш впервые встал в вольере и залаял на каких-то незнакомцев, входящих в ворота, я сказала Геше:

– Все. Отдавать пора.

– Так он же сырой еще. Рано…

– Геш, его работать уже на месте надо, в «его» дворе. Пусть там осваивается. Нечего ему к нам привыкать – дольше переучивать.

Я позвонила дяде Жоре, сообщила, что воспитанника можно забрать, и спросила, готов ли для него вольер (мы договорились, что он построит вольер для Балхаша).

– Готовы хоромы, жду давно.

– Так мы сегодня вечером его и приведем. Заодно с братом вас познакомлю.

– Давай, дело хорошее, – сказал дядя Жора.

Дата добавления: 2015-07-20