Часть 2. Любовь в психоаналитической процедуре

Своеобразным ключом к пониманию парадоксов любви выступает опыт ее чисто технического воспроизведения в ходе психоаналитической процедуры в виде феномена перенесения.

Пациент страдает от бессознательных задержек отреагирования любви, связанных с травматическим опытом раннего детства. Неспособность к полноценному любовному переживанию порождает бессознательный страх и мучительное самонаказание в навязчивых поведенческих ритуалах и симптомах психосоматических расстройств, становится причиной различных форм бегства от реальности от алкогольной интоксикации до предпсихотических состояний. Задачей аналитика является прочистка дымохода любви, что побуждает его выступать на начальной стадии лечения в роли соблазнителя, современного Казановы.

Вызвать на себя любовные переживания пациента терапевт может путем совмещения следующих обязательных процедур:

- концентрации внимания на своей личности и значимости возникающих отношений;

- фрустрации, т.е. недопущения естественного удовлетворения возникающих желаний пациента;

- авторитарной интерпретации всех форм психической жизни пациента и подавления на корню любых попыток его сопротивления.

Мы как бы намеренно вводим страдающего от невротических проявлений в травматическую ситуацию, провоцируем у него возврат к изначальным, сформировавшимся в раннем детстве формам психической защиты. В результате происходит трансформация симптомов невротического заболевания, мучительных для пациента, в особую форму самонаказания: воспроизведение ранних детских любовных переживаний, носящих в норме травматический характер. На аналитика переносится роль утерянного когда-то объекта любви, в качестве которого обычно выступают родители. Теперь остается лишь закрепить навык любовного отношения к другому человеку, снять возникающее сопротивление и, демонстрируя иллюзорность перенесения любви, помочь пациенту вырваться из неврозогенной психической изоляции.

Глубинную подоплеку процесса искусственного инфицирования любви нам позволяет понять тот постулат классического психоанализа, что в нашей взрослой жизни мы руководствуемся в качестве основы психической саморегуляции так называемым принципом реальности. В отличие от принципа удовольствия, господствующего в нашем бессознательном, принцип реальности требует от нас способности жить в условиях вынужденных отказов со стороны культуры в удовлетворении наших бессознательных потребностей и архаических первичных позывов. Переход к данному способу психической саморегуляции происходит тогда, когда ребенок, постоянно сталкиваясь с запретами на удовлетворение своих желаний, приобретает навык защитной спонтанной идентификации с утерянными объектами либидо, сохраняя их в своей психической реальности, формируя из их качеств собственный характер.

Это и есть школа любви ведь в классическом психоанализе любовь определяется как спонтанная идентификация с объектом, возникающая на основе целепрегражденности направленного на него либидного позыва. Следует, очевидно, напомнить, что термином либидо в психоанализе принято обозначать энергетику спектра бессознательных желаний от сексуального влечения до агрессивного импульса, направленных как на внешние объекты, так и на самого себя.

Раннее детство по своему психологическому содержанию настолько травматично, что ребенок вынужден постоянно прибегать к крайним методам защиты от травм вынужденного отказа удовлетворения своих бессознательных желаний, отрабатывая методику воспроизводства любовного переживания как спонтанной идентификации с отнятым объектом либидо, носящую явный мазохистский характер. Он как бы мучает самого себя постоянным напоминанием об утерянном объекте бессознательного желания, перенося его на суррогатный объект-заместитель. Так, упоенное сосание любимой соски, которое сопровождается столь мощными эмоциональными переживаниями, что фиксирует эрогенность оральной зоны на всю оставшуюся жизнь, помогает ребенку скомпенсировать травму орального отказа, травму отнятия от материнской груди.

Можно классифицировать формы проявления любви путем соотнесения их с наиболее значимыми детскими травматическими переживаниями:

1) объектная любовь, связанная с поиском вовне некоего заместителя утерянного объекта детских желаний. Объектная любовь подразделяется на любовь младенческую (когда объект заменяет кормящую грудью мать, эмоционально привязан к травме отнятия от груди и должен компенсировать эту травму заботиться, кормить, поить и ублажать), любовь проективную (когда на внешний объект переносятся эмоции, связанные с прегенитальными формами упрека к матери) и любовь идентификационную, воспроизводящую травматические эдипальные переживания, сконцентрированные вокруг ситуации объектного выбора между отцом и матерью;

2) нарциссическая любовь, являющаяся результатом защитной активности нашего Эго по перехвату любовного порыва на самого себя. Вне сверхтравматической ситуации мы строим многочисленные защитные блоки от проявлений объектного любовного переживания, не желая мучаться вхолостую. Нарциссический перехват позволяет нам относиться к самому себе как к значимому и любимому объекту. Кроме того, трансформация объектного любовного переживания в нарциссическое является способом удержания довольно-таки мучительного межличностного отношения (например, в браке).

Требования принципа удовольствия продолжают искать способы своего удовлетворения и во взрослой жизни, закрепившись в структуре так называемой психической реальности личности. Зачастую только возврат в режиме невротической регрессии к любви как элементу детского опыта психической защиты позволяет удержаться на грани невроза, психоза или же суицидального проявления. Поэтому-то и следует понимать любовное переживание не как причину, а как индикатор пограничного психопатологического состояния, как последнюю попытку удержаться в границах нормальности.

Понятна теперь и терапевтическая задача психоаналитика помочь пациенту войти в режим любви как защитной формы мазохистски-компенсаторного общения с собственными детскими травмами посредством суррогат-объекта, в качестве которого аналитик предлагает самого себя.

Сверхтравма, связанная обычно с резким изменением привычного жизненного уклада и ломкой адаптационных поведенческих стереотипов, может быть пережита в ситуации отказа основных защитных механизмов лишь при одном условии - при бессознательном соотнесении ее с еще более серьезной травмой, т. е. посредством стратегии защитного механизма.

Самыми же тяжелыми, судьбоносными травмами нашего опыта являются травма рождения и травма вынужденного отказа, архетип сиротства, которую неумышленно наносят нам родители в течение первых лет нашего существования. И спонтанное обращение к детской ране отвержения со стороны родителей в ситуации сверхтравмы позволяет удержать стабильность психики посредством воспроизведения на суррогат-объекте чисто инфантильной реакции идентификации с утерянным объектом желания, в качестве которого бессознательно, как правило, выступают родители (и прежде всего мать).

Теперь нам становится понятным ощущение триумфа у человека, фактически корчащегося от мук любви: огромное облегчение приносит ему в некоей сверхтравматической для него ситуации, при отсутствии стереотипов защитного отреагирования, замещение реальной травмы уже пережитым травматическим опытом раннего детства, по отношению к которому у него сформировалась спонтанная защитная реакция компенсаторно-мазохистского характера любовное переживание.

Дата добавления: 2015-07-11