Глава 3 На ближних подступах Костя Воронцов. Мечты и перспективы 5 страница

— Прибыл новый водитель. Смотреть будете?

(Ну! Типа, вам тут нового коня привели, смотреть будете?)

Николай зачем-то поднял правую руку вверх, как будто кого-то приветствовал — и замер.

— Мыкола! — раздался из приоткрытой двери певучий женский голос.

Николай резко махнул рукой справа-налево — наподобие сердитого дирижера — и надул щеки.

— Мыкола, не делай вид, что тебя нет! Так я и поверила, что вы шофера одного отправили!

— Пффф, — Николай стравил воздух сквозь плотно сжатые губы, с сожалением развел руками и пошел к приоткрытой двери, тихо бросив мне через плечо: — Пошли.

— А меня не зовут…

— Дважды не повторяю, — Николай даже не обернулся и не возвысил голоса. — За мной шагом марш!

У двери показал мне жестом — стой здесь, — а сам вошел в кабинет. Но не по-свойски — запросто, а как-то без особой охоты. Я бы даже сказал — с робостью.

— Здрасьте…

Занимательно. Солидный товарищ, здоровается с хозяйкой, как школьный хулиган с директором в преддверии очередной взбучки.

Мужчина с фирменными висками тут же благоразумно ретировался в холл, по ходу движения приняв у меня куртку и при этом умудрившись одним мановением руки поправить мне галстук. Мастер, что и говорить.

— Я вам русским языком сказала: мне не нужен новый шофер. Вы что, совсем идиоты?

А по голосу не скажешь, что бабонька больна: очень даже приятный, полнозвучный меццо-сопрано, насыщенный жестковатыми оттенками властности и уверенности в своих силах.

— Понимаете…

— Не понимаю! Где Егор?

— Уволен. Вам же докладывали…

— И слушать не хочу! «Уволен»… Если еще хоть раз кто-то тронет мой персонал без моего разрешения — я вам устрою!

— Но вы же знаете — он по собственному желанию…

— Не знаю! И вообще, это ваши проблемы, меня это совершенно не волнует. Срочно разыскать, вернуть на место, доложить к концу дня. Ты меня понял?

— Пффф…

— Ты чего фырчишь, как кот? Давай, показывай, где этот ваш новый шофер…

— Заходи, — Николай открыл дверь пошире, шагнул в коридор, вроде бы пропуская меня… а когда я вошел, он так там и остался!

И тихонько прикрыл за мной дверь.

В кабинете находились две женщины, и обе были страшно заняты. Одна, помоложе и попроще, сидела за огромным столом красного дерева и быстро писала что-то на коробке. Вторая, значительно старше и гораздо симпатичнее, сидела на ковре, широко расставив ноги и наклонившись вперед. Между ног у нее была картонная коробка, в которую дама укладывала яркие пакетики. Рядом возвышалась внушительная куча таких же коробок, стопка пакетов и другая куча со всякой всячиной: майками, кепками, игрушками, печеньем, конфетами и прочими разнообразными сладостями импортного производства.

Дама была явлена в состоянии «по-домашнему»: ненакрашенная, нечесаная, босая, белые шерстяные лосины в обтяжку, какая-то легкомысленная шелковая распашонка… Не знаю насчет возраста, но кожа у нее была изумительной свежести — как юный персик из холодильника, а судя по непринужденности, с которой она возилась на полу с коробкой, такой растяжке (для неспортсменов — это попросту гибкость) мог бы позавидовать любой практикующий йог.

Сердечко мое подпрыгнуло, крепко стукнувшись о грудную клетку, и поскакало куда-то галопом. Я замер, застыл истуканом, боясь вздохнуть и вообще хоть как-то привлечь к себе внимание.

— Я вас слушаю…

Дама, как я сказал, была занята — досадливо сдувая непослушную прядь волос, спадавшую на глаза, доклеивала коробку скотчем, навалившись на нее всем телом. Напихала столько, что коробка вспучивалась и не желала нормально закрываться.

Сидела дама боком к двери, в мою сторону не смотрела, сосредоточившись на своем занятии. Фигуру в таком положении оценить сложновато, но, судя по пропорциям, в этом плане тут было все очень даже в порядке.

А еще Костя мне показывал интернетные фото. Так вот, там она была, несмотря на свои сорок два, — просто цаца.

Я чего тут рассыпаюсь по адресу хозяйки… С того момента, как Сенковский отчасти подтвердил бредовую гипотезу Кости, я чувствовал какое-то странное и плохо объяснимое волнение… Знаете, такое давно забытое ощущение неотвратимо надвигающейся встречи с Прекрасной Незнакомкой, которую ты лично никогда в жизни не видел. Понимаю, что в моем возрасте, после такой бурной жизни, это может показаться смешным, но… Короче, если говорить проще, чувствовал я себя наподобие жениха в стародавние времена, который вступал в брак, исполняя волю родителей, и ни разу в жизни невесту в глаза не видел. Что там за невеста такая? Вдруг окажется какой-нибудь уродкой, хромой-горбатой или больной на всю голову? Или напротив: будет писаной красавицей, но по душевному складу редкой дрянью — с порога опарафинит по всем статьям, а то и просто заворот даст… А ведь встречаются еще и такие, что сразу читают лист анализов, не глядя на личико, а потом с линейкой в штаны лезут…

— Вы немой, что ли?

— Гхм… Нет.

— Ну так скажите что-нибудь. Вы что, ни разу на работу не устраивались?…

Мне вдруг стало стыдно. Не конкретно перед кем-то — а просто так, перед самим собой. Редкое дело, скажу я вам! Даже краснеть начал. Я вдруг отчетливо понял: эта дама мне нравится. Все нравится: тембр голоса, сильные стройные ноги, обтянутые лосинами, непослушная челка, розовая мочка уха…

А стыдно стало оттого, что это было за деньги. Я сказал себе: «Поздравляю, Ростовский, — ты натуральная б… в штанах. Тебя наняли за сто двадцать штук — не возить кого-то, не выслеживать или ловить, а как раз для этого самого. Если тебя это немного успокоит: ты, Ростовский, дорогая б… Девчата с Тверской отдыхают, им такие бабки и не снились…»

— Когда человек устраивается на работу, он обычно старается произвести впечатление… Ну и как минимум он для начала должен представиться.

— Меня зовут Валерий.

— А меня — Наталья Марковна. И я с вами чаи гонять и фамильярничать не собираюсь. «Валерий»… Ну-ка, представьтесь по полной форме…

Тут она закончила клеить коробку и повернулась ко мне. С недовольством во взоре и сердито поджатыми губами.

— Вы, вообще, где воспитыва… Ой…

И что же это такое приключилось с нашей повелительницей?! Наталья Марковна медленно подняла руки, прижала обе ладошки ко рту и, как будто внезапно онемев, уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

Глаза мне тоже понравились — они были похожи на полевые васильки, но вот их выражение… Не знаю, чего там напридумывал Костя, но даже капельки радости или хотя бы просто удивления я в этих васильках не заметил.

Они были переполнены совершенно искренним мистическим ужасом…

Лев Карлович Сенковский. Недалекая ретроспектива объектно-эротических шалостей…

Многие неглупые товарищи из «низов» имеют мнение, что наши недосягаемые олигархи-небожители, мудро взирающие на остальной народ с глянцевых обложек дорогих журналов, — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. То бишь имеется подозрение, что они должны есть-пить, отправлять какие-то надобности, самую малость спать… А иногда спать не совсем в одиночестве. Проще говоря, у них, по идее, как и у нормальных людей, должен быть секс. Пусть маленький, плохонький — но должен. Потому что они не роботы.

Свой внутренний мирок эти ребята охраняют не хуже американского резервного банка и досужих наблюдателей к себе почему-то не пускают. Но запретный плод сладок, и потому информацией об этом (как правило — до упора «эксклюзивной» и обязательно «из первых рук») переполнена буквально вся печатная продукция разряда бульварной прессы. И непечатная тоже. Имеется в виду не грязная ругань, а Интернет.

Публике это интересно не в связи с собственно процессом (если это не загадочные создания типа Трехголового Семи… то процесс, по идее, должен быть как у всех особей нашего вида), а ввиду особых качеств обозначенных выше личностей. То есть, если они такие гениальные, приподнятые и необычные, тогда и это, по всей логике, у них должно быть как-то по-особому. Либо очень высоко и безумно красиво, либо жуткий разврат и грязные оргии.

Понимаю, что тема неблагодарная, и суровые борцы со злом могут за это дело кинуть обломок кирпича в мою сторону… Но нам с вами все же придется об этом поговорить. Потому что, как скоро вы сами сможете убедиться, это будет нужно по сюжету. Однако обещаю: беседовать об этом мы будем строго в рамках темы и постараемся избегать ненужных подробностей и совсем уж пикантных деталей.

Итак, поехали.

Скажем сразу: жену свою Лев Карлович Сенковский любит не ввиду ее сословной принадлежности и, как следствие, большой личной полезности, а просто так. Потому что любит. Более того, справедливости ради следует уточнить: Лев Карлович у нас однолюб, жена для него — самый близкий и дорогой в мире человек, и он запросто готов умереть ради нее. То есть в этом плане никак нельзя сказать, что он конченый мерзавец и сволочь. Напротив, отличный семьянин и душка.

Супруга у Льва Карловича, как он сам считает, — это его самый большой выигрыш в вечном соревновании с капризной судьбой. Чудо как хороша, стройна не по годам и, что странно для красавицы, — умница, характер добрый, душевно тонка и благонравна и любит супруга примерно так же, как он ее. Иначе, спрашивается, зачем бы ей, великосветской даме, выходить замуж за какого-то там невесть откуда затесавшегося в приличное общество заштатного математика? И не просто выходить, а с жутким скандалом на грани разрыва отношений со всей родовитой и многочисленной семьей!

Но давайте короче — переходим прямо к этому самому.

Тут с самого начала супружеской жизни у Льва Карловича были определенные сложности. Супруга его воспитывалась в старозаветном стиле Гумилева и Ахматовой (а по материнской линии доводилась родственницей М. Волошину) и по поводу этого самого имела совершенно однозначную и категорическую точку зрения. Вот вам точка: секс — это венец любви, вершина близких отношений, и оформлен он должен быть исключительно как величайшая драгоценность — в очень привлекательную и дорогую упаковку. То есть как минимум — ужин при свечах в самом респектабельном ресторане (после посещения театральной премьеры), вечерняя прогулка на яхте, пара корзин роз и обязательное проявление творческого экстаза: сонет, посвященный именно этому вечеру, как яркому и незабываемому событию.

Эта весьма обременительная традиция блюлась Натальей Марковной неукоснительно, без выходных, отпусков и просто перерывов на внезапные вспышки страсти. Достаточно сказать, что сразу после медового месяца супруги стали ночевать в разных спальнях и где-то с полгода немного конфликтовали: Лев Карлович пытался бороться за право на упрощенный порядок исполнения супружеских обязанностей.

Да уж, тут поневоле задумаешься… Нам, простым смертным, куда как проще: встал вопрос об исполнении — дверь на крючок, Маруся — в позицию! Все-таки есть и в нашей жизни свои прелести, грех жаловаться…

Первые три года Лев Карлович справлялся. Даже интересно было, каждый такой вечер — событие. Потом, когда дела пошли в гору и бизнес стал съедать большую часть личной жизни, стало труднее. На все эти романтические вечера элементарно не хватало времени. А когда хватало, бывало, что не хватало сил! Работа порой так выматывала, что вечером хотелось только одного: ванна, легкий ужин с телевизором вполглаза, и — спать. Спать, спать, спать… Конечно, было бы совсем хорошо спать не одному, чтобы перед сном накоротке полюбезничать с подругой жизни, но увы. Подруга имела на этот счет свои устойчивые принципы.

Зато утром Лев Карлович был бодр и свеж. И не просто свеж…

Впрочем, к этому «зато утром», с которого, собственно, все и началось, вернемся чуть ниже. А сейчас самое время сказать пару слов о «левых» похождениях нашего баловня судьбы.

В этот же период Лев Карлович, тогда еще не особенно большой человек по столичным меркам, имел неосторожность самую малость расслабиться в сауне с девчатами. Знаете, совсем без злого умысла, просто так получилось. Поехал сугубо в сауну, все было чинно и солидно, с бочковым пивом и астраханской воблой… а уже на финише появились девчата. Приятель-благодетель оказал добрую услугу. Ну и расслабились. Все семейные, хоть небольшие шишки, но хлопцы с респектом — а вот поди ж ты, на халяву морально упали. Да не по разу! В общем, дали оторваться, показали удаль молодецкую.

Да уж… Как говорится: знал бы, где упадешь, не то что соломки — не появлялся бы в этом месте вовсе!

Этот вечер Сенковский потом долго вспоминал с содроганием и болью в сердце. Вернее, не сам вечер (стыдно признаться, но там было весело и вообще все получилось просто здорово), а то, что было после.

А после приятель-благодетель показал семейным товарищам запись их приватного досуга и заявил, что кассетка эта продается в рассрочку. И три года подряд занимался тривиальным мелким шантажом. Не то чтобы все соки высосал — брал он немного и вроде бы даже в шутку… Но, пока совсем не выкупили кассету с копиями, нервы потрепал изрядно. Да и потом с опаской жили: товарищ был взбалмошный, все ждали, когда он в очередной раз нажрется как свинья и проболтается где не надо.

Грех говорить такое, но спасибо провидению — приятель помер в одночасье. Ничего никто не подстраивал — не такие люди, просто в пьяном виде заснул за рулем и въехал в столб. Насовсем.

Только не надо думать, что Лев Карлович — этакий наивный простачок, обучающийся жизни исключительно на своих ошибках. Просто время такое было, если помните: публика еще не совсем испорчена, какие-то представления о морали и чести присутствовали. Не принято было в банях снимать, чтоб потом шантажировать. Это уже потом в норму вошло, гораздо позже…

Для мужающего Сенковского это было хорошим уроком. Выводы бывший математик делать умел, и можно смело сказать, что эта мелкая неприятность на стадии становления сберегла его потом, когда он с ног до головы состоялся, от множества больших бед. Уже войдя в возраст и обретя подобающее положение, Лев Карлович был очень разборчив в связях (как пикантных, так и просто дружеских) и только головой качал, наблюдая, как многие партнеры по бизнесу и близкие знакомые — люди вроде бы умные и житейски опытные — сплошь и рядом попадают в древние как мир «медовые ловушки»…^[5]

Наряду с прочими досужими слухами в народе бытует мнение, что наши «первые люди страны», сатанея от своего могущества и вседозволенности, сплошь и рядом закатывают дикие оргии, в процессе которых стреляют по мирным грибникам, разъезжают по улицам голышом, на крыше лимузина, любят сразу дюжину девчат в фонтане перед зданием ратуши и так далее, и тому подобное — в общем, пускаются во все тяжкие.

Это мнение, мягко говоря, несостоятельно. Такой вид досуга, разумеется, доступен для людей с деньгами и положением… Но только на уровне мелкого купчика или провинциального нувориша. Потому что любой большой бизнес в наше время — это прежде всего репутация. Особенно когда речь идет о делах за рубежом, как просто в плане партнерства и размещения капитала, так и в серьезных перспективах всей дальнейшей жизни и работы. Ребята, пришедшие в большой бизнес из криминальной среды, тратят фантастические деньги для первичной отмывки своего общественного положения и последующего подъема респектабельности на должный уровень. А впоследствии тратят такие же деньги для охраны своей сомнительной репутации и псевдореспектабельности от разного рода посягательств.

Между тем на всех более-менее известных «больших людей» давно и всерьез идет самая настоящая охота. Целая армия нехороших ребят только тем и занимается, что выискивает бреши в репутации (или создает их намеренно) вышеупомянутых товарищей — либо просто ради личной наживы, либо по целенаправленному заказу вредных конкурентов. И примерно такая же армия нехороших девчат активно тусуется вокруг да около с совершенно определенной целью. Ну, не обязательно — замуж, люди-то все в основном семейные, — но как минимум неплохо провести время, а потом тянуть деньжата. Попробуй только дай слабину и загуляй не туда, куда надо, — потом будет столько проблем, что десять раз пожалеешь о той «чудной романтической ночи».

Чтобы противостоять всему этому злонамеренному натиску, большим людям приходится содержать целую армию охраны и прибегать ко всяческим ухищрениям. Это, как уже говорилось, требует больших денег. И вообще, вся эта нездоровая возня вокруг «большого человека» заставляет его поступаться многими вещами, которые доступны простому смертному.

Проще говоря, можно категорически утверждать: ни один из великих олигархов, дорожащих своей репутацией, не может позволить себе упиться в дым, дать в рыло соседу, а соседову жену — опять же, спьяну, тут же на завалинке подвергнуть скоротечному интиму.

Видите, как все скверно! Несчастные люди, эти олигархи, натуральные лишенцы. Попробуй после всего этого сказать, что у них сказочная житуха. Купчику третьей гильдии Никифору Ундякину из Нижнего Обдолбаева куда как проще и вольготнее. Он-то запросто может позволить себе нализаться в дым, прогуляться нагишом по центральной площади и расстрелять из автомата рекламный плакат оппонента на выборах в городское собрание…

Став рангом повыше и масштабом побольше, Лев Карлович завел себе офисный штат, в составе которого была должность секретаря-референта. Не надо искать в этом некий тайный умысел, такая должность на самом деле была нужна. Работы было — невпроворот.

Первые две секретарши — дамы в возрасте, с большим аппаратным стажем, подобранные исключительно по деловым качествам, — достаточно быстро «сгорели» на работе. Не то чтобы хлипкими оказались или разбаловались в госучреждениях — просто нагрузка была колоссальная. Сенковский сам пахал как вол и всех вокруг себя заставлял работать в таком же темпе.

Третьей была Люба. Помните песенку? Эх, ба-ба Лю-ба… Гхм-кхм…

В отличие от первых двух, Люба не имела высшего образования, по профилю вообще была аптекарем (закончила какой-то фармацевтический техникум) и до недавнего времени работала экспедитором у одного ныне широко известного товарища, который занимается производством медикаментов.

Товарищ этот был добрым приятелем Сенковского — тоже гений в своем роде, — вместе росли как на дрожжах, мужали вширь и вглубь и частенько общались.

На очередном этапе своего делового роста ловкий «Медикамент» оценил работу Любы и ее пригожую внешность и перевел девушку из экспедиторов в секретари. Люба перевелась охотно: работа непыльная, а платить обещали на порядок больше… Но от преступных объятий «Медикамента» (а он был счастливо и удачно женат — совсем как Сенковский) почему-то решительно уклонилась. Типа того: не надо мешать бизнес с трусиками, особенно когда любви нет, а есть лишь неприкрытая похоть.

«Медикамент» осерчал и тут же изгнал Любу из своей жизни. И как-то пожаловался Льву Карловичу в бане (совсем без девчат, чисто-просто — оба уже учены): вот, мол, пригрел анаконду на широкой груди, все дал, вытащил из подвалов, а она в благодарность даже юбчонку приподнять не соизволит!

Сенковский Любу знал, ценил за деловые качества и неженскую хватку, а последний поступок вообще говорил сам за себя: значит, цельная барышня, принципиальная и не склонная ко всякому такому! А у него как раз вторая статс-дама, не выдержав колоссальной нагрузки, подала в отставку. Как будто судьба так распорядилась, все по времени подгадала.

— Ну так я у тебя ее заберу, — решил Лев Карлович. — Мне как раз секретарша нужна.

— Да теперь уже не у меня, — справедливо уточнил «Медикамент». — Теперь она сама по себе. Только смотри, если для этого дела, то зря. Она не такая. С принципами, стерлядь драная…

Так в офисе Сенковского появилась Люба Кравченко — потомственная кубанская казачка, дочь отставного полковника авиации, застигнутого пенсией по инвалидности в ближнем Подмосковье, да и осевшего там на ПМЖ.

Люба была одногодкой Льва Карловича и полной противоположностью его «тургеневской» молодой супруги. Высокая, статная, полнокровная — осиная талия, крутые бедра, пышная грудь, озорные карие глаза с вечной искоркой-смешинкой… Ух!

И — нечеловеческая трудоспособность. Была в ней какая-то неискоренимая крестьянская сущность. В полном смысле: и парнокопытное любого рода на скаку остановит, и при надобности бойцом пожарного расчета запросто выступит.

Появившись в офисе, Люба сразу взвалила на себя целый воз всевозможных обязанностей и освободила Льва Карловича от великого множества рутинных забот, которые, при всей своей никчемности, съедали массу рабочего времени. Впервые за все время Сенковский мог спокойно вздохнуть и целиком погрузиться в решение важных проблем, не отвлекаясь на разные мелочи. Это не замедлило сказаться на результатах: дела тут же пошли в гору.

Можно смело утверждать: Люба была секретарем от бога. Работать с ней было — одно удовольствие. Со всем персоналом быстро нашла общий язык, поладила даже с самыми строптивыми и этак ненавязчиво командовала всеми в части, касающейся регламента рабочего времени хозяина: вскоре люди и думать забыли, что можно запросто ворваться в любое время к шефу для подписи какой-нибудь дрянной бумажонки или опроблемить неплановой просьбой насчет аванса.

При этом она умудрилась никого не обидеть и со всеми поддерживала добрые отношение, что, сами понимаете, по любым временам — большая редкость.

К начальнику относилась с благоговением, считала его гением и в буквальном смысле в рот смотрела, чтобы немедля исполнить любое его пожелание. Ну, короче, одно слово: повезло Сенковскому с секретаршей!

Заметили: он вообще по жизни везунчик. Везде-то ему пока везет…

Что там насчет недостатков? Не бывает ведь непогрешимых людей, верно?

Недостатки место имели. Впрочем, такое вряд ли можно назвать недостатком, так, одно маленькое неудобство.

Когда Сенковский взял Любу на службу, стояла ранняя весна и это было не так заметно…

А когда наступили погожие деньки, стала Люба, как и все дамы, ходить на работу в летней одежде. Представьте себе: дивчина с такой роскошной фигурой, с распущенной копной пышных волос, юбчонка не то чтобы — ах, но все же выше колен, блузка на бретельках… Гхм-кхм…

Лев Карлович к тому моменту уже вполне освоился с Любой, поэтому терпел недолго и как-то утром после совещания деликатно намекнул:

— Я, конечно, извиняюсь, но… Попрошу вас, голубушка, одеваться как-то иначе.

— А что такое?

— Да так… — Лев Карлович смущенно помял ладонями воздух перед собой и, не найдя обтекаемой формулировки для претензии, тяжело вздохнул: — Ну, понимаете… Отвлекает от работы. Нет, не то… Как бы это сформулировать… Черт! Ну, в общем — мешает…

Люба озабоченно нахмурилась и украдкой сместила взгляд на нижнюю половину Льва Карловича — он как раз стоял у окна и, пытаясь отвлечься, сосредоточенно рассматривал безобразный рекламный щит на здании напротив.

— Ага!

Да, тут весьма кстати будет вспомнить про вот это самое «зато утром». Это ведь по вечерам Сенковский бывал уставшим, вялым и сонным, поскольку за день выкладывался по полной программе, весь, без остатка, отдаваясь работе.

А по утрам было все наоборот!

Особой статью Лев Карлович не обладал, по физическим кондициям он был вполне себе средненьким мужчиной, не спортсменом и даже не атлетического сложения. Но здоровье имел просто железное, а уж мужской силой Господь его наделил такой, что и на троих бы хватило! Может, отсюда и успехи в бизнесе: всю эту силу он как раз и положил на дело.

Так вот, в тот период жизни Сенковского по утрам это проявлялось очень отчетливо — даже до неприличия, приходилось порой папочкой прикрываться. Попытки решить этот вопрос с супругой, как вы уже знаете, успеха не имели, и порой дело доходило до конфликтов. Хотя, казалось бы, чего проще — на время забыть про принципы и отыскать в утренней постели какие-нибудь десять минут совместной физической радости…

А в офисе, представьте себе: розовая Люба в кружевной блузке на бретельках, с отчетливо выраженными пропорциями и просто умопомрачительными подколенными ямочками… Да это ведь невыносимые условия для творческого труда! Как тут можно работать?!

— Да, так дело не пойдет… — Люба тут же вывесила строгую табличку «Аудиенция!», закрыла дверь на замок, приспустила жалюзи на окне и решительно взяла Льва Карловича за гульфик.

— Давайте быстренько оформим этот вопрос и будем спокойно работать дальше…

Стремительно вкусив запретный плод на подоконнике — в полуобморочном состоянии, не совсем понимая, что вообще с ним происходит, — Лев Карлович немного передохнул, пришел в себя и… перенес развратные действия на диван. Дело было в приемной, диван вообще-то предназначался для посетителей. Но посетители обыкновенно приходили во второй половине дня, так что…

На диване получилось неожиданно хорошо и ладно: Лев Карлович ощущал себя этаким ковбоем на смертельно опасном родео — ловким, могучим, ну просто натуральным былинным богатырем! Впервые в жизни он во время этого в полной мере проявил дремлющую в нем мужскую ярость и скрытую первобытную силу, чего никогда не позволял себе в отношении трепетной и душевно тонкой супруги, ни с прежними своими подружками из интеллигентных семей.

И вообще, наш офисный умелец никогда ранее такого не испытывал — буквально во всех аспектах, и потому получил немалое душевное потрясение.

Судите сами: он, очень осторожный, благоразумный и даже трусоватый, с такой легкостью слился в экстазе с посторонней женщиной — прямо в офисе, в начале рабочего дня и чуть ли ни при всем персонале (в любой момент кто-то мог позвонить, позвать или просто постучать в дверь по какому-то чрезвычайному делу)!!!

И это, как ни стыдно признать, было просто чудовищно здорово… Сенковский выпустил на волю зверя, о наличии которого ранее и не подозревал.

Оказывается, несмотря на очень даже средние кондиции, он просто могучий варвар в этом деле! Гм… Это же надо было дожить почти до сорока лет, чтобы узнать про такое…

А женщина, ставшая соучастницей в этом непристойном действе? Она же ведь вроде как не склонна к этому, ее даже с прежней работы поперли из-за отказа заниматься с шефом чем-то подобным!

— Да, тут что-то вообще непонятное…

— Что непонятное?

— А вот тебя выгнали с прежней работы…

— Ну?

— Ну, за то, что ты Вовке отказала…

— И что?

— А со мной, значит… Гхм-кхм… Почему?

— Он противный, — бесхитростно заявила Люба. — Курит. Пиво пьет постоянно. И вообще, от него воняет, как от душного козла.

— Только из-за этого?!

— А что, мало?

— Угу… А я, значит, не противный?

— Нет, — Люба шевельнула ноздрями, принюхиваясь, и, счастливо зажмурившись, потянулась, как тигрица на солнышке. — Ты сладкий…

Медовым месяцем тут не обошлось. На привыкание к Любе у Сенковского ушло все лето и лучший фрагмент осени.

По утрам Лев Карлович торопливо завтракал — с туманным взором и отсутствующими видом, отвечал невпопад и спешил на работу. Возвращался затемно, и не просто сильно уставший, как бывало прежде, а в буквальном смысле вымотанный донельзя и выжатый до последней капли. Очень коротко ужинал и сразу же валился спать: даже на ванну и телевизор его не хватало.

Жена жалела его:

— Трудоголик ты мой! Поберег бы себя. Работа, это, конечно, хорошо… Но ведь так и здоровье подорвать недолго! И потом: я уже забыла, когда мы в последний раз ужинали при свечах…

Глава 5 Действующие лица и исполнители…

— Да… Аппетитный кусочек…

Витя рассеянно смотрел сквозь Иванова, и во взгляде его боролись противоречивые чувства: большая и высокая надежда не на шутку схватилась с мудрым сановным недоверием.

— Кусочек?!

— Ну, не кусочек… Формулировка действительно не самая удачная — какой тут, к черту, «кусочек»… Гм… Если оперировать вашей терминологией, это… Это скорее склад.

— Гхм…

— Да, склад, — Витя стряхнул задумчивость и несколько оживился: — Как это в армии бывает: пошли ночью на кухню воровать картошку, взяли рюкзачок — рассчитывали на пять-шесть кило, да, может, пару банок какой-нибудь лишней тушенки… А напоролись на целый продовольственный склад!

— Картошку лучше воровать из овощерезки, — Иванов усмехнулся и покачал головой. — Вы, Виктор Николаевич, давно служили… Лишней тушенки на кухне уже не бывает, там все закрывают на замок. А в том месте, где закрывают, спит, плюс ко всему, дежурный повар — какой-нибудь здоровенный волосатый дагестанец, вооруженный топором для разделки туш. Так что…

— Да ну, это все мелочи, — Витя пренебрежительно дернул плечиком — что вы тут со своими деталями! — Это не главное. Знаете же — «я художник, я так вижу».

— А что главное?

— Главное — несопоставимость ожидаемого эффекта с конечным результатом. Поэтому я и привел в пример склад. Сугубо в количественном отношении. Хотели пять кило картошки, а напоролись на десятки тонн тушенки, сгущенки… Чего там у вас еще ценного на складе бывает?

— На складе много чего ценного бывает. И вообще, склад — это здорово. Вы Васю спросите, он вам скажет.

— Да, Вася в этом деле понимает… — Витя встал из кресла и подошел к окну, как будто хотел убедиться, что их никто не подслушивает. — Пошли себе с рюкзачком, сварганить ужин на отделение… А напоролись на такое количество провианта, что можно год кормить всю дивизию… В связи с этим вопрос, Сергей Петрович…

— Слушаю?

— А не подавимся?

— Гм… — Иванов, чтобы не выдать нечаянную радость, опустил взгляд на кончики ботинок и принялся чесать бровь. — Хороший вопрос…

Вопрос хороший не потому, что прозвучал. А потому, как прозвучал. «Не подавимся»! Если вдруг что — не вы одни будете давиться, а мы все вместе.

Дата добавления: 2015-07-26