Первый рабочий эксперимент.

Окончательный вариант этой статьи напечатали на машинке и в тот же вечер автор еще раз просмотрел весь материал, перед тем как отправить ее в журнал. На следующее утро произошло очень удачное совпадение, когда к автору обратился новый пациент.

Этим новым пациентом был 52-летний преуспевающий бизнесмен, принадлежащий, по своему положению, к высшим социальным кругам. Когда он вошел в кабинет, на лице у него было выражение стыда, замешательства и явного сильного эмоционального расстройства. Он многозначительно посмотрел на государственную лицензию на право лечения в Аризоне, которая висела на стене в соответствии с правилами штата Аризона, прочел свидетельство, выданное Американским комитетом психиатрии и неврологии, удостоверяющее, что автор является дипломантом этого комитета. Он взял с полки, где стояли словари, “Руководство для специалистов по медицине”, прочел там квалифицированные данные об авторе, затем взял “Психологический справочник” и там прочел данные об авторе. После этого подошел к книжному шкафу и выбрал там книги “Практическое применение гипноза в медицине и в стоматологии” и “Искажение понятия времени в гипнозе”, показал пальцем на имя автора на запыленных обложках и заметил несколько ядовито:

“Итак, вы валяете дурака, занимаясь всей этой ерундой!”. Автор не только не стал возражать ему, но еще и добавил масла в огонь, сказав: “И еще прошлым вечером я написал статью о гипнозе, а кроме того, я являюсь редактором журнала „Американский журнал клинического гипноза"”. И услышал такой ответ: “Да, я много слышал о вас как о первоклассном специалисте, но я весь в сомнениях (заметив, что автор записывает каждое его слово, пациент непроизвольно стал говорить медленнее, в соответствии со скоростью письма автора, но не прерывая своих жалоб), и мне нужна помощь”.

“Мне становится все хуже и хуже. Это началось восемь лет тому назад. Я ехал на работу и вдруг впал в панику, и мне пришлось остановить машину у обочины дороги. Примерно через полчаса я уже мог продолжать путь на работу. Постепенно такие вынужденные остановки участились, а потом стало еще хуже. Теперь я не могу даже парковать машину у обочины, мне приходится возвращаться домой. Иногда это происходит по дороге домой с работы, и тогда я вынужден возвращаться назад в свой офис. Через час, а иногда через полчаса я спокойно продолжаю свой путь без каких-либо затруднений. Моя жена пробовала подвозить меня, чтобы избавить меня от этих приступов паники. Но это еще больше усугубило положение вещей. Я все равно впадал в панику и кричал на нее, чтобы она ехала быстрей. Я пытался пить успокоительные лекарства, но это не помогало. Я стал ездить на такси, но таксисты наверное думают, что я тронулся, потому что я неожиданно начинаю кричать на них, чтобы они повернули назад и пытаюсь заставить их нарушить правила движения, чтобы поскорее вернуться домой или на работу. Я пытался ездить автобусом и думал, что сойду с ума. Водитель автобуса не мог позволить мне сойти раньше автобусной остановки. Я почти бегом возвращался домой. Сначала такие приступы бывали не каждый день, но теперь они становятся все чаще и чаще. Три года тому назад они стали происходить каждый день, и я опаздываю на работу и поздно приезжаю домой. Мне приходится брать с собой второй завтрак, так как я прихожу в ужас от одной мысли, что мне нужно ехать куда-то завтракать”.

“Три года назад я прошел интенсивное лечение у доктора X. Он обучался в течение трех лет психоанализу в клинике У. и занимался психоанализом уже два года. Я встречался с ним 4—5 раз в неделю, каждый раз по часу в течение двух с половиной лет, но мне всегда приходилось затрачивать на дорогу к нему почти два часа, чтобы не опаздывать на сеанс и почти два часа на дорогу домой. Мне не всегда приходилось спешить, у меня было время. Иногда я приезжал раньше назначенного времени, а иногда уезжал вовремя. Но мне становилось все хуже. Тогда, шесть месяцев назад, психоаналитик прописал мне большие дозы транквилизаторов, потому что у меня не было никаких улучшений. Но он продолжал лечить меня. Его анализ не дал ничего хорошего. Некоторые препараты действовали в течение недели, а иногда даже две, но потом они теряли для меня всякий эффект. Большая часть из них мне не помогла. Назовите мне любой транквилизатор — я принимал его! Черт возьми! А успокоительные! Дополнительные часы у психоаналитика... Потом пару месяцев я пытался пить виски. Я никогда не был заядлым любителем выпить. Но виски! Каким облегчением оно было для меня! Я мог пить и утром, и днем на работе, и вечером дома. Я чувствовал себя прекрасно. Принимая транквилизаторы, я не был в состоянии выполнять свою работу, и даже те, которые мне помогали, мешали мне в работе. Мне пришлось выполнять более простую работу. В течение месяца я пил виски дважды в день: один раз утром, перед тем, как поехать на работу, и один раз перед тем, как возвратиться домой, и все было хорошо. Потом, приблизительно месяц назад, мне пришлось удвоить утреннюю дозу, а потом выпивать еще одну порцию виски в полдень, а потом двойное виски, прежде чем ехать домой. Потом я начал пить тройную порцию виски с дополнительными выпивками в промежутках. Мой дом в 20 минутах отсюда. Мне пришлось выпить три раза, чтобы добраться сюда. Я приехал так рано, чтобы подождать пару часов и протрезветь, а трезвею я быстро”.

“Когда я только начал свой психоанализ, я много слышал и читал о гипнозе, слышал я и о вас. Психоаналитик сказал мне откровенно, что вы за фрукт, и что гипноз опасен и бесполезен, но даже если вы великий фокусник, я знаю, что, по крайней мере, у вас имеются нужные документы на медицинскую и психиатрическую практику. И мне сейчас безразлично, насколько опасен и бесполезен гипноз. Он не хуже алкоголя. Виски, которое мне приходится пить каждый день, превращает меня в алкоголика.

Вы, во всяком случае, не нанесете мне вреда вашим гипнозом больше, чем алкоголь. Я попытаюсь сотрудничать с вами, но после всего, что я слышал о гипнозе от моего психоаналитика и прочел все, что он мне давал, и что отрицает пользу гипноза, я понимаю, что никто, находясь в здравом уме, не даст себя загипнотизировать. Но, по крайней мере, попробуйте”.

Автор услышал этот рассказ как раз в тот момент, когда перед ним на столе лежала только что законченная статья о гипнотическом методе при работе с пациентами, неконтактными по различным причинам. Это и определило суть данного эксперимента. Он попросту состоял в том, что автор попросил у пациента разрешения прочесть ему вслух эту статью, не говоря о своем намерении использовать ее в качестве приема для индукции гипнотического транса. Пациент с маской отвращения на лице согласился, но отказался пристально смотреть на какой-либо предмет. Его взгляд блуждал по комнате, руки лежали на подлокотниках кресла, а не на коленях.

Описание метода было прочитано медленно, осторожно, почти дословно. Иногда автор перечитывал те отрывки из статьи, которые, судя по выражению лица, произвели на пациента наилучшее впечатление.

Наконец пациент начал смотреть сначала на одну руку, а потом на другую. В конце концов его взгляд стал фиксироваться на правой руке. Левый указательный палец, палец “нет” начал слегка приподниматься, а затем и левый средний палец. Потом вдруг начал подниматься указательный палец на правой руке, колеблясь и дергаясь, но довольно настойчиво. Его левый указательный палец опустился, но средний не изменил своего положения. Его голова настойчиво кивала в знак утверждения до тех пор, пока у него не развилась каталепсия в обеих руках. Его глаза спонтанно закрывались, когда опустился левый указательный палец.

Его оставили в состоянии транса еще 30 минут, а автор вышел из своего кабинета, вскоре вернулся, проверил, сохранилась ли у пациента каталепсия, и вновь стал работать над рукописью.

Наконец пациент был разбужен из глубокого транса каким-то замечанием относительно чтения рукописи. Он проснулся, медленно переменил положение и снова заметил, что гипноз не будет вреднее алкоголя. Неожиданно он взглянул на часы на стене с изумленным выражением на лице, сверил их время со своими наручными часами, а потом с часами автора. С замешательством он сказал: “Я пришел сюда полчаса назад. Все часы говорят, что я нахожусь здесь уже два часа, сейчас почти 3 с половиной. Мне нужно уходить”.

Он выбежал из комнаты, потом бегом вернулся назад, чтобы спросить, когда он может прийти в следующий раз и попрощался с автором за руку. Ему назначили свидание через три дня и сказали: “Обязательно принесите с собой полную бутылку виски”. (Он не смог понять скрытый смысл этой фразы и ответил, что принесет, у него в боковом кармане есть наполовину пустая бутылка, хотя еще утром, когда он уходил из дома, она была полна). Потом он вышел из комнаты ожидания, вернулся и снова попрощался с автором за руку, заявив, что забыл попрощаться.

Три дня спустя он, улыбаясь, вошел в кабинет, сделал несколько небрежных замечаний относительно текущих событий, удобно уселся в кресло и сделал комплимент относительно пресс-папье. Его попросили рассказать, что произошло за эти три дня.

Он ответил очень пространно: “Ну, я думал о тех затруднениях, с которыми я к вам пришел. Я очень рассердился, и мне нужно было многое сказать, и я сказал все, а вы записали слово в слово. Я пытался подсчитать, во сколько мне обойдется каждое слово, на которое вы тратили свое время, записывая их. Меня- это очень раздражало, и, когда я заметил, что я здесь уже 2,5 часа только затем, чтобы вы записали дословно мой рассказ, я решил, что заплачу вам только за один час, и ругайтесь, спорьте со мной сколько вам угодно. Потом, когда вы сказали, чтобы я принес сюда полную бутылку виски в следующий раз, я почувствовал себя так же, как когда принимал эти бесполезные транквилизаторы, и почти решил больше не приходить. Но, когда я вышел на улицу, я понял, что чувствую себя необычайно свободным и раскованным, хотя я опоздал на деловое свидание, поэтому и вернулся, чтобы попрощаться. (Читатель, вероятно, заметил, что хронология события не точна.) Потом я забыл выпить, чтобы доехать на машине до места встречи: может быть, потому, что был раздражен вашим упоминанием о бутылке виски”.

“Затем на следующий день, прежде чем я понял это, я оказался в своем офисе вовремя, чувствовал себя прекрасно, хорошо выполнил свою дневную работу, поехал на второй завтрак, а вечером поехал домой. То же самое и на следующий день. Потом в это утро я вспомнил, что у меня назначено свидание с вами в этот день. Я по-прежнему злился на это ваше упоминание о „полной бутылке", но все же я приобрел ее, чтобы положить в карман. Я немного выпил из другой бутылки, но забыл положить в карман полную бутылку. Я предполагаю, что вы поймете это как сопротивление или отрицание вашего авторитета. Я же говорю, что хотел, но забыл. Я был вовремя в своем офисе, занимался своей работой, но в обед ко мне заглянул мой старый приятель, и мы, обедая с ним, выпили бутылку пива. Потом я вернулся к работе и едва вспомнил о нашем свидании. Так что, кажется, вы действительно можете помочь мне, если начнете работать со мной, а не записывать каждое мое слово. Это отнимает много времени. Мне не требовалась выпивка сегодня утром, но не мог же я прийти к вам под каким-то фальшивым предлогом; поэтому я выпил одну порцию виски. Коктейль в обед — это нормально, но пить утром — ужасно. В какой-то степени я не считаю, что это так уж плохо, что вы отнимаете и свое и мое время, записывая все, что я говорю”.

Затем пациент и автор немного обсудили текущие события, и автор предложил пациенту такой неожиданный комментарий: “Ну, давайте посмотрим. Вы однажды были одним из редакторов крупной столичной газеты, а редакционные статьи должны формировать мнение масс. Скажите мне, мнение формируется в сознании человека или в его подсознании, и как вы сами определяете сознание и подсознание?”. Он ответил: “Вы не посещали 2,5 года психоаналитика, чистосердечно сотрудничая с ним, а потом еще не промывали свой мозг этими проклятыми транквилизаторами плюс психоанализом, ничему не научившись и многое потеряв. Все, что я могу сказать вам, будет обычным схематическим определением, а именно: ваш сознательный разум — передняя часть ума, а подсознательный — задняя часть. Но вы, вероятно, знаете об этом больше, чем я и доктор X.”. Я спросил его: “А вероятно ли, что когда-нибудь эти две половинки встретятся?”. Он ответил: “Странный вопрос, но я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. Я думаю, что подсознательный разум может рассказать сознательному разуму что-то, но не думаю, что сознательный разум может сказать что-нибудь подсознательному или он может знать, что есть в подсознательном. Я потратил уйму времени, пытаясь раскопать что-то в подсознательном вместе с доктором X., и ничего не добился; мне становилось все хуже”. Ему был задан другой вопрос: “Не обсудить ли нам как-нибудь вопрос о подсознательном разуме в сознательном разуме?”. Он ответил так:

“Ну, если вы собираетесь записывать все, что я говорю, и все, что говорите вы, а я удачно решу свои затруднения тем, что вы проводите все время, просто записывая мои жалобы так, как вы делали в прошлый раз... Между прочим, я вчера прекрасно провел вечер, играл в гольф с одним клиентом нашей фирмы, первая хорошая игра за много лет, и совсем не выпивал... Ну, давайте обсудим сознательный разум, политику, гипноз, все, что вам захочется”.

Автор спросил пациента, почему он так ответил. Он сказал: “Ну, это просто удивительно. Мне 52 года, а я ною и скулю, как маленький щенок, и у меня такое чувство, что я могу верить, ждать, как мальчишка, который твердо уверен, что самые смелые мечты пойти в цирк исполнятся. Звучит глупо, не так ли? Но у меня действительно такое ощущение, как у полного надежд счастливого малыша”.

Автор ответил на это вопросом: “Вы помните, в каком положении вы сидели в том кресле?” Он сразу же поставил ноги рядом, опустил руки на колени, закрыл глаза, медленно опустил голову, упорно кивая головой, и через несколько мгновений оказался в глубоком состоянии транса.

Оставшееся от часа время было потрачено на “объяснение того, как важно реорганизовать модели поведения на завтра, на следующий день, на следующую неделю, на следующий год; короче говоря, на будущее, чтобы удовлетворить потребности и назначение в жизни”. Все это объяснение велось в общих, довольно смутных выражениях, а фактически, это были осторожные постгипнотические внушения, предназначенные для удовлетворения его потребностей.

Он был выведен из состояния транса простым замечанием: “Да, именно так вы и сидели в прошлый раз”, — тем самым осуществлялась переориентация на время, которое предшествовало этому второму трансу. Когда он проснулся и открыл глаза, автор многозначительно взглянул на часы. Пациент снова был изумлен, когда понял, сколько прошло времени, попросил о другой встрече через три дня, но согласился подождать пять дней. По пути из кабинета он остановился, чтобы взглянуть на резные деревянные работы, и заметил, что он собирается, не откладывая, наняться резьбой по дереву, что очень любит это занятие, но давно откладывал.

Пять дней спустя пациент вошел, улыбаясь, удобно уселся в свое кресло, и по его виду было понятно, что ему хочется поговорить. Его спросили, что с ним произошло в последний уикэнд и в следующие три дня. Его ответ, сделанный медленно и терпеливо, как будто для того, чтобы автор имел возможность записать его, был весьма информативным.

“Я встречался с вами дважды. Вы не сделали со мной ничего примечательного, и все же это срабатывает. За это время я трижды сталкивался со своей проблемой. Я собирался поехать в город со своими друзьями, женой, которая сидела рядом со мной, а я вел машину. Я почувствовал, как старая паника охватывает меня, но я не подал вида жене об этом. Я не ездил по этой дороге уже много лет, и в последний раз, когда я там был, меня охватила паника на том же месте, как и в последний раз. В этот раз я остановился, притворился, что проверяю проводку, а потом попросил жену вести машину. На этот раз ничто не могло заставить меня прекратить езду, а паника ушла, но когда, не помню. Мы хорошо провели время, и я ехал назад, не помня о последнем приступе паники. Потом в полдень я пошел в отель, в ресторане которого я не обедал уже много лет из-за своих приступов паники, и, когда я уходил, ко мне подошел старый приятель, поздоровался со мной и начал рассказывать длинную скучную историю, и я рассердился на него, — мне хотелось вернуться поскорее на работу. Я был просто разозлен, но у меня не было паники. Потом, когда я вышел из своего офиса, чтобы приехать сюда, в двери меня остановил клиент, чтобы рассказать анекдот, и я опять был зол, потому что он задерживал мою поездку к вам. Когда я наконец отправился в путь, я понял, что у меня был опять приступ паники, но очень небольшой, что я могу справиться с ним сам. Теперь вам придется сказать мне, что здесь происходит. Ах, да, мы с женой один раз вечером выпили по две порции виски перед обедом. Она сказала, что виски, смешанное с вином, вкуснее, и правда?”.

“Но все-таки, что происходит? Вы сидите и записываете, что вы и я говорим. Вы не гипнотизируете меня, вы не проводите никакого психоанализа. Вы говорите со мной, но ничего определенного. Я предполагаю, что вы все еще готовитесь гипнотизировать меня, но для чего, я не знаю. Я пришел сюда по своей проблеме после того, как без всяких результатов я „психоанализировался" в течение 2,5 лет, промывал себе мозги транквилизаторами и психоанализом еще полгода, а теперь через два часа вы, ничего не делая, внедрили в меня уверенность, что я справлюсь с этим”. Я дал ему ничего не говорящий ответ, что лечение происходит внутри пациента, что время — прежде всего катализатор. На это он заметил: “Ну, катализатор, готовьтесь! Если я смог потратить три года жизни на психоанализ и транквилизаторы, становясь все хуже, а теперь за два часа я становлюсь лучше (отметьте употребление местоимения первого лица), наблюдая, как вы пишете, в вашем распоряжении все мое время. Это удивительно, прийти в офис и домой, обедать, встречаться со старыми друзьями, и ведь тот анекдот моего клиента был не так уж плох. Когда будет наша следующая встреча?”.

Автор просил его прийти через неделю и дать волю своему подсознательному разуму поработать над своей проблемой, сколько ему потребуется.

Неделю спустя пациент вошел в кабинет и спросил с некоторым замешательством: “Все идет хорошо. У меня были приступы паники всю неделю, не очень сильные, но довольно странные. Они все происходили не в тех местах, как раньше. Я регулярно выполняю свою работу так, как я хочу. Я повысил свою нагрузку. Я вхожу в свой офис и ухожу из него, и все бывает хорошо. Но происходит нечто глупое. Я надеваю один ботинок вполне свободно, но только беру второй, тяжелый приступ паники охватывает меня, потом исчезает, и я спокойно надеваю второй. Я въезжаю в гараж, выключаю зажигание, запираю дверь гаража, и паника набрасывается на меня. Но в тот момент, когда я кладу ключи от машины в карман, паника уходит. Больше того, каждый приступ паники меня все больше забавляет, это глупо и нелепо. Я даже не против них. Просто смешно, как человек может так паниковать и страдать, как это было со мной раньше”.

“Интересно, не является ли причиной этих приступов паники раздражение моей жены по отношению ко мне. Она всегда хотела, чтобы я на все смотрел так, как она хочет и меня это всегда доводило до сумасшествия. Поэтому я думаю, не впадаю ли я в панику, потому что она так раздражает мою жену. Вы знаете, я думаю, что это — первопричина всего. Я подозреваю, что каким-то образом вы заставляете меня разорвать старую проблему на мелкие кусочки и разбросать ее во все стороны наподобие конфетти. Интересно, почему за три года я никогда не рассказывал моему аналитику об антагонизме моей жены. По четыре-пять часов в течение трех лет он выуживал из меня всякие мысли. Почему я вам все это говорю? Вы никогда меня об этом не спрашивали! Ах, да, я два дня играл в гольф так, как мне это всегда нравилось — без выпивок, без паники. Затем по пути сюда у меня опять возникла паника, когда я вышел из здания офиса, и поэтому я пошел в соседний бар, заказал три двойных виски, заплатил за них, посмотрел на все три стакана, стоящих передо мной, и понял, что ни разу в жизни не видел более глупой вещи, чем эта. Поэтому, хотя бармен и стоял, уставившись на меня и на нетронутые стаканы, я вышел. У меня уже не было никакой паники”.

“Сейчас вы уже полчаса записываете то, что я вам рассказываю, и часы говорят, что сейчас уже половина первого, а я хочу заключить пари, что в следующий раз, когда я взгляну на них, они покажут, что уже час”. (Намек этого замечания очевиден.)

Автор медленно и серьезно ответил ему: “Вы совершенно правы”. Его глаза сразу же закрылись, и у него возникло глубокое состояние транса. Автор попросил его вкратце дать обзор тех успехов, которые он сделал, и ему медленно зачитали отчет о предыдущей беседе. Пока он слушал, он медленно кивал головой в знак согласия.

Точно в час автор сказал пациенту: “Как вы и сказали, сейчас ровно час”. Он проснулся, потянулся, зевнул и сказал: “На следующей неделе в это же время, не так ли?”.

Такая встреча была назначена.

Когда он уходил из кабинета, он заметил: “Я читаю эту удивительную книгу. (Вынимает из кармана.) Не хотите прочесть ее, когда я кончу?” Его уверили, что это будет огромным удовольствием для автора.

Следующая встреча была самой обнадеживающей. Когда он вышел, он сказал: “Мне нравится беседовать с вами. Я теперь понимаю. В течение многих лет у меня подсознательно накапливалось неприязнь к жене только в одном отношении. Ее отец умер, когда она была еще ребенком, и ее мать поклялась, что заменит отца своей маленькой дочери. Она и была им. Да и сейчас тоже, а моя жена очень похожа на свою мать. Она дома ходит все время в брюках. И моих, и моего сына тоже. Во всех отношениях она ведет себя дома как мужчина. Но мы так подходили друг к другу во всех других отношениях, и мы так нежно любили друг друга, и она всегда решает все вопросы верно. Дело в том, что мне хотелось бы получить от нее разрешение решать так же, как решает она. Нет, неверно. Мне не нужно разрешение. Я хочу решать и заставить ее соглашаться со мной, потому что мое решение верно, вместо того, чтобы соглашаться с ее решениями, потому что они бывают такими, какие я тоже мог бы принять. Странно, но за три года я не говорил об этом ни разу со своим психоаналитиком. Мне интересно, почему я вам рассказал все это, хотя я так плохо думал о гипнозе. А в прошлое воскресенье я рассмеялся про себя. Моя жена заявила, что она повезет меня и детей на аттракцион, который я хотел посмотреть, и она знает об этом. Но я решил, что останусь дома и сказал ей об этом. Мне это очень понравилось. Стоило ради этого даже пропустить это развлечение. Я чувствовал себя счастливым маленьким мальчиком, который с успехом утвердил себя”.

“Теперь, с вашего разрешения, я хочу... Нет, мне не нужно ваше разрешение, поскольку я решил сделать так и делал почти целую неделю. Вот что я делал. Первый день, когда я сел в машину, я намеренно вызвал у себя короткий приступ паники примерно через один-два квартала после дома, а потом спокойно ехал на работу. На следующий день я проехал немного дальше и вновь вызвал более короткий приступ паники, а потом ехал дальше. То же самое я делал, когда возвращался домой. У меня только должно оставаться достаточно времени для 4—5 приступов паники. Потом я покончу с этим. Но я не перестану ходить к вам. Мне нужно беседовать с вами хотя бы раз в неделю, если вы не возражаете. Я буду платить за это”.

Терапия и дальше проходила таким же образом: сначала рассказ пациента о собственном поведении без каких-либо комментариев со стороны автора и общий разговор на различные, связанные с рассказом пациента темы. Таким образом, пациент брал ответственность за лечение на себя, делая это по-своему, со своей скоростью.

Он все еще продолжал посещать автора раз в неделю, иногда чисто на уровне общения, иногда для обсуждения поведения своих детей-подростков, но не как проблемы, а как отличия от своего поведения в том же возрасте. Его собственные затруднения исчезли, если говорить о каких-то затруднениях личности. То, что он хочет платить психиатру за свои неофициальные визиты, дает основание предположить, что где-то подсознательно этот пациент хочет получать гарантии для дружеских отношений с автором на долгий срок, который помог ему добиться удовлетворения чувства мужского превосходства, не заставлял его пройти через длительные, унизительные поиски лечения, а просто перенес всю ответственность за лечение на самого пациента и его подсознательный разум. Однако, по мере того, как проходит время, становится очевидным тот факт, что эти визиты станут как можно реже. Часто стали упоминаться планы на лето, а они сделают эти визиты неприемлемыми. Таким образом, его подсознательный разум сообщает автору о планируемом им завершении лечения. Но пока остается неизменным то, что он впадает в спонтанный транс на 5—10 минут, когда его часовой визит приближается к концу. В этом трансе он хранит молчание, и автор тоже.

Такие же терапевтические процедуры были использованы и в прошлом, конечно, не точно так же, но очень похожим образом. Один из пациентов, договариваясь о следующей встрече, всегда говорил, обосновывая свою просьбу о визите к врачу, такую фразу: “... так, чтобы я мог перезарядить свои батареи”, имея в виду состояние транса, иногда приносящие пользу внушения, иногда просто транс. Другие пациенты вступают, казалось бы в ничего не значащий разговор, иногда прерывая его для транса. Таких терапевтических процедур было достаточно, чтобы добиться удовлетворительных результатов на долгий срок.

Дата добавления: 2015-07-12