Письмо 32

От госпожи де Воланж к президентше де Турвель И так, вы хотите, сударыня, чтобы я поверила в добродетель господина деВальмона? Признаюсь, что не могу на это решиться и что мне так же трудносчитать его порядочным человеком на основании одного лишь факта, о которомвы рассказали, как и счесть порочным какого-нибудь благородного человека,узнав об одном лишь неблаговидном его поступке. Род человеческий несовершенен ни в чем - ни в дурном, ни в хорошем. Негодяй может иметь своидостоинства, как и честный человек - свои слабости. Мне представляется, чтосчитать это истиной тем более важно, что именно отсюда вытекаетнеобходимость снисхождения к злым так же, как и к добрым, и что истина этаодних предохраняет от гордыни, а других - от отчаяния. Вы, наверно, найдете,что в данном случае я не очень-то следую снисходительности, которуюпроповедую. Но я считаю ее лишь пагубной слабостью, если она ведет к тому,что мы начинаем одинаково относиться и к порочному и к благородномучеловеку. Я не позволю себе доискиваться, по каким причинам господин де Вальмонсовершил свой поступок. Готова верить тому, что они похвальны, как и самэтот поступок. Но разве, несмотря на это, господин де Вальмон не занималсявсю свою жизнь тем, что вносил в честные семьи смятение, бесчестие и позор?Прислушивайтесь, если хотите, к голосу несчастного, которому господин деВальмон оказал помощь, но пусть голос этот не заглушает вопли сотен жертв,которых он погубил. Если он, как вы говорите, лишь пример того, как опасныбывают связи, то разве от этого он сам перестает быть опасной связью? Высчитаете его способным возвратиться на путь истинный? Пусть так; предположимдаже, что чудо это совершилось. Но ведь общественное мнение будетпо-прежнему против него, и разве этого недостаточно для того, чтобыруководить вашим поведением? Одному господу дано прощать в миг раскаянья:ведь он читает в сердцах. Но люди могут судить о намерениях лишь попоступкам, и никто из них, потеряв уважение других людей, не имеет праважаловаться на законное недоверие, вследствие которого утраченное уважениевосстанавливается с таким трудом. Подумайте в особенности, юный Друг мой,что иногда для того, чтобы потерять его, достаточно лишь напустить на себявид, будто слишком мало его ценишь. И не считайте подобную строгостьнесправедливою, ибо, с одной стороны, есть все основания полагать, чточеловек не отказывается от столь ценного блага, если имеет право на негопритязать, а с другой стороны, действительно, тот, кого не сдерживает этамощная узда, всегда находится ближе к злу. А ведь именно такой вид имели бывы в глазах общества, если бы у вас завязалась близкая дружба с господиномде Вальмоном, как бы она ни была невинна. Меня испугала горячность, с какою вы его защищаете, и потому я спешупредвосхитить вероятные ваши возражения. Вы назовете мне госпожу де Мертей,которой простили эту связь. Вы спросите, почему я его принимаю. Вы скажете,что он не только не отвергнут порядочными людьми, но что он принят и дажепользуется успехом в так называемом избранном обществе. Я думаю, что смогуответить вам на все. Что до госпожи де Мертей, то она, будучи действительно достойнойвсяческого уважения, имеет, может быть, лишь тот недостаток, что чрезмерноуверена в собственных силах: она ловкий возница, которому забавно ехать,лавируя среди скал и над пропастями, и которого оправдывает лишь успех.Справедливо хвалить ее за это, но опасно было бы следовать ее примеру: онасама согласна с этим и порицает себя. По мере того как увеличивается еежизненный опыт, она становится строже, и я не побоюсь заверить вас, что вданном случае она была бы со мной согласна. Что до меня лично, то я не стану оправдывать себя больше, чем других.Конечно, я принимаю господина де Вальмона, и он всеми принят: это еще однанепоследовательность наряду с тысячью других, которые управляют обществом.Вы не хуже меня знаете, что все замечают их, сетуют на них и продолжают имподчиняться. Господин де Вальмон - человек с хорошим именем, большимсостоянием, множеством приятных качеств - рано осознал, что для того чтобыподчинить себе общество, достаточно уметь с одинаковой ловкостьюпользоваться похвалой и насмешкой. Никто не владеет в такой степени этимдвойным даром: при помощи одного он обольщает, другой внушает к нему страх.Его не уважают, но ему льстят. Таково положение, занимаемое им в нашемсвете, который, будучи более осторожным, чем мужественным, предпочитает небороться с ним, а жить в мире. Но ни сама госпожа де Мертей и никакая другая женщина, наверно, неосмелилась бы запереться где-то в деревне почти наедине с подобнымчеловеком. И самой скромной, самой благонравной из всех суждено было податьпример такой беззаботности! Простите мне это слово: оно продиктованодружбой. Милый мой друг, сама ваша честность, внушая вам чувствобезопасности, предает вас. Подумайте, что судьями будут, с одной стороны,люди ветреные, несклонные верить в добродетель, которой им не обнаружить всвоей среде, а с другой - злонамеренные, которые станут делать вид, что неверят в нее, чтобы отомстить вам за то, что вы ею обладаете. Подумайте: нато, что вы сейчас делаете, не решились бы и многие мужчины. Право же, средимолодых людей, чьим слишком уж бесспорным оракулом является господин деВальмон, наиболее благоразумные опасаются казаться слишком близко связаннымис ним. А вы, вы этого не боитесь! Ах, возвращайтесь, возвращайтесь скорей,заклинаю вас... Если доводов моих недостаточно, чтобы убедить вас, уступитехотя бы моему дружескому чувству. Это оно заставляет меня возобновлятьнастояния, и оно должно оправдать их. Вам оно покажется слишком строгим, а яхотела бы, чтобы призыв его оказался излишним. Но я предпочитаю, чтобы выбольше жаловались на чрезмерную заботливость моей дружбы, чем на еенерадивость. Из ***, 24 августа 17...

Дата добавления: 2015-07-18