Жан-Поль Сартр в оригинале звучит Одну и ту же глупость не следует совершать дважды; в конце концов, выбор достаточно велик.

Глава 15

Парадокс бытия профессиональным художником.
То, как мы тратим свою жизнь, пытаясь хорошо самовыразиться…
но сказать нам нечего.
Мы хотим, чтобы элемент творчества
строился по системе причины и следствия.
Нам нужно, чтобы старание и дисциплина
уравнялись с признанием и воздаянием.
Мы садимся за тренажер нашего худфака,
за дипломный проект на специалиста изящных искусств,
и практикуемся, практикуемся, практикуемся.
И, со всеми нашими великолепными навыками, —
документировать нам нечего.
(Чак Паланик «Дневник»)

Практика закончилась. Том мог бы сказать, что это была самая сложная, хотя и самая приятная практика за время его учебы, но с ее окончанием легче не стало. Наоборот. Теперь все дни с утра до вечера занимали лекции и семинарские занятия, работать можно было только дома, а времени на встречи не осталось.

И свободы в студии можно было себе позволить куда больше, чем в аудитории. Одно дело - своя группа, где каждый занят своей работой и не смотрит, что делают остальные, а другое - скучающие сто пятьдесят человек, не знающие, чем себя развлечь в ближайшие девяносто минут, пока где-то вдалеке старенький профессор бубнит себе под нос даже ему самому уже не интересные факты. Единственное, что радовало Тома, - это то, что он по-прежнему каждый день видел Билла, мог сидеть рядом с ним, взять за руку, на что тот улыбался и сжимал его пальцы своими.

Билл сказал, что научил Тома всему, чему мог научить, и дальше все зависит только от него самого. Больше он не спрашивал, тренируется ли Том или уже начал работать над картиной. Он приходил на занятия, прилежно делал вид для окружающих, что ему интересны лекции, и забывал, что он гений, болтая только на отвлеченные темы. Том был благодарен ему за это. Он знал, что Биллу не все равно, видел, как он другой раз внимательно смотрит, пытаясь понять, как у него идут дела, как он, кусая губы, отводит взгляд, потому что его подмывало спросить… Но Билл понимал, что это конкурс Тома и работа Тома, а значит и выиграть его должен Том. Билл дал ему все, что мог, для победы и отошел в сторону, позволяя ему самому взять ее.

Работу Том начал… и уже не один раз. По стенам в его комнате были развешаны эскизы, которые они подготовили за время практики и которые он придумал сам с тех пор, как начал работать один. Идея была, детали были, но результата не было, и настроение колебалось от взлета до падения. Иногда Том вставал среди ночи, чувствуя, что его посетило безудержное желание творить, но через пару часов оно проходило, и то, что появлялось после него, скорее огорчало, чем радовало. Моменты вдохновения были ненадежными товарищами. Другой раз, рисуя что-то, он думал, что это самое лучшее, что можно было придумать, гордился собой и светился от радости, но на следующий день, придя из академии, он снова смотрел на свое творение и беспощадно рвал, потому что то, что среди ночи казалось образцом высокого искусства, в дневных красках выглядело как жалкая попытка изобразить что-то на тему осени.

Несколько раз он пробовал заменить акрил на карандаш или уголь, пытаясь обвинить во всем свое неумение с ним работать, но выходило только хуже. Работа без цвета казалась серой и безликой, безумно хотелось раскрасить ее, чтобы придать хоть немного жизни, а оригинальности в ней не добавлялось. Проблема была не в неумении, а в том, что Том совершенно не представлял, чего ждет.

Он с тоской вспоминал, как работа в студии казалась ему пыткой, а требования Билла - наказанием за грехи. Очень скоро Том понял, что на самом деле это были лишь цветочки. Что угодно он отдал бы сейчас за то, чтобы кто-то сказал ему ЧТО рисовать и КАК. Пару раз он пытался отойти от первоначального плана и изобразить что-то отличное от осеннего пейзажа, но это вызывало еще больше сомнений и неуверенности. Ни один сюжет не казался ему достаточно оригинальным, сравнения и образы выходили избитыми, а все вместе казалось неудавшейся репродукцией чего-то, что до него уже не раз писали.

Говорить с Биллом на эту тему он не мог и не хотел. Он хотел, чтобы Билл гордился им и его успехами, потому что успехов у самого Билла хватало и так, а принять его помощь теперь было равносильно признанию поражения.

Симона часто бывала в разъездах, но, даже будучи дома, при всем желании она не могла бы помочь сыну. У нее был свой вкус и взгляд на искусство. Как творческий человек, она все видела слишком «по-своему» и не могла объяснить, что она имеет в виду, предлагая сделать дерево «трагическим», а воду «утонченно-живой». Свои идеи и предложения могла воплотить только она сама.

Даже любимая картина ничем не могла ему помочь. Она говорила с ним только о Билле, а как только он пытался, глядя на нее, подумать об искусстве, на ней уже не оставалось ни бабочек, ни моря, только пятна и мазки, а сама она замолкала и прикидывалась обычным куском холста с намешанными на нем красками. Вот и сейчас он сидел перед ней, умоляя пообщаться с ним, а она только молчаливо напоминала, как давно он не обнимал и не целовал своего гения.

Нет, он обнимал, чуть нежнее, чем «по-дружески», во время встреч и прощаний каждый день, но это было не то, чего он хотел. Билл не отказался от него, не отстранился и не запретил приезжать к нему, но, сказав, что все дальнейшее в руках Тома, он дал понять, что доверяет и надеется на его благоразумие и ответственность, а разочаровывать его совершенно не хотелось. Получится или нет, Том обещал сделать все, что сможет, и он делал.

Первое время он старался не думать ни о чем, кроме работы, все свое внимание отдавая ей. С карандашом или с кистью в руках он часами стоял у окна, пытаясь поймать настроение, о котором говорил Билл, и все чаще ему это удавалось и даже выходило запечатлеть его на полотне. Но когда он глядел на свою работу, первая мысль была о том, что бы сказал о ней Билл, и его достижения уже не казались ему такими значительными. Возможно, было глупо сравнивать себя с гением, все-таки Том был талантливым, но совершенно обычным человеком, но он уже так привык к тому, что Билл не делал различий между ним и собой, не допуская никаких скидок и поблажек, что и Том перестал задумываться над тем, ровня ли он Биллу.

Без Билла работа шла плохо, но еще хуже было то, что очень скоро он понял, что без Билла не только не может хорошо рисовать, но и не может заставить себя рисовать вообще. Желание коснуться его, увидеть его глаза и улыбку, не просто дежурно-вежливую, как на занятиях, а настоящую, какая была у него только дома… Это желание стало почти осязаемым. Руки ломило без его тела в объятиях, губы ныли без возможности прикоснуться к нему, а в груди все переворачивалось и ходило ходуном. Душ не помогал, уснуть не получалось и большую часть времени он просто мерил шагами комнату, как запертый в клетке зверь.

Почти две недели Том мужественно держался, заставляя себя после лекций идти домой работать, но сегодня самообладание изменило ему, и, пошатавшись бесцельно до одиннадцати вечера, он бросил все и через полчаса парковался под проливным дождем на площадке перед домом Билла.

Билл оглядел его с ног до головы и, не говоря ни слова, пропустил в квартиру. - Ты тоже рисуешь? – Том смотрел на перепачканные руки гения, которые он вытирал о тряпку. - А?.. Нет… Нет, это я просто краски перебирал, уже спать собирался. - Если ты собирался спать, я ничего не имею против, просто… хотел заснуть, обнимая тебя. Билл мягко улыбнулся. - Конечно, идем. Я рад, что ты пришел. Только ты мокрый весь, сначала в душ, а то простынешь, - он коротко поцеловал его и быстро направился в сторону спальни, не дожидаясь, пока Том разденется. – Полотенце там найдешь. Я пока приберу тут, а то краски по всей постели… Том снял куртку и обувь, прошел за ним, игнорируя ванну, и остановился на пороге, присвистнув. - У тебя генеральная уборка? Билл обернулся. - Да, не обращай внимания. Иди в душ, я сейчас все соберу.

На всю кровать была разостлана клеенка, на которой устроились не менее двухсот тюбиков краски, дюжина кистей и несколько свежих палитр. Гений быстро и ловко колдовал над своим богатством, раскладывая их в коробки по оттенкам. - Я хотел найти пару интересных цветов и немного увлекся. - Да, ты увлекающаяся натура, - Том улыбнулся, подходя и обнимая его сзади. - Мне кажется или раньше этого не было? - Чего? – Билл выпрямился, устраивая затылок на его плече и переводя взгляд туда, куда показывал Том. - Ткань, - шелковое полотно было натянуто на всю стену у изголовья кровати. – Или я просто раньше ее не замечал?.. - А… Это… я думал перекрасить стены, но еще не решил в какой цвет… Что скажешь по поводу серебристо-серого? - По-моему, неплохо, красивый благородный оттенок. Билл закусил губу. - А как насчет оливкового или медно-розового? - Мне нравятся более спокойные тона, к тому же это спальня… - Да, ты прав. Оставим этот… Есть хочешь? - Только попить горячего чего-нибудь, - Тому понравилось это «оставим» и он улыбнулся сам себе. - У тебя ледяные руки, идем все-таки, я дам тебе полотенце. Я очень расстроюсь, если ты заболеешь, и мы перестанем видеться даже на учебе.

Дата добавления: 2015-07-17