Эксперим. 1 страница

Uруппа: XXX

Контроль.

Группа — — X

По двум гипотезам было получено два результата, которые нуждаются, однако, в серьезной и расширенной перепроверке.

1. Точность-согласованность в приписывании черт (маркеров Большой Пятерки) и точность-угадывание оказались скоррелированными положительно, но не значимо.

2. После нолучения'у обратной связи точность-согласованность в экспериментальной группе не только не выросла, но даже снизилась (!) — и:ю сравнению с контрольной группой, и по сравнению с первой серией в

амой экспериментальной группе.

Как можно проинтерпретировать эти в общем-то не слишком ожидаемые результаты? Первый результат, по-видимому, свидетельствует о том, что сте-эеотипы межличностного восприятия по некоторым факторам сложились в определенный «миф», в отношении которого существует определенный уро-(ень согласованности субъективных представлений, но он отличается от ре-шьного положения дел (если, конечно, только считать данные вопросника >еальными). О том, что ряд факторов Большой Пятерки особенно затруднен |хля визуальной диагностики (по фотопортрету), говорит тот факт, что только

по трем факторам «Экстраверсия», «Самоконтроль», «Эмоциональная стабильность» получена значимая корреляция усредненных экспертных оценок и тестовых Q-данных (при расчете этих корреляций варьировали не субъекты, а объекты перцепции — другой слой куба данных). Факторы «Дружелюбие» и «Интеллект» оказались менее «прозрачными»: внешние наблюдатели, как оказалось, неточно оценивают их по внешнему облику.

Второй результат можно интерпретировать как свидетельство тонкости того механизма, который отвечает за межличностное познание и приписывание черт по визуальному облику. По-видимому, этот механизм функционирует интуитивно — на неосознаваемом, автоматизированном уровне. «Работа над ошибками» привела'только к разрушению этой интуитивной скоординированности (подобно тому, как осознание автоматизированных операций разрушает навык). Во всяком случае, такая первичная коррекций (в ходе одного занятия в неделю) оказывается явно недостаточной для положительного эффекта. Требуется серьезный тренинг, чтобы реально повысить точность межличностного познания..

Можно было предположить, что визуальная диагностика по внешнему облику является слишком «экзотичным» видом познания, что в реальной жизни люди общаются и ориентируется не столько на внешность, сколько на речевое поведение других людей. Мы сравнили точность-согласованность визуальной диагностики с точностью-согласованностью в приписывании маркеров В5 тем же самым персонажам, но на основании их вербальных самоописаний (опубликованных этими Интернет-пользователями на разных серверах для знакомства). Оказалось, что согласованность по фотографии значимо превосходит согласованность по вербальным самоописаниям. Это только подтверждает высокий уровень участия бессознательных механизмов и эталонов восприятия в функционировании нашей «имплицитной теории личности», которую весьма непросто скоррегиро-вать — по крайней мере, без промежуточных потерь в точности и здравом смысле (имеется в виду именно «common sense») подобного восприятия.

не всегда помогает, но иногда привносит субъективизм, подталкивает эксперта к ошибкам, обусловленным стереотипами его собственной наивной (имплицитной) теории личности (ИТЛ);

в) в эпоху Интернета облегчается возможность анонимного психодиагностического обследования и проверки реальной точности межличностного восприятия, что создает принципиально новую информационную среду для проверки валидности и вопросников, и тестов нового тина — матричных тестов.

Последние результаты подтверждают необходимость изучения и коррекции ошибок ИТЛ (трансформаций ЛСП) практически у всех профессионалов, имеющих дело с людьми (учителя, врачи, сервис-клерки, продавцы, менеджеры, агенты и т. п.), и особенно у экспертов, от которых зависят самые ответственные и судьбоносные решения.

Краткое описание этих последних экспериментов целесообразно заключить следующими предварительными выводами (предварительными, поскольку этот цикл работ следует считать только начатым):

а) матричная диагностика (основанная на модели куба данных, на субъектной парадигме в анализе данных) может давать весьма содержательные и глубокие результаты, если мы расширяем перечень вербальных конструктов (понятий), включая не только односложные термины для обозначения шкалируемых элементов и полюсов шкал, но и развернутые описания правдоподобных проблемных ситуаций и развернутые описания действий (стратегий поведения) в этих проблемных ситуациях;

б) межличностное восприятие (включая визуальную оценку черт по визуальному облику партнера) в ситуациях профессионального общения

ЗАКПЮЧЕНИЕ

Итак, подведем определенные итоги. Предметом нашего исследования явились системы обыденного и паучно-пспхологического знания о.личиостн и процедуры получения этого знания. В нашем исследовании решались главным образом методические и экспериментальные задачи, но углубленная интерпретация полученных результатов, безусловно, может продвинуть и теоретическую психологию о личности.

Главными методическими достижениями проделанного цикла работ можно считать:

1) создание тезауруса (психосемантического словаря) для 2090 терминов личностных черт русского языка как некоторого инструмента для конструирования и интерпретации результатов личностных методик;

2) конструирование и корректная психометрическая адаптация многомерного русскоязычного личностного тест-опросника 16РФ, имеющего универсальное психодиагностическое значение для психологов-практиков, независимо от их теоретической ориентации и методологических предпочтений

(см. прил. 3);

3) разработка целого семейства конкретных психосемантических диагностических методик, основанных на использовании лексики личностных черт и близких к ней семиотических средств фиксации личностного знания (универсальный контрольный список КСП-240, специализированные контрольные списки для исследования личности школьников, родительско-детскнх отношений, национальных стереотипов, Тест Когнитивной Сложности, Пространственная мнемошкала. Тест Юмористических Фраз, Методика Субъективной Идентификации, Репертуарный Личностный Семантический Дифференциал и другие);

4) самостоятельное значение в нашей работе имела разработка компьютерных программных инструментальных систем, предназначенных для психометрического конструирования тестов (ТЕСТАН), для сбора и анализа результатов семантического шкалирования (ЭКСПАН), для стандартизованной интерпретации тестов и описаний личности (ТЕЗАЛ).

С помощью разработанных методических средств в ходе проведенного нами цикла экспериментальных исследований мы проверяли две группы экс-

периментальных гипотез. Первую группу гипотез трудно назвать гипотезами в традиционном смысле слова, так как здесь речь идет о валидности, содержательной и эмпирической обоснованности системных модельных представлений, т. е. различных моделей так называемого «личностного семантического пространства» (ЛСП). Вторая группа включает более традиционные гипотезы, в которых постулируется зависимость между определенными психологическими переменными и операциональными индикаторами различных индивидуальных трансформаций ЛСП.

Не повторяя здесь изложения самих гипотез (см. главу 3), кратко суммируем основные полученные нами результаты.

Гипотезу 1.1, постулирующую кросс-культурную универсальность глобальных личностных факторов, можно считать подтвержденной полученными нами результатами с большой степенью уверенности. В наших работах с помощью различных методических средств («интернальных» суждений о сходстве черт и «экстернальных» суждений, приписывающих черты людям), на основе различных семиотических форм фиксации личностных черт (слова естественного языка и утверждения тест-опросников), на разных, по» составу и объему выборках испытуемых (профессиональиые.психологи, учителя, студенты непсихологических вузов и т. п.), на разном социально-перцептивном материале (школьники, национальные стереотипы, «образ-Я» и др.), на основе строгих процедур сравнения наших результатов с результатами зарубежных и прежде всего англо-американских исследований были воспроизведены пять устойчивых факторов, аналогичных тем, которые были получены ранее в исследованиях других языковых культур (факторы перечисляются в том порядке, который получен именно в русскоязычном проекте):

1) Дружелюбие (альтруизм);

2) Интеллект (интеллигентность);

3) Активность (экстраверсия);

4) Самоконтроль (сознательность);

5) Эмоциональная устойчивость (уверенность в себе).

Эти факторы имеют двоякую иЕггерпретацию при разных поворотах обобщенного «личностного семантического пространства»:

а) субъектнаяДили психосемантическая) интерпретация позволяет рассмотреть эти факторы как различные аспекты субъективной функционалыго-деятельностной оценки человека человеком, приложииые к самому широкому классу ситуаций;

6) объектная, темпе рам ентальная интерпретация рассматривает эти факторы как наиболее общие параметры структурно-динамических индивидуально-психологических различий, проявляющихся в самых: разных по своему предметному содержанию ситуациях и видах деятельности. Но надо сказать, что факторы 1 и 2 испытывают, очевидно, максимальное влияние со стороны прижизненно приобретаемого опыта и социально-культурных стандартов, принятых в окружающей человека среде.

Гипотезу 1.2 о лингвистической детерминации личностных вопросников на основании наших результатов следует сформулировать в более слабой и

дифференцированной форме — как гипотезу о родственности семантических структур и знаний о личности, лежащих в основе данных, получаемых с помощью оперирования терминами черт (S-данные) и с помСщью ответов на вопросы тест-вопросников (Q-данные), т. е. как гипотезу о родственности психосемантических техник и вопросников. Значительная часть вопросов большинства личностных тестов либо в явной, либо в менее явной форме предполагает совершение испытуемым умственной работы (категоризации), аналогичной атрибутированию черт личности самому себе. В факторной структуре личностных вопросников воспроизводятся те же самые универсальнце факторы, что и в структуре психосемантических техник (контрольные списки, семантический дифференциал, тест конструктов, парные оценки сходства). Именно в той степени, в какой в вопросе теста удается уйти от прямого или косвенного приписывания известной личностной черты к описанию конкретного поведения в конкретной ситуации, в такой степени система латентных переменных (факторов), лежащих за личностным вопросником, уходит от субъектной по своей природе «обыденной концепции личности» (или «имплицитной теории личности») к реальным темпераментальным кросс-ситуационным и предметно-ситуационным личностным переменным.

При факторизации простых одномерных тест-вопросников мы обнаруживали, как правило, два фактора. Такое наличие минимум двух независимых факторов при факторном анализе однофакторного диагностического инструмента (тест-вопросника или контрольного списка) служит весомым доказательством эвристичности модельного представления о четырех пол юс ном строении личностной черты (гипотеза 1.3).

Сознательная рефлексия содержания вопросов приводит к их группировке прежде всего вдоль факторной оси «Социальной желательности». Для повышения достоверности теста-вопросника необходимо применить стратегию балансирования социальной желательности — равномерно заполнить пунктами теста (или контрольного списка) все квадранты двухфактор!юго пространства «Диагностический фактор + Социальная Желательность», в противном случае (при неравномерном заполнении) возникает систематическое сцепление диагностического фактора с фактором Социальной желательности, и. лишаясь так называемой «дискриминантной валидности» относительно «Социальной желательности», тест теряет такое важнейшее свойство валидности, каким является «достоверность» (устойчивость к фальсификации).

Но двумерная четырехполюсная модель строения личностной черты не исключает дополнительного применения «четырехпозиционной модели личностной черты». Полученные нами данные исследования семантики национальных стереотипов говорят о том, что респонденты могут одновременно парадоксально приписывать одному и тому же стимульному объекту крайние (дезадаптивные) полюса личностной черты.

Взаимное смысловое родство различных альтернативных систем покомпонентного (многофакторного) представления ЛСП («личностного семантического пространства») ярко иллюстрируют так называемые «циркуляторные модели» (гипотеза 1.4). Производя реконструкцию на русскоязычном лекси-

ческом материале (и по нашим собственным эмпирическим данным) пятимерной циркуляторной модели В5С для перечисленных выше универсальных факторов Большей Пятерки, мы не только получили устойчивые хорошо интерпретируемые результаты, но и показали возможность связать непротиворечивыми структурными отношениями циркуляторную глобальную модель ЛСП и локальную четырехпозиционную модель личностной черты. Тем самым получены серьезные аргументы в пользу того, чтобы считать модельные подходы 1.3 и 1.4 не противоречащими и взаимно дополняющими друг друга.

С помощью особым образом модифицированйого алгоритма кластерного анализа были получены 240 семантически компактных кластеров из нашего базового словника в 2090 черт личности. Эти кластеры могут быть размещены в секторах циркуляторной модели ЛСП, но в каждый сектор в принципе попадают различные кластеры, смысловые различия которых корректнее всего интерпретировать на основе ситуационно-ролевого содержания поведения и деятельности (гипотеза 1.5). В предлагаемом нами варианте «Атласа личностных черт» совмещены принципы иерархической классификации и логика циркуляторной пространственной модели (прил. 2). Конечно, мы понимаем, что пока нам не удалось сформулировать операциональных критериев проверки валидности модельного представления, отвечающего гипотезе 1.5, настолько же строгих, как по отношению к гипотезе 1.1, но все же полученный нами когнитивный продукт — «Атлас личностных черт» — является конкретным аргументом в пользу правомочности подобного модельного представления.

Новые аргументы в пользу эффективности таксономического (непараметрического, нефакторного) подхода к группировке личностных черт были получены нами совсем недавно — в ходе сравнения результатов факторного и кластерного анализа пунктов личностных вопросников, включая не только 16ЛФ-16РФ, но и ММИЛ (см. последний параграф главы 4).

Тем самым соотношение достоверности первой группы проверяемых нами гипотез можно установить таким образом. С высокой уверенностью на сегодня можно принять гипотезы 1.1, 1.3 и 1.4. С меньшей уверенностью и с определенными оговорками мы принимаем эвристичные идеи, заключенные в гипотезах 1.2 и 1.5.

Важнейшим достоинством первой группы гипотез и соответствующих модельных представлений является их системная совместимость — все эти представления уживаются друг с другом и дополняют друг друга в рамках единого подхода к эмпирическому описанию личности и ее индивидуальных особенностей.

Несколько более драматичной оказалась судьба проверяемой нами второй группы гипотез, относящихся к обоснованию связи различных операциональных индикаторов индивидуальных ЛСП (прежде всего, «различающей силы» и «сцепления» факторов ЛСП) с определенными содержательными и структурными компонентами личности:

• прошлым опытом (когнитивными навыками и шаблонами);

• ценностно-мотивационными ориентациями;

• устойчивыми чертами (или стратегиями, установками) поведения;

• Я-образом.

Во-первых, эти гипотезы в большей мере связаны логически альтернативными отношениями. В самом деле, идеальной для возможностей личностной диагностики была бы такая ситуация, когда один из операциональных индикаторов ЛСП давал бы нам информацию о мотивации индивида, другой индикатор — о стереотипах прошлого опыта, третий — о «Я-образе». Но, к сожалению, мы обнаружили такую ситуацию, когда разные психологические инстанции оказывают свое воздействие на одни и те же эмпирические индикаторы ЛСП, и последние, в силу этого, не могут рассматриваться как диагностически ценные показатели по отношению к каким-то концептуальнр определенным психологическим параметрам личности. Когда такое влияние параметров личности па индикаторы ЛСП оказьшается противоречивым (т. е. когда, грубо говоря, мотивация тянет в одну сторону, опыт в другую, а «Я -образ» — в третью — как своего рода «лебедь, рак и щука»), то мы вообще не обнаруживаем в эксперименте никакой статистически значимой связи.

Если же мы обнаруживаем статистические значимые связи между индикаторами ЛСП и какими-то критериальными параметрами (показателями других традиционных тестов, оценкой наблюдателей и т. п.), то, во-первых, эти связи оказываются не слишком высоки по плотности (в пределах значений 0,3—0,4 линейной корреляции), а, во-вторых, это является, как правило, результатом содружественного, взаимно-усиливающего влияния на ментальную сферу субъекта со стороны разных психологических инстанций, и мы не можем точно сказать, что лежит за данным индикатором — прошлый опыт, актуальная мотивация или защитная реакция субъекта по поддержанию собственной самооценки.

В силу перечисленных выше обстоятельств на сегодня мы должны сделать следующий вывод о диагностических возможностях стандартизованных психосемантических методик: уровень их экспериментально-психометрического обоснования не позволяет пользоваться этими методиками изолированно, они должны дополняться проведением независимых традиционных тестов и, что самое важное, объективными наблюдениями и сбором биографической информации, а также данными нестандартизированной беседы.

Впрочем, по-видимому, не следует драматизировать излишне отрицательный итог наших усилий по проверке второй группы гипотез.

Во-первых, мы проверяли диагностическую информативность главным образом в отношении методик, основанных на так называемых «заданных» личностных конструктах. Имеющиеся в нашем распоряжении компьютерные ресурсы позволяли количественно обрабатывать результаты именно таких, стандартизованных методик. Но в будущем и уже сейчас как раз в результате построения компьютеризированного тезауруса личностных черт, в результате опоры на хорошо структурированный «Атлас личностных черт» появляется возможность стандартизированной обработки тестов со свободными, так называемыми «вызванными» личностными конструктами, диагностическая ценность которых является, по-видимому, несомненно более высокой.

Во-вторых, мы сконцентрировали свое внимание фактически лишь на двух видах возможных трансформаций категориальных систем — на повы-

шении различающей силы и на сцеплении факторов личностных семантических пространств. Но в ходе наших экспериментов мы получали немало данных о том, что иногда более диагностически ценную информацию дают такие трансформации, как «сдвиги» — перемещение начала координат к определенным полюсам. На этих данных, в частности, основываются эффекты, связанные с преимущественным преобладанием ассимилятивных или контрастных иллюзий в межличностном восприятии. Кроме того, есть эффекты, которые вообще нельзя описать в рамках пространственных (или высокоинтегра-тивпых) моделей. Об этом говорят, например, многочисленные разнонаправленные связи между личностными особенностями индивида и ошибками в приписывании им отдельных признаков (конструктов) отдельным объектам (см. предпоследний параграф пятой главы).

В-третьих, все выводы, которые мы сделали в применении к психосемантическим тестам, в полной мере относятся и к таким традиционно излюбленным личностными психологами методикам, какими являются проективные методики. Ведь, как это хорошо известно серьезным опытным специалистам, и проективные методики не дают универсально-надежных формальных диагностических индикаторов. Один и тот же₌индикатор следует интерпретировать в системном контексте с другими и увязывать с независимыми источниками информации о человеке. Только тогда можно сказать, что в одном конкретном случае имела место классическая проекция содержания мотиваци-онно-напряженной фрустрированной потребности, а в другом случае несмотря на внешний драматизм (аффективно нагруженные, но клишированные слова в свободных ассоциациях или рассказе испытуемого, живописный, но стандартный рисунок популярного нынче динозавра в рисуночном тесте и т. п.) имела место только репродукция некоторого культурного штампа без всякой личностно-значимой символики вообще.

Таким образом, психосемантичеекие методики в исследовании личности, по-видимому, должны занять!#есто, во многом близкое к тому, которое занимают проективные техники. Их же определенное преимущество состоит в более высокой степени стандартизации, требующей от психолога не столь высокой квалификации, каковую можно приобрести в случае проективных методик только в ходе длительного обучения. Заманчивые возможности открывает перспектива использования многозначных соответствий между различными индикаторами ЛСП и психологическими параметрами. Но эту возможность могут дать только компьютерные версии психосемантических тестов (см. последний параграф главы 5).

Итак, полученные нами при проверке второй группы гипотез конкретные результаты говорят о тех опасностях и подводных камнях, которые ожидают психологов, социологов, педагогов и всех специалистов, решивших для построения психологического портрета личности воспользоваться субъективными оценками. Даже в тех случаях, когда сам эксперт, выносящий такие оценки, вовсе не является по отношению к объекту включенным наблюдателем, связанным с ним значимыми для него самого личностными отношениями, даже в случаях, когда сам эксперт вовсе не заинтересован на сознательном уровне

в каком-то искажении своих оценок, он все же вносит в свои оценки индивидуально-характерные искажения благодаря стереотипам своего прошлого опыта, благодаря своей актуальной мотивации и собственным защитным тенденциям. В операциональной фиксации и конкретизации этих закономерностей состоит позитивное значение данной части нашей работы.

Обычная стратегия повышения объективности экспертных оценок состоит в сбалансировании индивидуальных искажений путем подбора максимально большего числа «независимых судей», суждения которых не только не зависят один от другого, но и считаются подверженными противоположным искажающим тенденциям, в силу чего усредненный результат оказывается ближе к объективному показателю. Но реально обычно никто не контролирует мотивацию судей, чтобы гарантировать ее разнонаправленность. Исключение, пожалуй, составляют процедуры, наработанные в многовековой культуре судопроизводства: профессиональные мотивации прокурора и адвоката задаются в современном судопроизводстве как нормативно противоположные, так что смещение критерия категоризации у прокурора в сторону «ложной тревоги» компенсируется смещением критерия у адвоката в сторону «пропуска» (на основании презумпции невиновности). В действительности, при вынесении суждений о личности другого субъект бессознательно накладывает на этого другого категориальную сетку собственного «жизненного мира». И разработанная нами четырехпозиционная модель предупреждает об опасностях многообразных последствий такого наложения. Например, «смелому» эксперту (привыкшему действовать в среде, поощряющей повышенный риск) «осторожный» человек (ведущий себя вполне адекватно своему жизненному миру, в котором рискованные решения наказываются) вполне может показаться «трусливым», т. е. «чрезмерно осторожным». «Миролюбивому» эксперту (привыкшему к кооперативным отношениям взаимопомощи) «боевитый» человек (привыкший к конкуренции) может показаться «агрессивным». И так далее.

Сказанное здесь делает очевидным, что в особо ответственных случаях — для получения надежного усредненного психологического портрета человека (кандидата в космонавты, президенты, телеведущие и т. п.) — с помощью психосемантических методик мы должны контролировать несмещенность категориальных установок совокупной выборки экспертов.

Проведенные нами межкультурные сравнения показали, что даже такая многочисленная группа, как почти 100 русскоязычных профессиональных психологов, дает, тем не менее, определенные систематические категориальные искажения, проявляющиеся в трансформации содержания психологически объективного фактора «Эмоциональной стабильности — нестабильности». Полюс «нестабильности» по этому фактору окрашивается в неоправданно положительные оценочные тона: «нестабильный» индивид предстает в их сознании как более «тонкий, сенситивный, гуманный», а «стабильный» выглядит «грубым, бесчувственным технократом и обывателем». Вполне можно ожидать, что в суждениях военных мы обнаружим обратные тенденции. В целом наши эксперименты еще раз доказали, что личностные суждения ока-

зываются пристрастными, в них обнаруживает свою личностную компоненту, свою пристрастность сознание самих судей.

Психосемантика личности может и должна способствовать росту личностного самосознания и прямо (путем технологических процедур), и косвенно (путем наработки развитого тезауруса личностных свойств, развитых и гибких схем интерпретации, способствующих снятию неоправданных стереотипов в сознании самих профессионалов, а за ними и их клиентов). И последняя форма влияния, может быть, в недалеком будущем станет гораздо более важной.

Дополнительные исследования семантической структуры личностных методик, предпринятые нами в последние два года (см. последний параграф главы 4) показали, что в плане глубокого теоретического понимания психологических причин межкультурной устойчивости таких систем, как ЕРА (Оценка-Сила-Активность) или Большая Пятерка, мы на самом деле находимся лишь в самом начале пути. Возможно, что в таких чисто эвристических (то есть нестрогих) схемах, как предложенная нами схема КСИТ (когнитивно-ситуационная интерпретация темперамента), заключен ключ к разгадке той фантастической пластичности психики, которая так лосаждает психологам-исследователям (не способным из-за этого добиться устойчивой воспроизводимости своих результатов и теорий), но которая так нужна самому человеку. Нужна для того, чтобы чувствовать себя хозяином своей судьбы, а не жертвой наследственности и непреодолимых внешних обстоятельств..Если психосемантика личности сможет показать, что человек способен реально мобилизовать необходимые ресурсы в значимой ситуации только благодаря грамотно выстроенным процессам категоризации (самооценки и оценки внешних преград), то тогда миссию психосемантики перед человечеством можно будет считать выполненной не только в научном, но и в морально-этическом смысле.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аванесов В. Г. Тесты в социологическом исследовании. — М.: Наука, 1982. — 199 с.

Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. — IvL, 1977.

Анастази А. Психологическое тестирование. — В 2 т. — М.: Педагогика, 1982.

Андреев А. Ф. Психосемантическое исследование личности. Построение тезауруса личностных черт. Рукопись дипломной работы, выполненной пол рук. А. Г. Шмелева. — М.: Ф-т психологии МГУ, 1*984.

Андреева Г. М., Богомолова И. И., Петровская.Л. А. Современная социальная психология на Западе. — М.: Изд-во МГУ, 1978. — 269 с.

Андреева М. К. Психосемантический подход к интерпретации личностных черт в психодиагностике. Рукопись дипломной работы, выполненной под рук. А. Г. Шмелева. — М.: Ф-т психологии МГУ, 1987.

Артемьева Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики. Посмертное издание под редакцией И. Б. Ханиной. — М.: Наука; Смысл, 1999. — 350.

Артемьева Е. Ю. Психология субъективной семантики. — М.: Изд-во МГУ, 1980. — 126 с.

Артемьева Е. Ю., Мартынов Е. М. Вероятностные методы в психологии. — М.: Изд-во МГУ, 1975. — 206 с.

Асмолов А. Г. Деятельность и установка. — М.: Изд-во МГУ, 1979. — 150 с.

Асмолов А. Г. Личность как предмет психологического исследования. — М.: Изд-во МГУ, 1984. — 105 с.

Аугустинавичюте А. Соционика..(Введение. Психотипы. Тесты). — В 2 т. / Сост. Л. Филиппов. — СПб: «ACT», 1998. — 444 + 444 с.

Бабина В. С, Шмелев А. Г. Тест юмористических фраз //Общая психодиагностика / Ред. А. А. Бодалев, В. В. Столин. — М.: Изд-во МГУ, 1987. — С. 174—178.

БелъцерА. И., Ларионов А. Г., Шмелев А. Г. Проблемы и перспективы тестирования знаний в Интернет: технология «Телетестинг». — Тезисы докладов Всерос. конференции «Информационные технологии в образовании». Москва 3—6 ноября 1998. Направление Н. — М.: ИПИРАН, 1998. — С. 69—70.

Березин Ф. Б., Мирошников М. П., Рожанец Р. В. Методика многостороннего исследования личности. — М.: Медицина, 1976. — 176 с.

Битинас В. П. Многомерный анализ в педагогике и педагогической психологии. — Вильнюс, 1971. — 347 с.

Блок В. Уровни бодрствования и внимание // Экспериментальная психология / Ред. П. Фресс и Ж. Пиаже. — М.: Прогресс, 1970. — Вып. 3. — С. 97—146.

Бодалев А. А. Формирование понятия о другом человеке как личности. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1971.— 133 с.

Бодунов М. В., Романова Е. С. Анализ факторной структуры пересмотренной версии темпераментального опросника Стреляу на примере русской и немецкой популяции // Психологический ж-л. 1993. № 3. С. 56—66.

Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. — М.: Просвещение, 1968. — 412 с.

БурлачукЛ. Ф. Психодиагностика личности. — Киев: Здоровье, 1989. — 168 с.

Дата добавления: 2015-07-12