Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Просветы во тьме ночной

Читайте также:
  1. Бухгалтерская (финансовая) отчетность - источник информации о деятельности предприятия в рыночной экономике.
  2. В стоимостном выражении совокупный износ представляет собой разницу между восстановительной стоимостью и рыночной ценой оцениваемого объекта.
  3. Водопад. - Ночной лагерь.
  4. ГЛАВА 1. Экономические преступления по законодательству стран с развитой рыночной экономикой
  5. Глава 3. Преступления в сфере экономической деятельности в период демонтажа системы социалистического хозяйствования и перехода к рыночной экономике
  6. Гражданское право как частное право. Основные функции и принципы гражданского права в условиях рыночной экономики
  7. Дополнительный ночной намаз

 

В канун второй Кавказской ссылки, под стражей в офицерской тюрьме и по выходе из неё, в обычной своей, полной внутренних бурь и творческого горения жизни, скрытой от чужого глаза, Лермонтов доходит до предела неверия в людей и духовного безверия – и со всей прямотой и бесстрашием выражает это в лирике. Вряд ли то минутные настроения: слишком тяжела его правда, чтобы быть однодневкой. Он не щадит никого, и себя в том числе.

 

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья!.. что пользы напрасно желать?..

А годы проходят – всё лучшие годы!

 

Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и всё там ничтожно.

 

О словах «Любить… но кого же?.. На время – не стоит труда…» Сергей Дурылин написал:

«Это – точка, последний знак препинания, к томам мировой лирики.

Строчкой этой зачёркивается ”Лаура” в поэзии и “Петрарка” делается невозможным: “…а вечно любить невозможно!” Но зачёркивается также и “Анна Каренина” и “Madame Bovary” и Мопассан: “на время” – “не стоит труда!..”

 

Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, -

Такая пустая и глупая шутка…

 

Насколько это сильнее и безнадёжнее пушкинского сомнения в дарованной свыше жизни (“Дар случайный, дар напрасный…”): перечёркивается всё, что ни дорого: и друзья, и желанья, и любовь, и смысл существования на земле, и даже замысел Божий о человеке».

Казалось бы, дальше некуда. Однако следом Лермонтов пишет стихотворение «Благодарность», о двух заключительных строках которого Владислав Ходасевич заметил, что это «…кажется, самые кощунственные во всей русской литературе: в них дерзость содержания подчёркнута простотой формы»:

 

За всё, за всё Тебя благодарю я:

За тайные мучения страстей,

За горечь слёз, отраву поцелуя,

За лесть врагов и клевету друзей;

За жар души, растраченной в пустыне,

За всё, чем я обманут в жизни был…

Устрой же так, чтобы Тебя отныне

Недолго я ещё благодарил.

 

Откуда бы такое у 25-летнего человека, который, внешне, на гребне успеха и славы: только что защитил честь русского офицера на дуэли с «французиком» и свою собственную честь перед императором; во мнении лучших отечественных литераторов и критиков – прямой наследник Пушкина; окружён любовью и вниманием первых светских красавиц?..

Но разве все эти «успехи» отменяют то, что в душе? Разве от этого меньше охлаждённость и одиночество от всего того обмана, что принесла жизнь?

В автографе «Тебя» - написано с заглавной буквы, и, стало быть, поэт обращается к Творцу, а не к какой-то никому не известной женщине, как предполагали некоторые толкователи. Едва ли в мировой поэзии отыщется столь бескомпромиссное стихотворение. Разумеется, кощунство – так «благодарить» Бога. Однако поэт не позволяет себе ни малейшей «душеспасительной» лжи и прямо говорит всё, что чувствует и думает. Говорит себе во зло – но с безоглядной правдивостью. В глазах всех это непозволительная дерзость: обращаться на равных к Богу да ещё с обвинениями – но что это как не сыновний упрёк Отцу за ту «пустыню» жизни, в которой Он оставил… Поэт предпочитает смерть, вечность, нежели жизнь в таком мире, где никому и ничему верить нельзя и где даром растрачивается жар души.

Ругань в критике обрушивается на Лермонтова. У одного лишь Белинского нашлись слова сочувствия, как ни трудно было и ему сочувствовать такому крайнему отчаянию.

О стихотворении «И скучно и грустно» критик писал:

«Страшен этот глухой, могильный голос подземного страдания, нездешней муки, этот потрясающий реквием всех надежд, всех чувств, всех обаяний жизни!..»

Белинский предрёк, что стихотворение займёт в будущем «почётное место между величайшими созданиями поэзии, которые, подобно светочам эвменид, освещали бездонные пропасти человеческого духа…» Видно, почувствовал нечто в этих стихах Лермонтова, в его нездешней муке. Однако откуда она? что она такое? – никак не объяснил – возможно, и сам толком не понимая её природу, её мистическое естество.

О стихотворении «Благодарность» отзыв критика ещё приземлённей:

«…Всё хорошо: и тайные мучения страстей, и горечь слёз, и все обманы жизни; но ещё лучше, когда их нет, хотя без них и нет ничего, что нужно её, как масло для лампады!..

…А человеку необходимо должно перейти и через это состояние духа. В музыке гармония условливается диссонансом, в духе – блаженство условливается страданием, избыток чувства сухостью чувства, любовь ненавистию, сильная жизненность отсутствием жизни: это такие крайности, которые всегда живут вместе, в одном сердце. Кто не печалился и не плакал, тот и не возрадуется, кто не болел, тот и не выздоровеет, кто не умирал заживо, тот и не восстанет…»

Крайности, да ещё какие, конечно, живут и уживаются «в одном сердце»; восстать по-настоящему, действительно, можно – только лишь оттолкнувшись от самого дна; - но никто не посылает при этом дерзкий вызов Богу, причём с отказом от жизни, никто так не испытывает судьбу.

Другое дело: Белинский заметил движение: «человеку необходимо должно перейти и через это состояние духа», - и, разумеется, в Лермонтове это движение было, недаром примерно тогда же он перевёл вторую часть стихотворения Гёте «Ночная песнь странника», вложив в картину засыпающей природы новый смысл, которого не было в оригинале: отдохновение – от всего житейского и всех страстей и борений души:

 

Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнёшь и ты.

Здесь тоже – о прощании с жизнью, но это прощание всё же примирённое и с землёй и с небом, высокое в своей простоте.

 

 

Природа лермонтовской мистики, его пререканий с Богом, доходивших до резкости и дерзости – но никогда не отрицавших Вседержителя, глубока и темна, - и разве что по взлётам духа и его падениям можно судить, насколько велика, космична, неоглядна была эта могучая душа.

«Этот молодой военный, в николаевской форме.., с тонкими усиками, выпуклым лбом и горькою складкой между бровей, был одною из самых феноменальных поэтических натур. Исключительная особенность Лермонтова состояла в том, что в нём соединялось глубокое понимание жизни с громадным тяготением к сверхчувственному миру. В истории поэзии едва ли сыщется другой подобный темперамент. Нет другого поэта, который так явно считал бы небо своей родиной и землю – своим изгнанием. Если бы это был характер дряблый, мы получили бы поэзию сентиментальную, слишком эфирную, стремление в “туманную даль”, второго Жуковского, - и ничего более. Но это был человек сильный, страстный, решительный, с ясным и острым умом, вооружённый волшебною кистью, смотревший глубоко в действительность, с ядом иронии на устах, - и потому прирождённая Лермонтову неотразимая потребность в признании иного мира разливает на всю его поэзию обаяние чудной, божественной тайны».

Именно «сверхчувственную сторону» дарования Лермонтова и пытается далее исследовать Сергей Андреевский. Кратко «пересмотрев» всемирную поэзию со средних веков, а именно: Данта, Шекспира, Шиллера, Байрона, Гёте, Мюссе, Гюго, Тургенева, Достоевского, Толстого, он определяет, в чём состоит своеобразие Лермонтова:

«Один Лермонтов нигде положительно не высказал (как и следует поэту), во что он верил, но зато во всей своей поэзии оставил глубокий след своей ясной связи с вечностью. Лермонтов стоит в этом случае совершенно одиноко между всеми… Вера, чем менее она категорична, тем более заразительна… Но Лермонтов, как верно заметил В.Д.Спасович, даже и не мистик: он именно – чистокровнейший поэт, “человек не от мира сего”, забросивший к нам откуда-то, с недосягаемой высоты, свои чарующие песни…

Смелое, вполне усвоенное Лермонтовым, родство с небом даёт ключ к пониманию и его жизни, и его произведений».

С незначительными оговорками, по наблюдению Андреевского, неизбежность высшего мира проходит «полным аккордом» через всю лирику Лермонтова.

«Он сам весь пропитан кровною связью с надзвёздным пространством. Здешняя жизнь – ниже его. Он всегда презирает её, тяготится ею. Его душевные силы, его страсти – громадны, не по плечу толпе; всё ему кажется жалким, на всё он взирает глубокими очами вечности, которой он принадлежит: он с ней расстался на время, но непрестанно и безутешно по ней тоскует».

Его душа поистине слышала звуки небес, а на земле томилась: в состоянии духовного воспарения он прямо написал:

 

И в небесах я вижу Бога.

 

Могла ли такая душа состоять только из иронии, когда он обращался к Богу? Не стоит ли в «Благодарности» за вызовом прямая просьба к Всевышнему, чтобы Он вернул эту душу туда, где её настоящая родина? В таком случае где же здесь «кощунство»?..

Советский литературовед И.Андронников, в безапелляционном тоне, будто бы это само собой разумеется, «откомментировал» безмерно сложную – в контексте всей лермонтовской лирики – «Благодарность»:

«В основу стихотворения положена мысль, что бог является источником мирового зла».

Это полная чушь, раболепная дань безбожному государству!..

Андронников опирается при этом на столь же сервильного «веда» Б.Бухштаба, который писал, что «основной тон стихотворения – ирония над прославлением “благости господней”; всё стихотворение как бы пародирует благодарственную молитву за премудрое и благое устроение мира».

Надо сильно не любить Лермонтова и ещё сильнее уважать Ем.Ярославского, с его журналом «Безбожник», чтобы так грубо, плоско и беспардонно толковать поэта, совершенно серьёзно и ясновидчески писавшего незадолго до своей смерти:

 

Но я без страха жду довременный конец:

Давно пора мне мир увидеть новый.

 

Сергей Андреевский пишет:

«Это был человек гордый и в то же время огорчённый своим божественным происхождением, с глубоким сознанием которого ему приходилось странствовать по земле, где всё казалось ему так доступным для его ума и так гадким для его сердца».

Исследователь тонко опроверг всё возможное политиканство по этому поводу:

«Ещё недавно было высказано, что в поэзии Лермонтова слышатся слёзы тяжкой обиды и это будто бы объясняется тем, что не было ещё времён, в которые всё заветное, чем наиболее дорожили русские люди, с такою бесцеремонностью приносилось бы в жертву идее холодного, бездушного формализма, как это было в эпоху Лермонтова, и что Лермонтов славен именно тем, что он поистине гениально выразил всю ту скорбь, какою были преисполнены его современники!.. Можно ли более фальшиво объяснить источник скорби Лермонтова?!. Точно и в самом деле после николаевской эпохи, в период реформ, Лермонтов чувствовал бы себя как рыба в воде! Точно после освобождения крестьян, и в особенности в шестидесятые годы, открылась действительная возможность “вечно любить” одну и ту же женщину? Или совсем искоренилась “лесть врагов и клевета друзей”? Или “сладкий недуг страстей” превратился в бесконечное блаженство, не “исчезающее при слове рассудка”?.. Или “радость и горе” людей, отходя в прошлое, перестали для них становиться “ничтожными”?.. И почему этими вечными противоречиями жизни могли страдать только современники Лермонтова, в эпоху формализма? Современный Лермонтову формализм не вызвал у него ни одного звука протеста. Обида, которою страдал поэт, была причинена ему “свыше”, - Тем, Кому он адресовал свою ядовитую благодарность, о Ком писал:

 

Ищу кругом души родной,

Поведать, что мне Бог готовил,

Зачем так горько прекословил

Надеждам юности моей!

Придёт ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,

Цель упований и страстей?

 

Ни в какую эпоху не получил бы он ответов на эти вопросы. Консервативный строй жизни в лермонтовское время несомненно влиял и на его поэзию, но как раз с обратной стороны. Быть может, именно благодаря патриархальным нравам, строгому религиозному воспитанию, киоту с лампадой в спальне своей бабушки, Лермонтов с младенчества начал улетать своим умственным взором всё выше и выше над уровнем повседневной жизни и затем усвоил себе тот величавый, почти божественный взгляд на житейские дрязги, ту широту и блеск фантазии, которые составляют всю прелесть его лиры…»

Подводя итоги своей попытки «одним штрихом» очертить поэтическую индивидуальность Лермонтова, С.Андреевский замечает:

«Эта индивидуальность всегда будет казаться нам загадочной, пока мы не заглянем в “святую святых” поэта, в ту потаённую глубину, где горел его священный огонь. Здесь мы пытались указать лишь на внутреннее озарение тех богатых реализмом творений, которые завещал нам Лермонтов. Подкладка его живых песен и ярких образов была нематериальная. Во всём, что он писал, чувствуется взор человека, высоко парящего “над грешною землёй”, человека, “не созданного для мира”…»

 

 


Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Влекущая сила | Изгнанник рая - над вершинами Кавказа | С высоты вечного полёта | Метафизический бунт | Через томление духа – к премудрости | Стихи в альбом Карамзиной | Поэт и толпа | Стихи-молитвы | Тропою Мцыри | Видение в маскарадной круговерти |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Под стражей и на воле| Нескончаемый путь

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)