Утопическое сознание.

На первый взгляд кажется верным утверждать, что утопии являются продуктами утопического сознания. Однако это неверно: история знает произведения, в которых утопия использовалась лишь как художественный прием для раскрытия какой-либо идеи, но не являлась, насколько мы можем судить, порождением утопического сознания. В качестве примера можно привести четвертую часть «Путешествий Гулливера» Д. Свифта, в которой описано путешествие в утопическую страну гуигнгнмов. Хотя образ добродетельной страны лошадей служит сатирическому обличению нравов современного автору общества, все же мы интуитивно (т.е. опираясь на обыденное словоупотребление) чувствуем, что эта утопия не есть порождение утопического сознания. В продуктах утопического сознания всегда, независимо от степени «трансцендентности» идеала, мы чувствуем желание увидеть утопию претворенной в жизнь, а не только, к примеру, повлиять на внутренний мир современников.

Осознание невозможности (или абстрактной, а не реальной возможности) такого полного воплощения далеко не всем и не всегда мешает его желать. Если для претворения утопии в жизнь субъект не видит условий и средств, то он может ограничиться созданием утопии-мечты, литературной (или фольклорной) утопии, служащей иллюзорно-компенсаторному удовлетворению потребностей и гармонизации внутреннего мира. Интересный пример реализации компенсаторной функции образа совершенного общества представляет рассказ «Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского. Герой произведения, потерявший вкус к жизни и оттого постоянно повторяющий фразу «мне все равно», впадает в забытье. Увидав во сне свою смерть, мрак могилы, чудо воскресения и блаженство рая, он просыпается и делается проповедником озарившей его истины: «я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой верой-то [т.е. антропологическим оптимизмом – В.И.] моей и смеются. Но как мне не веровать: я видел истину [т.е. удостоверился в абстрактной возможности совершенного общества – В.И.], - не то что изобрел умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки [компенсация достигнута, на смену конфликта идеального и реального пришла относительная гармония – В.И.]. Я видел ее в такой восполненной целости, что не могу поверить, чтоб ее не могло быть у людей»[17]. Если же автор считает, что кроме его утопии также существуют (или могут быть созданы) условия, средства и субъект её воплощения – то он приступает к разработке утопического проекта.

Выше мы сказали, что утопии необязательно являются проявлениями утопического сознания. Верно и обратное: утопическое сознание совершенно необязательно проявляет себя в создании утопий, и тем более утопических проектов. Создание утопий и утопических проектов в основном является результатом деятельности специализированногосознания теоретиков. Массовое же утопическое сознание, хотя и порождает народные социальные утопии, но в основном является реципиентом упрощенных продуктов деятельности специализированного сознания. Упрощение теоретических конструкций для рецепции массами необходимо, помимо прочего, в силу необходимости привести в соответствие социальный идеал утопии с актуальным для массы набором неудовлетворенных потребностей. Взяв за основу вариант иерархии потребностей, выделенный А. Маслоу в работе «Мотивация и личность», видим, что для угнетенных масс актуальным было прежде всего удовлетворение известных физиологических потребностей, что достигается путем перераспределения социального ресурса, а также освобождение от страха, социальной незащищенности и преодолении разобщения. Народные социальные утопии с их молочными реками, кисельными берегами, райскими кущами с виноградниками и гуриями служат иллюзорно-компенсаторному удовлетворению этих потребностей. Другим аспектом трансформации утопии при рецепции её массовым сознанием является иррационализация, мифологизация, мистификация. А. Грамши считал, что массы не могут усваивать философию иначе, как веру. Другой исследователь утопического сознания, Э. Хоффер, с изрядной долей иронии отмечал: «для доктрины, чтобы быть действенной, главное не то, чтобы ее понимали, а чтобы в нее верили. Мы можем быть абсолютно уверены только в тех вещах, которые не понимаем. Понятая доктрина теряет свою силу. Как только что-нибудь постигаем, нам начинает казаться, что это мы сами родили. А это значит, что люди, которых просят отказаться от самих себя и принести себя в жертву, не видят вечной истины в том, что родилось в них самих. Как только они поняли что-то, оно теряет для них и убедительность, и несомненность. Истинноверующих всегда убеждают искать истину сердцем, а не разумом… Когда доктрина перестает быть непонятной, она должна быть хотя бы неясной: если же она становится и понятной, и ясной, она должна быть хотя бы недоступной для проверки»[18].

Итак, связь утопии с утопическим сознанием не генетическая. Все проще: утопическим называется сознание, содержанием которого является утопия, и для которого характерно желание её осуществления.

Дата добавления: 2015-07-16