ЖЕЛАНИЕ. Сыщись такая мне девица,

Сыщись такая мне девица,

Которая навек лишь по любви одной,

Не по корысти бы, со мной

Хотела браком съединиться,

Не ждал бы я и часу, чтобы с той

Красавицею сочетаться

И стал бы ею услаждаться,

Любил ее и сам любимым стал.

Иного я б и не желал.

А чтоб девице сей предаться,

Немедля счастию отдаться,

Миры бы я взамен отдал,

Коль скоро бы мне в ней блаженства мир предстал.

Я стал бы ею услаждаться,

Навек любимым ею стал.

Иного я б и не желал.

LIED

Wenn endlich wirst du mich erhörn,

O meine Doris, meine Ruh!

Erreicht dich nicht mein zärtlich Flehen,

O höre meinen Seufzern zu.

Sind Klagen voller Qual und Schmerzen

Aus einer halb erstorbnen Brust,

Aus einem dir getreuen Herzen

Dir, Doris, stets noch unbewußt?

Vermag mein Lied dich zu bewegen,

So sprich doch einmal noch zu mich,

Kann ich noch deine Lieb erregen,

Mein Thirsis, ja ich liebe dich!

Und nun -- nun willst du mich verlassen,

Du scheinst auf ewig vor mich fliehn,

Ists möglich, könntest du mich hassen

Und alles Glück mit dir entziehn?

Ein Herz, das nur für dich geschaffen,

Das du die Liebe selbst gelehrt,

Willst du, statt zu belohnen, strafen,

Ein Herz, das dich allein verehrt.

Doch soll ich den Verlust empfinden,

So lindre dieses meinen Schmerz.

Nie wirst du einen Thirsis finden,

Nie ein dir so getreues Herz.

ПЕРЕВОД:

ПЕСНЯ

Когда же свижусь вновь с тобою,

Дорида милая моя?

О, тронься же моей мольбою,

Услышь, как воздыхаю я.

Ужель моих и мук и пеней,

О дева красоты,

И сердца верного молений

Досель не услыхала ты?

Коль песнь моя тебя тревожит,

Так повторяй же мне, молю,

Коль страсть твоя пылать возможет:

"О Тирсис, я тебя люблю".

И вот меня ты покидаешь.

Видать, я стал тебе невмочь.

Ужель ты зло ко мне питаешь

И счастье всё уносишь прочь?

То сердце, что тебя лишь чтило,

Тебе бы надо наградить.

Его любви ты обучила,

Чтобы теперь его казнить.

Да будет же в сердечной боли

Одно утехою моей:

Ты Тирсиса не сыщешь боле,

Ни сердца не найдешь верней.

AUF DEN K<ÖNIG> V P<reußen></reußen>

Er war der größte Geist, das Muster größter Dichter,

Der Tonkunst größte Ehr, der größte Sittenrichter,

Der größte König seiner Zeit

Und auch der größte Freund der Menschenfeidlichkeit.

ПЕРЕВОД:

НА КОРОЛЯ ПРУССИИ

Дела его пиитством превелики,

Блюститель нравов он, прославлен он в музыке,

Монарх великий, мощный дух

И ненавистникам людского рода друг.

НЕОКОНЧЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ И НАБРОСКИ

ВДОВА

Кто нежность жен к мужьям осмелится оспорить,

Одних чтоб похвалить, других чтобы позорить,

И станет правилом всеобщим принимать,

Что будто нежности в жена?х нельзя сыскать, --

С тем тотчас я готов хоть пред судом тягаться,

А мало этого -- на поединке драться.

"Неправда, -- я скажу, --

Чтоб нежным уж жена?м к мужьям не отыскаться".

И докажу

Противное тому тем, что? я расскажу.

Жена лишилася супруга,

Любезного дружочка, друга,

Когда и как, не знаю я;

Довольно, что жена моя,

В отчаяньи таком жестоком,

В унынии таком глубоком,

В каком никто жены другой

Не видывал родясь, я чаю, никакой,

К могиле мужниной по всякий день приходит

И страшный плач и вопль над мужем производит

И, словом, смертною объемлется тоской.

А муж ее был погребен

На том кладбище, где и прочих хоронили,

А те кладбища были

За городской стеной, где грешников казнили.

В то время, как вдовы был муж тут погребен,

Был грешник тут казнен,

А именно повешен,

За то, что в воровстве был грешен,

И был его стеречь приставлен часовой.

В том городе обряд такой,

Что грешников долой, повесив, не снимают,

А на глаголе оставляют,

Чтобы воров других тем зрелищем страшить

И к воровству бы в них охоту отвратить.

Вдова моя горюет

И над могилою и день и ночь,

Не отходя ни на минуту прочь,

Тоскует

И, зляе что еще, нарочно голодует,

Чтобы из нежности к супругу своему

Последовать скоряй на тот же свет к нему.

Страж грешника сей вопль и горький плач внимает;

Зачем, кто и о ком, страж грешника не знает.

И день и ночь прошли, настал день уж другой;

Мой часовой

Узнать весьма о том желает,

И только ночи он скоряе ожидает,

Затем что днем сойти с часов боится прочь.

Настала ночь.

Пошел мой страж туда, где вдовушка рыдала

И часа смертного себе устроевала.

Стал вдовушку служивый унимать,

Чтоб тосковать она о муже перестала:

"Ведь тем его тебе уже не воскресить, --

Служивый стал вдовице говорить. --

Уж так и быть,

Что мужа своего ты милого лишилась,

А ты к тому ж еще и молода,

Так это не беда;

Ведь муж как муж: того нет -- наживешь другого,

А может быть, еще такого,

Который лучше и того.

Пожалуй, не скорби лица ты своего

И перестань оплакивать его.

Подумай, годы-та твои еще какие:

Ведь годы самые еще лишь молодые,

Ведь ты красу лица совсем тем погуби?шь,

И вовсе тело ты и дух свой изнуришь,

И нагрустишься,

И прежде времени красы своей лишишься!"

Проходит так-то день, проходит и другой.

Мой часовой

С часов по всякий день вдовицу посещает

И вдовушку груститься унимает.

И в истину, моя вдовица начинает

Помалу в чувство приходить,

То есть уж менее отчаянною быть;

А если прямо говорить,

Так воина уже хотя и не любить,

Однако же к нему и не противной быть,

Которого сперва и видеть не хотела,

Как в первый раз он к ней пришел

И от отчаянья ее унять хотел.

Такую стража речь власть над вдовой имела.

Когда же воин сей вдовицу посещал

И, должность позабыв, ее лишь утешал

И плакать унимать старался,

В беду было мой часовой попался:

На виселице вор повешенный пропал:

Какой-то вор подкрался

И вора с виселицы снял.

Мой часовой встужился и взметался,

Почти в удавку лезет сам.

И в истину бы быть великим хлопотам,

Когда б со вдовушкой да ты не подружился.

Без памяти к вдове мой часовой бежит.

"Погиб я и пропал! -- вдове он говорит. --

Подумай, грешника ведь у меня стащили!

Пропала голова моя!

Куды гожуся я?

Навек теперь меня злодеи погубили!

Куды теперь, куды несчастный я поспел?

А всё, что я унять твою тоску хотел..."

И дело в истину на шутку не походит,

А до того доходит,

Чтоб часовому самому на виселице быть

За то, что допустил он грешника стащить.

Мой воин выть,

Грустить...

Вдова о сем его несчастии встужилась;

Да как помочь и что начать?

А помощи нельзя служивому не дать:

Добро добром и надлежит воздать.

Да как? кто может отгадать

И в деле том совет какой-нибудь подать,

Чтобы хлопот всех миновать?

Читатель, знать, тебе того не отгадать.

Так слушай же, что я хочу тебе сказать

(Когда читатель сам того не отгадает).

Вдове мой воин так вещает:

"Позволь мне мужа ты покойного отрыть

На место грешника его чтоб поместить,

Когда хоть мало ты да обо мне жалеешь

И искру нежности к несчастному имеешь;

За что тебя

В знак благодарности возьму я за себя".

-- "Что мне ты говорить, жестокий, смеешь?

Мне ль тень покойного толико оскорбить

И до ругательства такого допустить?

Что станут люди говорить?

Нет, не ласкайся тем: тому не можно быть".

-- "Так хочешь ты меня, я вижу, погубить!"

-- "Нет, и того-та я никак бы не желала, --

Вдова сказала. --

Ну а другим уж чем иным переменить?"

-- "Еще тебя, еще хочу тебя просить,

Ужли то ты меня желаешь погубить?

Ах, сжалься, сжалься надо мною

И над жестокою моей судьбою!

Я буду ввек твоим тебя благодарить".

Вдова, другого тут не видя средства,

Сказала воину: "К спасению от бедства,

Ин быть тебе помочь, что делать мне с тобой?

Твори что хочешь ты с покойным и со мной,

Да только лишь его скоряе ты отрой;

Но чтоб глаза мои того бы не видали

И люди бы тебя при том да не застали!"

На виселицу муж из гроба лезет вон...

* * *

<1>

Легко ли на людей, чтобы исправить их,

И пишут, и писали книг

И прозой, и стихами,

И колкими, и гладкими словами;

Да полно, даром всё; ничто их не берет <...>

Напрасно и трудиться:

Они же станут лишь сердиться.

<2>

Испорчен, право, здешний свет.

Хоть что ни говори, так в прок ничто нейдет.

И прозой, и стихами,

И колкими, и гладкими словами

Довольно, кажется, насказано для всех:

Вот это дурно, это грех --

Однако, как на смех <...>

Чтобы поправить <...>

И некоторые описать лицы и пороки...

Не раз, а часто я слыхал,

Как некто эдак рассуждал,

А сам, как случай показался,

Забыл всю проповедь, которую сказал,

И первый в ту же слабость впал,

Которой он, в других приметя, насмехался.

В баснь:

Признаться, так простой подьячий это был,

Но имя для стихов подьячего не сродно --

Оно не благородно.

Ох! Слово для стихов "подьячий" не пристало, --

Да где ж другого взять,

Другое надобно сыскать,

Да как подьячего подьячим не назвать?

Подьячий слово хоть собой не благородно

И для стихов совсем не сродно...

Подьячий, что ли? нет,

Подьячий в стих нейдет,

В стихах подьячий слух дерет.

Эй, перестань подьячих ты бранить, --

Приятели мои мне говорят. --

Они тебе за то, ну право, отомстят.

-- Вот! отомстят! ужли суда на них я не найду,

Ужли в сообщество подьячих все пристали

И сами все подьячими стали?

Я тотчас и того подьячим назову,

А этим слыть никто не согласится,

По крайней мере, я готов бы утопиться.

Мне б не хотелось в стих подьячего вместить,

Чтоб именем его стихи не осквернить.

* * *

В умеренности всё блаженство состоит;

А кто его не знает, --

Мечты, не счастья, тот желает.

Да полно, что? И всякий это знает

И говорит,

Да делает не то.

В басню:

Чужого не замай, а береги свое.

Я вечно б не трон у л того, что не мое,

Чтобы хлопот себе не навести на шею,

И для того я их, спасибо, не имею.

К тому же сатаны я столько не робею

И даже злой жены я столько не боюсь,

Как дел подьяческих и спорных берегусь.

* * *

Всю правду говоря доселе про зверей,

Расскажем правду мы теперь и про людей,

Чтоб не сочли, что мы дотуда не годимся,

Что даже слышать мы о правде уж боимся.

* * *

Кто всё увертками и хитростью живет,

Скоряе пропадет,

Как тот, кто всё прямой дорогою идет.

В баснь:

По взгляду не суди: обманчив внешний вид.

* * *

Кто знает,

Что тайно при дворе говорено бывает?

В басню:

Не по уму чиновен,

А по чину умен.

На тех, кои чины не по достоинствам получают.

Дата добавления: 2015-07-12