Глава девятая. Ведь были знаки

Ведь были знаки. Возможно, намного больше, чем я смог заметить, даже после осознания реальности. Но я пропустил их все. Наверное, потому что я не пытался их увидеть. Постоянно оглядываясь назад на тот ужасный пожар, через который мне пришлось пройти, я не обратил ни малейшего внимания на бездонную пропасть, зияющую впереди.

Когда той осенью Миа решила ехать в Джуллиард, и когда поздней весной стало ясно, что она будет в состоянии это сделать, я сказал, что поеду вместе с ней. А она только одарила меня тем самым взглядом, говорящим «ни за что».

— Мы никогда не договаривались об этом, — сказала она, — зачем сейчас что-то менять?

Потому что прежде ты была полноценным человеком, а сейчас у тебя нет селезенки. И родителей. Потому что Нью-Йорк может проглотить тебя целиком и не подавится, — подумал я. Но вслух ничего не сказал.

— Пора нам вернуться к своим нормальным жизням, — продолжила она. Я учился в университете на заочном отделении, и после аварии вообще там не появлялся, поэтому теперь у меня накопился целый семестр «хвостов». Миа тоже так и не вернулась в школу. Она слишком много пропустила, и теперь занималась с репетитором, чтобы сдать выпускные экзамены и уехать в Джуллиард без отлагательств. Все это было скорее ради проформы, так как учителя все равно бы выпустили ее, даже если бы она не сдала очередное задание.

— И как же группа? — спросила она. — Я ведь знаю, что они ждут тебя.

Тоже верно. Прямо перед несчастным случаем мы записали на Улыбающемся Саймоне, сиэтловском независимом лейбле, одноименную пластинку. Альбом вышел в начале лета, и, хотя мы не организовывали тура в его поддержку, диск активно распродавался, при этом не покидая эфира университетских радиостанций. В результате вокруг Shooting Star стали маячить лейблы посерьезней, заинтересовавшись подписанием контракта с группой, что существовала только в теории.

— Твоя бедная гитара просто умирает от нехватки внимания, — заметила она, грустно улыбаясь.

Да уж, она не покидала свой кейс со дня сорвавшегося выступления на разогреве у Bikini.

Так я и согласился на «отношения на расстоянии». Частично потому, что с Мией спорить бессмысленно. Частично потому, что я совсем не хотел уходить из Shooting Star. Но признаться, я самонадеянно отнесся к этому расстоянию. То есть, прежде я беспокоился о том, что может сделать с нами континентальный разрыв. Но теперь? Какого черта нам могут сделать какие-то две с половиной тысячи миль теперь? Кроме того Ким поступила в Нью-Йоркский университет, что располагается всего в нескольких милях от Джуллиарда. Она присмотрит за Мией.

Вот только в последнюю минуту Ким поменяла решение и приняла приглашение университета Брандейса в Бостоне. Я был в бешенстве. После аварии мы частенько обсуждали состояние Мии в кратких беседах и передавали ее бабушке с дедушкой всю относящуюся к делу информацию. Все наши разговоры мы держали в секрете, понимая, что Миа прибьет нас, узнай она, что мы сговорились за ее спиной. Но теперь и я, и Ким были в Команде Мии. И если я сам не мог поехать в Нью-Йорк, я чувствовал, словно это была обязанность Ким — быть рядом с ней.

Я побесился еще какое-то время, пока одним жарким июльским вечером, где-то за месяц до их совместного отъезда, Ким не заглянула в дом дедушки и бабушки Мии, чтобы посмотреть с нами фильм. Миа рано ушла спать, поэтому мы вдвоем досматривали какое-то претенциозное зарубежное кино. Ким все пыталась поговорить со мной о Мии, о том, как хорошо продвигалось ее выздоровление, и просто кудахтала о фильме, как назойливая курица. Наконец, я не выдержал и велел ей заткнуться. Сузив глаза, она начала собирать свои вещи.

— Я знаю, что ты расстроен, и это вовсе не из-за идиотского фильма, поэтому, почему бы тебе уже не наорать на меня, чтобы мы могли покончить с этим? — заявила она и… разрыдалась. Я ни разу не видел, чтобы Ким плакала, а тем более так — навзрыд. Даже на похоронах она оставалась спокойной, поэтому я сразу же почувствовал себя последним ублюдком, извинился и неловко приобнял ее.

Закончив распускать сопли, она вытерла глаза и рассказала, как Миа заставила ее выбрать Брандейс.

— Я, правда, хотела туда поступить, понимаешь? После всех этих лет в анти-иудейском Орегоне, мне хотелось поступить в еврейскую школу. Нью-Йоркский университет, конечно, неплохой вариант, и там много евреев. Но она разозлилась. Сказала, что ей «не нужны няньки». Ее точные слова. Она поклялась, что если я поеду в Нью-Йоркский университет, она поймет, что мы сговорились присматривать за ней. Она заявила, что порвет со мной все отношения. Я сказала, что не верю ей, но в ее глазах был взгляд, который я никогда прежде не видела. Она говорила серьезно. Поэтому я послушалась. А ты знаешь, какие связи мне пришлось подключить, чтобы вернуть свое место перед самым началом занятий? Вдобавок я потеряла деньги, внесенные за обучение в Нью-Йоркском университете. Но все это неважно. Главное Миа счастлива, а, как ты знаешь, не так уж много вещей радуют ее в последнее время. — Ким печально улыбнулась. — Не знаю, почему я чувствую себя такой несчастной. Возможно, из-за чувства вины. — И она снова начала плакать.

Просто оглушительный знак. Наверное, я заткнул уши в тот момент. Но сами финальные аккорды подкрались совсем бесшумно.

Миа уехала в Нью-Йорк. Я вернулся в Дом Рока. Возобновил занятия в колледже. Жизнь продолжалась. Первые пару недель мы с Мией обменивались содержательными письмами по электронной почте. Ее были о Нью-Йорке, учебе, музыке, школе. Мои — о встречах со звукозаписывающими студиями. Лиз запланировала для нас ряд концертов ближе ко дню Благодарения — и, учитывая, что я несколько месяцев не держал в руках гитару, нам предстояли серьезные репетиции — но, по настоянию Майка, мы решили сначала уладить рабочие вопросы. Мы ездили в Сиэтл и Лос-Анджелес, встречались с представителями лейблов. Несколько парней из Нью-Йоркских студий приезжали в Орегон послушать нас. Я рассказывал Мие об их обещаниях отполировать наше звучание и сделать из нас суперзвезд. Мы отчаянно пытались держать себя под контролем, но было немыслимо трудно не поддаться их романтике.

Мы с Мией так же регулярно созванивались каждый вечер перед сном. Она обычно была выжатой как лимон, поэтому разговоры были недолгими. Всего лишь возможность услышать голоса друг друга, сказать «я люблю тебя» в реальном времени.

Однажды вечером где-то на третьей неделе с начала семестра я позвонил позже обычного, так как мы ужинали в Портленде в ресторане Le Pigeon с представителями студии, и встреча немного затянулась. Когда звонок переключился на голосовую почту, я решил, что она уже спит.

Но на следующий день от нее не было письма.

«Прости, что припозднился. Ты злишься?» — отправил я ей смс-сообщение.

«Нет» — пришел ответ. И от сердца отлегло.

Но тем вечером я позвонил вовремя, а звонок снова перебросило на голосовую почту. И на следующий день имейл от Мии содержал лишь пару сжатых предложений о том, что репетиции с оркестром становятся все более напряженными. Я находил этому простые объяснения. Учеба требовала много времени. В конце концов, она же поступила в Джуллиард. У ее виолончели не было WiFi. И ведь это Миа — девушка, которая играет по восемь часов в день.

Но затем я начал звонить в разное время: просыпаясь с утра пораньше, чтобы застать ее перед занятиями, дозваниваясь во время обеда. И мои звонки постоянно отсылались на голосовую почту. Она ни разу не перезвонила. Ни разу не ответила на смс-сообщения. Я все еще получал от нее имейлы, но далеко не каждый день. И хотя мои письма содержали кучу вопросов, отражающих мою крайнюю степень отчаяния — «Почему ты не берешь трубку?», «Ты потеряла телефон? Ты в порядке?» — ее ответы безупречно отмалчивались по этому поводу. Она просто утверждала, что слишком занята.

Я решил навестить ее бабушку с дедушкой. Я практически жил у них все те пять месяцев ее реабилитации и пообещал, что буду часто к ним захаживать, но я не сдержал слово. Без Мии мне трудно было находиться в этом старом доме с его фото-галереей призраков — свадебное фото Дэнни и Кэт, душераздирающий снимок двенадцатилетней Мии, читающей устроившемуся на ее коленях Тедди. Но мне нужно было понять, почему Миа теряет со мной контакт.

Когда я пришел впервые той осенью, бабушка Мии пыталась заболтать меня, расписывая свой сад, а потом удалилась в теплицу, оставив меня на кухне с дедом. Он сварил нам крепкого кофе. Мы не особо много говорили, поэтому единственными звуками в доме были потрескивания дров в печи. Он всего-навсего взглянул на меня, безмолвно и печально, и мне вдруг захотелось сесть у его ног и устроить голову у него на коленях.

Я наведывался к ним еще пару раз, даже после того, как Миа окончательно оборвала со мной все контакты, и всегда было одно и то же. Мне было неловко приходить к ним под предлогом обычного разговора, справляясь об их здоровье, когда на самом деле я надеялся услышать какие-нибудь новости или объяснения. Нет, в действительности, я надеялся, что я не изгой. Мне хотелось услышать: «Миа перестала звонить нам. Связывалась ли она с тобой в последнее время?» Но, конечно же, этого не происходило, потому что подобное никогда не произойдет.

Дело даже в том, что мне не нужно было подтверждение ее бабушки или дедушки. Я и сам знал, с той самой ночи, когда мой звонок во второй раз попал на голосовую почту, что для меня это конец.

Разве не сам ли я сказал ей? Разве не я стоял над ее бессознательным телом, обещая, что сделаю все на свете, если она останется? Даже если мне придется ее отпустить? Но то, что она была в коме, когда я это произнес, и очнулась только через три дня, то, что никто из нас никогда не вспоминал об этих словах — все это, казалось, не имело значения. Я носил все в себе.

Единственное, что не укладывалось у меня в голове, то, как она это сделала. Я никогда не поступал с девушками так жестоко. Даже когда я развлекался с фанатками, я всегда провожал очередную девушку до двери из номера или лимузина, чмокал в щеку и бросал на прощание «Спасибо, это было здорово». И то были фанатки. А мы с Мией встречались больше двух лет. Да, это был школьный роман, но все же это был роман, в который я вкладывал всего себя, который хотелось растянуть на всю жизнь, который, скорей всего, и продлился бы всю жизнь, если бы мы встретились лет на пять позже, если бы она не была выдающейся виолончелисткой, если бы я не был в группе, находящейся на пике своей популярности, — или если бы наши пути не разошлись из-за всего этого.

Однажды я понял, что между осознанием происшедшего, и даже осознанием того, почему это произошло, и принятием этого — огромная пропасть. Потому что когда она перестала общаться со мной, да, я знал, что произошло. Но мне потребовалось довольно много времени, чтобы поверить в это.

Порой мне кажется, я все еще не поверил.

Дата добавления: 2015-07-17