Глава 3 На ближних подступах Костя Воронцов. Мечты и перспективы 2 страница

Вестибюль, одетый в мрамор и гранит, выглядит безразмерным. С перепугу мне показалось: сюда запросто влезут как минимум два футбольных поля.

Стеклянные столики, массивные кожаные кресла и диваны, пальмы и фикусы в огромных дубовых кадках, два фонтана в глубине вестибюля…

Все очень добротно, просто шик, но… Как-то все это давит. Вернее, подавляет своим величием. Ощущение такое, что не в офис пришел, а в какой-то грандиозный музей на экскурсию. Сейчас придет гид и потащит по залам с лекцией.

Хорошо живут буржуины. Думаю, если этот домишко с внутренним убранством продать, можно будет пару лет кормить всю Московскую область…

— Добрый день. По какому вопросу?

Секьюрити — двое у турникета, трое за пультом, — в безукоризненно подогнанных по фигуре «тройках» и ослепительно белых рубашках, галстучные зажимы и запонки червленого серебра с готическими вензелями «РГ». Лица холеные, чисто выбритые, в плечах — сажень, в глазах уверенность и легкая настороженность.

— Да так… Карлыча проведать зашел…

Я на пороге империи, государства в государстве. Турникет, «рамка», видимо, недавно поставили, после терактов, стойка с пультом — словно зона пограничного контроля, область перехода на территорию суверенного государства.

Секьюрити-«пограничники» ведут себя наподобие латышских таможенников (как-то доводилось по работе бывать: почти один в один по Задорнову!). Тяжелые пристальные взгляды, едва ли не минутная пауза, синхронное недоумение. Нет, хлопцы, не ослышались, я так и сказал — «Карлыча».

Наверное, зря так сказал. В этой империи, видимо, так не принято…

— Вы ничего не путаете?

— Чего тут путать? Мне назначено на четырнадцать ноль-ноль.

— Кем назначено?

— Что значит — «кем»?! Я же сказал!

— Повторите, пожалуйста.

— Львом Карловичем Сенковским, — я достал визитку, чтобы не ошибиться. — Аудиенция. На два часа дня.

— Так бы сразу и сказали. Минутку… — Секьюрити за пультом нажал кнопку: — Седьмой, соедини с протоколом…

— А я так и сказал!

— Вы не так сказали, — негромко выступил секьюрити у турникета. — Вы вообще выбирайте слова, когда о таком человеке говорите…

— Ну надо же… Меня теперь что — посадят за оскорбление величия?

— Если будешь продолжать в том же духе — тебя положат, — еще тише пообещал второй секьюрити у турникета. — Ты чего такой шебутной, брат?

Пожалуй, точно — брат. Пацаны, судя по обличью, успели прилично послужить, пока не угодили на такое теплое местечко. Мы же, бойцовые псы, друг друга за версту чуем…

— Зря вы так, хлопцы, — я осуждающе покачал головой. — Вы же ведь многого не знаете. А вдруг я какая-нибудь шишка…

— У нас тут все шишки с охраной и на приличных тачках, — доверительно сообщил второй у турникета. — О них о всех заранее секретариат предупреждает: будет такой-то. А ты, видимо, устраиваться пришел. Ты смотри, не хами зря, а то враз вылетишь…

— Ну, блин, попал, — обиделся я. — Я не понял, чего вы так окрысились? Всего-то делов: сказал «Карлыч», и на тебе…

— Вас проводят, — вмешался товарищ за пультом — чего-то там ему подтвердили. — И я вас прошу: ведите себя прилично. Иначе к вам будут приняты адекватные меры…

Двенадцать ступенек из вестибюля — просторный холл с четырьмя выходами на служебные лестницы и, как мне показалось, минимум с дюжиной лифтов. Сопровождал меня секьюрити из-за пульта (вежливый). Мы миновали этот холл, повернули направо и по широкому коридору дошли до стальной двустворчатой двери.

Слева от двери — конторка с пультом и мониторами, еще двое хлопцев в «тройках». Один протянул руку, дежурно улыбаясь, попросил:

— Куртку, ключи, телефон. Пожалуйста.

Я пожал плечами и вопросительно уставился на сопровождающего.

— Пока у рамки стояли, вас просветили, — пояснил секьюрити. — Обычная процедура. Сдайте, пожалуйста, телефон и связку ключей. Возвращаться будете — вернут.

— А куртку?

— Наверху тепло. Будьте добры — куртку тоже сдайте. Неудобно в верхней одежде…

— Пожалуйста. — Я, ученый горьким опытом, не стал артачиться и отдал требуемое товарищу за конторкой. — Надеюсь, оттиски с моих ключей снимать никто не будет?

— Надейтесь, — благосклонно разрешил товарищ и, надавив кнопку, доложил куда-то в панель конторки:

— К вам двое. Все чисто.

— Вижу, — раздался приглушенный голос из конторки. — Заходите…

Стальные двери мелодично звякнули и разъехались. Мы с сопровождающим вошли в просторную зеркальную кабину, двери сомкнулись, лифт плавно взмыл вверх, ни на йоту не потревожив мои травмированные суставы хотя бы даже намеком на перегрузку.

Хорошо живут буржуины. Такую технику себе могут позволить только избранные.

Спустя несколько секунд лифт выпустил меня в огромный зимний сад, вольготно раскинувшийся под стеклянным куполом на плоской крыше дома-гиганта.

Сопровождающий тотчас же уехал обратно, меня приняли под руки очередные товарищи в «тройках» и под щебетанье порхавших под куполом ярких птиц, повели куда-то по дорожке, усыпанной мелкой галькой. Галька, как мне показалось, была предварительно обработана рашпилем и вымыта в дезрастворе. Такая она была одинаковая и на вид совершенно стерильная.

Не заметил, откуда — как будто из близлежащих кустов — возникла бойкая барышня в строгом офисном наряде, с папкой и тремя телефонами на поясе. Бросая на меня пристальные изучающие взгляды (маньяк, псих, мало ли?) и загибая пальчики, барышня по ходу движения в два счета объяснила мне правила поведения.

Не тыкать. Величать по имени-отчеству. Говорить строго по существу, не отвлекая Хозяина на посторонние темы.

— Постарайтесь вести себя прилично, иначе придется вас поправлять…

И со значением посмотрела на хлопцев в «тройках». Хлопцы тотчас же согласно кивнули, а в глазах их я заметил какой-то нездоровый огонь: мне показалось, что они не прочь бы прямо сейчас начать «правку», да повода пока нет!

«И куда это я попал?» — с тревогой подумал я и на всякий случай решил заверить барышню в своей лояльности:

— Вы не думайте… Я сам терпеть не могу хамов. И к начальству всегда отношусь с должным почтением. Просто так получилось: был рассеян, думал о предстоящей аудиенции, поэтому неудачно пошутил… Понимаете?

— Понимаю, — барышня озабоченно посмотрела на свои часики. — Под вас отведено пять минут. Это максимум, с запасом. Постарайтесь уложиться в три. Вам же будет лучше. Входите…

Грубая кирпичная стена, увитая плющом, массивная двустворчатая дверь из неокрашенного дуба. За дверью небольшой, но все же просторный холл: огромный персидский ковер, биллиард, кожаный диван, приземистый дубовый столик, по бокам два кожаных кресла. Холл проходной, он завершается коротким застекленным коридором, который ведет в просторный обеденный зал. Из зала доносятся ароматы хорошей кухни, от дверей видно, что две девицы в белых фартуках занимаются сервировкой.

Впрочем, это добавочное впечатление, из будущего. Позже мне доводилось разок обедать за этим столом. А тогда, при первом посещении, я лишь краем глаза отметил какие-то белые фигурки и вяло отреагировал на вкусный запах.

Дело в том, что я сразу, как вошел, сразу сосредоточился на главном, а остальное воспринимал весьма рассеянно.

Главный, в одной сорочке, без галстука и запонок, сноровисто гонял шары. Вид у него был крепко задумчивый, а где-то даже напрочь отсутствующий. Человек был не здесь. Ловкие руки как будто самостоятельно управлялись с кием. Одного взгляда было достаточно, чтобы сделать вывод: господин Сенковский по части биллиарда — большой дока. Когда успел наловчиться — непонятно, вроде такой занятой товарищ…

— Угу… Вовремя. Это приятно. Проходи, присаживайся, где понравится.

— Здравствуйте, Лев Карлович, — я аккуратно присел на краешек кресла, стараясь держать спину ровно — как на строевом смотре в присутствии большой комиссии из главного управления.

— А, да… Извини. Задумался. Здравствуй, конечно… Партию?

—???

— В «американку». Сто штук на кон.

— Сто штук чего?

— Естественно — баксов. Чего еще может быть «штук»?

— Шутите? Откуда у меня такие деньги?

— Я тебе одолжу. Соглашайся, это шанс. Выиграешь — считай, «отбил» тачку Эдика.

— Вы серьезно?

— Вполне.

— А если проиграю?

— И что? У нас вся жизнь такая: кто-то выигрывает, кто-то проигрывает… Ну, ничего страшного: будешь должен мне.

— Ну уж нет, спасибо. Я вам и так должен — дальше некуда.

— Ну, как знаешь. — Сенковский, закругляя тему, доверительно подмигнул: — А кто у нас на Большой Дмитровке?

Оп-па… Это правильно, что мы с Костей все обмусолили. Хорош бы я был, застань меня такой вопросец врасплох.

— Не понял… За мной что, следят?

— Ну зачем так сразу — «следят»? Приглядывают. Ты теперь нам не посторонний, мы тебя пока что как следует не изучили. Так что — извини… Ну и кто там у нас в комитете?

Да, «наружка» у них работает неплохо. Там полно учреждений, масса машин, с ходу высчитать, кто к кому зашел — достаточно проблематично.

— Отвечать обязательно?

— Да нет, это твое личное дело. Это так — элементарное любопытство. Совершенно новая структура, до этого — ни одного аналога. Новое дело. Куча сплетен и слухов. Четыре месяца функционируют, за это время никак себя не проявили. Интересно посмотреть, как они вообще собираются бороться с этим страшным зверем — коррупцией…

Тут Сенковский хмыкнул и покачал головой. Как-то даже осуждающе хмыкнул: мол, делать людям нечего, баловство все это и напрасная трата казенных денег!

— У меня там двое однокашников работают. Ну, они вроде бы какое-то влияние на органы имеют, доступ к базам… В общем, просил, чтобы помогли с розыском машины.

— А, это… Ну что ж, тоже дело…

Сенковский, мгновенно утратив интерес к этой теме, с размаху уселся на диван — через столик напротив меня. Широко расставил ноги, наклонился вперед, мягко стукнул кием по ковру и, медленно перекатывая его в ладонях, уставился на меня все с той же нешуточной задумчивостью. То есть смотрел на меня, как бы оценивая, и в то же время думал о чем-то своем, глубоко личном.

— Что?

— Что — «что»?

— Вы так смотрите…

— А, это… Ну… Я все-таки думаю, что ты хороший человек.

— Спасибо.

— Да нет, кроме шуток. Понимаешь… Что-то есть в тебе такое… Что-то цельное…

— Лев Карлович…

— Да?

— Как у нас со временем?

— У нас со временем… Да нет, у нас полно времени. Это я хозяин своего времени, а не умники из протокольной службы, как им мнится… Кроме того, нам и надо-то всего пару минут, чтобы все решить…

— Что решить?

— Да вот я и думаю, как бы это сформулировать… Так… Значит, ты будешь работать водителем у моей жены.

— Спасибо за доверие.

— Пожалуйста, — рассеянно буркнул Сенковский, глядя сквозь меня и как будто пытаясь сосредоточиться на чем-то важном. — Так… У нее девять машин, четыре сменных водителя… два дневных, одного я уволил… вот… Впрочем, это не так важно. Так… А, да: содержание — штука в неделю.

— Штука чего?

— Штука чего… Штука… Слушай, не отвлекай меня на такие глупости! Чего еще может быть штука? Естественно, баксов.

— Ага! Итого в месяц — четыре штуки…

— Да ты просто математический гений, — Сенковский недовольно нахмурился. — Но ты не думай — это только стартовое вознаграждение. По мере работы будем вводить коэффициент, так что там будет вполне достойная зарплата.

— Коэффициент — это сколько?

— Да разберемся, это мелочи… А пока: будь добр — помолчи. Дай с мыслями собраться.

— Да пожалуйста.

— Спасибо… Если год проработаешь нормально, без всяких там… Короче, про машину можешь забыть. Спишем… Впрочем, не это главное… Угу…

Сенковский встал, прошел в угол, аккуратно, словно боясь, что спугнет кого-то стуком, поставил кий в антикварную подставку… В углу он задержался дольше, чем того требовала ситуация, как будто зачем-то тянул время или откладывал принятие какого-то решения… Затем он вернулся на диван, сел прямо, скрестив руки на груди, и сообщил изменившимся голосом:

— Ну вот, теперь главное… Гхм… П-п-пфф…

— Я вас внимательно слушаю.

— Да помолчи ты!

— Прошу прощения…

— Вот же нетерпеливый… Гхм… В общем, мы люди взрослые, давай без всяких там «ой, да что вы такое говорите» и «да как вы могли подумать»… Договорились?

— …

— Чего молчишь?

— Сами сказали — помолчать.

— А, да… Ладно, — Сенковский прерывисто вздохнул. — Эмм… В общем, ты, по всей видимости, будешь это… Гхм… Ну, короче… Ты, видимо, будешь спать с моей женой…

Ну ни фига себе! У меня от удивления в буквальном смысле отвисла челюсть. Нет, не потому, что блестящий умница и властелин всего подряд Сенковский вдруг стал на какое-то время косноязычным и робким. И не собственно из-за пикантности ситуации…

Меня в очередной раз удивил Костя. Вот это мастер наш Костик, вот это спец…

— Чего молчишь?

— Ну, вы же сказали… Но вообще… Вообще я в шоке.

— Я тоже…

Сенковский вдруг с каким-то облегчением выдохнул, повел плечами и, достав шелковый платок с шитым вензелем, промокнул вспотевший лоб.

— Ннн-да… Вот уж никогда не думал, что о таких вещах смогу говорить вот так запросто… По сути, с первым встречным… Хотя, если разобраться… Короче так: меня совершенно не волнует, чем вы там будете заниматься. Меня волнует моя жена. Понимаешь? Это самый дорогой для меня человек в этом мире. Нет, это не просто дорогой человек — это я сам. То есть моя половинка. Причем моя лучшая половинка. И она, эта половинка, сейчас не в порядке. Понимаешь?

— Ну…

— Помолчи!!! Она душевно не в порядке. Духовно. Морально. У нас сейчас очень сложный период. В общем, я хочу, чтобы в этот период рядом с ней был мой человек. Ты понял?

— В смысле — шпионить…

— Да брось ты! «Шпионить»… Шпионить — это когда филеры с камерами шныряют по подворотням и ловят момент, чтобы заснять с молодым любовником в обнимку. «Шпионить»… Нет, друг мой, тут совсем другое. В общем, я хочу знать о каждом ее вздохе. О каждом взгляде. Хочу, чтобы ее… этим, как его… ну, ты понял — был не какой-нибудь смазливый проходимец не пойми откуда. А именно мой человек. Человек хороший, чистый, которому я могу доверять как себе. Человек, зависящий от меня, обязанный мне многим, может быть, самой жизнью…

— Понимаю. Только вот…

— Что?

— Откуда вы взяли, что я «чистый»? Вы меня едва знаете. Вчера познакомились.

— Я разбираюсь в людях. Абы кого в свою спальню не пущу, уж поверь мне. Вчера я понял — это будешь ты. Знаешь почему?

— Почему?

— Вовсе не потому, что ты молод, завидно здоров, симпатичен и хорошо сложен. Хотя это тоже играет определенную роль в данном случае. Лысый слюнявый старик, больной псориазом, тут точно не подошел бы. Хе-хе… Вчера тебя могли убить прямо там, на месте. Запросто. Но ты не трясся за свою шкуру. Самое большое чувство, которое вчера тебя переполняло, — это неудобство. Тебе было так неудобно, что из-за тебя пострадал совершенно чужой тебе человек… В общем, ты готов был даже умереть, настолько чувствовал себя виноватым. Я не прав?

— Ну, в общем…

— Да ладно, чего там — «в общем». Я всегда прав. Поэтому я и занимаю такое положение в этой жизни… Так вот, я и подумал: этому малышу можно доверять. Это большая редкость в наше время — такие люди, как ты. Такие наивные и совестливые. Поэтому я очень надеюсь, что я в тебе не ошибся и все у нас будет как надо… Понимаешь, о чем я?

Последний вопрос прозвучал с каким-то трагическим надрывом. Так, бывало, в свое время у меня на допросах шептали и кричали в голос о своей невиновности сильные солидные мужики, угодившие в передрягу по прихотливой воле жестокого случая.

И мне вдруг стало жалко этого всемогущего человека, баловня судьбы и властелина империи. Жалко, несмотря на то, что я был в курсе Костиной гипотезы, а может быть, как раз благодаря этому. Это что за катаклизм такой должен приключиться, чтобы такой господин своей судьбы собственноручно тащил в постель к жене молодого любовника?!

— Знаете… Это все очень странно… и даже дико. Но я постараюсь вас не подвести.

— Да уж, ты постарайся, голубчик. — Сенковский вдруг отвернулся, голос его звучал глухо и даже как-то сыровато. — А уж с меня станется, будь уверен. Если благополучно выберемся из этой ситуации, тебе до конца жизни не придется ни о чем беспокоиться…

Костя Воронцов. Версия.

А точнее — очередная бредовая гипотеза…

Сколько раз убеждался на практике: миром правит случай. Прошу прощения: Его Величество Случай. Так будет правильно. А то как-то фамильярно получилось — вдруг обидится.

По этому поводу сказано так много, что добавить что-либо новое практически невозможно. Тем не менее ситуацию надо как-то прокомментировать, поэтому приведу пару аналогий. Нет, про сперматозоиды говорить не будем (миллионы нормальных — мимо, а один хромой и горбатый — точнехонько в яйцеклетку!). Этот пример слишком общеупотребим, нагляден и доступен: достаточно посмотреть вокруг себя… Е-мое! Ну и рожи… Вот это покуражился старина Случай!

Аналоги у меня такие: люди и кирпичи.

Когда я был курсантом военного училища, нас по выходным гоняли работать на новостройки. В плане гуманитарной помощи народному хозяйству и, как я теперь понимаю, с высоты своей зрелости — одновременно для организации самостоятельного культурного досуга личного состава.

В основном мы рыли какие-то безразмерные траншеи или убирали строительный мусор. Но частенько оставалось время и для развеселых ребяческих забав. Одна из таких форм досуга была представлена в виде одномоментного испытания табельного защитного средства, получения на ровном месте солидной порции адреналина (сразу для всех участников!) и проверки теории вероятности.

Проще говоря, один камикадзе просовывал голову в тугую шинельную скатку (для защиты плеч), надевал оранжевую монтажную каску и по команде старшего начинал с произвольной скоростью перемещаться вдоль стены пяти-девятиэтажного дома. А целое отделение, стоя через равномерный интервал на крыше, высунув правую руку за борт и отвернувшись в сторону (обязательное условие — для чистоты эксперимента), в произвольном же порядке роняло вниз битые кирпичи…

Именно битые, причем от четвертинки до половинки. Во-первых, доступ к целым кирпичам был затруднен, во-вторых, мы же были неглупые люди! То есть мы смутно догадывались, причем безо всякой подсказки: если целый кирпич упадет на тыкву, пусть она даже и в каске, — будет не очень хорошо…

Придумал это дело наш первый «замок», отслуживший год в морфлоте, и называлось сие развлечение «стравливание балласта». Моряки вообще — я заметил по жизни — ребята опытные и такие затейники — просто ужас!

— Ну шо, хлопцы, потравим балласт?

— А як же!!!

И занимательное же времяпрепровождение, доложу я вам!

Адреналина — море. И у того, кто внизу зигзаги выписывает, и у тех, кто сверху кирпич мечет. Думаете, «камикадзе» назначали в приказном порядке? Как бы не так! У нас для такого благого дела конкурс устраивали. Жребий тянули, спорили, чуть ли не до драки дело доходило.

Но эмоции тут — дело второе. Нас с вами в данном случае в первую очередь интересует результат. А результат такой: можете мне не верить, но… за все время никто ни разу не попал кирпичом по тыкве «камикадзе». То есть какие-то там касательные, скользящие попадания были: по шинели, чирком по ноге, спине, «ой, бл…!!!» и все такое прочее… Но вот этого заветного «бум-м-м!!!», которого, затаив дыхание, ждали суровые люди на крыше, — увы, не было. Так и не дождались…

И это странно. Странно потому, что, по статистике, от упавших с крыш кирпичей ежегодно погибают сотни людей. Заметьте: никто ведь не бросает, стараясь угадать по звуку шагов и используя для этого полученные на полигонах навыки прицеливания в неблагоприятных условиях. Сами падают!

Так это был комментарий чистого случая. Теперь более близкая к теме аналогия: люди.

Если вам не доводилось лично заниматься розыском людей, можете подтвердить мое наблюдение у товарищей, которые делают это системно, в силу специфики профессии.

По роду деятельности мне частенько случалось искать людей, как хороших, так и наоборот. И вывел я такую вот закономерность… То, что я сейчас скажу, наверняка не понравится сыскарям-профессионалам, а особенно их начальству, поскольку данное утверждение ставит под сомнение целесообразность существования самой оперативно-розыскной системы Российской Федерации. Сразу оговорюсь: система очень нужная, важная, без нее — никуда, но…

Почти всех, кого ищут — за редким исключением, — находят совершенно случайно. И как правило, вне временных рамок громких оперативных мероприятий типа «Вихрь», «Перехват», «Кольцо», «Гастролер» и еще целого ряда им подобных. Да, если будете брать подтверждение у оперов со стажем, прошу помнить, что на официальные вопросы во всех системах вам дадут такие же официальные ответы. Вы этих оперов сначала напоите как следует, а потом уже потолкуйте по душам: они вам все расскажут.

На практике это обычно бывает так. Допустим, ищем мы всем личным составом какого-нибудь злого типуса, совершившего теракт. С ног сбились, ночей не спали, каждый квадратный метр прощупали… ну и, как водится, — не нашли. Все — операцию свернули, уже давно все другими делами занимаются… А спустя где-нибудь пару месяцев, когда уже и думать забыли про этого злыдня, — оп-па! Кто-то из участников операции лоб в лоб сталкивается с искомым лиходеем на людном перекрестке.

Нежданчик называется! И тут уже никакие мероприятия массового характера не помогут: тут все зависит от личных качеств военного или сотрудника. Хватит самообладания спокойно пройти мимо, грамотно «сесть на хвост» и одним заходом решить эту, всем надоевшую проблему… Или злыдень по твоей нервозной реакции с ходу поймет, что его вычислили, и прямо на людной улице устроит кровавую баню, прихватив с собой на тот свет пару десятков мирных граждан.

Увы, увы… Очень хотелось бы, чтобы все было не так. Чтобы оперативно-розыскная система функционировала с эффективностью хорошо отлаженного механизма. Но на практике, к сожалению, в большинстве случаев получается именно так, как я вам тут проиллюстрировал. Достаточно поднять статистику громких задержаний и ликвидаций (не пресс-релизы, а обычные сводки для служебного пользования), и сразу будет понятно: да, ребята… тут у вас вовсю рулит старина Случай. Случай куражится, бесчинствует и командует ситуацией без каких-либо ограничений…

Все, аналогии кончились, переходим к теме. Заявляю со всей ответственностью: в нашем деле случай сыграл не просто особую, а прямо-таки ключевую роль. Не пойди тогда Валера в церковь, ничего бы такого и не было. То есть вообще ничего — ровным счетом. Или так: не сел бы Валера пьяный за руль — задолго до этого, в один нехороший вечер, — вот тогда уж точно ничего бы не было.

Однако это давно в прошлом, нам этого, увы, уже не исправить. Согласно же моей гипотезе, первое мимолетное соприкосновение двух линий жизни произошло именно в церкви. Именно в церкви и вспыхнула та самая волшебная искра…

Впрочем, давайте по порядку и сугубо по теме, а то я часами могу отвлеченно строить гипотезы, и все они будут вполне рабочими и логически обоснованными!

События будем рассматривать не в хронологическом порядке, а по мере их пересечения с нашей жизнедеятельностью. Так будет удобнее для анализа.

Итак, в рамках борьбы с безысходной ситуацией мы по распоряжению Иванова стали активно поднимать свои старые связи. Скажу сразу: мероприятие это для общего дела полезное и нужное, но довольно трудоемкое, а подчас и опасное для здоровья. Особенно в части, касающейся связей Глебыча. И это вовсе не потому, что контингент — сплошь отъявленные мерзавцы, а, скорее, в силу некоторых особых обстоятельств, понятных любому военному.

В отличие от нормальных людей, военные не имеют возможности поддерживать принятые во всем мире добрые традиции коллективных сборищ типа встреч выпускников, однокашников, однополчан, разных юбилеев и так далее. Потому что военные ходят в отпуска не по личному плану, а когда начальство позволит. И работают не в родном городе (ну, это вообще несбыточная мечта!), а там, где Родина прикажет.

У нас вообще это в норме: живешь рядом с человеком, воюешь рука об руку, дружишь с ним… А потом человека переводят на новое место, и ты можешь больше его никогда не увидеть. Или, если повезет, встретишься лет через десять. Вот сейчас, например, Васю Крюкова спишут в нестроевые по ранению (тьфу три раза), переведут служить домой — в Сибирь, и я его больше никогда не увижу. Разве что на пенсии, если доживу.

А Вася — это не просто боевой брат. Это человек, которому я неоднократно обязан жизнью. То есть сделал он для меня больше, чем все вместе взятые родственники, а к ним и родное Отечество в придачу. Вот такие дела.

Когда в нашей среде случаются такие встречи служебно утраченных друзей, это, сами понимаете, как минимум повод для вдумчивого и длительного застолья. Обычно это бывает в командировках, а если по мирному расписанию — чаще всего на сборных пунктах военкоматов (кто не в курсе — это такие места, куда сгоняют наших несчастных рахитичных детей для призыва в Вооруженные силы).

Ночи при таких застольях мало: столько ведь всего рассказать надо. Трех суток, отведенных для набора команды, тоже не хватает. Короче, призыв — к черту, командировка побоку, здоровье и благоразумие — в сторону. Самая приятная концовка подобной истории, как правило, такая: предупреждение о неполном служебном соответствии (команду не привез!!!), сильные головные боли трехсуточной продолжительности и печеночные колики.

Это еще нормально. Вариантов там масса: от водворения в пенаты за драку, дебош и битье ресторанных витрин до нешуточных продолжительных разборок с «мэстными сэрьезными» хлопцами.

А Глебычу труднее потому, что он ЗМС (заслуженный мастер спорта) по военно-прикладному застолью, в то время как все мы — едва ли даже третьеразрядники. У Глебыча просто нормативы другие, там все гораздо сложнее и круче…

Так вот, когда подобные радостные события случаются с периодичностью, допустим, в полгода (на худой конец — раз в квартал), это еще терпимо.

А теперь представьте себе, как непросто военному человеку, когда он волею случая вдруг стал обретать служебно утраченных друзей десятками и в течение какого-то месяца!

Тем, кто незнаком с существом вопроса, это может показаться несущественным, однако поделюсь: я человек малопьющий, но было так тяжело, что порой возникало устойчивое желание застрелиться из табельного оружия. Каково же было несчастному Глебычу!

Кстати, у Васи с Петрушиным разлученных с ними боевых братьев было куда больше, чем у меня (Вася у нас вообще очень популярная личность в войсках), но эти мерзавцы устроились очень даже неплохо. Практически все их кореша, как и они сами, либо не употребляют совсем, либо чисто символически. Самое разнузданное, что они себе позволяли в таких случаях, — это футбол до упаду, баня с кружкой пива на брата, а потом обильное застолье длиной в целый вечер: много вкусной еды и… соки. Маньяки, короче, русскому человеку такое понять непросто.

— Вчера кореша из двадцать первой встретил… — рассказывает бодренький розовый Петрушин, одаряя светозарным взглядом зеленого Глебыча, потухшие глаза которого полны боли и желания немедля похмелиться. — Собрались с пацанами, оттянулись по самое не могу: четыре часа в футбол гоняли…

Вот такая суровая оперативная работа. Ничего не попишешь: мы привыкли, что в нашем деле всегда приходится чем-то жертвовать…

Ростовского мы достали через третьи руки. Во время очередного оперативного застолья мне сообщили, в числе прочих новостей, что Валера жив, вроде бы работает в убойном отделе, находится где-то неподалеку, в зоне досягаемости, и даже дали домашний телефон.

Телефонный номер я неровным почерком занес в блокнот и на пару недель вычеркнул это событие из памяти. Как-то все недосуг было. Спустя две недели, на очередном совещании, достал зачем-то блокнот, напоролся на Валерин номер и сообщил Петрушину:

— Слушай, совсем из головы вылетело… Ростовский отыскался. Может быть полезен в плане сбора информации, как-никак опером работает. Нет желания навестить?

Петрушин почесал затылок и надолго сморщил репу. Задумался. Заметили, я не взвыл от радости, получив данные о местонахождении Ростовского. И не помчался сломя голову бросаться в объятия нашего давно не виденного однополчанина и однокашника. И Петрушин не взвыл и даже не подпрыгнул.

Объясняю, что это за странности поведения такие.

Петрушин, Ростовский и я, будучи в свое время курсантами, учились в одной роте. Причем Петрушин с Валерой были в одном взводе, который готовили по программе обучения спецподразделений. Проще говоря, в спецвзводе. У нас в каждом батальоне (то бишь на курсе) был один такой взвод, в который отбирали наиболее крепких, жизнеспособных и кровожадных товарищей, чтобы вырастить из них терминаторов.

По окончании училища мы все вместе служили в одной дивизии (оперативных бригад тогда еще не существовало в природе, это 87-й год, там пока что все было лепо и тихо). Петрушин с Валерой были командирами взводов спецназа, я — простым пехотным офицером. Жили в одной общаге, совместно питались и проводили нехитрый лейтенантский досуг. Однако крепкой дружбы там не было, общались, скорее, в силу необходимости — когда с человеком живешь в одной комнате, поневоле приходится контактировать.

Дата добавления: 2015-07-26