Глава тридцать четвертая. — Вы хотели меня видеть, Альбрехт?

— Вы хотели меня видеть, Альбрехт?

Альбрехт Детвейлер отвернулся от созерцания знакомых, сахарно–белых пляжей за пределами окна своего роскошной офиса, когда темноволосая, смело татуированная женщина вошла через его дверь.

— Да, я полагаю, что хотел, — заметил он, и склонил одну руку, указывая на одно из кресел перед его столом.

Изабель Бардасано повиновалась бессловесной команде, садясь с определенной почти опасной грацией и скрестив ноги, когда он вернулся от окон к своему креслу. Выражение ее лица было внимательным, и он подумал еще раз о смертоносности позади ее… орнаментированного фасада и еще раз поигрался с намерением сказать ей, что скрещивание генотипов Бардасано и Детвейлер уже некоторое время оценивалось Советом по Долгосрочному Планированию. И, как он знал, раньше решение было против обмена с этим частным лакомым кусочком. Пока, по крайней мере.

— Хорошо, — сказал он, опрокидываясь немного назад в своем кресле, — я должен был бы сказать, что до сих пор, по крайней мере, удаление Вебстера — и, конечно же, операция «Крысиная отрава» — кажется, сработали достаточно хорошо. Помимо того, что манти кажется придумали новую оружейную конфетку.

— До сих пор, — согласилась она, но здесь был простой намек на оговорку в ее голосе, и его брови поднялись.

— Что–то из этого касается вас?

— Да и нет, — ответила она.

Он пошевелил пальцами в безмолвной команде продолжать, и она пожала плечами.

— До сих пор, и в краткосрочной перспективе, у этого был точно такой эффект, какой мы хотели, — сказала она. — Я не говорю обо всем, что они сделали в Ловате, вы же понимаете. Это вне моей компетенции, и я уверена, что у Бенджамина и Дэниэла уже есть свои люди, работающие на полный рабочий день. Если любой из них нуждается в моей помощи, я уверена, они скажут мне об этом. Но оставляя эту сторону, все выглядит так, как мы и хотели получить из этих убийств. Манти — или, по крайней мере, достаточное большинство их — убеждены, что Хевен стоял позади этого; саммит был сорван; и все выглядит так, как если бы нам удалось углубить недоверие Елизаветы к Причарт еще больше. Я просто не совсем довольна тем, что мы должны были смонтировать обе операции в такие относительно сжатые сроки. Я не люблю импровизацию, Альбрехт. Тщательный анализ и доскональная подготовка служили нам всецело слишком хорошо и слишком долго для меня, чтобы быть счастливой от того, что мои штаны летали на сиденье, независимо от того, что другие в Стратегическом Совете могут думать.

— Точка зрения принята, — признал Детвейлер. — И это обоснованная точка зрения к тому же. Бенджамин, Коллин и я обсуждали очень много тех же соображений. К сожалению, мы пришли к выводу, что нам придется делать все больше и больше, а не меньше, поскольку мы движемся в конечную фазу игры. Вы знаете, это всегда было частью наших проектов.

— Конечно. Все же меня не делает счастливее, когда это навязано нам. И я действительно не хочу, чтобы мы попали в мышление сделайте–это–быстро–так–как–мы–уже–идем только потому, что мы движемся к концу игры. Два закона, которые мне труднее всего стараться иметь в виду, являются закон непреднамеренных последствий и Мерфи, Альбрехт. И давайте посмотрим правде в глаза, есть некоторые довольно значительные непредвиденные последствия ликвидации Вебстера и нападения на «королеву Берри».

— Обычно бывают, по меньшей мере, некоторые из них, — указал Детвейлер. — Есть конкретные проблемы в этом случае?

— На самом деле, есть несколько вещей, которые меня беспокоят, — призналась она, и его глаза сузились. Он научился на протяжении многих лет доверять внутреннему радару Бардасано. Она иногда ошибалась, но по крайней мере, когда она имела оговорки, она была готова пройти по ветке и признать это, а не притворяться, что думала, что все было очень хорошо. И если она была иногда ошибавшейся, права она бывала гораздо чаще.

— Скажите мне.

— В первую очередь, — ответила она, — я по–прежнему беспокоюсь о том, что кто–то выяснит, как мы делаем это и отследит его до нас. Я знаю, никто еще не приблизился к нахождению пресловутой курящей пушки… до сих пор как мы знаем, во всяком случае. Но манти намного лучше в биологических науках, чем андерманцы или Хевен. Хуже того, у них есть доступ к Беовульфу.

Челюсти Детвейлера сжались в непроизвольном, почти павловском рефлексе на это название. Автоматический всплеск гнева, который оно вызвало был почти таким же инстинктивным, и он напомнил себе еще раз об опасностях, позволяющих ему влиять на его мышление.

— Я сомневаюсь, что даже Беовульф сможет собрать это быстро, — сказал он после короткой паузы. — Я не сомневаюсь, что они смогут это в конечном итоге, с достаточными данными. Они, конечно, имеют возможность, во всяком случае, но, учитывая, как быстро наниты разрушаются, крайне маловероятно, что они получат доступ к любому из трупов в достаточно короткие сроки, чтобы определить что–либо точно. Все исследования и моделирования Эверетта и Киприану сходятся в этом направлении. Очевидно, что это дело, которое мы должны иметь в виду, но мы не можем допустить, что им возможно напугать нас, чтобы мы отказались от использования возможностей, которые нам нужны.

— Я не говорю, что мы должны, только указываю на потенциальную опасность. И, честно говоря, я меньше волнуюсь по поводу некой медицинской экспертизы, выясняющей это криминалистически, чем о том, что кто–то сделает такой же вывод — что это биологическое оружие, и, что мы те, кто разработал его — занявшись другими направлениями.

— Какими «другими направлениями»? — спросил он, сузив глаза еще раз.

— По имеющимся у нас данным, сама Елизавета и большинство правительства Грантвилля, не говоря уже о манти с улицы, абсолютно убеждены, что это был Хевен. Большинство из них, похоже, разделяют теорию Елизаветы, что по неизвестной причине Причарт почему–то решила, что ее первоначальное предложение о саммите было ошибочным. Однако, никто из них не имеет убедительного объяснения, что может быть этой «неизвестной причиной». А некоторые из них — особенно Белая Гавань и Харрингтон — не кажутся особенно убежденными, что это был вообще Хевен. К сожалению, с тех пор как Высокий Хребет рухнул, у нас больше не хватает проникновения, чтобы абсолютно подтвердить, что это так, но источники, которые мы имеем все сосредоточены в этом направлении. Пожалуйста, имейте в виду, конечно, что потребуется время, чтобы информация от наших лучших сохранившихся источников добралась до нас. Это не те вещи, о каких мы можем спросить у журналистов так, как мы можем получить видеосюжеты с рассказом о военных операциях, вроде Ловата, например. На данный момент, и даже при использовании посыльного судна с полосной возможностью на канале Беовульфа, мы все еще говорим об очень предварительных данных.

— Понятно. Продолжайте.

— Что меня беспокоит, — продолжила она с небольшим пожатием плечами, — так это то, что после немедленного ответа у Елизаветы было немного времени, чтобы остыть, Белая Гавань и Харрингтон все еще являются двумя людьми, чьему мнению она больше всего доверяет. Я думаю, что оба они слишком умны, чтобы подталкивать ее слишком сильно по этому конкретному вопросу в данный момент, но ни один из них не является особенно восприимчивым к фонтанирующей партийной линии, если они также на самом деле не разделяют ее. И, несмотря на то, как ее политические оппоненты иногда изображают Елизавету в карикатурном виде, она очень умная женщина сама по себе. Поэтому, если два человека, чьему мнению она доверяет, спокойно, но упрямо убеждены, что происходит что–то еще, нежели предполагают все остальные, она просто, вероятно, будет более открыта беспокойству о такой возможности, нежели она даже понимает, что она есть.

Что еще меня беспокоит так это то, что есть два возможных альтернативных сценария для того, кто будет искать на самом деле ответственного за оба нападения. Одним из них, конечно, является то, что это были мы — или, по крайней мере, «Рабсила». Вторым, что это была, по сути, хевенитская операция, но не санкционированная Причарт или кем–либо из ее администрации. Другими словами, что она была проведена дегенеративным элементом в Республике, который выступает против прекращения войны.

Из этих двух, второй, вероятно, более подходящий… и менее опасный с нашей точки зрения. Имейте в виду, это было бы достаточно плохо, если бы кто–то смог убедить Елизавету и Грантвилля, что предложение Причарт было подлинными и что зловещие и вредные элементы — возможны отсылки к старым недобрым временам Государственной Безопасности — решили саботировать его. Однако, даже если это повернет позиции Елизаветы относительно саммита, то не приведет кого–либо прямо к нам. И этого не произойдет в одночасье, также. Мое предположение в том, что даже если кто–то предлагает эту теорию Елизавете сегодня — если на то пошло, кто–то, возможно, уже сделал именно это — все равно займет недели, вероятно, месяцы, для того, чтобы эта точка зрения изменила ее мнение. И сейчас они возобновили свои операции, импульс свежих жертв и разрушенной инфраструктуры будет категорически против любых усилий по возрождению первоначального соглашения о саммите, даже если она передумает.

Первая возможность, однако, беспокоит меня больше, хотя я признаю, что у нее, казалось бы, более низкий порядок вероятности, по крайней мере, пока. На данный момент, тот факт, что они убеждены в том, что они смотрят на хевенитскую технику для убийств отвлекает внимание от нас и всех причин, которые мы могли бы иметь для убийства Вебстера или Берри Зилвицкой. Но если кому–то удастся продемонстрировать, что там должна была быть неопределяемая компонента био–нанитов, когда убийцы управляются этими «корректировками», непосредственным следствием этого будут соответствующие подозрения, что даже если Хевен использовал эту технику, он не мог разработать эту технику. Республика просто не имеет возможности поставить что–то, вроде этого одновременно для себя, и никто такой умный, как Патриция Гивенс не поверит ни на мгновение в это. И это, Альбрехт, приведет такого же умного человека к тому, чтобы начать думать о том, кто же его разработчик. Это, возможно, придет из любых нескольких мест, но, как только все начнут думать в этом направлении, два названия, которые выскочат на вершину их списка будут Меза и Беовульф, и я думаю, никто не будет думать, что эти ханжеские ублюдки на Беовульфе будут делать что–то, вроде этого имеющимся в наличии. В каковом случае репутация «Рабсилы», скорее всего, укусит нас за задницу. А тот факт, что спецслужбы обоих и манти и хевенитов знают о том, что "«Рабсила»" занимается вербовкой бывших элементов Госбезопасности, вероятно, укажет на возможность связи между нами и некоторыми другими элементами Госбезопасности, возможно скрывающихся в кустах текущей Республики. Каковое всецело слишком близко к истине, чтобы заставить меня чувствовать себя особенно счастливой.

Это может быть достаточно плохо. Если они доберутся до этого момента, однако, они вполне могут быть готовы пойти еще дальше. Если мы поставляем технологию некоторым дегенеративным элементам в Хевене, то что будет удерживать нас от использования ее самими? А если они зададут себе этот вопрос, то все мотивы, которые мы могли бы иметь — все мотивы уже им известные, так как имелись у «Рабсилы», даже без дополнительных кого–то, кто на самом деле есть мы — быстро окажутся в их поле внимания.

Детвейлер осторожно покачивал креслом из стороны в сторону несколько секунд, продумывая то, что она сказала, затем поморщился.

— Я не могу не согласиться с недостатков любого из ваших сценариев, Изабель. Тем не менее, я думаю это попадает под определение того, что я сказал ранее — то, что мы не можем позволить себе беспокоиться о вещах, которые могут никогда не случиться, чтобы помешать нам использовать необходимые методы там, где мы должны. И как вы только что отметили, вероятность любого решения, что это были мы — или, по крайней мере, что это было наша игра, а не просто случай подряда Хевеном на «мокрое дело» третьей стороной — низкая.

— Низкая не то же самое, что несуществующая, — противопоставила Бардасано. — А кое–что еще, что беспокоит меня, это то, что у меня есть неподтвержденный отчет о том, что Зилвицкий и Каша посетили Харрингтон на борту ее флагмана на Звезде Тревора.

— Посетили Харрингтон? — сказал Детвейлер немного более резко, позволяя креслу прийти в вертикальное положение. — Почему я впервые слышу об этом?

— Потому что сообщение пришло на том же полосном судне, что подтвердило отмену Елизаветой саммита, — сказала она спокойно. — Я еще прорабатываю все, что было загружено с него, а причина, по которой я просила об этой встрече, честно говоря, имеет отношение к возможности того, что оба они на самом деле встречались с ней.

— На Звезде Тревора? — тон Детвейлера был как у человека, повторяющего то, что она сказала для подчеркивания, а не сомнения или в отрицании, и она кивнула.

— Как я уже сказала, это по неподтвержденным данным. Я действительно не знаю, насколько они достоверны, чтобы выделить это дело. Но если это точно, Зилвицкий сопровождал свой фрегат на Звезду Тревора, с Каша — известным хевенитским шпионом, Господи боже! — на борту, каковое означало, что им разрешили транзит через туннель — и в непосредственной близости от единиц флота Харрингтон — несмотря на то, что вся система была объявлена Мантикорой закрытой военной зоной, с приказами «стрелять без предупреждения», наштукатуренными на судоходных и новостных каналах и выбитых на каждой плоской поверхности складского хозяйства и сервисных платформ терминала Звезды Тревора. Не говоря уже о предупреждающих буях, размещенных вокруг всего периметра системы для любого сквозного транспорта, настолько глупого, чтобы держать курс в систему от терминала! И также представляется, что Харрингтон не только встретилась с Каша, но и позволила ему потом уйти. Каковое подсказывает мне, что она оказала довольно сильное доверие тому, что именно они должны были сказать ей. И, честно говоря, я не могу думать ни о чем, что двум им, возможно, пришлось сказать ей, что мы хотели бы, чтобы было услышано ею.

Детвейлер резко фыркнул в знак согласия.

— Вы правы в этом, — сказал он. — С другой стороны, я уверен, что у вас есть по крайней мере теория о конкретной причине их визита. Так что будьте мухой на ее переборке и скажите мне, что они, вероятно, сказал ей.

— Мое предположение было в том, что главное в чем они хотели убедить ее, так это то, что Каша не распоряжался «Крысиной отравой». Или, по крайней мере, что ни он, ни кто–либо из его оперативников не проводили ее. А если он был готов подтвердить свой статус человека Траяна в Эревоне, тот факт, что он не осуществлял ее — предполагая, что она поверила ему — безусловно, значителен. И, к сожалению, есть все основания думать, что она поверила бы ему, если бы он говорил с ней лицом к лицу.

Детвейлер задушил другой, возможно, даже более острый всплеск гнева. Он знал, что Бардасано права в этом. Вильгельм Траян, подобранный Причарт директор для Службы Внешней Разведки Республики, не имел несомненной гениальности для импровизации тайных операций, какой обладал Кевин Ушер, но Причарт решила, что Ушер ей нужен для Федерального Следственного Агентства. А все, что могло быть правдой о Траяне, это что его верность Конституции и Элоизе Причарт — в таком порядке — была абсолютной. Он был неустанен в своих усилиях по очистке СВР от любых давнишних элементов Госбезопасности, и не было никакого пути в мире, по которому он оставил бы операцию ренегатов за пределами каналов. Это означало только, что способ, которым «Крысиную отраву» можно было бы смонтировать без того, чтобы Каша узнал все, был таким, словно операция ренегатов брала начало на гораздо более низком уровне и использовала совершенно другой набор ресурсов.

Это было достаточно плохо, но реальной искрой его гнева была косвенная ссылка Бардасано на этих никогда–не–будут–достаточно–проклятых древесных котов со Сфинкса. Для таких небольших, пушистых, внешне привлекательных существ, им в общем удалось совершенно сорвать слишком много тайных операций — как хевенитских, так и мезанских — на протяжении многих лет. Особенно в компании с этой сукой Харрингтон. Если Каша попал в пространство голоса Харрингтон, этот проклятый древесный кот дал бы ей знать, действительно ли он говорил правду.

— Когда этот разговор состоялся, в соответствии с вашими «неподтвержденными данными»?

— Приблизительно через стандартную неделю после того, как Елизавета выпалила свою ноту. Однако, доклад об этом пришел от одного из наших наиболее тщательно защищенных источников, что означает, что была еще бо́льшая задержка, чем обычно в получении его нами. Одна из причин, что он по–прежнему неподтвержден то, что это было только время, чтобы оказаться в регулярном разведывательном тайнике.

— Так что у Харрингтон было время пойти и повторить все, что они сказали ей Елизавете или Грантвиллю даже прежде, чем она направилась в Ловат, без нашего абсолютного знания об этом.

— Да. — Бардасано пожала плечами. — Честно говоря, я не думаю, что есть очень много шансов на то, что Елизавета или Грантвилль купятся на невиновность Хевена, независимо от того, что, возможно, Каша сказал Харрингтон. Все, что он может сказать им, это то, что насколько он знает Хевен не делал этого в конце концов, и даже если они признают, что он говорил ей правду настолько, насколько он знал ее, это не означало бы, что он был прав. Даже если он убедил Харрингтон, что он действительно верит в то, что Хевен этого не делал, это только его личное мнение… и его чертовски трудно доказать без хотя бы некоторых объективных доказательств. Так что я сильно сомневаюсь, что все, что они, возможно, сказали ей, или что она, возможно, повторила кому–либо еще, собирается предотвратить возобновление операций. И, как я уже говорила, теперь, когда кровь начала литься снова, эта война еще раз получила свой собственный импульс, также.

Что беспокоит меня немного больше чем то, что Зилвицкий и Каша, возможно, сказали Харрингтон, честно говоря, это то, что мы не знаем, куда они отправились после того, как оставили ее. Мы всегда знали, что они оба компетентные оперативники, и они показали впечатляющее умение анализировать любую информацию, которую они получают в свои руки. Стоит признать, что это вредило нам больше тактически, чем стратегически до сих пор, и нет никаких доказательств — пока — что они на самом деле начали очищать луковицу. Но если Каша соединит источники Хевена с тем, что Зилвицкий получает от Баллрум, я бы сказала, что они с бо́льшей вероятностью, чем кто–либо другой, начнут собирать беспокойные частички и части вместе. Особенно внимательно они начнут искать в действительности после «Крысиной отравы» и как она могла случиться, если Хевен не делал этого. Работая сами по себе, они не могут положиться на организационную инфраструктуру Гивенс или Траяна, имея доступ к ней, но у них есть изобилие способностей, избыток мотивации и исключительно много источников.

— И последнее, что нам нужно, является то, чтобы эти сумасшедшие Баллрум стали понимать, что мы использовали их большую часть полутора веков, — зарычал Детвейлер.

— Я не знаю, если это абсолютно последнее, что нам нужно, но это определенно было бы в моем списке полудюжины лучшего или около того, что мы бы очень хотели, чтобы не произошло, — сказала Бардасано с кислой улыбкой, и, несмотря на себя, Детвейлер резко усмехнулся.

Рвение, с которым Одюбон Баллрум преследовал «Рабсилу» и всех ее работников, было еще одним элементом, хотя и ничего не подозревающим и невольным, в маскировке истинной деятельности и задач Согласования. Тот факт, что по крайней мере некоторые из руководителей «Рабсилы» были членами по крайней мере внешнего круга Согласования означал, что один или два из убийств Баллрум повредило им довольно сильно за эти годы. Большинство из этих убитых мстительными бывшими рабами, однако, были не более чем легко распределяемыми отвлекающими маневрами, отсутствие которых никто из внешнего слоя «луковицы» и не заметил бы, а кровавая война между «корпорацией вне закона» и противодействующими «террористами» помогла сфокусировать внимание на общем хаосе и отвлечь от того, что происходит на самом деле.

Тем не менее, несмотря на пользу, это был также обоюдоострый меч. Так как всей, кроме очень небольшого процента, организации «Рабсила» ничего не было известно о глубоко скрытой цели, вероятность того, что Баллрум осознает ее была небольшой. Но возможность существовала всегда, и никто из тех, кто наблюдал как Баллрум проникает за безопасность «Рабсилы» снова и снова никогда не недооценивал того, насколько опасными люди, вроде Джереми Экса и его смертоносных приспешников, могут оказаться, если они когда–либо выяснят, что действительно происходит, и решат изменить свои критерии выбора цели. Или, если они реализуют… некоторые другие вещи относительно Баллрум и кто мог бы приглядывать внутри их деятельности. А если Зилвицкий и Каша на самом деле двигались к получению фактов вместе…

— Насколько вероятно, как вы думаете, то, что оба они могут вытянуть достаточно вместе, идя на компромисс вещей на данном этапе? — наконец спросил он.

— Я сомневаюсь, что кто–нибудь, возможно, ответил бы на этот вопрос. Не как–то осмысленно, во всяком случае, — призналась Бардасано. — Хотя, возможность всегда существует, Альбрехт. Мы похоронили факты так глубоко, как смогли, мы собрали прикрывающие организации и фасады, и мы сделали все возможное, чтобы построить в несколько слоев отвлекающие маневры. Но суть в том, что мы всегда опирались наиболее значительно на то, что «каждый знает», что такое «Рабсила» и чего она хочет. Я должна сказать, что шансы против даже значительны, чтобы Зилвицкий и Каша выяснили что то, что «все знают» является полной выдумкой, особенно после того как мы имели столь долгое время, чтобы расставить все по местам. Это вполне возможно, однако, и я думаю, как уже сказала, что если кто–то и может это сделать, то, скорее всего, эти двое.

— И мы не знаем, где они находятся в данный момент?

— Это большая галактика, указала Бардасано. — Мы знаем, где они были две стандартные недели назад. Я могу мобилизовать наши активы, чтобы найти их, и мы, безусловно, можем использовать все наши источники в «Рабсиле» для этого, не возбуждая особых подозрений. Но вы знаете так же, как и я, что это действительно сводится к ожиданию на месте, пока они не появятся в нашем поле зрения.

Детвейлер вновь поморщился. К сожалению, она была права, и он знал это.

— Ладно, — сказал он, — я хочу, чтобы они были найдены. Я признаю ограниченность, с которой мы сталкиваемся, но найдите их так быстро, как вы можете. Когда вы сделаете это, устраните их.

— Это легче сказать, чем сделать. То же нападение «Рабсилы» на особняк Монтень это демонстрирует.

— Это была «Рабсила», а не мы, — парировал Детвейлер, и настала очередь Бардасано кивнуть.

Одна из проблем с использованием «Рабсилы» в качестве маски была в том, что у слишком многих руководителей «Рабсилы» было не больше идей, чем у остальной части галактики, что кто–нибудь их использует. А это означало, что было также необходимо освободить этим же руководителям поводья для того, чтобы держать их в неведении относительно этой неудобной маленькой правды… каковое могло приводить к операциям, вроде того фиаско в Чикаго или нападения на особняк Кэтрин Монтень на Мантикоре. К счастью, даже операции, которые были полностью провальными с точки зрения «Рабсилы», редко непосредственно посягали на цели Согласования. А случайные катастрофы «Рабсилы» помогли сделать вклад в галактику в целом относительно понятия мезанской неуклюжести.

— Если мы найдем их, на этот раз «Рабсила» не будет вертеться вокруг сама по себе, — мрачно продолжал Детвейлер. — Это будет на нас — на вас. И я хочу, чтобы у этого был наивысший приоритет, Изабель. На самом деле, нам двоим нужно сесть и обсудить это с Бенджамином. У него есть по крайней мере несколько доступных паучьих единиц, он сейчас использует их для подготовки экипажей и ведет разработку упражнений и систем оценок. Учитывая то, что вы только что сказали, я думаю, было бы целесообразно развернуть одну из них у Вердант Висты. Вся галактика знает об этом проклятом фрегате Зилвицкого. Я думаю, сейчас может быть время устроить маленькую непрослеживаемую аварию для него.

Глаза Бардасано слегка расширились, и она, казалось, мгновение парила на грани протеста. Но потом она явно передумала. Не из–за того, Детвейлер был уверен, что она боялась оспорить эту точку зрения, если бы она думала, что он был неправ, или что он шел на неоправданные риски. Одна из вещей, которые сделали ее столь ценной была та, что она никогда не была подпевалой. Если она была с ним не согласна, она говорила ему об этом до того, как операция была запущена. Но она также требовала время, чтобы обдумать услышанное впервые, чтобы быть уверенной в ее собственном уме, когда она думала, прежде чем откроет рот. Каковое было другой вещью, которая делала ее столь ценной для него.

«И я не сомневаюсь, что она будет обсуждать это с Бенджамином также, — подумал он язвительно. — Если у нее есть любые оговорки, она захочет пропустить их мимо него, чтобы получить на них вторую точку зрения. И, конечно же, оба они могут быть двойной командой более усиливающей меня, если оказывается, что они согласны друг с другом».

Каковое было очень хорошо для Альбрехта Детвейлера, когда все было сказано и сделано. Одна вещь, в которой он не был убежден, являлась его собственная непогрешимость, в конце концов.

Дата добавления: 2015-07-16