ГЛАВА 1

Лежа в маленькой комнате "парадной" половины нашего деревянного домикав ожидании повитухи, которая должна была помочь моему появлению на свет, моямать могла видеть из окна огромные эвкалипты, покачивающиеся на ветру,зеленый холм и тени облаков, проносившихся над пастбищами. - У нас будет сын, - сказала она отцу. - Сегодня мужской день. Отец наклонился и посмотрел в окно, туда, где за расчищенными выгонамивысилась темно-зеленая стена зарослей. - Я сделаю из него бегуна и наездника, - с решимостью произнес отец, -Клянусь богом, сделаю! Когда приехала повитуха, отец улыбнулся ей и сказал: - Право, миссис Торенс, я думал, пока вы приедете, малыш уже будетбегать по комнате. - Да, мне надо бы приехать еще с полчаса назад, - резким тоном ответиламиссис Торенс. Это была грузная женщина, с пухлым смуглым лицом ирешительными манерами. - Но когда нужно было запрягать, Тед все еще смазывалбричку... Ну, а как вы себя чувствуете, дорогая? - обратилась она к моейматери. - Уже начались схватки? - И пока она говорила со мной, - рассказывала мне мать, - я вдыхалазапах сделанной из акации ручки хлыста, висевшего на спинке кровати, - онпринадлежал твоему отцу, - и видела, как ты мчишься галопом на лошади иразмахиваешь этим хлыстом, высоко подняв его над головой, точно так же, какделал твой отец. Когда я появился на свет, отец сидел на кухне с моими сестрами. Мэри иДжейн хотели, чтобы у них был братец, которого они могли бы водить с собой вшколу, и отец обещал им, что у них будет брат, по имени Алан. Миссис Торенс принесла меня, чтобы показать им; я был завернут впеленки из красной фланели. Она положила меня на руки отцу. - Как-то странно было смотреть на тебя, - говорил он мне потом. - Уменя сын!.. Я хотел, чтобы ты все умел делать: и верхом ездить, и справитьсяс любой лошадью - вот о чем я думал тогда... И, конечно, чтобы ты хорошобегал... Все говорили, что у тебя сильные ножки. Я держал тебя на руках, иэто было как-то странно. Я все думал, будешь ли ты похож на меня или нет. Вскоре после того как я начал ходить в школу, я заболел детскимпараличом. Эпидемия вспыхнула в Виктории в начале девятисотых годов, а потомиз густонаселенных районов перекинулась в сельские местности, поражая детейна уединенных фермах и в лесных поселках. В Туралле я был единственнойжертвой эпидемии, и на много миль вокруг люди говорили о моей болезни сужасом. Слово "паралич" они связывали с идиотизмом, и не одна двуколкаостанавливалась на дороге, а ее хозяин, перегнувшись через колесо, чтобыпосудачить с повстречавшимся приятелем, задавал неизменный вопрос: "А ты неслышал - дурачком-то он не стал?" На протяжении нескольких недель соседи старались побыстрей проехатьмимо нашего дома и в то же время настороженно, с каким-то особым интересомпоглядывали на старую ограду, на необъезженных двухлеток в загоне и на; майтрехколесный велосипед, валявшийся возле сарая. Они звали своих детей домойпораньше, кутали их потеплей и с тревогой всматривались в их лица, стоило имкашлянуть или чихнуть. - Болезнь поражает человека, как божья кара, - говорил мистер Картер,булочник, который твердо верил в это. Он был директором воскресной школы иоднажды среди других объявлений, обводя учеников мрачным взглядом,торжественно возгласил: - В следующее воскресенье на утреннем богослужении преподобный УолтерРобертсон, бакалавр искусств, будет молиться о скорейшем исцелении этогостойкого мальчика, пораженного страшной болезнью. Просьба ко всем -присутствовать. Отец узнал об этом и, встретив на улице мистера Картера, стал емуобъяснять, нервным движением руки покручивая свои рыжеватые усы, как яумудрился подцепить болезнь: - Говорят, что микроб попадает внутрь при вдохе: он носится по воздухувсюду, И нельзя узнать заранее, где он появится. Он, наверно, как разпролетал мимо носа моего сынишки; тот вдохнул воздух - а тут все былокончено. Он упал как подкошенный. Если бы в ту минуту, когда пролеталмикроб, он сделал бы не вдох, а выдох, ничего бы не случилось. - Он помолчали грустно добавил: - А теперь вы молитесь за него. - Спина создана для ноши, - с набожным видом пробормотал булочник. Он был членом церковного совета и в каждой беде видел руну божью. Сдругой стороны, по его мнению, за всем, что приносило людям радость,скрывался дьявол. - На все божья воля, - произнес он с довольным видом, убежденный в том,что слова эти понравятся всевышнему. Он не упускал ни одного случая снискатьрасположение господа. Отец презрительно фыркнул, выражая этим свое отношение к подобного родафилософии, и ответил довольно резко: - Спина моего сына вовсе не была создана для ноши, и позвольте сказатьвам: никакой ноши и не будет. Уж если говорить о ноше, то вот кому онадосталась. - И он притронулся пальцем к сваей голове. Немного спустя он стоял у моей кровати и с тревогой спрашивал: - Алан, у тебя болят ноги? - Нет, - ответил я ему. - Они совеем как мертвые. - Черт! - воскликнул он, и его лицо мучительно исказилось. Мой отец был худощав, бедра у него были узкие, а ноги кривые, -следствие многих лет, проведенных в седле: он был объездчиком лошадей иприехал в Викторию из глуши Квинсленда. - Я это сделал из-за детей, - объяснял он, - ведь там, в глуши, школнет и в помине. Если бы не они, никогда бы я оттуда не уехал! У него было лицо настоящего жителя австралийских зарослей - загорелое иобветренное; проницательные голубые глаза прятались в морщинах, порожденныхослепительным солнцем солончаковых равнин. Один из приятелей отца, гуртовщик, как-то приехавший навестить нас,увидев отца, который вышел к нему навстречу, воскликнул: - Черт возьми, Билл, ты и сейчас прыгаешь не хуже эму! Походка у отца была легкой и семенящей, и ходил он всегда с опущеннойголовой, глядя в землю; эту привычку отец объяснял тем, что он родом из"страны змей". Иногда, хватив рюмку-другую, он носился на полуобъезженном жеребце подвору, выделывая курбеты среди валявшихся там кормушек, поломанных старыхколес и оглобель и разгоняя клохчущих кур; при этом он испускалоглушительные вопли: - Неклейменный дикий скот! Наплевать на все! Эй, берегись! И, осаживая коня, он срывал с головы шляпу с широкими полями иразмахивал ею, как бы отвечая на приветствия, и раскланивался, поглядываяпри этом на дверь кухни, где обычно в таких случаях стояла мать, наблюдавшаяза ним с улыбкой - чуть насмешливой, любящей и тревожной. Отец любил лошадей не потому, что с их помощью он зарабатывал на жизнь,а потому, что находил в них красоту. Он с удовольствием рассматривал каждуюхорошо сложенную лошадь. Наклонив голову набок, он медленно похаживал вокругнее, тщательно изучая все ее стати, ощупывая ее передние ноги в поискахссадин или припухлостей, говоривших о том, что ей приходилось падать. - Хороша такая лошадь, - не раз повторял он, - у которой крепкая,добрая кость, лошадь с длинным корпусом и к тому же рослая. Для него лошади не отличались от людей. - Это факт, - утверждал он. - Я их довольно повидал на своем веку. Иныелошади, если чуть дотронешься до них кнутом, дуются на тебя, точно дети.Есть такие ребятишки: надери им уши - и они с тобой много дней говорить небудут. Затаят обиду. Понимаешь, не могут забыть. Вот и с лошадьми то жесамое: ударь такую кнутом - и сам не рад будешь. Поглядите на гнедую кобылуКоротышки Дика. Она тугоузда. А я ее заставил слушаться узды. Суди сам...Она вся в своего хозяина - Коротышку. Кто захочет его взнуздать, порядкомнамучится. Он мне до сих пор фунт должен. Ну, да бог с ним. У него и такничего за душой нет... Мой дед по отцу, рыжеголовый йоркширец, был пастухом... Он эмигрировалв Австралию в начале сороковых годов прошлого века. Женился он на ирландскойдевушке, приехавшей в новую колонию в том же году. Я слышал, что дед явилсяна пристань, как раз когда пришвартовался корабль с ирландскими девушками,прибывшими в Австралию, чтобы устроиться прислугой. - Кто из вас согласится сразу выйти за меня замуж? - крикнул онстолпившимся у поручней девушкам. - Кто не побоится? Одна крепкая голубоглазая ирландка с черными волосами и большими рукамиоглядела его и после минутного раздумья крикнула в ответ: - Я согласна! Я выйду за тебя замуж! Она перелезла через поручни и прыгнула вниз... Он подхватил девушку,взял ее узелок, и они вместе ушли с пристани; он увел ее, обняв за плечи. Отец, самый младший из четырех детей, унаследовал от своей материирландский темперамент. - Когда я был еще малышом, - рассказывал он мне, - я угодил одномувозчику пониже уха стручком акации, - а ты ведь знаешь, если сок попадет вглаза, можно ослепнуть. Парень чуть не спятил от злости и бросился на меня сдубиной. Я кинулся к нашей хижине и заорал благим матом: "Мама!" А тотмалый, черт побери, шутить не собирался. Когда я добежал до дома, он меняпочти настиг. Казалось, что спасения нет. Но мать асе видела и уже ждала удверей, держа наготове котелок с кипящей водой. "Берегись, - крикнула она, -это кипяток! Подойди только, и я ошпарю тебе физиономию..." Черт возьми,только это его и остановило. Я вцепился в подол ее платья, а она стояла исмотрела на парня, пока он не ушел. Мой отец начал работать уже с двенадцати лет. Все его образованиеограничилось несколькими месяцами занятий с вечно пьяным учителем, которомукаждый ученик, посещавший дощатую лачугу, служившую школой, платил полкроныв неделю. Начав самостоятельную жизнь, отец колесил от фермы к ферме, нанимаясьобъезжать лошадей или перегонять гурты. Свою молодость он провел в глухихрайонах Нового Южного Уэльса и Квинсленда и мог без конца о нихрассказывать. И благодаря рассказам отца эти края солончаковых равнин икрасных песчаных холмов были мне ближе, чем луга и леса, среди которых яродился и рос. - В тех глухих местах, - как-то сказал мае отец, - есть что-тоособенное. Там чувствуешь настоящую радость. Заберешься на поросшую соснойгору, разведешь костер... Он умолк и задумался, глядя на меня взволнованно и тревожно. Потом онсказал: - Надо будет сделать какое-нибудь приспособление, чтобы твои костыли неувязали в песке: мы ведь когда-нибудь отправимся в те края.

Дата добавления: 2015-07-15