Психосемантика черт личности 1 страница

Для удобства дальнейшего изложения введем термин «личностное знание» и обозначим этим термином в нашем контексте то совокупное знание о человеческой личности, которое представлено индивидуальному сознанию. Близкое понятие — «имплицитная теория личности», хотя мы вкладываем в понятие «личностное знание» более широкий смысл. Множество средств методической фиксации личностного знания в принципе включает не только вербальные обозначения и описания, но и графические схематические изображения, живописные и фотографические изображения человеческого лица, фигур, сцен и эпизодов межличностного взаимодействия, а в последнее время — с распространением видеотехники и компьютерной графики — схематизированные или копирующие реальность записи динамики жестов, поз и т. п.

В этой главе мы сужаем этот широкий круг. Нами избирается для анализа круг методик, знаковая система которых базируется прежде всего на словесных обозначениях личностных черт. Такой выбор, сделанный многими исследователями и разработчиками методик, не случаен. Его эвристическая сила базируется на фундаментальном принципе развития всех знаковых систем, в том числе естественного языка: наиболее устойчивые и значимые явления имеют тенденцию быть обозначенными кратко — одной знаковой единицей, одним словом (Пауль, 1960). В лексике личностных черт так или иначе аккумулирован культурно-исторической опыт развития личностного знания. Раскрытие структуры этого опыта дает нам средства описания индивидуальных категориальных систем личностного знания.

Показательно, что большая часть методик, реализующих субъектный подход к личности, «говорит» на языке личностных черт¹. И первой из

¹ Возможно, что в этом проявляется и определенная ограниченность этих методик, вызванная потребностью оперировать просто-напросто более компактными знаковыми средствами. Последнее время в связи с появлением более мощных компьютерных средств репродукции стимульного материала мы все чаще наблюдаем отказ от работы с однословными терминами в пользу развернутых дескрипторов, представленных несколькими словами (Goldberg, 1999). В работе Е. А. Климова «Образ мира в разнотипных

них можно назвать «тест личностных конструктов» (ТЛК), который дал толчок к развитию целой группы методик, объединенных под общим названием «техника репертуарных решеток» (хотя, по нашему мнению, более удачным и более общим термином является термин «матричные тесты» — Шмелев, 1984, 1990а).

Тест личностных конструктов

Если Ч. Осгуд, автор семантического дифференциала, ориентировался в большей степени на построение групповых семантических пространств и тем самым на исследование сознания, то автор теста личностных конструктов Джордж Келли (Kelly, 1955, в русском переводе — Келли, 2000) с самого начала обосновывал свой метод как метод изучения личности (хотя позднее техника конструктов стала и весьма популярным методом извлечения экспертных знаний при построении систем искусственного интеллекта — см. Hart, 1986).

На сегодняшний день литература по «технике репертуарных решеток» весьма обширна (см. Francella, Bannister, 1977; Adams-Webber, 1979; в том числе переводная и отечественная — Козлова, 1975; Шмелев, 1982а; Похилько 1987; Франселла, Баннистер, 1987; Петренко, 1988). В этой литературе уже достаточно явно сформулированы отличительные особенности ТЛК по сравнению с техникой СД. Попробуем суммировать здесь наиболее важные отличия.

1. Использование вместо однозначно заданных шкалируемых объектов так называемых «репертуарных ролевых элементов» типа «симпатичный сверстник», «человек, которому ты доверяешь» и т. п. Это функциональные места, на которые испытуемый должен сам подобрать конкретных «исполнителей» — реальных людей из своего значимого межличностного окружения.

2. Использование в качестве маркеров (дескрипторов) биполярных шкал так называемых «вызванных» (elicited), а не «заданных» (supplied) характеристик. Эти дескрипторы формулирует (конструирует) сам индивид на предварительном этапе теста (в классическом варианте Келли — в ходе триадической оценки сходства людей, подобранных на место репертуарных ролевых стимулов). Благодаря особенностям 1 и 2 ТЛК выступа-

профессиях» (Климов, 1995) представители разных профессий свободно порождали названия категорий людей, среди которых было немало составных дескрипторов типа «участники дорожного движения», «неразумные водители». В этой работе было показано, что именно такая методика позволяет зафиксировать значимое превосходство профессионалов типа Ч (из группы человековедческих профессий) в богатстве социально-гуманитарного лексикона над профессионалами из других групп.

ет как техника, при которой сам индивид в известной мере «конструирует» свой индивидуальный опыт — формулирует и эксплицирует его содержание и структуру. По признаку 2 ТЛК отличается не только от техники СД, основанной на заданных биполярных шкалах, но и от «контрольных списков прилагательных».

3. Поскольку в качестве «элементов» (объектов шкалирования) в ТЛК выступают, как правило, люди, то в качестве конструктов испытуемые чаще всего используют лексику личностных черт. Но, в отличие от «личностного семантического дифференциала», эти названия черт могут быть' редкочастотными и сформулированными в жаргонной или другой неканонической литературной форме (например, «ботан» вместо «прилежный ученик», «разгуляй» вместо «праздный разгильдяй», «прикольщик» вместо «игривый» и т. п.). «Вызывание» личностных конструктов по отношению к личностному же материалу обеспечивает, с точки зрения Келли и его последователей, оптимальный «диапазон пригодности» конструктов (с этой точки зрения, шкалы СД Осгуда рассматриваются как суперординатные конструкты с неограниченным диапазоном пригодности — см. Франселла, Баннистер, 1987, с. 37). Симптоматичной, диагностически ценной при этом считается информация об уникальных конструктах — подлинных «личностных изобретениях», но не о высокочастотных конструктах-клише (слишком типичных для многих, поэтому не диагностичных).

4. Проведение многомерного анализа структуры связей шкал (личностных конструктов) для каждой индивидуальной матрицы (решетки) отдельно. В результате выявляются статистически связанные конструкты, объединяющиеся в один и тот же фактор, и статистические независимые конструкты (объединяющиеся в различные факторы). Как обязательный, но вторичный этап этого анализа, выполняется отображение прошкалиро-ванных объектов в это индивидуальное пространство конструктов.

5. Интерпретация выявленной структуры на основе идеографической (уникальной) модели личности данного конкретного субъекта с учетом контекста его жизненной ситуации¹.

Пункт 4 из этого списка не оставляет возможностей усомниться, что в случае ТЛК мы имеем дело с последовательно выдержанной «субъектной парадигмой» организации эмпирических данных. Отличие от СД — индивидуальные слои имеют разную размерность по числу (да и по качественному составу!) строк и столбцов."В данном случае по строкам куба данных располагаются «элементы» (стимулы), по столбцам — «конструкты» (реакции) (см. рис. 6).

¹ Следует сделать важную оговорку. Перечисленные операциональные особенности ТЛК в известной мере независимы от самой теории Дж. Келли, в которой, с нашей точки зрения, роль конструктов в детерминации поведения несколько преувеличена. Понимание конструктов ортодоксальными последователями Келли сближает эту теорию с идеями, развитыми в несколько популистской форме в рамках психотерапевтического учения, известного как НЛП — «нейролингвистическое программирование».

Согласно Дж. Келли, каждый взрослый человек, подобно ученому, строит свое поведение на основе собственной «теории личности» (ИТЛ). Отличие заключается в том, что это не вполне осознаваемая, так называемая «имплицитная теория личности» (ИТЛ). Она создается на основе связей личностных черт, объединенных в более обобщенные кластеры, или макрокатегории. Строго говоря, сам термин ИТЛ предложен не Капли (Tagiuri, Petrullo, 1958; см. обзоры по этой проблематике — Scneider, 1973; Tzeng, 1982), но вскоре стал широко применяться в обсуждении его подхода. ИТЛ не только средство познания, она задает направления собственному поведению субъекта: Келли образно называл биполярные конструкты «улицами», вдоль которых субъект движется в ходе своей жизни. По Келли, субъект строит свои ожидания в соответствии с предпочитаемым полюсом биполярного конструкта. В случае опровержения экспектаций (обмана ожиданий) субъект склонен менять свое поведение на противоположное — строит их уже в соответствии с противоположным полюсом данного конструкта. Например, руководствуясь конструктом «меркантильный-бескорыстный», субъект (начальник) предлагает другому (подчиненному) поработать «на общественных началах». Но подчиненный вдруг отказывается, и возникает «ошибка ожиданий», в результате которой субъект выдвигает гипотезу с противоположного полюса данного конструкта — что данный человек является «меркантильным».

В специальных сравнительных исследованиях было показано (Donahue, 1994; цитируется по книге Первин, Джон, 2000, с. 390), что с возрастом дети переходят от употребления более конкретных конструктов к употреблению более абстрактных, то есть от конструктов, констатирующих поведенческий факт («ест много сладостей») к конструктам, обозначающим черты личности («сластена»). Таким образом, лексикон личностных черт оказывается той семиотической формой, тем языком, на котором «говорят» конструкты взрослого человека.

Когнитивная сложность

Еще в начале 50-х годов, практически одновременно с выходом основополагающих работ Дж. Келли, появилась концепция когнитивной сложности (J. Biery, 1953). В своей наиболее радикальной формулировке гипотеза о влиянии когнитивной сложности (КС) на поведение может быть сформулирована так: чем больше независимых конструктов, тем больше степеней свободы (возможностей для адаптации и саморазвития) имеет социальное поведение личности. Это количество независимых конструктов стало одним из важнейших структурных диагностических индексов в рамках метода ТЛК (см. Francella, Bannister, 1977; русский перевод— Франселла, Баннистер, 1987),

В контексте данного параграфа мы не будем приводить ссылки на многообразные разноречивые экспериментальные данные о психологических и поведенческих коррелятах различных вариантов индекса КС, полученные в последнее время в том числе в отечественной социальной и

общей психологии. В настоящее время на русском языке опубликовано немало обзорных работ по этой проблематике {Похилько, 1987; Первин, Джон, 2000). Было показано, что более когнитивно-сложные индивиды обнаруживают более высокую терпимость к противоречивой информации о людях и других социальных явлениях (не отбрасывают те факты, которые противоречат основной информации), они в большей степени способны смотреть на мир глазами других людей, они более.открыты-к усвоению нового опыта, то есть менее догматичны, у них имеется более дифференцированная структура самооценки и более высокая защищенность от переноса (генерализации) стресса, возникающего, например, на производстве, на все остальные сферы жизнедеятельности {Кондратьева, Шмелев, 1983).

Первоначально предполагалось, что «когнитивную сложность» можно измерять с помощью факторного анализа индивидуальных матриц корреляций между конструктами — по числу независимых факторов. Но эксперименты показали, что эта мера является не вполне удачной. Если низкая размерность факторного пространства (особенно когда все сводится к одному фактору «оценки») действительно говорит о «когнитивной простоте», то высокая размерность не может интерпретироваться однозначно: она может означать как высокую дифференцированность, так и высокую «диффузность» системы конструктов. Д. Баннистер {Bannister, 1965) показал, что высокая размерность наблюдается, в частности, у больных шизофренией, страдающих разорванностью мышления, противоречивостью и несогласованностью его понятийного базиса (системы конструктов).

Вскоре вместо понятия «когнитивная сложность» были предложены понятия «артикулированность системы конструктов», «иерархическая организованность» и т. п. {Makhlouf-Norris, 1970; Похилько, 1987). То есть мало иметь широкое множество разнообразных конструктов на категориальном микроуровне, надо еще построить их соподчинение иерархически более старшим конструктам на категориальном макроуровне. Только тогда система конструктов обретает необходимую «связность» и «стройность», оказывается достаточно гибкой и одновременно достаточно устойчивой.

О том, насколько важно иметь не только дифференцированную, но и связную систему конструктов, а также о том, насколько тонким должен быть баланс между этими свойствами системы конструктов, говорят сравнительно недавние экспериментальные исследования, в которых использовалась «решеточная» (или матричная) модификация техники атрибутивной самооценки (Harary, Donahue, 1994; цитируется по книге Первин, Джон, 2000, с. 210—211). Каждому индивиду в ходе этой методики предлагается приписывать себе определенные черты («напористый», «пунктуальный», «сообразительный» и т. п.), воображая себя в различных ролях — «сына (или дочери)», «друга», «студента» и т. п. Возникающая при этом матричная структура данных позволяла рассчитывать индекс внутренней согласованности самооценки в разных ролях — как попарную близость между столбцами матрицы, изображенной на рис. 16. Оказалось, что более высокой эмоциональной приспособленностью (более низкой

Качества роли	Сын (Дочь)	Друг		Студент
Напористый
Пунктуальный
...
Сообразительный

Рис. 16. Матричная структура данных при ролевой модификации методики самооценки'(цитируется по книге Первин Джон, 2000, с. 210).

тревожностью, в частности) обладают индивиды, у которых самосознание в разных ролях оказалось более постоянным, согласованным. На первый взгляд, этот результат вступает в прямое противоречие с тем результатом, который был получен нами в процитированной выше совместной работе с А. С. Кондратьевой, где также была применена матричная модификация методики самооценки {Кондратьева, Шмелев, 1983) и более адаптированными оказались индивиды с более высоким разнообразием описаний в столбцах. Но если отбросить возможные формально-математические артефакты, обусловленные использованием разных методов обработки данных, то, видимо, это противоречие может быть разрешено на содержательном уровне. В методике Кондратьевой перед испытуемыми ставилась более сложная задача — не просто описать себя в разных ролях и ситуациях, но проимитировать то, каким в этих ролях и ситуациях тебя видят другие (начальник на работе, супруг(а) дома и т. п.). Хотя, скорее всего, на самом деле имеется криволинейная зависимость между «сложностью» и «адаптированностью» (при чрезмерной сложности адаптированность снижается, как и при недостаточной сложности) и в двух указанных экспериментах эффект узкой выборки или эффект экспериментальной ситуации создавал возможность уловить наличие лишь линейной связи — на противоположных плечах «горбатой» кривой (см. рис. 17). Конечно, у студентов-психологов можно ожидать наличие чрезмерной «сложности», а у инженерно-технических работников завода» (выборка А. С. Кондратьевой) этого ожидать гораздо труднее.

Итак, отвлечемся здесь от слишком специальных разговоров о проблемах измерения «когнитивной сложности» и ее различных структурных индексах. Имеется или отсутствует у того или иного варианта индекса КС высокий прогностический потенциал, это, в конечном счете, зависит от обоснованного выбора критерия. На сегодня нельзя считать опровергнутой рабочую гипотезу о том, что индекс КС является хорошим операциональным индикатором того, что мы назвали выше «компетентностью личности». Действительно, чем богаче практический опыт деятельности в опре-

Рис. 17. Гипотетическая криволинейная связь между когнитивной сложностью и эмоциональной адаптированностью личности_в сочетании с эффектом «узкой» выборки: на выборке «простых» мы обнаруживаем положительный вклад когнитивной сложности в адаптированность, а на выборке «сложных» — отрицательный.

деленной предметной (проблемной) области у данного индивида, тем легче можно ожидать наличие у этого индивида развитой, богатой по составу и сложно организованной по структуре системы категорий — системы конструктов.

Рост компетентности представлен в огромном большинстве когнити-вистских работ по научению и когнитивному развитию как прежде всего дифференциация первоначально аморфных, синкретичных и сверхобобщенных стереотипов в более тонкие и точно настроенные на ключевые признаки, высоко обобщенные и абстрагированные понятия. Классические работы в области психологии мышления, начиная с Н. Аха, Л. С. Выготского, Дж. Брунера, как и работы их современных последователей, дали яркие строгие экспериментальные доказательства для подобных выводов (см. Тихомиров, 1984, с. 191 —193).

Поведенческая вапидность теста конструктов

Нам представляется важным подчеркнуть, что в самой аксиоматике метода ТЛК заключено важное допущение: выделяя в других людях те или иные личностные черты (и группируя их. в оппонентные категории по наличию определенных черт), субъект дает экспериментатору информацию о его собственных возможных диспозициях в социальном поведении. Это допущение последователи Келли предлагают принимать на веру. Ортодоксальные последователи Келли не делают это предположение предметом экспериментальных проверок. Валидность ТЛК чаще всего просто постулируется, но не доказы-

вается эмпирически. Как и в случае ряда классических «проективных методик» (ТАТ Мюррея, «пятна Роршаха», цветовой тест Люшера), вокруг ТЛК как бы сама собой сложилась определенная «мифологема», согласно которой метод считается хорошим как бы потому, что он лишен ряда очевидных недостатков традиционных тестологических методов исследования личности. Но при этом его собственные возможные недостатки и слабости как бы упускаются из внимания.

Действительно, большинство вопросниковых техник так или иначе апеллируют к структурированности и репрезентированное™ в сознании испытуемого непосредственного образа «Я», что снижает их валидность (см. оценку Хекхаузена, 1986, т. 2, с. 208). Поэтому практически всеми легко принимается довод Дж. Келли и «келлианцев-конструктивистов» о том, что испытуемый скорее обнаружит свои диспозиции, когда он занимается более естественной для него деятельностью по анализу окружающего его мира. В этом случае, по терминологии Виклунда, он находится в состоянии «субъектного», а не «объектного» самонаблюдения (Wicklund, Gollwitzer, 1987).

Хайнц Хекхаузен (1986, т. 2, с. 65) трактует конструкты Келли как атрибуции. Действительно, как мы уже говорили выше (см. гл. 1), личностные черты в «наивной психологике» обыденного сознания выступают в статусе «объяснительного инструмента», объясняющего внутренние причины того или иного поведения людей. Обыденное сознание очень часто строится на рассуждениях по типу «Субьект А обманывает, потому что он лживый», «Субъект В тревожится потому, что он тревожный», «Субъект отказывается работать бесплатно, потому что он меркантильный»...

Но в какой степени в ходе такой атрибуции «черт» субъект репрезентирует нам свои собственные черты? Или, может быть, здесь происходит не атрибутивная проекция реального «Я» («Я какой я есть в настоящий момент»), но атрибуция идеальных представлений («Я-идеал», или «Антиидеал»)? Или, может быть, в этой атрибуции не происходит ни эго-проек-ции, ни проекции идеальных представлений, но лишь проекция специфического индивидуального прошлого опыта на новую ситуацию?

Именно эти "вопросы остро заинтересовали автора на этапе зарождения замысла данного цикла исследования. Именно на них базировались основные гипотезы этого цикла. Во многом они возникли от того, что прямых ответов на них в литературе мы практически не находили, да и в настоящее время находим крайне мало.

Кпиническип эффект теории конструктов

Сам Дж. Келли ориентировал свою теорию на клинико-психологичес-кие, психотерапевтические цели, рассматривая данные ТЛК как основу Для последующей рационально-терапевтической работы с клиентом. Важнейшим из так называемых «следствий» своей системы постулатов сам

Келли считал «следствие социальности»: «В той степени, в какой человек способен создавать способы конструирования, используемые другим человеком, он способен участвовать в социальном процессе, включающем другого». Поэтому ТЛК в контексте профессиональной практики самого Келли — это инструмент прежде всего «диалогической диагностики», ориентированный на развитие диалога между клиентом и терапевтом, но не средство стандартизированной измерительной психодиагностики, отвлеченной от такой практики.

Эта традиция применения ТЛК — с акцентом на клинико-психологи-ческие цели — сохранилась по сей день. Ф. Франселла и Д. Баннистер в достаточно категоричной форме отвергают правомерность проверки ва-лидности метода решеток путем расчета корреляций с какими-либо другими тестами или путем оценки «его способности предсказывать некоторый произвольно-выбранный и относительно тривиальный аспект человеческого поведения» (Франселла, Баннистер, 1987, с. 151). Основные публикации экспериментальных работ трактуют проверку валидности скорее как проверку эффективности и полезности ТЛК. Они очень часто посвящены опыту применения ТЛК для оценки эффективности понимания психотерапевтами своих клиентов {Watson; 1972), понимания супругами друг-друга в процессе семейной психотерапии и т. п.' (Lifshitz, 1974), механизмам, обусловливающим устойчивость и изменчивость самой системы конструктов (Rehm, 1971).

Мы находим подобные работы чаще в «Британском журнале социальной и клинической психологии». Показательно, что в США, где психологи издавна известны своим прагматизмом и меньшей расположенностью к не-стандартизированным исследовательским технологиям, ТЛК до сих пор менее популярен, несмотря на то, что Дж. Келли жил и работал в США.

Недостатки теории и технологии Кеппи

До сих пор весьма трудно найти работы по проверке сравнительной и конкурентной валидности ТЛК и традиционных методик. Одна из немногих — исследование Дж. Кантора (Cantor, 1976), вкотором опубликован отрицательный результат в попытке найти корреляции между «выпуклостью» (различающей силой) личностных конструктов ТЛК и выраженностью мотивов в «Тематическом Апперцептивном Тесте» (ТАТ).

Серьезные трудности использования метода ТЛК во многом являются продолжением его достоинств. Повышение идеографического потенциала в ТЛК оборачивается тем, что выявленные конструкты и очень часто даже выявленные семантические факторы (интегральные конструкты, получаемые с помощью факторного анализа решеток на ЭВМ) очень трудно объективно интерпретировать. Они, как и результаты любых других проективных методик, требуют привлечения семантической и психологической интуиции исследователя. Начинающим психологам — пользователям ТЛК — трудно опереться на какие-либо обоснованные рекомендации по

выполнению стандартных интерпретаций результатов ТЛК. Отсюда стремление новичков уповать на формально-количественные показатели —такие как размерность семантического пространства, мощность первого фактора (так называемая «монолитность» структуры, «интенсивность» Банни-стера) и т. п.

В случае с «тестом конструктов» возникает известный парадокс — разрыв между высоким уровнем операционализации самой процедуры проведения методики и низким уровнем операционализации в анализе ее результатов. Когда мы пытаемся констатировать, что в такой-то решетке произошло сцепление (слияние) двух объективных факторов, которые в общественном сознании являются независимыми, то на какие данные мы при этом опираемся? Чаще всего на данные нашей семантической интуиции. То же самое относится и к попытке констатации наличия в результатах какого-либо уникального фактора. Мы не можем сделать это, не прибегая к собственной интуиции, ведь мы не имеем исчерпывающих таблиц с факторными нагрузками для всей лексики личностных черт, то есть не имеем перечня стандартных факторов, типичных для общественного сознания в рамках хотя бы одной языковой культуры.

В нашей работе мы поставили задачу восполнить указанный недостаток метода ТЛК — построить универсальный" психологический тезаурус лексики личностных черт русского языка. Причем с опорой не на лингвистическую интроспекцию или теоретико-психологические воззрения какого-либо одного автора (как это было сделано, например, в карте личности К. К. Платонова, 1970), но на основе экспериментально-психосемантического подхода. Решение этой задачи избавило бы психологов от необходимости «покупать» возможности стаьщартизированной интерпретации ценой введения готовых, «заданных» шкал в ТЛК, ценой превращения этого теста в ЛСД — методику «личностного семантического дифференциала» (Шмелев, 1982в).

Завершая данный параграф, специально подчеркнем, что использование словесных обозначений черт личности вовсе не является единственной формой семиотической фиксации личностных конструктов, только лишь наиболее естественной для взрослых образованных людей. Обобщенная схема «техники решеток» предполагает возможность использования и в качестве элементов, и в качестве конструктов развернутых вербальных описаний (как, например, описания поступков и мотивов — см. Петренко, 1983). Это могут быть и сформулированные самим испытуемым (клиентом) вербальные описания событий в его жизни. Например, «каузометрическую биографическую технику» можно рассматривать как частный случай «импликативной решетки», построенной на материале особого рода «конструктивных элементов» — событий жизненного пути (Кроник, 1982). Если бы испытуемые так же легко, как вербальные описания, порождали графическую продукцию, то, безусловно, нашли бы широкое распространение «невербальные решетки».

Но лексика личностных черт дает наиболее компактные средства фиксации своего личностного опыта, что удобно прежде всего для самих испытуемых в ходе заполнения репертуарных, решеток.

СЕМАНТИКА ЧЕРТ ПИЧНОСТИ: ПОКАПЬНЫЕ МОПЕПИ

В этом параграфе мы попытаемся проанализировать известные нам логико-семантические и экспериментальные подходы и модели в области лексики черт, в которых фактически осуществлен анализ своего рода «микроструктуры» — тонкой организации семантического поля отдельных, наиболее высокочастотных терминов черт.

Обыденная и научная концепции черт

Традиция логико-семантического анализа лексики черт восходит, по-видимому, еще к этике Аристотеля, рассматривавшего добродетель как некую «золотую середину» между двумя крайностями. Так, мужество занимает место между хвастовством и застенчивостью, щедрость — между расточительностью и скупостью (цитируется по Швейцер, 1973). Здесь мы видим, как философская мудрость перешагивает некий качественный барьер, отделяясь от обыденного сознания.

На языке пространственных моделей обыденную семантику черт можно интерпретировать в форме так называемой «векторной» модели общественного блага (или модели «желательной перспективы»): «идеальная точка» рассматривается в этой модели как бесконечно удаленная на оси качества (рис. 18). Грубо говоря, девиз обыденного сознания можно сформулировать просто: «Чем больше блага, тем лучше!». Этому сознанию не свойственна идея меры и разумной границы: положительная тенденция экстраполируется до бесконечности.

Житейская психологика в каждом отдельном акте категоризации всегда привносит оценку, она является «оценочно биполярной»: приписывая

Рис. 18а. Векторная модель предпочтения (оценивания)черт.

Рис. 186. Точечная модель оценивания черт.

На рис. 186 функция блага (оценки, предпочтения, полезности) имеет точку перегиба

(седловую точку оптимума), после которой начинает убывать: чрезмерная выраженность

даже положительного качества приводит к неадаптивному поведению.

предмету какое-то свойство, мы всегда подразумеваем при этом какую-то оценку этого свойства. И для социального познания (межличностного восприятия) эта особенность характерна даже в большей степени, чем для познания неживой природы. Эта пристрастность, оценочность восприятия социальных объектов ведет начало, очевидно, от непроизвольной, инстинктивной оценочности восприятия биологических объектов, унаследованной человеком еще от животных: живое подвижное существо, как только мы видим его, должно быть не просто категоризовано, но прежде всего должно быть категоризовано и оценено с точки зрения интересов выживания индивида или вида (как опасное или безопасное, враждебное или дружественное, вкусное или ядовитое, из «своих» или из «чужих» и т. п.)-

В отличие от житейской психологики (обыденного сознания), философское и научное знание портигает идею «разумной меры», идею диалектической взаимосвязи «достоинств» и «недостатков»: вторые объявляются «продолжением» первых не только вследствие афористической риторики, присущей философскому рассуждению, но и в силу сложной системной связи явлений, от которых обыденное сознание абстрагируется.

Дата добавления: 2015-07-12