Рефлекс или воля?

Первое, что нам необходимо выработать: верное рефлекторное поведение.

Ведь главная трудность актерского дела заключается в том, что от противоестественного положения (публика, чужие слова, условная обстановка) рефлекторно появляется настороженность и беспокойство.

Как успокоить себя?

Ослабление мышц кое-что дает, но это не все.

«Задача» и «занятость» отвлекают от страшного зрительного зала, но только пока они захватывают актера. Их нет — и опять беспокойство и беспомощность.

С годами, правда, к опытным актерам приходит само себе спокойствие: и задачи нет, и слова забыл, и роли не понимаю, а спокоен — всё трын-трава!.. Опыт научил, что ничего катастрофического, смертельного все равно не случится. Отсюда и спокоен.

Это приходит с годами, да и то, когда в зрительном зале нет никого, кого бы я боялся, а появится критик или начальство, вот и задрожал.

Этот рефлекс — верного восприятия публики, надо воспитывать с первых дней, с первых шагов.

Вот еще одна из причин, почему моя школа — верная, а «волевая» — не верная и вредная.

Рефлекс противодействия (рефлекс цели)

Очень серьезное обстоятельство, которое и убивает целиком актера «интеллекта и воли». Всякая, сознательно взятая задача, всякая перестройка, всякое запрещение непосредственной реакции, вызывает рефлекс противодействия. В этом и есть причина неудач интеллектуально-волевого метода.

«Что?! Караул! Грабят! Подкапываются под основы! Стереть с лица земли!!»

Только не вас грабят, уважаемые, а вы грабите себя и других; вы подкапываетесь, да уже подкопались под самые основы прекраснейшего и нужнейшего из искусств!

Оно уже рушится, почти рухнуло... А все из-за чего? Из-за того, что, пользуясь его свойством вызывать самообман зрителя, вы подсовываете на сцену только фальшь, только дешевую подделку.

Театральная обстановка располагает к тому, что зритель готов верить и увлекаться всем, что ему ни дают — душа зрителя открывается, он находится в особом благоприятном состоянии открытого ожидания. Он принимает все, что ему подсовывают и, перерабатывая это в себе и дополняя от себя, находит это хорошим, а иногда даже превосходным.

И вы, пользуясь этим особым благоприятным расположением души зрителя, проповедуете, что, значит, мол, и стараться особенно нечего: достаточно дать намек, достаточно покривляться — и хватит! Был бы только успех!

А ведь будь вы художниками и, следовательно, думай вы не столько о себе, сколько о человечестве, проповедь ваша должна бы быть совершенно другой. Если театр так располагает к принятию новых мыслей и чувств, если обстановка театральная так открывает душу зрителя, что тут, как никогда, можно влить в нее и большие плодотворные идеи, и коснуться струн, которые иначе может быть никогда и не зазвучали бы — так имею ли я право кидать в эти раскрытые души труху и фальшивки? Не должен ли я и сам подняться, если не выше, то, по крайней мере, хоть до уровня той душевной раскрытости, какая в зрительном зале? Не должен ли и сам я столкнуть себя с обычной своей обывательской табуретки?

Да что должен? Если уж разговор зашел о долге — дело плохо. Что тут убеждать, уговаривать и доказывать? Если ты художник, если артист, если волнует тебя могучее трепетанье жадного дыхания людей в зале — так разве можешь ты не раскрыться до дна, до самых тайников твоих человеческих?! Разве можешь ты не гореть всей душой своей во имя высших надежд и чаяний?

Если можешь... тогда молчи... Не говори об искусстве, не произноси даже слова: художество — не оскверняй их. Ты только жалкий (а может быть и подлый) обманщик.

Ты паразит, присосавшийся к теплой коже, пьющий кровь... Да мало того — ты в эту, питающую тебя кровь, вносишь смертоносную заразу — хуже тифа, хуже малярии...

Не будь этой обманчивости театра — было бы во 100, 200, 500 раз меньше почестей.

За выделку фальшивой монеты не стоит ни чествовать, ни награждать.

Большинство, посещающих театр людей, в последнее время молчаливо согласились между собой, что это и есть «искусство театра»...

А если где актер не выдержит, увлечется и сценка блеснет свежестью, то вот и высшая степень этого искусства...

Мало, конечно!..

И терпения нет — хочется прорваться сквозь всю эту самодовольную механику! На свет! К свободе! К творческому слиянию с публикой!..

Эти книги — первая стрела в глаз и первая ветка с цветами и плодами...

Все равно: рано ли, поздно ли вся эта механистика сдохнет, и всем станет ясно, что под покровом благородного имени искусства скрывалась — только мертвечина.

Но ждать этого — сил нет! Дышать нечем!

Дата добавления: 2015-07-26